с, - что  их
надо заставить есть Пищу?
   - А что еще нам остается?
   - Не забудь, нас всего полсотни, а их миллионы.
   - Но мы держимся.
   - Пока.
   - Бог даст, продержимся и дальше.
   - Да. Но не забудь, многие погибнут!
   Тут вмешался еще голос:
   - Да, погибнут. Но не забывайте о тех, кто еще не родился...
   - Братья, - снова заговорил Редвуд-младший, -  что  нам  еще  остается?
Только воевать! И если победим, заставим их примириться с  Пищей.  Им  все
равно от нее не избавиться. Допустим, мы откажемся от всего, что нам дано,
и согласимся на эти безумные условия. Допустим!  Допустим,  мы  задушим  в
груди то великое, что нами движет, откажемся от всего, что дали нам  отцы,
- что сделал для нас ты, отец, - и, когда настанет час,  умрем,  исчезнем,
так ничего и не совершив. Ну, а дальше что? Разве  мир  пигмеев  останется
таким, как прежде? Они могут бороться с величием в нас -  мы  гиганты,  но
рождены людьми. Но разве они могут победить? Даже если они  уничтожат  нас
всех до единого, что дальше? Спасет ли это их?  Никогда!  Ибо  величие  не
только в нас, не только в Пище, но и в сущности всех вещей! Оно  заключено
в природе сущего, оно - часть пространства и времени. Расти, всегда расти,
с первого и до последнего часа - таково Бытие, таков  закон  жизни.  Иного
закона нет!
   - А помогать другим?
   - Помогать расти, идти вперед. Это значит, мы и сами растем. Если мы не
помогаем им остаться ничтожествами...
   - Они будут драться не на жизнь, а на смерть, - сказал кто-то.
   - Ну и что же? - возразил другой.
   - Да, они будут драться, - сказал Редвуд-младший. - Если  мы  откажемся
принять их условия, они наверняка будут воевать. Я даже надеюсь,  что  они
начнут воевать открыто. Когда после всего, что было, они  предлагают  мир,
это значит  только  одно:  они  хотят  захватить  нас  врасплох.  Не  надо
обманывать себя - так или иначе, но они будут драться. Война  началась,  и
мы должны биться до конца. Так будем же осмотрительны, не то окажется, что
мы только затем и жили, чтобы выковать оружие, которое  обратилось  против
нас и наших детей, против всех гигантов. Борьба только еще начинается. Вся
наша жизнь станет борьбой. Одни будут убиты, другие попадут в плен. Легкой
победы быть не может, в любом случае  победа  нам  дорого  обойдется.  Это
бесспорно. Ну и что же? Главное - сохранить  какой-то  плацдарм,  оставить
после себя воинство, которое станет множиться и продолжать  борьбу,  когда
мы погибнем!
   - Что же будет завтра?
   - Начнем рассеивать Пищу, засыплем ею весь мир.
   - А если они согласятся принять наши условия?
   - Наше условие - Пища. Гигантам и пигмеям не ужиться в мире и согласии.
Или мы, или они. Ни один отец не  вправе  сказать:  пусть  мой  сын  знает
только тот свет, что светил мне, пусть ни в чем не смеет  перерасти  меня.
Согласны вы со мной, Братья?
   В ответ послышался гул одобрения.
   - Этого никто не вправе  сказать  не  только  будущим  мужчинам,  но  и
будущим женщинам, - донеслось из темноты. - Женщинам тем более не  вправе:
они будущие матери нового человечества...
   - Но ведь в следующем поколении еще останутся большие  и  маленькие,  -
сказал Редвуд-отец, глядя в лицо сыну.
   - Во многих поколениях. И маленькие будут мешать большим, а  большие  -
теснить маленьких. Это неизбежно, отец.
   - Значит, будет продолжаться борьба.
   - Бесконечная борьба. Бесконечные  раздоры.  Такова  жизнь.  Великое  и
малое не могут найти общий язык. Но в  каждом  вновь  родившемся  человеке
дремлет зерно величия, дремлет - и дожидается Пищи.
   - Значит, я должен возвратиться к Кейтэрему и сказать ему...
   - Ты останешься с нами, отец. На рассвете Кейтэрем узнает наш ответ.
   - Он грозился пойти на вас войной...
   - Да будет так,  -  сказал  Редвуд-младший,  и  снова  Братья  ответили
негромким согласием.
   - Железо остывает! - крикнул кто-то.
   Два кузнеца в углу мерно  застучали  молотами,  и  этот  железный  гром
могучей  мелодией  поднялся  над  лагерем  гигантов.  Раскаленный   металл
светился еще ярче прежнего, и Редвуд-старший мог теперь лучше  рассмотреть
все вокруг. Овальный котлован был виден как на ладони, огромные  орудия  и
машины насторожились, готовые к бою. Поодаль и выше  стоял  дом  Коссаров.
Вокруг Редвуда молодые исполины, огромные и прекрасные в своих  сверкающих
кольчугах, готовились к завтрашней битве. Глядя на них,  Редвуд  воспрянул
духом. Какая спокойная сила! При  огромном  росте  -  какая  стройность  и
изящество! Какие уверенные движения! И  здесь  же  его  сын  и  принцесса,
первая женщина среди гигантов...
   И вдруг - поразительнейший контраст! - ему вспомнился  Бенсингтон:  вот
он перед глазами, крохотная  отчетливая  фигурка  -  стоит  посреди  своей
благопристойной и скучной комнаты, погрузив пальцы в пух на груди  первого
гигантского цыпленка, и растерянно смотрит поверх очков на дверь,  которую
только что с грохотом захлопнула за собою кузина Джейн...
   Это было только вчера, всего лишь двадцать один год прошел.
   Внезапно странное сомнение овладело Редвудом: что, если эта крепость  и
все это величие - только сон! Вот сейчас он проснется у себя в кабинете  -
узник в той же тюрьме, гиганты убиты, Пища уничтожена. Да ведь и вся жизнь
- тюрьма, и человек - вечный узник! Сон достиг зенита, и  сейчас  настанет
конец. Он проснется от шума сражения, среди потоков крови, и  увидит,  что
его Пища - глупейшая фантазия, а все  его  надежды,  вся  вера  в  великое
завтра мира - лишь тоненькая радужная пленка на  бездонном  гнилом  омуте.
Пигмеи непобедимы!..
   Отчаянье, предчувствие неминуемой катастрофы нахлынуло на него с  такой
силой, что он  вскочил.  Он  стоял,  прижав  к  глазам  стиснутые  кулаки,
оцепенев  от  страха:  вот  сейчас  откроет  глаза,   а   сновидение   уже
рассеялось...
   Перекликались гиганты, голоса их вторили могучей песне металла. И волна
сомнений пошла на убыль. Вокруг по-прежнему слышны могучие  голоса,  шаги.
Это не сон, это все живое, несомненное, такое же  подлинное,  как  злобные
действия врагов! И даже более подлинно, ибо великому принадлежит  будущее,
а ничтожество, звериная жестокость и  человеческие  слабости  обречены  на
гибель. Редвуд открыл глаза.
   - Кончили! - крикнул один из кузнецов, и они опустили молоты.
   В вышине раздался голос. Это говорил  сын  Коссара  -  стоя  на  гребне
крепостного вала, он обращался ко всем великанам:
   - Лишь на одну ступень поднялись мы над ничтожеством пигмеев, и не  для
того мы хотим изгнать их из этого мира, чтобы  завладеть  им  навечно.  Мы
боремся не за себя, а за эту новую ступень... Для чего мы  живем,  Братья?
Чтобы  служить  высокой  цели   и   осуществить   великий   замысел,   нам
предначертанный. Мы боремся не ради себя, ибо мы - лишь  глаза  и  рабочие
руки Жизни: она вечна, мы же служим ей лишь краткий срок. Так учил нас ты,
папа Редвуд. Воплощенный в нас, как прежде в пигмеях, идет вперед, видит и
познает новое Дух Человеческий. А мы в  словах,  делах  и  в  детях  своих
передадим его людям еще более совершенным. Земля - не место  отдыха  и  не
площадка для игр, иначе у нас было бы не больше  права  на  жизнь,  чем  у
пигмеев, а тогда отчего же и не сдаться? Они бы спокойно перерезали нас, а
потом и сами без боя уступили бы место муравьям и всякой нечисти. Нет,  мы
бьемся не ради себя, но ради роста, ради движения вперед, а оно - вечно. И
завтра, живые или мертвые, мы все равно победим, ибо через нас совершается
движение вперед и выше. Таков закон развития духа на веки веков. Вперед  и
выше, ибо так мы созданы богом! Выбраться из этих ям и щелей,  из  тьмы  и
сумрака, вступить в мир величия и света! Вперед, Братья, вперед! - говорил
он, и голос его звучал гордо и торжественно. - Всегда вперед, к  истинному
величию! Расти, подняться наконец до всеобщего братства и постичь  бога...
Расти... Пока самая земля наша не станет  всего  лишь  ступенькой...  Пока
человеческий дух  не  станет  бесстрашен  до  конца  и  не  овладеет  всей
Вселенной!.. - Взмахом руки он обвел небосвод.
   И умолк. Ослепительный луч прожектора на миг озарил исполина, его руку,
воздетую к небесам.
   Мгновенье он весь сверкал  в  этом  луче,  бесстрашно  глядя  вверх,  в
звездные бездны,  -  молодой,  сильный,  закованный  в  сталь,  воплощение
решимости и спокойствия.  Потом  луч  скользнул  дальше,  и  остался  лишь
могучий темный силуэт, вычерченный в звездном небе, могучий темный  силуэт
грозил небесной тверди и неисчислимым звездным мирам.