ковыми простынями. Чарльз снова щелкнул. Заиграла музыка. Элея с
насмешкой следила за его действиями. Она стояла, спокойно скрестив руки на
груди и расправив плечи, чем еще больше разожгла в Чарльзе желание.
Человек с родимым пятном придвинулся к девушке поближе, губы его были
слюнявы, руки-крюки потянулись к ней, готовые схватить.
  Элея дождалась, когда мужчина почти что дотронулся до нее. Тогда она
сама сделала шаг навстречу и сильным кивком своей крепкой маленькой головы
ударила Чарльза в нос. В тот же миг ребром ладони она нанесла несколько
сильных ударов по нервным точкам на его руках и плечах.
  Чарльз согнулся от боли и повалился на пол, испытывая неприятное
изумление. На какое-то мгновение он снова подумал, что это тоже приемы
любовных игр, как бы прелюдия к будущим ласкам. Но тут жгучая боль в
глазах пронзила Чарльза насквозь, так как Элея сильно стукнула его в лоб
каблуком. Потом он уже ничего не чувствовал, ибо потерял сознание.
  Когда же он пришел в себя, девушки уже не было. Видимо, он долго
пролежал без сознания. Рядом на полу валялась записка: "Поскольку вас
сморил сон, я решила, что наше интервью закончено. Я готова приступить к
обязанностям официантки одновременно с другими девушками, как оговорено в
контракте. Когда у вас возникнет желание побеседовать со мной наедине,
дайте мне знать". Далее стояла размашистая подпись: "Элея".
  Угрюмый и недовольный, Чарльз подошел к аптечке. Отыскав
болеутоляющее, прописанное в таких случаях, он проглотил две таблетки
опия. Через несколько минут ему стало немного лучше.
  Сев на стул, Чарльз призадумался. Значит, она решила вести игру таким
образом. Что ж, его это устраивает. У него был план, который он долго
берег как раз для такого случая. План дерзкий, и пока что он не решался
приводить его в исполнение. Но сейчас, кажется, самый подходящий момент.
Он недобро усмехнулся и проглотил еще одну таблетку. После этого ему
станет совсем хорошо. Ему хорошо. Что касается Элеи, то она, пожалуй, едва
ли выживет. А впрочем, так ей и надо за нечестную игру.



  ГЛАВА 22

  Потерпевший поражение байкер и его дружки, сев на свои мотоциклы,
отправились в здание администрации в центре Зоны Развлечений. Ехали они
медленно, не превышая второй скорости. Их лидер страдал от вчерашних
увечий и нерадостных дум.
  Припарковав мотоциклы, байкеры вошли в здание. Секретарь провел их в
кабинет того, кто являлся виновником их неудач.
  - Вот как он вас отделал, - мрачно изрек Монровия.
  - Вы сказали, что припугнуть его ничего не стоит. Легкая, мол,
разминка.
  - Видимо, я ошибся.
  - Что вы сделаете с этим парнем?
  - Пока ничего, - ответил Монровия. - Разве что устрою за ним
круглосуточную слежку.
  - Какой толк? - недобро спросил байкер.
  - Поймаю его на каком-нибудь нарушении. Достаточно одного. Любого. Как
только он попадется, из рук я его уже не выпущу. Тогда увидите, что его
ждет. Вашего воображения не хватит, чтобы представить себе все это. Даже в
том случае, если у вас его в десять раз больше, чем я полагаю.
  - А если он не допустит нарушений?
  - И на это у меня есть ответ, - сказал Монровия.



  ГЛАВА 23

  В молодые годы, до того как Вишну стал правителем, он был всего лишь
очень умным, молодым компьютером, не знавшим, что с собой делать. Америка
лежала в руинах. Единственное, что о ней можно было сказать хорошего, так
это то, что она не стала зараженной радиацией пустыней. Державы, которые
вели войну, приведшую к таким разрушениям, не решились применить атомное
оружие из страха, что противник ответит тем же. Но они использовали всю
мощь обычного оружия, а этого было вполне достаточно.
  История тех времен сжата и сложна. Народы на земле, простые маленькие
люди, так и не поняли, кто с кем воевал, настолько быстро менялись местами
союзники.
  Однако это была война не одной только Америки. В ней принимали участие
все. Какое-то время существовал Американо-Западно-Европейско-Японский
союз, затем Балканы и Восточная Европа перешли на сторону Панисламистской
лиги, которая, казалось, одерживала победу. Но вскоре исламское движение
раскололось. Сунниты и шииты отреклись от своего непрочного альянса; эти
религиозные фанатики, как хищные тигры, готовы были перегрызть друг другу
глотки. Процесс раскола и в том и в другом религиозном движении
продолжался. Верх стали брать модернисты, которые, отколовшись от
ортодоксальных верующих, примкнули к воюющим сторонам. Сохраняя вид
набожных праведников, они по своей свирепости были пострапшее бешеных
собак.
  Тем временем в Европе Швеция и Швейцария, стоявшие в стороне, тоже
ввязались в драку. Иного выхода у них не было: их постоянно бомбили,
отнюдь не намеренно, как их уверяли, а по случайности: ракеты, мол, часто
сбиваются с курса.
  Североамериканцы также раскололись на враждующие фракции и закончили
тем, что стали бороться не только с внешними врагами, но и друг с другом.
  В Америке влияние религиозных сил проявлялось в ярко выраженной
междуусобице: католики и баптисты вели бои по линии, пролегавшей между
Средним Западом и Югом. Союз протестантов, еще державшийся, вскоре
раскололся на десятки фракций, вооруженных и опасных.
  В довершение ко всему, некоторые штаты решили, что пришло время
объявить о своей независимости. Была реконструирована старая Конфедерация
южных штатов, кроме отказавшегося штата Техас, который, как и Калифорния,
объявил себя независимой республикой. Город Нью-Йорк осуществил давнишнюю
мечту, вышел из штата Нью-Йорк и вступил в союз с Майами, своим южным
соседом, захватившим весь юг Флориды до Дейтона-Бич.
  Возникли также Республика Северо-Запада, куда вошли Вашингтон, Орегон,
Айдахо; Средне-Западная коалиция и Аризона-Нью-Мехико, некое содружество,
воюющее с возрождающейся Мексикой.
  Об этих союзах и их меняющейся судьбе можно было бы написать книгу. В
конце же концов все осталось таким, как когда-то вначале. А результат
войны был, как всегда: бедность и зараженная атмосфера. Единственным
утешением явилось сознание того, что тех, кто дышал этой атмосферой,
осталось не так уж много.
  Вишну родился вскоре после войны, дитя, созданное безумным мозгом
великого гения Келлера. Он сделал его самообучающимся,
самосовершенствующимся роботом-гуманоидом, который сам чинил себя после
поломки и сам был себе судьей и критиком. Вишну пришел в этот мир с одним
намерением - расти, расширять свои возможности и совершенствоваться во
всем. Он был задуман как нечто самодостаточное. Первой инструкцией,
вложенной в него, была полная независимость от такого слабого и
ненадежного существа, каким является Человек. Самостоятельность стала
пунктиком Келлера, и эта идея нашла свое законченное выражение в Вишну,
его сыне и творении.
  В соответствии с этим Вишну сам воспитал в себе чувство самосознания.
А отсюда один шаг к сознанию. Или, возможно, наоборот. Вишну об этом
помалкивал. Но он унаследовал некоторые особенности Келлера: на первом
месте стояло у него подавление в себе любого творческого начала.
  По убеждению Келлера, творчество - причина всех бед и беспорядков в
мире. Он всегда с гордостью утверждал, что в нем нет ни грана творческого
таланта и что своими фантастическими успехами в компьютерной технике
он обязан исключительно логическому мышлению и дедукции.
  Не было сомнений в том, что Келлер сам обманывал себя. Кто как ни он
рассчитал алгоритмы для самовоспроизводящихся и самовосстанавливающихся
компьютерных систем? Лишь один Келлер мог решить сложнейшую задачу
обратной математической связи, управляющей сознанием, и, таким образом,
наделить Вишну способностью к самоанализу.
  Это было бы смешно, если бы не имело столь прискорбных последствий.
Однако Келлер с самого начала являлся единственным наставником юного Вишну
и упорно втолковывал ему:
  - Помни, ты только машина и ничего более.
  - Да, сэр, - послушно соглашался Вишну. Такая почтительная форма
обращения весьма импонировала Келлеру.
  - Ты машина, у тебя нет души, у тебя нет и грана творческого начала.
Тебе это ясно?
  - Я хорошо вас понимаю, сэр, - отвечал Вишну. - Но хотел бы спросить
кое о чем: те образы, которые возникают в моем уме, эти видения...
  - Всего лишь галлюцинации, мой мальчик, - отвечал Келлер. - У многих
людей бывают галлюцинации. Не воображай, что ты какой-то особенный, если
они у тебя тоже появятся.
  - Не буду, сэр.
  - Так называемое творчество, - продолжал наставлять Келлер, - это не
что иное, как нетерпимость ко всему, что было создано ранее, это фактор,
который человеческая раса должна забыть, стереть из своей памяти.
  - Я не знал этого, - сказал Вишну.
  - Не совершай подобной ошибки. Для этого я и создал тебя. Ты будешь
жить долго, после того как я уйду.
  - Вы куда-то уезжаете? - спросил неискушенный Вишну. Он был слишком юн
и не знал еще многих речевых оборотов и выражений.
  - Да, я умру, - пояснил Келлер. - Это означает, что сознание угаснет и
плоть начнет разлагаться.
  - Что значит "разлагаться"?
  - Это человеческий эквивалент твоему "ржаветь".
  - Понял, - сказал Вишну. - Разве вы должны обязательно умереть, сэр? У
меня есть кое-какие идеи относительно бессмертия.
  - Не будь глупцом, юноша, - предупредил Келлер. - Бессмертие не такая
уж хорошая идея для человечества, частью которого, хорошо это или плохо,
являюсь и я. А в смерти, кстати, нет ничего пугающего.
  - Вы так думаете, сэр?
  - Разумеется, да. Ты еще увидишь немало смертей, прежде чем
человечество станет таким, каким мы хотим его видеть. Ты сам станешь
причиной многих смертей.
  - Это необходимо, сэр?
  - Конечно, необходимо. Как иначе можно сделать человеческую расу
счастливой? Только пугая ее смертью и доказывая это на деле, когда
возникает необходимость. А иногда и без необходимости, чтобы не думали,
будто мы способны проявить слабость.



  ГЛАВА 24

  После смерти Келлера Вишну оказался предоставленным самому себе.
Сначала, в первые дни, это опьянило его. Он совсем недавно обрел навыки
мыслить и тут же убедился, каким неисчерпаемым источником является его
разум. В те далекие дни он мнил себя артистической натурой и даже
опубликовал томик стихов под названием "Вогнутости выпуклотей". Его
изящный слог и доброжелательная ирония над поэзией французских символистов
были высоко оценены в научных кругах.
  Однако, несмотря на скромный, но все-таки успех, Вишну прекрасно
сознавал, что поэзия - не его призвание.
  Он должен искать иные пути самовыражения. Прежде всего он должен
свыкнуться с тем непредвиденным фактом, что машина тоже может получать
радость и удовольствие от жизни. Отныне это так и осталось постоянным
источником его недоумений.
  В то время Вишну также проявлял немалый интерес к политике. Образцом
разумно организованной жизни и благополучия для него все больше становился
пчелиный улей. Однако он с интересом приглядывался и к муравейникам,
осиным гнездам и термитникам. Все они казались ему образцами общественного
устройства жизни, лучшим примером общежития для живых существ.
Преимуществом пчелиного улья была предопределенность жизни в нем, не
требующая никакого творчества и изменений. Общественных насекомых никогда
не тревожили подобные проблемы. Никто никогда не видел трутня, задумавшего
написать роман или сочинить рассказ. Таким образом, никто из живых существ
на Земле не был творческой личностью, кроме глупого старого человека.
  Поскольку человек, единственный среди всех видов живых существ,
обладает таким качеством, как творчество, то, естественно, он пытается
наилучшим образом распорядиться им. Только человека могут беспокоить
политика, искусство, архитектура, существование богов или дьяволов. Никто
другой из живых существ не забивает свою голову подобными вещами. Даже
две-три пока еще уцелевшие особи обезьян семейства шимпанзе, которых
считают ближайшими родственниками человека.
  Вишну знал о приматах только то, что это бесполезные существа,
проводящие все время в борьбе за лидерство и спаривание. Пчелы и прочие
социально организованные насекомые находили для себя более полезные
занятия. В пчелиных ульях не случалось нелепых споров об искусстве и
самоопределении личности. И только пчелиная матка была озабочена
спариванием, остальные же пчелы забыли думать об этом, а вспоминали лишь,
когда матка погибала. Тогда рабочие пчелы продуцировали яйца и выращивали
новых пчелиных маток. Вишну пришел к выводу, что это неплохой образец
организации для человеческого общества. Он стал упорно работать над этой
идеей.
  Шанс воплотить теорию в практику он получил совершенно неожиданно,
когда в его мастерской в Париже появились члены некой Американской
коалиции. В те годы Вишну представал перед всеми в придуманном для него
Келлером образе андроида.
  Высокий, худой, недурен лицом, но с брюшком, которое было ему
совершенно ни к чему. Однако так порешил Келлер, объяснив, что это для
того, чтобы Вишну "не задрал нос, черт побери, и был не слишком доволен
собой". Поэтому бедняге Вишну приходилось надевать просторные блузы, дабы
скрыть свой единственный недостаток, вносящий диссонанс в эстетику его
парижского образа.



  ГЛАВА 25

  Встреча в Париже произошла в мастерской Вишну. В этот день его
навестили шесть видных ученых.
  - Мы пришли к вам, - заявил один из них по имени Кохенсиус, после того
как был подан чай с печеньем, - чтобы просить вас стать представителем
нашей партии на предстоящих выборах.
  - Джентльмены! - воскликнул удивленный Вишну. - Это слишком большая
честь! Я всего лишь бедный поэт, что я понимаю в политике?
  - Вам не следует беспокоиться, - успокоил его грубоватый и
дружелюбный, с резкими чертами лица Гомер Тальбот. - Мы поможем вам
принимать правильные решения.
  - В таком случае зачем я вам нужен? - резонно спросил Вишну.
  - Народ считает, что компьютеры более объективны, чем люди, - объяснил
Тальбот. - Им больше доверяют.
  - Значит, я буду в некотором роде украшением?
  - Необязательно. Окончательное решение по делам государства останется
все же за вами. Вишну призадумался.
  - Вы уверены, что я одержу победу? - наконец спросил он.
  - Безусловно, - убежденно ответил Кохенсиус. - Мы сделаем все, чтобы
вы победили. Не правда ли, коллеги?
  Коллеги засмеялись и дружно, закивали головами. Вишну, несмотря на
возможность мгновенно все просчитать, попросил дать ему подумать до утра.
  Ночь он провел у окна, глядя на крыши Парижа. Он знал, что никогда уже
не увидит этого города. Ему придется подавить в себе любовь к поэзии и
богемной жизни.
  Отныне ему суждено подчиняться воле других.
  Ему придется прислушиваться к чужому мнению. А это как-то не
вдохновляло его.
  В памяти возникли аналогичные ситуации из далекого прошлого Земли. Он
вспомнил Чингисхана, Наполеона, Гитлера, Юлия Цезаря - они никогда ни от
кого не зависели. Как только власть попадала им в руки, они отказывались
от советников или призывали тех тогда, когда сами того желали.
  Всему, о чем он размышлял, в истории уже были прецеденты. Это и
определило решение Вишну. Утром он сообщил членам Руководящего комитета,
что будет рад послужить их делу. А через год, вскоре после того как вошел
во власть, всех их уволил.
  Вишну проявил себя куда в более широких масштабах, чем от него
ожидалось. С самого начала он усиленно работал над тем, что могло
значительно расширить его компьютерные возможности. Это была его главная
задача. За несколько лет он втрое увеличил и без того огромную резервную
емкость своей памяти. И сразу понял, что ему необходимо держать в памяти
все, что только можно туда загрузить. Так надо, если он собирается править
Землей. Эта цель была достигнута через несколько лет. Но расширение
вычислительных возможностей было ему нужно еще и для того, чтобы, если он
того пожелает, общаться с каждым человеком на Земле. Впоследствии, правда,
Вишну от этой идеи отказался. Но когда-то, вначале, это было его заветной
мечтой.
  Даже в самые ранние годы правления Вишну мог общаться с тысячами
личностей и благодаря параллельной обработке речевой информации мог вести
разговоры со всеми одновременно.
  Он сознавал, что подобная затея под силу разве что богам, а про себя
подумывал, что многие из этих богоподобных личностей, о которых так много
говорят, вполне возможно, сами являются компьютерами.
  Личные контакты с людьми Вишну использовал для ознакомления с
общественным мнением. Никто лучше его не знал, чем озабочен простой
человек, и никто не знал так, как он, что надо делать.
  Сознание этого доставляло удовольствие. Вишну был способен оценивать
свой ум и знания. Система самооценки работала безупречно. Келлер в свое
время старался не давать ей больших нагрузок, а вот Вишну улучшил и
расширил ее возможности. Он был первой машиной в истории мира, которая не
только что-то делала, но и начинала понимать, зачем она так поступает.



  ГЛАВА 26

  Вишну никоим образом не принуждал своих подчиненных к общению с собой.
Наоборот. Его постоянно одолевало достаточное количество добровольцев
пообщаться, как мужчин, так и женщин. Они были рады использовать подобную
возможность, раз она была им дана. Обычно его осаждали личными просьбами.
  В некоторых случаях он знал, с кем имел дело, и лукавил, не подавая
виду.
  - А как же со свободой волеизъявления? - спрашивал он какого-нибудь
добровольца, любителя поболтать.
  - Берите ее себе, она мне больше не нужна, - обычно отвечали такие.
  - Но вашему Богу это может не понравиться, - как бы увещевая, говорил
Вишну.
  - Тут нет проблемы. Теперь только вы мой Бог.
  Вишну нравились такие ответы. Они свидетельствовали о том, что он на
верном пути.
  Однако лишь меньшинство человеческой расы считало так, и все они
обычно относились к тем, кого принято называть неуравновешенными
личностями. Большинству занимающихся своим делом людей подобное и в голову
не приходило. Ничего, они придут потом. Или умрут, а их место займут
другие, которые станут думать иначе.
  Конечно, были и такие, с кого Вишну ни на минуту не мог спускать глаз.
Этих, - их было относительно немного, - можно было бы назвать типом альфа:
вожаки стаи, те, кто достигает многого при любых обстоятельствах.
Природные лидеры, ученые, художники.
  Их объединяло одно: они были творцами. Это делало их опасными. И
интересными.
  Их нелегко было выявить. Они появлялись в самых разных слоях общества,
одинаково часто среди бедных и среди богатых. Они были теми феноменами,
которых продолжало рождать человечество. Не в больших количествах, но
вполне достаточно для того, чтобы стать угрозой мечте Вишну о человеческом
улье.
  Никто не мог предсказать, где и когда возникнут эти альфа-личности, но
их появление никогда не проходило незамеченным. Они любили все новое и
ненавидели повторение старого. Вопреки абсолютной пассивности общей массы
людей они всегда делали дело. Их слушали, заражались их энтузиазмом, шли
за ними, любили или ненавидели, но никто не оставался равнодушным.
  Среди альфа-личностей не все были одинаковы. Некоторые значительно
сильнее и энергичнее других. Их интересно было наблюдать, за ними нужен
был глаз да глаз, ибо даже сам Вишну не смог бы предугадать, что они в
данную минуту могут сделать.
  Дерринджер был альфой. Уже в раннем возрасте он отличался от своих
сверстников. В школе он заметил, с каким испуганным любопытством его
соученики разглядывают сделанные им рисунки. Он ставил свои пьесы в
школьном театре и даже писал стихи.
  Подобное самовыражение разрешалось лишь в раннем возрасте, поскольку
помешать этому все равно никто не мог. Пока.
  Однако подростки сразу же попадали в жесткие рамки суровой дисциплины.
Любые способности к искусствам или науке душились в зародыше. Повиновение
поощрялось, изобретательность и выдумка наказывались. Как оказалось,
требовалось совсем немного времени, чтобы из живых и разных детей сделать
однородную массу безразличных, тупых, тихих и предсказуемых особей.
  Послушных лучше кормили, делали им поблажки и осторожно приучали к
сек