Богдан и Баг, 
   Следственное управление Палаты наказаний, 
   26 день шестого месяца, первица, 
   ранее утро 
 
 
   Со всклокоченными, слипшимися от морской воды волосами, осунувшийся, в
халате с чужого плеча, Баг сидел напротив Богдана, развалившись в мягком
кресле, - и вид имел все еще слегка ошалелый, но довольный донельзя. Одной
рукой, забинтованной от кисти почти до локтя, он бережно придерживал
лежащий на коленях меч, а другой стискивал бутылку эрготоу "Московская
особая" и время от времени, на миг прерывая свой рассказ, прихлебывал
прямо из горлышка.
   ...Бросившись в воду вслед за наперсным крестом великомученика Сысоя,
Баг настиг реликвию на глубине шагов в тридцать. Крепко ухватив крест
здоровой рукой, Баг решил, что пора выныривать, но сразу понял, насколько
это будет затруднительно. Ставший словно бы чугунным халат сковывал
движения. А уж меч... Но с мечом Баг не мог расстаться ни при каких
обстоятельствах. Стиснув бесценный крест зубами и перехватывая меч из руки
в руку, Баг кое-как вывернулся из халата. Халат медленно уплыл в темную
пучину, а Баг что было сил устремился в противоположном направлении.
   На поверхности его встретили волны, чайки, одинокий спасательный круг с
надписью "Святой Евлампий" и - унылый, сумеречный водный простор до самого
горизонта. Ни парома, ни спасательных катеров в поле зрения видно не было.
   Баг надежно пристроил крест за поясом шаровар. В данном положении он,
вероятно, счел бы наиболее сообразным двинуться в сторону берега - ежели
бы смог определить, где он, тот берег; тучи застилали небо, и
сориентироваться по наверняка уже проступившим наиболее крупным и ярким
звездам было никак не возможно. Насколько хватал глаз, простиралась водная
пустыня, не оживляемая ни единым огоньком. В лицо некстати плеснула волна,
и, отплевываясь, Баг загрустил: ему вспомнилось, что он так и не успел
сообщить Богдану, кто стоит за совершенными злодеяниями. Ни единая душа на
свете, кроме Бага, даже не подозревала о подлой сущности промышленника
Хаммера Шмороса. "Нет, рано мне тонуть, рано!" - подумал Баг и, широко
загребая, поплыл туда, где, по его представлениям, находилась далекая
Александрия.
   "Эй! Господин Лобо!" - вдруг услышал Баг знакомый возглас, обернулся и
увидел шагах в ста - ста двадцати приближающийся к нему баркас, с которого
ему приветственно махал рукой нихонец Люлю. "Как это вовремя", - подумал
Баг, приглядываясь. Помимо Люлю там имелись Дэдлиб с Тальбергом - они
сидели на веслах, - а также виднелась спина, принадлежавшая некоему
субъекту, который, скорчившись, неподвижно лежал на дне баркаса в носовой
его части. "Я же говорю, господин Лобо не из тех, кто просто так возьмет и
безответственно утонет в каком-то там Суомском заливе! - радостно
продолжал Люлю. - И Юлли тоже ни минуты не сомневался, что вы выплывете!
Правда, Юлли?" Люлю трепался до тех пор, пока баркас не сблизился с Багом.
"Ну-с, господин Лобо, - нагнулся нихонец, протягивая Багу руку, - быть
может, вы поднимитесь наконец на борт нашего весьма вместительного судна?"
Баг перебрался через борт и тут же получил от молчаливого Юллиуса его
заветную фляжку: Юллиус сделал выразительное лицо и жестом пояснил Багу,
что ему непременно следует припасть к содержимому. Баг последовал его
совету, и раскаленная жидкость устремилась по пищеводу в желудок, мигом
разогрев все тело едва ли не до сладостных подергиваний в членах. "Ч-что
это?.." - прохрипел он, когда наконец обрел дар речи. "Это? - повернулся к
нему Люлю, - А, это! Ну это... Это "Бруно". Юлли сам его гонит". Баг
впервые увидел на лице у Тальберга некое подобие улыбки. "А между прочим,
господин Лобо, - хлопнул Бага по плечу нихонец, - мы тут одно тело
выловили... Глядим:
   плавает. Ручками по воде бьет так жалостно. Пузыри уже стало пускать.
Ну Сэмивел и подумал: а вдруг это тело зачем-то еще пригодится господину
Лобо, вдруг господин Лобо его о чем-то спросить захочет и вообще..." . Баг
ухватил скорчившееся на носу тело за плечо, развернул к себе лицом и с
нескрываемым удовольствием увидел, что это не кто иной, как мокрый и
дрожащий от холода Дзержин Ландсбергис. "Он еще кричал: я, мол, жертва,
жертва политических репрессий, прошу убежища!
   Убедительно так кричал, - заметил Люлю. - Но мы и сами экстремисты,
правда, Юлли?" Юллиус кивнул и поднял вверх большой палец. "Ну так что,
нужен он вам - или выбросим его за борт?" ...Бага передернуло. Он поднял
бутылку и сделал изрядный глоток.
   - Ты не подогрел напиток, - заботливо сказал Богдан, с несказанной
симпатией глядя на заметно обросшее черной щетиной лицо напарника. Даже на
вид щетина была жесткой, словно стальная проволока.
   - А! - Баг махнул бутылкой, которая тут же с готовностью булькнула. -
Внутри согреется...
   - Ну, а потом набежали наши катера пограничной стражи, спасательные
корабли... Мы принялись им махать. Нас заметили, и князь Люлю меня вместе
с Ландсбергисом на ближайший катерок пересадил.
   - А сами они как же? - спросил Богдан.
   - А они отправились прямо на баркасе дальше в Свенску. Этот Люлю
сказал, что из-за такого пустяка, как гибель парома, они не намерены
менять свои планы, тем более что очень уж настроились в Свенске побывать.
Ну, сделали нам ручкой, запустили мотор - и только их и видели...
   Баг приложился к бутылке.
   - На корабле я тут же пайцзу показал, Дзержина мы связали каким-то
канатом, прислонили к рубке, и два часа еще подбирали людей из воды да с
лодок. Потом я велел в город плыть поскорей. На этот момент шесть человек
еще считались пропавшими без вести, остальных всех подобрали... Ну, а
когда приплыли - Ландсбергиса сразу, конечно, в Павильон Предварительного
Заключения, а я сюда, отчет писать. А тут и ты как раз, - он потянулся
рукой с бутылкой к Богдану и обнял его за плечи. Бутылка булькнула. - Рад
тебя видеть.
   - А я-то как рад... - ответил Богдан.
   - Теперь ты излагай, - потребовал Баг, но ответить напарнику встречным
рассказом Богдан не успел. Дверь кабинета открылась, и дежурный вэйбин,
растворяя ее во всю ширь перед кем-то невидимым, произнес в коридор:
   - Прошу вас, драгоценный преждерожденный. Они оба здесь.
   Неторопливо и степенно в кабинет Бага вошел пожилой человек в
ярко-желтом дворцовом халате и шапке-гуань с небесной синевы алебастровым
шариком Гонца Великой Важности на макушке.
   Остановился. Обвел кабинет взглядом цепких глаз. Посмотрел на Бага.
Посмотрел на Богдана. Они невольно встали.
   Тогда гонец сделал к ним еще один шаг.
   - Преждерожденный единочаятель Багатур Лобо?
   - Я... - сказал Баг, неловко и абсолютно безуспешно пытаясь спрятать
наполовину пустую бутыль за спиной.
   Гонец вынул из рукава плоский бумажный пакет красного цвета и с легким
поклоном подал Багу.
   - Э... - сказал Баг, но гонец и не подумал слушать.
   - Преждерожденный единочаятель Богдан Рухович Оуянцев-Сю?
   - Да, это я, - сказал Богдан и, не в силах справиться с волнением,
провел ладонью по щеке. "И мне побриться бы не помешало..." Гонец, точно
повторив все движения, вручил Богдану ровно такой же красный пакет.
   - Что это? - спросил Богдан.
   - Всемилостивейшее приглашение драгоценной преждерожденной принцессы
Чжу Ли на сегодняшний прием во Дворце Всеобщего Ликования.
   Богдан застонал.
   - Я не могу! - вырвалось у него. Глаза у гонца выпучились.
   - Нет, правда... Мне жену на вокзал провожать!
   - Замучили женщины? - с неким неопределенным, лишь близкому другу
дозволительным злорадством тихо спросил Баг. И посоветовал от души: - А ты
не женись!
   Гонец начал делать долгий вдох, чтобы, по всей видимости, разразиться
укоризненной тирадой, но Богдан в лоб спросил его:
   - Когда прием?
   Наверное, в жизни пожилого гонца это был первый - и, наверное,
последний - случай, когда человек, удостоенный всемилостивейшего
приглашения, начинал капризничать и спрашивать, в удобное ли для него
время принцесса императорской крови затеяла свое мероприятие. Поэтому весь
долгий вдох его от ошеломления пропал втуне и ушел на одно лишь короткое
слово растерянного ответа:
   - В три...
   Богдан облегченно перевел дух.
   - Успею... - пробормотал он, блаженно заулыбавшись. И тут до него
дошло. - Прошу прощения, преждерожденный... Но ведь, насколько мне
известно, парадный прием был назначен ровно на полдень?
   Гонец снова набрал воздуху.
   - Программа приема, преждерожденные, - неторопливо принялся излагать
он, - была изменена буквально несколько часов назад в связи с некими
новыми обстоятельствами, не вполне известными и мне. Я знаю лишь, что
теперь он дается в честь Хаммера Шмороса, который в составе делегации
западных бизнесменов недавно посетил Ханбалык и был, в числе прочих,
удостоен Высочайшего приема, а на обратном пути в Филадельфию решил
сделать однодневную остановку в Александрии, дабы провести ряд коротких
консультаций с деловыми людьми улуса. Узнав об этом в одиннадцать часов
вечера, принцесса от удовольствия изволила захлопать в ладоши и
произнести: "Это для меня большая радость". Затем она милостиво послала
меня к князю Фотию Третьему и патриарху Силе Второму с тем, чтобы призвать
их немедленно, невзирая на поздний час, прибыть в Чжаодайсо для обсуждения
неких сложных пунктов протокола приема, а затем - за вами, повелев на
словах передать, чтобы Вы были на приеме всенепременно. Я лишь сейчас
сумел вас отыскать.
   Когда дверь за гонцом закрылась, напарники некоторое время молчали.
Богдан обмахивался драгоценным пакетом, как веером.
   Баг в два глотка допил свою бутылку и уже собрался было в сердцах
запустить ею в предрассветные сумерки открытого окна кабинета, но под
взглядом Богдана смирил сердце и аккуратно поставил ее на пол.
   - Как думаешь, еч, - спросил он, - меня с моим мечом на прием пустят?
   - А меня с моим "макаровым"? - вопросом на вопрос ответил Богдан.
   Они еще помолчали.
   - А ведь не пустят, - сказал Баг.
   - Я бы сейчас чего-нибудь выпил, - сказал Богдан.
   Баг искоса глянул на напарника, а потом задумчиво и оценивающе
посмотрел на стоящую на полу бутылку.
   - У меня там, кажется, осталось на дне несколько капель, - сказал он. -
Тебе хватит?
    
 
 
   Императорская резиденция Чжаодайсо, 
   26 день шестого месяца, первица, 
   день 
 
 
   Торжественный прием проходил для Богдана словно бы в ледяном тумане. Он
так и не решился выпить хотя бы каплю - не хватало еще, отвозя жену на
воздухолетный вокзал, быть за рулем в нетрезвом состоянии. От усталости и
потрясений он был ровно мертвый. Все, что оставалось в нем живого - жило
лишь благодаря мягкому, солнечному воспоминанию о прощании с Фирузе. Хотя
жена смотрела на него уже с почти неприкрытой укоризной - не делая,
впрочем, никаких замечаний; она была ласкова, как всегда, и покладиста,
как всегда, но смотрела осуждающе. А вот Жанна, тоже поехавшая проводить
преждерожденную сестрицу, смотрела уже откровенно озадаченно.
   Богдан, не чуя под собой ног, явился домой в десятом часу утра, наскоро
привел себя в порядок, перекусил, переоделся в дворцовое парадное платье и
прямо в нем, потому что иначе не успел бы после проводов во дворец, повез
своих женщин к вокзалу, торопясь успеть на первый сегодняшний рейс в
Ургенч.
   Уже у самых проходных турникетов верная Фирузе обняла его, коротко
всплакнула и сказала: "Береги себя, Богдан. Нельзя столько работать.
Подумай о семье". Сказав это, она повернулась к Жанне, неловко
переминавшейся чуть поодаль, и проговорила: "Теперь ты поняла, как он
нуждается в заботе и опеке?" - "Ох, поняла!" - от души ответила молодица.
   А когда Фирузе ушла, они остались вдвоем. Было уже сильно за полдень.
Наверное, с минуту оба молчали, а потом Жанна, чуть принужденно
улыбнувшись, сказала: "Ты очень устал, милый.
   Боюсь, тебе не следует в таком состоянии садиться за руль. Я отвезу
тебя в Чжаодайсо, оставлю повозку на стоянке и вернусь домой на такси, -
запнулась и добавила: - И стану тебя ждать".
   Слезы умиления выступили в уголках глаз Богдана, он благодарно обнял
юную красавицу за ее узкие плечи одной рукой и несильно прижал к себе.
Жанна горячо прильнула, дрожа - и они впервые поцеловались.
   А теперь парчовая, золоченая, сдержанно гудящая благоговейная толпа под
мелодичный множественный перезвон медленно втягивалась в центральные врата
зала Взаимодополняющего Слияния, и рядом с Богданом был лишь его
замечательный напарник с романтично забинтованной рукой, бодрый, свежий и
полный сил. И даже эрготоу от него почти не пахло: видимо, Баг успел
пожевать ароматных мятных шариков и съесть отрезвляющего рыбного супа пяти
вкусов.
   Баг наклонил голову к Богдану, и на высокой парадной шапке тихо звякнул
удостоверяющий его принадлежность к силовому ведомству серебряный бубенец
с красной яшмой внутри.
   - Не представляю, как я сдержусь, когда покажется Хаммер, - тихонько
проговорил Баг. - Если принцесса или хотя бы князь не ткнут в него пальцем
и не скажут: "Подлый заказчик!" - просто не представляю...
   - У нас нет никаких доказательств, - безнадежно ответил Богдан. - Если
бы мы рискнули оставить Ясу у Ландсбергиса и дождаться, когда она окажется
у Шмороса, чтобы взять с поличным уже его самого...
   - Это был бы совершенно запредельный риск.
   - В том-то и дело. И, кроме того, передача наверняка была бы
осуществлена через многих посредников, и скорпион тут же бы надежно
спрятал добычу... А чтобы требовать через международную полицию обыска в
его бесчисленных особняках, нам опять-таки потребовались бы неопровержимые
доказательства...
   - И еще не факт, что нашли бы.
   - Точно.
   Постепенно удостоенные приема заполнили предназначенную для них часть
огромного зала, равномерно распределившись в пространстве между
двенадцатью алыми колоннами, символизировавшими двенадцать созвездий
Зодиака. В первых рядах Баг разглядел рыжеватую бороду великого наставника
Баоши-цзы. С пресс-галереи в зал и на тронный помост, покамест еще скрытый
алой ширмой, украшенной вязью из тканых золотом иероглифов
"Взаимодополнение" и "Слияние", целились вниз бесчисленные телекамеры и
микрофоны.
   Вдоль стен навытяжку стояли отборные вэйбины из Управления внутренней
охраны в изукрашенных одеяниях; сверкающие алебарды с алыми кистями в их
руках частоколом глядели в потолок.
   Величаво и неспешно лавируя между приглашенными и раздавая
благословения, к напарникам приблизился сам патриарх. К стыду своему, Баг
и Богдан заметили его уже тогда, когда его святейшество Сила Третий был
совсем близко, и едва успели склониться в почтительном поклоне.
   - Поднимите головы, чада возлюбленные, - мягко сказал патриарх. - Я
сошел в зал специально повидаться с вами.
   И Багу, и Богдану показалось, что в светлом взгляде патриарха,
устремленном на них, скользнуло сострадание.
   - Вероятно, это не совсем соответствует правильным церемониям, -
проговорил патриарх, - но я по-человечески хочу сказать вам: спасибо.
Православная Церковь Христова не забудет вашего подвига. А еще... -
патриарх умолк на мгновение, а когда заговорил сызнова, уже и в голосе его
напарникам послышалось горестное сочувствие. - А еще я хочу сказать вам:
   будьте мужественны и неколебимы. Что бы ни случилось. Веруйте.
   Твердо уповайте и веруйте, чада! И воздастся вам.
   Он осенил Богдана крестным знамением, повернулся и так же неторопливо,
как подошел, удалился в сторону бокового выхода, чтобы, обойдя зал по
наружной галерее, выйти к началу церемонии на тронный помост. Его место
было ошую от принцессы.
   Левая сторона, сторона сердца, всегда считалась в Цветущей Средине
главной из двух.
   - Ты понял, что он хотел сказать? - тихонько спросил Баг, когда Сила
Третий скрылся за фигурами придворных.
   - Ни в малейшей степени.
   - Вот и я ни рожна. Но, чувствую, нам еще предстоят сюрпризы...
   - Жаль, не получилось еще раз переговорить наедине с напарницей Ли.
   Баг только вздохнул, а перед мысленным взором его, словно бы в теплой
медвяной дымке, вновь возникло сладостное видение:
   маленькая изящная ручка с удлиненными сиреневыми ногтями, лежащая на
высокой, затянутой тончайшим шелком груди.
   - Жаль, - согласился он и сглотнул горячий ком, заполнивший горло.
   Торжественно ударили гонги. Басовито запели фанфары.
   Гвардейцы с небесной четкостью и единовременностью взяли алебарды "на
караул". Толпа шевельнулась в последний раз, выстраиваясь сообразными
рядами. Столько высокопоставленных персон сразу ни Баг, ни Богдан не
видели доселе в жизни ни разу. Дворцовые служители подхватили края ширмы,
и раздвинули ее, открывая взглядам тронный помост.
   "Вот она!" - вздрогнув от волнения, подумал Баг.
   "Как-то там Фира?" - едва не падая от изнеможения, подумал Богдан.
   Восседающая на срединном троне принцесса, ослепительно сверкая золотом
одеяний в лучах осветительной техники, глядела в зал поверх голов с
отстраненной благосклонностью.
   - Дорогие ордусяне! - начал известный своими демократическими взглядами
великий князь Фотий, с державой и скипетром в руках грузно поднявшись с
правого трона. Даже отсюда видно было, как в его окладистой бороде,
высвеченные юпитерами, серебром вспыхивают нити благородной седины.
   Тяжелые бармы, словно дроблеными радугами, отсверкивали драгоценными
каменьями. - Сограждане! Нынче у нас знаменательный день...
   "Как она прекрасна!" - думал Баг.
   "Как-то там Жанна?" - думал Богдан.
   - Любезные нашему сердцу подданные! - не вставая, звонко начала
принцесса, когда великий князь закончил. - Уважаемые гости страны! Небу
было угодно, чтобы события последних нескольких дней выстроились в череду,
находящуюся под влиянием стихии созидания...
   Патриарх, с посохом в руках сидящий на левом троне, величаво кивнул.
   "Кто я для нее? - изнывал Баг, вслушиваясь в чарующие звуки ее голоса и
не слишком-то обращая внимание на слова. - Никто... Никто!!" "Воздухолет,
наверное, уже приземлился, - изнывал Богдан, тоже почти не слыша слов
принцессы. - Бек обещал встретить дочку прямо у трапа, вместе со всем
своим тейпом... Только бы роды прошли хорошо. А если при генетическом
разборе что-то напутали, и родится мальчик?" "Наверное, никогда, -
растравлял себе душу Баг, - общественная двигаемость в нашей стране не
достигнет такого уровня, чтобы я, рядовой сыскарь, мог прямо сказать
принцессе крови: милая Ли! И отныне я..." "Наверное, я напрасно, -
растравлял себе душу Богдан, - не выпил те несколько капель с донышка..."
Оба вернулись к действительности лишь когда уста принцессы произнесли
ненавистное обоим имя.
   -...Особо мы хотели бы отметить вклад в дело развития экономических и
культурных связей между Западом и Ордусью, сделанный выдающимся
финансистом Хаммером Шморосом.
   Приблизьтесь, сэр.
   От маленькой, компактной группы гокэ отделился и с несколько небрежным
поклоном подошел к тронному помосту одетый в прекрасное европейское
платье, среднего роста и средних лет мужчина, с загорелым вследствие
правильного образа жизни - а может, вследствие солярия, кто варваров
поймет, - приятным глазу, открытым и решительным лицом.
   "Вот он каков в натуре", - подумал Богдан.
   "Вот он каков. В натуре!" - подумал Баг.
   На экранах своих компьютеров они уже насмотрелись на Шмороса во всех
видах.
   - Учитель сказал: тот, кто разевает рот на чужую пампушку, часто
остается голодным. К вам, дорогой сэр, эти мудрые слова относятся, быть
может, менее, чем к кому бы то ни было из наших заморских партнеров. На
протяжении почти полутора десятилетий, - говорила принцесса, - вы не
покладая рук и не жалея сил трудились на ниве взаимодополняющего слияния.
Ваше трудолюбие выше всяких похвал, и может быть уподоблено лишь вашей
вспроницающей искренности...
   "Эх, если бы напарница Ли знала, с кем говорит!" - подумали оба
напарника разом. Их буквально колотило. А принцесса превозносила заслуги
Шмороса, чествовала его, славословила, и не было этой пытке конца.
   Шморосу все было нипочем. Он стоял и, слег