руки на бедра.  На  ней  были
шорты и мальчишеская куртка, а на боку, с полным пренебрежением к  традициям
своего пола, она носила  на  ремне  небольшой,  но  достаточно  смертоносный
излучатель.
   - Что же у меня не в порядке? -  медленно  цедя  слова,  поинтересовалась
она.
   - Ха! Что не в порядке? Да что у вас в порядке? Я прекрасно знаю ваш тип.
Вы одна из этих "независимых" женщин,  которые  претендуют  на  все  мужские
привилегии,  отказываясь  в  то  же  время  от   какой   бы   то   ни   было
ответственности. Я так и вижу, как вы с важным видом разгуливаете по  городу
с  этой  проклятой  трещоткой  на  боку,  требуя  всех   прав   вооруженного
гражданина. Вы вызываете на дуэли  в  спокойной  уверенности,  что  ни  один
мужчина вызова не примет. Бр-р-р! Меня тошнит от вас!
   Женщина не шелохнулась, только лицо ее закаменело.
   - Вы проницательный, знаток человеческой натуры,  да?  Теперь  послушайте
меня. Я годами не притрагивалась к оружию, кроме как  на  тренировке.  Я  не
расхаживаю по городу с требованием привилегий и столь же щепетильно вежлива,
как любой мужчина.
   - Тогда зачем же вы носите оружие?
   - А что плохого, если  женщина  претендует  на  достоинство  вооруженного
гражданина? Я не хочу,  чтобы  меня  баловали  и  опекали,  как  ребенка.  Я
отказываюсь от неприкосновенности и пользуюсь своим  правом  носить  оружие.
Что, повторяю, в том плохого?
   - Ничего - будь это и впрямь  так.  Но  дело  обстоит  совсем  иначе.  Вы
противоречите себе - хотя бы той манерой, с которой  ворвались  в  мой  дом.
Мужчине такое не сошло бы.
   - Ах так?! Осмелюсь напомнить вам, мужлан, что  вы  сами  впустили  меня,
включив сигнал "Входите, пожалуйста". Могли бы этого и не делать! А  едва  я
вошла, вы принялись рычать на меня, не дав даже  вставить  "да",  "нет"  или
"может быть".
   - Но...
   - Но ладно! Вы утверждаете, что оскорблены.  Я  сказала,  что  годами  не
бралась за оружие, но это не  значит,  будто  я  не  готова.  Вот  вам  шанс
рассчитаться за оскорбление, хвастун паршивый - оружие в руки!
   - Не болтайте глупостей.
   - Оружие в руки! Или я отберу его у вас и вывешу на площади.
   Вместо ответа Гамильтон двинулся на нее. Гостья  схватилась  за  рукоятку
излучателя и наполовину извлекла его из кобуры.
   - Назад! Назад или я сожгу вас!
   - Боже! - В  голосе  Гамильтона  зазвучало  неподдельное  восхищение;  он
замер. - Верю. Честное слово, верю, что вы на это способны.
   - Разумеется.
   - И это, - признал он, - меняет дело, не так ли?
   Гамильтон  отступил  на  шаг,  как  бы  занимая  подходящую  позицию  для
переговоров. Полууспокоившись, женщина сняла руку с излучателя.
   В тот же момент Феликс прыгнул - низко, стелясь над полом  -  и  обхватил
колени гостьи, рванув на себя. В короткой, но бурной схватке оба  покатились
по паркету. Наконец Гамильтону удалось ухватить гостью  за  запястье  правой
руки и стиснуть его с той же силой, с какой противница вцепилась  в  оружие.
Резкое движение - и костяшки ее  пальцев  сухо  ударились  об  пол.  Схватив
излучатель за ствол, Гамильтон  вырвал  его  и  отбросил  в  сторону.  Потом
поднялся на колени и, волоча гостью за собой, стал  медленно  передвигаться,
игнорируя сыпавшиеся на него удары. Добравшись до  ящика  стола,  он  бросил
туда оружие и только тогда обратил все свое внимание на гостью.
   Не реагируя на ее бурное сопротивление, Гамильтон поднял женщину с  пола,
подхватил на руки и  донес  до  большого,  глубокого  кресла,  в  которое  и
опустился, усадив  гостью  себе  на  колено.  Зажав  ее  ноги  между  своих,
Гамильтон завел ей руки за спину - стиснув в конце концов обе ее кисти одной
рукой. Пока он занимался этими манипуляциями, женщина успела его укусить.
   Окончательно лишив гостью возможности двигаться, Феликс откинулся  назад,
держа женщину подальше от себя, и заглянул ей в лицо.
   - Вот теперь мы можем побеседовать, - бодро сказал  он  и,  примерившись,
влепил ей пощечину - не слишком сильную, но достаточно чувствительную. - Это
за укус. Никогда больше не делайте этого.
   - Отпустите меня!
   - Будьте благоразумны.  Приглядитесь  повнимательней  и  увидите,  что  я
тяжелей вас килограммов на сорок и значительно выше. У вас достаточно силы и
твердости, этого нельзя не признать, да только я куда тверже и сильнее.  Так
что ваши желания сейчас значения не имеют.
   - Что вы собираетесь со мной делать?
   - Поговорить. И еще, пожалуй, поцеловать.
   В ответ она выдала нечто вроде рева  тропического  циклона,  обогащенного
обертонами воя и рычания дикой кошки. Когда  концерт  закончился,  Гамильтон
приказал:
   - Поднимите лицо.
   Она не подчинилась. Тогда он свободной рукой забрал в горсть ее волосы  и
отогнул голову назад.
   - Не кусаться, - предупредил Феликс, - или я выбью из вас всю эту дурь.
   Укусить она его не укусила, но и не ответила на поцелуй.
   - Пустая трата времени, - светским тоном  резюмировал  Гамильтон,  -  вы,
"независимые" дамы, ничего в этом искусстве не смыслите.
   - Я что, плохо целуюсь? - мрачно осведомилась она.
   - С тем же успехом я мог поцеловать малолетку.
   - Я прекрасно умею целоваться - когда хочу.
   - Сомневаюсь.  И  сомневаюсь,  что  вы  вообще  когда-нибудь  целовались.
Мужчины редко делают авансы вооруженным девушкам.
   - Неправда!
   - Что, за живое задело? Но это правда, и вы сами это знаете. Даю вам шанс
доказать, что не прав, а потом мы обсудим, стоит ли вас отпускать.
   - Мне больно рукам.
   - Ну...
   На этот раз  поцелуй  длился  раз  в  восемь  дольше.  Наконец  Гамильтон
отпустил ее, перевел дыхание, но ничего не сказал.
   - Так что же?
   - Юная леди, - проговорил он медленно, - я недооценил вас.  Я  недооценил
вас дважды.
   - Теперь вы меня отпустите?
   - Отпустить вас? Ни в коем случае! Это заслуживает повторения.
   - Нечестно!
   - Леди, - совершенно серьезно проговорил Гамильтон, - честность - понятие
совершенно отвлеченное. Кстати, как вас зовут?
   - Лонгкот Филлис. Но не уклоняйтесь от темы.
   - Так как насчет повторения?
   - Ох, ладно...
   Гамильтон совсем отпустил  свою  пленницу,  и  тем  не  менее  повторение
оказалось столь  же  продолжительным  и  захватывающим  дух.  Отстранившись,
Филлис запустила пальцы ему в волосы и растрепала их.
   - Вы негодяй! Грязный негодяй!
   - В ваших устах это звучит как комплимент, Филлис. Выпьем?
   - Не откажусь.
   Гамильтон  предложил  гостье  выбрать  напиток,  торжественно  извлек   и
наполнил бокалы, превратив будничные действия в пышную  церемонию,  в  конце
которой встал и торжественно предложил:
   - Выпьем за мир?
   -  Сейчас?  Сдается  мне,  время  еще  не  пришло.  Я  хочу  поймать  вас
вооруженным.
   - Лучше не надо. Вы доблестно сражались и были побиты с честью. Правда, я
шлепнул вас - но и вы меня укусили. Так что мы квиты.
   - А как насчет поцелуев?
   Гамильтон улыбнулся.
   - Это тоже был равный достойный обмен. Не будьте  столь  обидчивы.  Я  не
хочу, чтобы вы за мной охотились. Давайте! Мир - и пусть прошлое останется в
прошлом!
   Он поднял бокал, перехватил ее взгляд - и Филлис невольно улыбнулась.
   - Ладно, да будет мир.
   - Повторим?
   - Нет, спасибо. Мне пора идти.
   - Что за спешка?
   - Мне и в самом деле пора. Могу я теперь получить свой бластер?
   Гамильтон вытащил излучатель из ящика, полюбовался  и  смахнул  с  оружия
пылинку.
   - Он мой - и вы это знаете. Я его выиграл.
   - Но вы же не оставите его себе!
   - Именно это я имел в виду, утверждая, что  вы,  вооруженные  дамы,  лишь
претендуете на мужские роли. Мужчина никогда не попросил бы оружия  обратно.
Он скорее надел бы повязку.
   - Вы оставите бластер себе?
   - Нет. Но хотел бы, чтоб вы его больше не носили.
   - Почему?
   - Потому что хочу пригласить вас пообедать сегодня  со  мной.  И  я  буду
чувствовать себя дураком, сопровождая вооруженную женщину.
   Филлис внимательно посмотрела на него.
   - Странный вы  человек,  Гамильтон  Феликс.  Побить  девушку  -  и  потом
пригласить ее пообедать...
   - Так вы согласны?
   - Да, - она отстегнула пояс с кобурой и бросила его Гамильтону.  -  Потом
отошлете его мне. Адрес - на рукоятке.
   - В двадцать ноль-ноль?
   - Или на несколько минут позже.
   - Знаете ли, Филлис, - проговорил он, распахивая перед девушкой дверь,  -
у меня предчувствие, что у нас с вами впереди великое множество развлечений!
   Девушка одарила его долгим взглядом.
   - Поживем - увидим.


   Глава 5
   "Просто я более или менее честен..."
   Закрыв дверь, Гамильтон вернулся в комнату. Предстояло  немало  дел  -  и
срочных. Он подошел к телефону и вызвал Монро-Альфу.
   - Клифф? Я вижу, вы уже на службе? Будьте у себя, - и он повесил  трубку,
не снизойдя до каких-либо объяснений.
   Когда вскоре Феликс появился в кабинете Монро-Альфы, тот встретил  его  с
обычной церемонностью.
   - Доброе  утро,  Феликс.  Мне  кажется  -  или  вы  действительно  чем-то
обеспокоены? Что-нибудь не в порядке?
   - Не совсем. Я хочу попросить вас об одолжении. Но скажите  -  с  вами-то
что случилось?
   - Со мной? Что вы имеете в виду?
   - Вчера вы напоминали  труп  недельной  свежести,  а  сегодня  прямо-таки
искритесь  и  светитесь.  И  сплошные  птичьи  трели  на  устах...  Что   за
метаморфоза?
   - Не думал,  что  это  так  бросается  в  глаза.  Но  я  действительно  в
приподнятом настроении.
   - Почему? Ваша денежная машина объявила о новых дивидендах?
   - Разве вы не смотрели утренние новости?
   - Признаться, нет. А что случилось?
   - Они вскрыли Адирондакский стасис.
   - Ну и?..
   - Там оказался человек. Живой человек.
   Брови Гамильтона поползли вверх.
   - Это, конечно, интересно - если  только  правда.  Но  не  хотите  ли  вы
сказать, будто появление  этого  ожившего  питекантропа  является  подлинной
причиной вашей детской радости?
   -  Неужели  вы  не  понимаете,  Феликс?  Неужели  не  ощущаете   значения
свершившегося? Ведь он явился к нам из золотого века, он - сын тех простых и
прекрасных дней, когда род людской еще не успел испортить себе  жизнь  кучей
бессмысленных усложнений. Только подумайте, о чем он может нам рассказать!
   - Может быть... Из какого он года?
   - М-м-м... Из тысяча девятьсот двадцать шестого - по старому стилю.
   - Тысяча  девятьсот  двадцать  шестой...  Погодите-ка...  Конечно,  я  не
историк, но что-то не припоминаю, чтобы  то  время  было  такой  уж  сияющей
утопией. По-моему, довольно примитивный век.
   - Об этом я и говорю - он был прост и прекрасен. Я тоже  не  историк,  но
встретил вчера человека, который немало порассказал мне об этом периоде.  Он
специально  изучал  ту  эпоху,  -  и  Монро-Альфа  пустился  в  восторженное
изложение концепции Фрисби Джеральда о жизни в начале XX века.
   Гамильтон выждал, пока Клиффорд не смолкнет на мгновение, чтобы перевести
дыхание, и тогда вклинился в монолог:
   - Не знаю, не знаю, но сдается мне, что у вас концы с концами не вяжутся.
   - Почему?
   - Видите ли, я вовсе не  считаю,  будто  нашему  времени  незачем  желать
ничего лучшего, но уж в прошлом лучшего точно не сыскать. Нет, Клифф,  клич:
"Вернемся к добрым старым временам!" - это чушь. При минимальных усилиях  мы
научились получать гораздо больше, чем это было  возможно  когда-либо  -  на
всем протяжении истории.
   - Ну, конечно, - едко заметил Монро-Альфа, - если  вам  не  уснуть,  пока
кроватка не укачает да не споет колыбельную...
   -  Бросьте.  При  необходимости  я  мог  бы  спать  хоть  на  камнях,  но
сворачивать с шоссе, просто чтобы потрястись на ухабах - увольте.
   Монро-Альфа промолчал. Гамильтон почувствовал, что приятель  уязвлен  его
словами, и добавил:
   - Разумеется, это всего лишь мое субъективное мнение. Может  быть,  вы  и
правы. Забудем об этом.
   - О каком одолжении вы говорили?
   - Ах да. Вы знаете Мордана, Клифф?
   - Окружного Арбитра?
   - Его самого. Мне нужно, чтобы вы позвонили ему и договорились о  встрече
со мной - то есть с вами, я имею в виду.
   - Зачем он мне?
   - Вам он и не нужен. На встречу явлюсь я.
   - К чему такие сложности?
   - Не задавайте вопросов, Клифф. Просто сделайте это для меня.
   - Вы играете со мной втемную... -  Монро-Альфа  откровенно  колебался.  -
Это... чистое дело?
   - Клифф!
   - Простите, Феликс, - Монро-Альфа покраснел. - Я знаю, что, если о чем-то
просите вы, в этом не может быть ничего неблаговидного. Но как я добьюсь его
согласия?
   - Проявите настойчивость - и он придет.
   - Куда, кстати?
   - Ко мне... нет, так не пойдет. Давайте - к вам домой.
   - Хорошо. Когда?
   - В полдень.
   Мордан явился на встречу, хотя и выглядел весьма озадаченным. Однако  при
виде Гамильтона лицо его вытянулось еще больше.
   - Феликс? Что вас сюда привело?
   - Желание повидаться с вами, Клод.
   - А где же наш хозяин?
   - Его не будет, Клод. Все это устроил я.  Мне  нужно  было  поговорить  с
вами, но сделать этого открыто я не мог.
   - В самом деле? Почему же?
   - Потому что у вас в офисе завелся шпион.
   Мордан хранил выжидательное молчание.
   - Но прежде чем говорить об этом, - продолжал  Гамильтон  после  короткой
паузы, - я хотел бы задать вопрос: это вы напустили на меня Лонгкот Филлис?
   Теперь Мордан откровенно встревожился.
   - Разумеется, нет. Вы с ней встречались?
   - А как же! Вы подобрали для меня очаровательную ведьмочку.
   - Не судите опрометчиво, Феликс. Может быть, она и экстравагантна, но  во
всем остальном в полном порядке. Ее карта восхитительна.
   - О'кей, о'кей. Признаться, от этой встречи  я  получил  удовольствие.  А
сейчас просто хотел удостовериться, что вы не пытались со мной хитрить.
   - Ни в коем случае, Феликс.
   - Прекрасно. Но я пригласил вас сюда  не  для  того,  чтобы  задать  этот
вопрос. Я утверждаю, что в вашем офисе есть  шпион,  поскольку  наш  с  вами
приватный разговор стал  известен  и  там,  где  знать  об  этом  совсем  не
обязательно. - И тут Гамильтон коротко рассказал о своем знакомстве с Мак-Фи
Норбертом и последующем визите в Дом Волчицы. -  Они  именуют  себя  "Клубом
выживших". На первый взгляд - просто объединение любителей выпивки в составе
ложи. Но на деле он служит "крышей" для шайки революционеров.
   - Продолжайте.
   - Они пришли к выводу, что я им подхожу - и я решил  подыграть,  поначалу
больше из любопытства. А затем обнаружил вдруг, что зашел слишком  далеко  и
обратной дороги нет, - Гамильтон сделал паузу.
   - Да?
   - Я примкнул к ним. Мне показалось, что это будет полезнее для  здоровья.
Не уверен, но подозреваю, что  прожил  бы  не  слишком  долго,  если  бы  не
присягнул на верность идее. Они играют всерьез, Клод. - Феликс вновь  сделал
паузу, потом продолжил: - Помните ту заварушку, которая нас познакомила?
   - В ресторане? Разумеется.
   - Доказательств у меня нет, но объяснить ее можно, только  допустив,  что
охотились не за мной, а за вами. Вы - один из тех,  кого  им  нужно  убрать,
чтобы осуществить свои планы.
   - И что же это за планы?
   - Детали мне  не  известны...  пока.  Но  суть  в  том,  что  они  против
существующей генетической политики. И  против  демократических  свобод.  Они
хотят создать то, что именуют  "научным"  государством,  руководить  которым
должны  "прирожденные"  лидеры.  Сами  они  считают   этими   "прирожденными
лидерами" себя. И питают глубокое  отвращение  к  синтетистам  вашего  типа,
поддерживающим современное  "отсталое"  государство.  Придя  к  власти,  они
намерены удариться в широкие биологические  эксперименты.  Общество,  по  их
словам, должно стать  единым  организмом,  отдельные  части  которого  будут
специализироваться на выполнении различных  специальных  функций.  Настоящие
люди, супермены - то есть они  сами,  -  будут  находиться  наверху,  а  все
остальное население - конструироваться их генетиками по мере необходимости.
   - Все это выглядит на удивление знакомым, - невесело усмехнулся Мордан.
   - Понимаю, что вы имеете в виду. Империя Великих Ханов. Но на это  у  них
готов ответ: Ханы были дураки и не знали, что и как делать. А  эти  мальчики
знают. Их  идеи  на  сто  процентов  отечественного  производства,  и  любые
аллюзии, связывающие их намерения и политику Ханов -  всего  лишь  результат
вашего недомыслия.
   - Так...
   Наступило долгое молчание. Наконец Гамильтон потерял терпение.
   - Ну?
   - Зачем вы мне все это рассказали, Феликс?
   - Как зачем? Чтобы вы могли что-то предпринять.
   - Но почему вы хотите,  чтобы  мы  приняли  какие-то  меры?  Подумайте...
пожалуйста. В тот раз вы заявили мне, что жизнь -  такая,  как  она  есть  -
ценности в ваших глазах не представляет. Пойдя с этими  людьми,  вы  сможете
изменить ее так, как вам заблагорассудится. Можете  полностью  пересотворить
по собственному разумению.
   - Хм! Мне придется столкнуться с оппозицией - у них  есть  на  этот  счет
свои планы.
   - Вы можете их изменить. Я знаю вас, Феликс.  Можно  заранее  утверждать,
что стоит вам только захотеть - и вы займете лидирующее  положение  в  любой
группе. Пусть не в первые же десять минут, но - по прошествии времени. Вы  и
сами  наверняка  это  понимаете.  Так  почему  же  вы   не   ухватились   за
представившуюся возможность?
   - С чего вы взяли, что я на такое способен?
   - Ну, Феликс!..
   - Ладно, ладно. Предположим, я и впрямь смог бы. Но я этого не сделал.  И
не сделаю. Назовите это патриотизмом, если хотите. Или как угодно иначе.
   - В сущности, все дело в том, что в глубине души вы одобряете современную
культуру. Разве не так?
   - Может быть. До некоторой степени. Я никогда не утверждал,  что  осуждаю
способ управления нашим обществом. Я  только  сказал,  что  не  вижу  смысла
вообще ни в каком образе  жизни  -  в  конечных  и  абсолютных  терминах.  -
Гамильтон  ощутил  некоторое  замешательство.  На  эту  встречу  он  явился,
чувствуя себя этаким романтическим героем  и  ожидая,  что  за  разоблачение
шайки злодеев его благодарно похлопают по плечу. Мордана же его новости ни в
коей мере не волновали  -  он  настаивал  на  обсуждении  чисто  философских
материй. Феликса это сбивало с толку. - В любом случае я не хочу видеть этих
самодовольных молодых подонков у кормила власти. Я не желаю видеть, как  они
примутся строить Утопию.
   - Я понял. Вы хотите сказать мне что-нибудь еще?..  Ну  что  ж,  в  таком
случае... - Мордан привстал, как бы собираясь уходить.
   - Подождите же!
   - Да?
   - Послушайте, я... Дело в том, что  раз  уж  я  оказался  в  их  шайке...
Словом, я могу провести небольшое любительское расследование.  Мы  могли  бы
договориться  о  способе,  с  помощью  которого  я  докладывал  бы  вам  или
кому-нибудь другому.
   - Так вот в чем дело! Нет, Феликс, этого я одобрить не могу.
   - Почему?
   - Слишком опасно для вас.
   - Мне это безразлично.
   -  А  мне  -  нет.  С  моей  профессиональной  точки  зрения  ваша  жизнь
представляет собой слишком большую ценность.
   - Ах это?! Черт возьми, мне казалось,  я  четко  объяснил:  нет  никаких,
ровным счетом никаких шансов, что я  соглашусь  участвовать  в  генетической
программе.
   - Вы действительно объяснили. Но пока вы  живы  и  здоровы,  я  по  долгу
службы обязан надеяться, что вы  передумаете.  И  потому  я  не  имею  права
позволить вам рисковать жизнью.
   - Хорошо. Но как вы мажете меня остановить? Принудить меня вы не можете -
законы я знаю.
   - Нет. Я в самом деле не могу запретить вам рисковать  своей  драгоценной
жизнью. Но ликвидировать  опасность  -  могу.  И  ликвидирую.  Члены  "Клуба
выживших" будут арестованы - и немедленно.
   - Но... Но послушайте, Клод! Если вы предпримете это  сейчас,  у  вас  не
будет в руках необходимых улик. Гораздо правильнее было бы подождать до  тех
пор, пока нам не станет известно о них все.  Сегодняшний  арест  одной  этой
группы может означать, что сотни или тысячи других просто-напр