ьянение  свободой  и  страх  перед  наказанием
поведут  толпу  к  новым  целям.  Самые  отчаянные   предложат   захватить
Гелиополис или даже идти на Библос.  Кто  знает,  не  выльется  ли  это  в
очередное восстание по всему побережью Сирии.
   - Я не отдам машины.
   - Я тоже, - заявил центурион.
   - Безумцы, вы рискуете потерять все! К тому же разве  нельзя  построить
другую машину?
   Аргумент произвел впечатление. Топот многих тысяч босых  ног  нарастал,
свет факелов прорвал тьму, казалось, над строительной площадкой  восходило
утро. Переглянувшись, инженер  и  центурион  одновременно  кивнули  жрецу.
Теперь, когда решение было принято,  следовало  действовать  с  предельной
быстротой. Центурион  передал  приказ  по  цепи;  через  считанные  минуты
оборона была снята, когорта построилась и  походным  маршем  двинулась  по
дороге в Библос, которая пока еще не была  заблокирована  рабами.  Инженер
кинулся к машине, чтобы увести Гелиобала и группу механиков, которые,  как
он заметил издалека, лихорадочно копошились вокруг двигателя.
   - Бегите! - крикнул он, приближаясь. - Легионеры не будут вас защищать.
- Только сейчас инженер увидел, что машина, правда без рабочих механизмов,
была погружена на повозку. Гелиобал и  двое  его  ближайших  помощников  с
помощью канатов  подвязывали  отдельные  ее  части  к  высоким  бортам;  у
инженера мелькнула мысль, что  повозка  готовилась  заранее  и  специально
предназначалась для транспортировки машины. Самым  удивительным  было  то,
что под котлом в большой медной жаровне пылал  огонь,  пар  уже  бежал  по
жилам машины, и все  ее  тело  содрогалось,  напоминая  норовистого  коня,
который дрожит, фыркает, грызет удила, горя нетерпением пуститься вскачь.
   Услышав  приказ  инженера,  люди,  которые  трудились  вокруг   машины,
побросали все и мгновенно рассыпались кто  куда.  Только  Гелиобал  и  его
подручные продолжали заниматься своим делом. Инженер не верил своим глазам
и со злостью отшвырнул руку, которая легла ему на плечо. Между тем это был
центурион, державший поводья лошадей.
   - Ты слышишь меня, Гелиобал? - завопил инженер.
   - Да, господин, - прозвучал ответ.
   - Чего же ты медлишь? Машину не спасти. Мы построим другую.
   - Нет, господин.
   - Он сошел с ума, - сказал центурион. - Оставь  его,  едем,  через  три
минуты толпа будет здесь.
   Они вскочили на лошадей.
   - Гелиобал! - крикнул инженер. - Я зову тебя в последний раз, еще можно
спастись!
   - Спасайся, господин мой, я тебя сейчас догоню.
   Первые ряды рабов, уже взбирались на постамент храма. Инженер вслед  за
центурионом пустил коня в галоп. Только через несколько  минут  скачки  до
него вдруг дошел смысл последней реплики изобретателя.  Сомнений  быть  не
могло, несчастный действительно спятил. Он подтянул поводья и оглянулся.
   Всю жизнь будет помнить инженер поразительное  зрелище,  развернувшееся
перед ним на протяжении нескольких секунд. С торжествующим  гиком  неслись
масса тел и полыхающее над ней зарево факелов к  огнедышащей  машине.  Еще
мгновение, и все будет кончено, от величайшего творения техники  останется
мертвая груда металла, а его создателя разорвут на куски.  Инженер  закрыл
глаза и тут же открыл их, чтобы увидеть чудо. Неожиданно повозка с машиной
тронулась с места и, набирая скорость, понеслась  навстречу  толпе.  Вопль
ужаса  пронесся  над  Гелиополисом,  когда  рабы  завидели  мчавшийся   им
навстречу экипаж, громыхающий по плитам постамента и рассыпающий искры. Он
двигался сам, без лошадей или буйволов, и было ясно как день, что движение
это порождено некой силой божественного происхождения.
   Кольцо рабов мгновенно  распалось,  задние  ряды  пустились  наутек,  а
передние в панике бросились на землю, уткнулись головами  в  песок,  чтобы
укрыться от гнева Юпитера или Ваала - кто  мог  знать,  какой  именно  бог
решил  явиться  в   облике   машины?   Когда   повозка   пронеслась   мимо
остолбеневшего инженера, он разглядел тяжелую фигуру  Гелиобала,  деловито
подбрасывавшего в жаровню уголь. Инженер тронул коня. Лишь в 20 стадиях от
Гелиополиса ему с центурионом удалось нагнать машину. Она мирно пыхтела  у
обочины, "на пару", как выразился Гелиобал, возившийся с треснутой  задней
осью повозки.
   - Ты хотел удрать, чтобы одному завладеть машиной! -  сказал  центурион
грозно, кладя руку на меч.
   Изобретатель даже не обернулся к нему лицом.
   - Будь у меня такие намерения, - холодно возразил он,  -  я  бы  просто
прибавил огоньку.
   И центурион замолчал. Самое странное, что он, видимо, пришел в  хорошее
расположение духа.
   Дорогой  Гелиобал   рассказал,   что,   несмотря   на   запрет,   начал
разрабатывать идею соединения двигателя  с  колесницей.  Немало  бессонных
ночей провел он над созданием механизма, передающего движение  с  вала  на
ось повозки. Ему удалось найти оригинальное  решение  для  управлению  ею.
Инженер оценил его простоту  и  изящество,  взявшись  за  рулевые  рычаги,
которые с помощью пружинной тяги позволяли разворачивать переднюю  ось  на
четвертую часть окружности.
   У  Гелиобала   была   своя   разведка   в   бараках:   друзья-финикийцы
предупреждали его о подпольной работе агитаторов и растущей враждебности к
машине. Он понял, что надо торопиться, но не рискнул поделиться опасениями
с инженером и решил готовиться втайне.
   К счастью... Уместно ли употреблять это слово? Машину  удалось  спасти,
но какой ценой. К инженеру вернулись невеселые мысли: как-то их встретят в
Риме,  если  вообще  удастся  туда  добраться?   Пытаясь   отвлечься,   он
приподнялся, взглянул поверх кормы. Море было покойно, след луны бежал  за
триерой,  на  востоке  в  предрассветных  сумерках  начинала  очерчиваться
холмистая линия италийского побережья.
   Центурион тоже ворочался на своем неудобном ложе. В отличие от инженера
он пребывал в приподнятом настроении. Правда, на секунду у него  мелькнула
мысль, что какой-то болван из генерального штаба вздумает обвинить  его  в
дезертирстве и предать военному суду. На  всякий  случай  он  принял  свои
меры: отрядил гонцов к наместнику  провинции  и  своему  непосредственному
воинскому  начальнику  -  легату  с  туманными  донесениями   об   "особых
обстоятельствах, побудивших его во имя интересов  великого  Рима  временно
покинуть вверенный ему  пост".  С  этой  предосторожностью  он  с  головой
окунулся в авантюру.
   Центурион с удовольствием припоминал  их  путешествие  к  берегу  моря,
особенно минуты, когда он взял на себя управление огненной колесницей. Они
предпочли объехать Библос  миль  за  тридцать  и  после  недолгих  поисков
обнаружили небольшую гавань, где стояли на  приколе  несколько  купеческих
судов.  Этот  осел-инженер  вздумал  нанять  одно  из  них,   но   хозяин,
почувствовавший, что они спешат и вдобавок  избегают  встречи  с  местными
властями, заломил сумасшедшую цену. Тогда  центурион  вынужден  был  взять
дело в свои руки. Он  объявил  корабль  реквизированным  и  велел  воинам,
которых взял с собой, связать судовладельца и бросить его  в  трюм.  Когда
инженер по доброте душевной  вступился  за  прохвоста,  центурион  резонно
возразил, что только так они смогут вернуть судно хозяину.
   Забавно, что из кораблей,  стоявших  у  причала,  они  предпочли  самый
дряхлый - триера была спущена на воду чуть ли  не  во  времена  Антония  и
Клеопатры. Но на этом настоял Гелиобал, и, когда объяснил почему, все  они
прониклись энтузиазмом. Изобретатель не собирался  прибегать  к  веслам  и
парусам, он имел наготове проект соединения огненной машины с кораблем,  а
триера  с  ее  низкой  посадкой  больше  подходила  для  этой   цели.   Им
понадобились целые две недели,  чтобы  изготовить  и  установить  огромное
лопастное колесо, наладить передаточный механизм. Зато как лихо пронеслись
они на всех парах вдоль берега,  повергнув  ниц  всех  случайных  зрителей
очередного чуда. Центурион с удовольствием хмыкнул, вспоминая  эпизоды  их
плавания  к  италийским  берегам:  встречу  с  военным  кораблем,  капитан
которого приказал им  остановиться  и  был  посрамлен  сверх  меры,  когда
триера, издевательски описав вокруг него несколько  окружностей,  показала
корму и молнией исчезла за линией горизонта; или переполох, поднявшийся  в
прибрежных селах Мелиты [Мальты], когда люди завидели огнедышащий корабль,
стремительно мчащийся, почти летящий по волнам.
   Честолюбивые мечты одолевали центуриона. Ему рисовались картины  битвы,
в которой участвовали десятки и сотни  огненных  колесниц,  виды  морского
боя,  где  парусным  и  гребным  судам  вражеской  стороны   противостояли
быстроходные и потому непобедимые машинные корабли римского флота.  Всякий
раз он повелевал войсками и переживал триумф, император вручал ему золотую
фалеру [награды за доблесть в римской армии] и возлагал на  него  лавровый
венок. Впрочем, почему  бы  ему  самому,  владельцу  огненной  машины,  не
взобраться на Палантин?
   Бодрствовал и Гелиобал. Забросив очередную порцию угля в жадную  глотку
своего детища, он прилег неподалеку и лениво наблюдал, как одна за  другой
гаснут  звезды,  погружаясь  в  серый  свет  дня.  Мысль  его  блуждала  в
технических сферах, где он  чувствовал  себя  волшебником.  Почему  бы  не
пристроить к делу молнию, думал он, разве все, что создано богами на  этом
свете, не предназначено быть использованным на благо человека? Потом перед
ним мелькнула  огненная  машина,  пристроенная  на  теле  огромной  птицы:
двигатель заработал, медные крылья  птицы  вздрогнули  и  стали  биться  о
землю, она медленно начала отрываться от земли и взмыла в небо.
   Сквозь полудрему он услышал голоса и увидел двух солдат, несших стражу.
Зачерпнув вина из  бочки,  стоявшей  у  борта,  они  вполголоса  о  чем-то
переговаривались.
   - Дрянное вино! - услышал Гелиобал.  -  Должно  быть,  в  пифос  попала
морская вода.
   - Так не пей, - возразил второй.
   Гелиобал увидел, как легионер повернулся,  собираясь  выплеснуть  вино,
как его взгляд пал на машину.  Финикиец  почти  физически  ощутил  шальную
мысль, мелькнувшую в голове воина: "Поддам-ка я пару, как  в  термах".  Но
крикнуть и остановить безумца он уже не успел...
   Небольшой  отряд  римских  воинов;  несших  караул  на  острове  Капреи
[Капри], наблюдал в то утро вспышку пламени примерно в десяти  стадиях  от
берега. Затем волны донесли приглушенный шум взрыва.
   - Звезда упала с неба, - заметил декурион, - здесь это случается часто.
   Через несколько часов море вынесло на берег  трупы  и  обломки  триеры,
среди которых были странные медные трубки, вызывавшие недоумение. А  затем
выплыл полуживой, обгоревший человек. Был он  плотен,  невысок  ростом,  с
черной квадратной бородой и маленькими глазками, в которых застыло горе.
   - Кто ты? - спросил декурион.
   - Я почти бог, -  ответил  незнакомец.  -  Я  создал  огненную  машину,
которая может двигать колесницу по земле, корабль по морю, птицу по  небу.
- Декурион переглянулся со своим помощником.
   - Ты наглый враль или сумасшедший, - сказал он.
   - Я создал огненную машину, - упрямо повторил чернобородый.
   - Так где же она?
   - Взорвалась, утопив корабль. Погибли все: инженер, центурион, солдаты.
   - Центурион? На борту был римский офицер?
   - Да. И инженер.
   - Наплевать на  инженера.  Ты  признался,  что  твоя  идиотская  машина
послужила причиной гибели корабля.
   - Не по моей вине.
   - Это уже не  столь  важно,  -  возразил  декурион.  Он  велел  связать
финикийца и бросить его обратно в море.


   Группа туристов, приехавших в Ливан с разных концов света,  осматривала
величественные развалины Баальбека.
   - Непостижимо, - воскликнул один из  них,  -  как  это  древние,  с  их
примитивной техникой, ухитрялись устанавливать тысячетонные  плиты  и  тем
более поднимать 45-тонные колонны! Я не ошибся, вы называли нам эти цифры?
- обратился он к гиду.
   - Да, - подтвердил тот, - все удивляются, как вы. Я к этому привык.
   - Может быть, здесь поработали пришельцы из космоса? -  заметил  другой
турист. - Я встречал где-то подобное предположение.


   В результате гибели Гелиобала и его огненной машины  паровой  двигатель
был изобретен позднее на 1600 лет.
   Электроэнергия соответственно была приручена на век позже.
   Расщепление ядра, видимо, запоздало лет на десять.

   Авт.сб. "И деревья, как всадники...". М., "Молодая гвардия", 1986.



   Георгий Шах.
   Берегись, Наварра!

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "И деревья, как всадники...". М., "Молодая гвардия", 1986.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 2 November 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   1

   - Рассказывайте, Ольсен, не тяните душу, - сказал Малинин.
   Ивар Ольсен,  потомок  викингов  и  мушкетеров,  и  не  думал,  однако,
торопиться, заранее наслаждаясь эффектом, который должно  было  произвести
его сообщение. Он размеренно отпил два глотка холодного кофе,  потом  стал
разглядывать узоры на потолке, постукивая пальцем по лежавшему  перед  ним
на столике странному старинному предмету. Собравшимся давалось понять, что
ему необходимо привести в порядок разбросанные мысли.
   - Ну, это смахивает на фантастику, - начал Ольсен. -  Полагаю,  никогда
еще путешествие во времени не изобиловало столь необычайными приключениями
и не завершалось такими феноменальными результатами.
   -  Положим,  всякое  бывало,  -  заметил  Кирога,  за  которым   прочно
утвердилась репутация Фомы Неверующего.
   - Все вы знаете о цели  моего  эксперимента,  -  Ольсен  обвел  глазами
слушателей, удобно расположившихся  в  просторном  институтском  холле,  -
поэтому я опущу предисловие и перейду к самому сюжету. Итак, 14  мая  1610
года я стоял в толпе горожан, собравшихся на улице де ла Ферронри в Париже
в ожидании королевской процессии. Если вы полагаете, Кирога, что пребывать
в средневековом городе столь же приятно, как  пасти  динозавров  в  чистом
воздухе  мезозойской  эры,  куда  вы  любите  прогуливаться,  то   жестоко
ошибаетесь. От сваленных у  домов  груд  мусора,  заполненной  нечистотами
канавы, залежалых овощей в тележках рыскавших вокруг  зеленщиков  исходили
ароматы, сливавшиеся в застойный смрад. Вдобавок, окружавшие  меня  жители
столицы, в большинстве своем бедняки из предместий, пришедшие поглазеть на
своего государя,  не  отличались  пристрастием  к  личной  гигиене.  В  те
времена, как известно, даже знать не слишком часто пользовалась ванной.
   - Вы утрируете, - оскорбился за своих предков Лефер. - Это ведь  Париж,
а не какая-то захудалая деревушка.
   - В следующий раз, дорогой друг, - отпарировал Ольсен, - мы  отправимся
туда вместе и вы сможете лично удостовериться, что такое большой  город  в
начале XVII века, большой по тогдашним понятиям, разумеется.
   - Не перебивайте его, - шепнул на ухо Леферу Малинин, - не то мы так  и
не узнаем, что произошло.
   - Я уж не говорю о всех мытарствах, которые пришлось перетерпеть,  пока
его величество соизволил предстать перед  своими  подданными.  Для  начала
меня обворовали, ловко обрезав привязанный к поясу  кошелек  с  увесистыми
луидорами.  Затем  нахальная  старуха,  прорывавшаяся  в  передние   ряды,
обозвала меня  длинным  олухом,  поскольку  я  заслонял  ей  сцену.  Потом
какой-то чванливый дворянин чуть не проткнул меня  шпагой,  решив,  что  я
недостаточно проворно уступил ему дорогу. Наконец, я  получил  по  шее  от
свирепого верзилы за то, что слишком нагло,  по  его  мнению,  разглядывал
двух хорошеньких барышень, коих сей тип сопровождал.
   - И поделом вам, - вставил Кирога, - вы ведь знаете, что  всякий  флирт
путешественникам во времени категорически заказан...
   - Я всего лишь позволил себе полюбоваться женской красотой как эстет.
   - Знаем мы вас, - проворчал Кирога, но все на него  зашикали,  призывая
не мешать рассказчику.
   - Вот именно, - сказал довольный Ольсен, - не сбивайте  меня  с  толку.
Небольшая заставка к моему повествованию была необходима, чтобы вы ощутили
обстановку.  Перехожу  теперь  к  описанию  основных  событий.   Ровно   в
двенадцать часов дня послышались звуки  труб,  возвещавших  о  приближении
королевского кортежа.  Толпа  сгрудилась,  задние  подналегли  на  стоящих
впереди, и бравые  швейцарцы,  установившие  охранительный  кордон,  стали
наводить порядок с помощью своих алебард. Впрочем,  оружие  использовалось
милосердно; кому-то отсекли пол-уха, кто-то свалился от удара  древком  по
голове,  укрощенные  зрители  отпрянули,  и  Генрих  со   свитой   получил
возможность беспрепятственно проследовать к месту своей гибели.
   Вы понимаете, что с того  момента,  как  мне  удалось  оказаться  среди
непосредственных  свидетелей  происшествия,  я  пытался  угадать  будущего
убийцу. Однако эта задача оказалась неразрешимой. Располагая  лишь  самыми
приблизительными сведениями о его облике - длинный, рыжий,  я  лихорадочно
вглядывался в лица окружавших меня  людей,  рассчитывая  обнаружить  некие
внешние проявления фанатической решимости,  и  пришел  к  выводу,  что  по
такому признаку едва ли не каждый второй из  присутствовавших  там  мужчин
годился на роль Равальяка. Еще более нелепой была  попытка  усмотреть  нож
под плащом, изготовленный к удару, поскольку это орудие  имелось  почти  у
каждого. К тому же у меня  не  было  никакой  уверенности,  что  покушение
совершится именно здесь, а не в  десяти-двадцати  метрах  в  ту  или  иную
сторону. Если так, пришлось бы распрощаться  с  надеждой  запечатлеть  это
событие на пленку и поразить сегодня ваше воображение.
   Ольсен опять постучал по странному предмету, и  взгляды  присутствующих
невольно сошлись на таинственном продолговатом ящике  из  черного  дерева.
Может быть, там хранится уникальный киноочерк драмы давно  минувших  дней?
Все молча ожидали продолжения.
   - Наконец в изгибе узкой улочки появилась процессия. Впереди во главе с
лейтенантом, словно сошедшим  с  иллюстраций  к  романам  Дюма,  следовали
конные гвардейцы, возможно, из числа тех самых сорока пяти,  которые  были
верными стражами  Генриха  на  протяжении  его  полного  авантюр  и  риска
жизненного пути. За ними не  спеша  двигалась  карета,  украшенная  гербом
Бурбонов  -  белой  лилией,  в  ней  находились  три  человека.  Благодаря
вставленным в глаза  мощным  бинокулярным  линзам  я  уже  издалека  легко
опознал в одном из них короля. Короткая, аккуратно подстриженная  бородка,
живые карие глаза, в меру  горбатый  гасконский  нос,  осанка  гордая,  но
отнюдь  не  надменная.  Сидя  у  правого  борта  возка,  он  то   и   дело
приподымался,   чтобы   помахать   рукой    парижанам,    с    энтузиазмом
приветствовавшим своего повелителя.
   Что касается двух других сидевших в карете людей, то я, естественно, не
мог их опознать. Оставалось удовлетвориться тем, что согласно историческим
хроникам тот, что постарше, был герцогом д'Эперноном, а другой -  маршалом
де ла Форсом.
   Всякий раз, когда король вставал  с  места,  он  оказывался  в  опасной
близости  от  цепочки  вытянувшихся  вдоль  улицы  любопытных,   поскольку
сопровождавший карету гвардеец ехал чуть позади, чтобы не  мешать  общению
монарха с народом. Казалось, достаточно было сделать всего шаг и протянуть
руку, чтобы достать ножом до груди Генриха. Вы не поверите, друзья,  но  я
едва удержался от властного побуждения крикнуть ему: "Берегись, Наварра!"
   - За что были бы  навсегда  отстранены  от  путешествий  в  прошлое,  -
назидательно заметил Гринвуд. С тех пор как его избрали  в  состав  группы
научных экспертов  при  Глобальном  общественном  совете,  он  не  уставал
напоминать о новом своем  качестве  и  нудно  наставлял  коллег  по  части
соблюдения всяких правил.
   - Как раз страх нарушить инструкцию и помог мне  вовремя  остановиться.
Впрочем, Гринвуд, убежден, что даже так