приятным.  Или  этому
следовало подобрать иное, более сильное определение?.. Так или  иначе,  но
что-то существенно изменилось во мне. Я даже и двигался уже как-то  иначе.
Окружающее осмысливалось необычайно ясно, я  видел  людей,  находящихся  в
зале, - всех разом и  каждого  в  отдельности.  Я  видел  и  самого  себя,
степенно приближающегося к трибуне. Я не понимал того,  что  делаю,  но  и
догадки отнюдь не повергали  в  ужас.  Некоторое  время  я  даже  упивался
непривычностью ощущений. А  они  продолжали  прибывать,  заполняя  меня  с
каждой секундой. Я раздувался,  превращаясь  в  гигантский  шар,  и  некто
бесконечно сильный мягко и уверенно размещался в моем разуме, в моем теле.
Я стал подобием гостиничного номера, в который въезжал знатный жилец.  Эту
его знатность я угадывал по собственному нарастающему могуществу. Я слышал
биение сердец флэттеров, читал их путаные мысли. Одним мановением  руки  я
мог погасить и то и другое. Но я не собирался их наказывать. Именно по той
простой причине, что МОГ это сделать.
     Переселение в "номер", кажется, завершилось. Взойдя  на  покалеченную
трибуну, я взглядом поднял президиум с мест, заставил  спуститься  в  зал.
Легче легкого было разогнать их всех по домам, но и этого я  не  собирался
делать. Все мои действия представляли загадку для меня  самого.  Возможно,
потому, что исходили уже не от меня.
     На деревянных перильцах трибуны  все  еще  поблескивала  кровь  моего
друга. Осторожно я коснулся одной из капель и,  обернувшись,  увидел,  как
трудно, со всхлипами задышал  на  полу  Виктор.  Ему  было  больно,  очень
больно, но я знал, что боль скоро пройдет. Уже через пару минут он  сумеет
подняться, а через полчаса на теле его не останется и царапины. С жалостью
я  взглянул  на  зал.  В  свете  прожекторов   лица   флэттеров   казались
мертвенно-бледными. Телеоператоры ни на секунду не прерывали своей работы.
     - Я вижу, вы устали, - начал я, - но вся беда  в  том,  что  разговор
далеко не окончен. Я сказал лишь первое слово, но  найдется  и  второе,  и
третье...
     Они  сидели,  не  шелохнувшись.  Они,  слушали,  затаив  дыхание.  На
какой-то миг мне почудилось, что где-то в дальних рядах я  вижу  Мазика  и
бабушку Таю. Счастливая Зоя  прижимала  к  груди  воскресшего  ребенка,  а
рядом, насупленный и серьезный, сидел ее муж. Я сморгнул, видение исчезло.
Вернулась вчерашняя боль. Я мог действительно многое, но далеко не все...