ался.
  - Харугийя!
  - Уходи!
  Константин посмотрел на меня непонимающе. Я словно готов был бороться за
рыбу.
  - Баснописец, - снисходительно сказал он, качая головой.
  Он оттащил ревущую рыбину обратно в озеро, нехотя отпустил трепещущую
добычу в спокойные воды и помог мне подняться. Довел меня до машины и
усадил на переднее сидение.
  Мы покинули место рыбалки в полном молчании. Константин даже бокс не стал
закрывать. Он выглядел удрученно.
  Через полчаса рассвело. Автомобиль ехал на розовеющий восток.
  - Если они настолько разумны, насколько ты думаешь, это точно не рыбалка.
Это уже охота. А это мне действительно по душе, что бы ты там себе не
думал. Потому что я охотник, - почти торжественно произнес Константин.
  После этих слов его лицо, наконец, просияло.
  Я молча, прикрыв воспаленные утром глаза, вспоминал ночной океан.

  20.07.02
  Николаев
  www.tarabanov.by.ru/sf
  E-mail: sf@mail.ru


  (c) Д.Тарабанов, 2002


--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 25.07.2002 13:35




Тарабанов Дмитрий

                             ИЗ ШКУРЫ ВОН!

                               рассказ

  С верхушки дерева-иса Унзугалок видел всю окраину: исы и исы, покрывающие
степь зонтичными кронами на длинных и неразветвленных стволах. В листве
гудела мошкара, от которой Унзугалок неустанно отбивался хвостом. Хорошее
утро, подумал он и потянулся, чувствуя, как шерсть на теле приятно
шевелится. Солнце было за спиной и не било в глаза - такое хорошее место
для охоты выбрал Унзугалок.
  Он сидел здесь со вчерашнего дня, поджидая зверя канало, который
появляется только ночью или ранним утром, чтобы незаметно подкрасться к
источнику или выловить степного зверька, поменьше размером. Унзугалок
смотрел внимательно: одного канало он уже упустил, когда увидел, что у
озера упала очередная летающая пещера, второго же пропустить не хотел. Его
искусительная самка его очень искусительно обругает за то, что он не
принес свежего обеда, и не дастся ночью - этого Унзугалок не хотел больше
всего, потому что уже третью ночь оставался один-одинешенек.
  Нужно хорошо поохотиться, решил он и, зацепившись ногами и руками за
ветку, на которой секунду назад сидел, перевернулся и пополз к ее краю.
Здесь было гнездо асали, яйца которой он вчера все до одного съел. Теперь
оно было пустым, за исключением остатков скорлупы, чьи острые края
неприятно кололи колени, но являлось отличным стратегическим пунктом -
лужица источника была прямо внизу.
  Унзугалок прождал немало времени, но канало так и не появлялся. Поздно для
охоты. Солнце уже высоко, а канало боится света и тепла. Эх, Лайа его
сегодня опять отошлет и пойдет спать к детям.
  Унзугалок хотел спускаться, но прислушался. Кто-то шерудил ногами по
невысокой траве. Запоздалый канало? Возле ствола соседнего дерева появился
силуэт, кожа которого была едва отличима от коры иса. Нет, это не канало -
тот меньше размером и передвигается на четырех лапах.
  Существо осмотрелось и, осторожно перебирая волосатыми ногами - не менее
волосатыми, чем все тело, - подошло к роднику.
  Унзугалок прицелился, нахлобучил просторную шкуру и прыгнул. Существо
внизу подняло вверх голову и замерло: прямо на него несся, расправив свою
шкуру, работающую, как парашют, Унзугалок. Существо не успело увернуться,
и охотник всей своей массой повалил его на землю.
  Шла отчаянная борьба. Двое одинаковых с виду существ катались по траве,
крепко вцепившись друг в друга конечностями. Они усердно метелили друг
друга по лицу хвостами, потом, видимо, утомились и, оттолкнувшись друг от
друга, раскатились в разные стороны.
  Когда Унзугалок отдышался, он вскочил на ноги и воскликнул:
  - Доброе утро, брат Зеленгаг!
  - Доброе, - ответил Зеленгаг, потирая ушибленный от падения хвост. - Я
вижу, ты рад меня видеть - так тепло ведь приветствовал. Наверное, ты даже
Лайа так не приветствуешь.
  - Не говори, брат. Я люблю Лайа, поэтому приветствую еще теплее, а люблю -
совсем горячо. На приветствие брата я не стал тратить много сил.
  - Все равно, спасибо. Благо хоть помнишь, - Зеленгаг не унимался тереть
хвост. Вероятно, его кончик был сломан от приятного приветствия. - Слышал
новость?
  - Да, как же не слышать!? Мне ее сам канало рассказал, трижды
поклонившись, - пошутил Унзугалок, и Зеленгаг достойно оценил шутку. - Так
что ж за новость?
  - Села еще одна огненная пещера, - сказал Зеленгаг, широко улыбаясь и
щурясь от света солнца, пробивавшегося через брешь в листве.
  - А, эту новость я и сам знаю! Я из-за нее канало упустил. Сурахеи были?
  - Были.
  - Много? - поинтересовался Унзугалок.
  - Один. Его Алсулзук поймал, - рука Зеленгага зачесалась, и он впился в
нее зубами. - Эти морра совсем замучили. Хочешь взглянуть на сурахея?
  - Конечно!
  - Пошли в деревню. Только не вздумай лезть в отбиратели! Если Алсулзук
тебя выберет - будешь, а так не вздумай. Понял?
  Вместо того, чтобы ответить, Унзугалок укусил Зеленгага за шею. Потом они
вместе пошли в деревню.
  Солнце пекло спины.

  Когда мрак рассеялся, и Робертс почувствовал, что может разлепить затекшие
кровью глаза, он не стал это делать так открыто, как в предыдущий раз.
Слишком уж быстро тогда отреагировали туземцы. И что это был за тяжелый
предмет, которым его огрели? Первый раз, при встрече, это был обычный
кулак. Тяжелый и жесткий кулак - его удара оказалось достаточно, чтобы
ввести Робертса в бессознательное состояние, но в последний раз это ведь
было что-то потяжелее... Может, дубина, булыжник.
  Нос и часть лица онемели - Робертс дышал через рот. Наверное, это
действительно был булыжник... Ясно чувствовался запах крови. Его
собственной.
  Вообще, подобные проявления агрессивности среди туземцев случались редко.
Аборигены в большинстве случаев попыток Контакта проявляли страх перед
неизвестным. Эти же - полная противоположность статистике.
  Но сейчас Робертса беспокоил другой вопрос: что с ним станут делать
туземцы? В лучшем случае ударят еще пару раз и отпустят восвояси, в худшем
- съедят. Не исключено, что это племя мохнатых уродов принадлежит к касте
каннибалов. Хотя поедание несебеподобного разумного существа вряд ли можно
назвать каннибализмом, все равно обидно.
  Робертс попытался как можно незаметнее подвигать руками. Тщетно: те были
связаны у запястья. Веревки оказались туго затянуты, и кровь не поступала:
кисти онемели. С ногами та же история. Черт побери!
  Ладно, будь, что будет! Робертс разлепил один глаз как можно осторожнее.
Сквозь непроницаемую муть угадывались лишь темные и светлые силуэты: белый
квадрат с неровными краями, вероятно, вход. Тогда остальное - хижина?
Возможно. Не стали же они бы оставлять пришельца на улице. Значит, хижина.
  В белом "проходе" появилась темная фигура. Потом вторая. Туземцы
прибывали. Беседа в хижине, которая ранее велась шепотом, оживилась.
Лингвафона при Робертсе не было - возможно, выпал при падении, - и речь
туземцев казалась всего лишь бессвязным потоком звуков. Зачем здесь все
собираются? Поглазеть на пришельца, как на диковинную "ошибку природы"?
  Вдруг все поле зрения заволокло темнотой, Робертс почувствовал зловонное
дыхание прямо над собой. Потом крик...
  Потом очередной удар и темнота.

  Зеленгаг вошел в хижину и жестом пригласил Унзугалока войти. Внутри был
полумрак и пахло кровью. Хижина была просторной: в ней могли поместиться
восемь зуаквалов и устроить хорошую драку. Стены хижины были изготовленыиз
коры, а потолок из листьев иса, как любая другая постройка в их племени.
Только ризиолоки строили свои дома из камня, даже не строили - жили в
горных пещерах, чем выказывали свою глупость, неумение лазать по деревьям
и обрабатывать самый податливый и благородный материал.
  Сурахей был здесь. Он лежал на деревянном ложе, на котором обычно режут
канало и других крупных животных, связанный по рукам и ногам. Лицо его
скрывала корка запекшейся крови - некрасивое лысое лицо, как у всех
сурахеев. Было видно, что его били. Возле ложа стояло три зуаквала. Один
из них, самый высокий и мохнатый, несомненно был Алсулзуком.
  - Здравствуй, Алсулзук, - поприветствовал вожака племени Унзугалок. -
Расскажи о своей удачной охоте.
  - Здравствуй, Унзугалок. Хорошего сурахея я поймал? Отличного сурахея! Он
вышел из летающей пещеры и сделал жест угрозы, - Алсулзук показал лохматую
ладонь. - Я принял угрозу и ударил его вот так!
  И Алсулзук показал, как именно он его ударил. Показал на самом сурахее.
Уродливый пришелец выдавил стон, и голова его скатилась на бок. Один из
двух спутников Алсулзука приник ухом к груди сурахея.
  - Сдох! - заключил он, и все в хижине от радости принялись друг друга
метелить.
  Когда зуаквалы подавили приступ радости, Унзугалок покачал хвостом.
  - Зачем же вы ему морду испортили?
  - Сойдет и так, - Алсулзук принялся развязывать веревки, сковывавшие
запястья сурахея. - Унзугалок, хочешь быть отбирателем?

  Энрико стоял у открытого шлюза. За ним виднелась новая планета, с отличным
климатом, которую в скором времени начнут колонизировать. Энрико любовался
полем с фиолетового цвета травой и высокими деревьями с зонтичными
бархатистыми кронами. Слева от корабля искрилось зеркальное озеро, а
справа стояли два исследовательских корабля. Один - Андрея Малахитова, а
второй - лингвиста третьего разряда Робертса. Оба были пусты, будто
капитаны их пошли прогуляться по лесу или понырять в озере. Все вещи были
на месте: оружие не тронуто, припасы, одежда - в общем, все, все, все, что
нужно первооткрывателю. Но хозяева многотонных махин не возвращались с
"прогулки". Вот уже год, как от последнего, Робертса, ничего не было
слышно. А данные о планете Колонизационному Центру были нужны, как лом
взломщику.
  - Дорогой, - услышал Энрико за спиной женский голос. - Я просканировала
озеро, сделала химический анализ воды и ничего опасного не нашла.
Пожалуйста, можно, я поплаваю?
  Энрико обернулся и увидел молодую женщину двадцати трех лет с
четырехлетней девочкой на руках. Его жена, Джулия. Она была пловчихой, и
это было видно по ее стройной и атлетической фигуре. Джулия жить не могла
без воды, как среды для перемещения. Особенно после долгого перелета.
  - Милая, я слишком тебя люблю, чтобы отпустить в озеро. Мы ведь так и не
знаем, от чего умерли двое исследователей.
  - А вдруг они совсем не умерли, а просто не захотели, чтобы в этот рай
вторглись миллионы колонистов, еще страдающих демографической лихорадкой?
- предложила как всегда безумную гипотезу Джулия.
  - Вряд ли. Они не из таких. Но в озере купать... - он наткнулся на взгляд
супруги, такой невинный и женственный, и растаял. - Ладно. Только я тебе
не прощу, если с тобой что-то случится.
  - Так ты разрешаешь? - счастью Джулии не было границ.
  - Разрешаю. При одном условии: я иду первым, а только...
  - Смотри!
  Энрико развернулся к шлюзу. По фиолетовому полю не спеша шел совершенно
нагой человек.
  - Туземец?.. - предположил Энрико.
  - Нет, это Робертс! Да, он! Интересно, почему он голый? - Джулия хихикнула.
  - Не засматривайся на чужих обнаженных мужчин, - посоветовал супруге
Энрико и шагнул в открытый шлюз.
  Чета землян с нетерпением, выражающемся в дрожи в коленках и массе
вопросов, вертящихся в голове, шагала навстречу исследователю Робертсу, их
старому доброму приятелю.
  "Что-то поправился он и в росте поубавил," - с удивлением заметил Энрико,
но не высказал мысль вслух.

  Унзугалок был счастлив. И горд.
  После смерти Алсулзука он стал вождем племени и хорошо правил. В
наследство от предыдущего вождя он получил хорошую хижину, новую жену
(старая ему нравилась больше, потому что была меньше покусана за зад,
хвост и ноги) и шкуры двух сурахеев - самое дорогое сокровище, которое
только можно себе представить. Шкура последнего сурахея, отлично
выдубленная и натертая до блеска, подошла Унзугалоку впору и очень
привлекала самок, чьи шкуры тоже не отличались густотой волосяного покрова
и просторностью (самки не могли прыгать с деревьев и, расставив руки,
парить, как самцы).
  Теперь Унзугалок редко охотился - канало ему приносили члены племени,
больших канало, сочных. Теперь самка Лайа давалась ему всегда и не спала
больше с детьми.
  Но Унзугалок был действительно счастлив, когда ему довелось самому
поохотиться на сурахеев. Когда летающая пещера упала с неба снова, он
надел шкуру последнего сурахея и пошел по направлению к ней. Глупые
сурахеи поверили, что Унзугалок - их брат, и выбежали из пещеры. Тут-то он
их и прихлопнул.
  Хорошие из сурахеев получились шкуры, лучше даже, чем предыдущие - кожедуб
Ангалуск хорошо учится обращаться со шкурой сурахеев. Прилетят новые -
шкуры будут еще лучше. Унзугалок взял себе шкуру самца, Лайа - шкуру самки
(ее выдубливали очень осторожно, чтобы не повредить никакой тонкости), а
младшему досталась шкура детеныша сурахея (неясно какого пола). Когда
вырастет старший, он сможет взять шкуру одного из двух старых сурахеев,
если они к тому времени не поймают новых.
  Вообще их очень легко ловить. Сурахеи - существа глупые, почти животные.
Вот они и живут по глупости, как ризиолоки, в пещерах. Только летающих.
Даже не летающих - падающих, потому что те после приземления больше не
взлетают.
  Унзугалок туда никогда не совался и не сунется, ибо он умный и не желает
уподобляться глупым сурахеям. Что в пещерах? - ему не интересно, потому
что главное сокровище - шкуры - у него в руках.


  2000 год




--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 10.07.2002 18:42




Дмитрий Тарабанов

                               ДА БУДЕТ ТАК
                          альтернативная летопись


  Из полемического источника:

  Оставив плот у берега на ветхой привязи, поляне выбрались на сушу. Подъем
вверх по реке оказался не так легок, как предполагалось. Путникам
повстречались по дороге дикие племена кочевников, по вине которых
градостроительская утварь не была полностью погружена. Выиграв время, плот
набрал скорость и оторвался от врагов, занявших солидную часть земель
дреговичей. К огромной радости неразлучной четверки полян, кочевники не
предприняли попытку к погоне. А если и предприняли, то продвинулись без
водопреодалимых средств недалеко. В крайнем случае, подошли к первому
ответвлению...
  Поднявшись на холмы, поросшие выцветшей за немилостивое лето травой, Кий
приложил ко лбу ладонь, укрывая от Ярила тоскливые карие глаза.
Внимательно оглядел окрестности.
  Солнце тяготело к небосклону, и его свет становился все крепче и
настойчивей, подогревая воду в Днепре оранжевыми волнами. Могучие бугры
топорщились богатырями, а тень от них отползала к воде с каждым мгновением
все быстрей и быстрей. Накрывала пологом суетящиеся под пляс ветра травы.
  "Там - мы выстроим собор, - думал Кий, - Там - поставим звонарню. Настроим
изб просторных, чтобы гости оценили по праву выбор наш. Обведем город
частоколом дубовым в два мужа высотой... нет, лучше в три - так никакие
кочевники не одолеют нас. И ворота поставим. Такие, чтоб славяне лучших
родов преклоняли колени пред городом нашим".
  - Да будет так... - прошептал он. И возвестил: - Возведем мы, братья,
великий град. Велик он будет так, что потомки и дщери сложат о нас
легенды. И прослывем мы, братья, над всей землей русской. И дальше нас
узнают, за Понтом Аквинским, за Таврией дикой, в Константинополе и Риме. И
сам Перун считаться будет с нашим детищем.
  И говорили с ним братья в один голос - младые Щек и Хорив:
  - Да будет так!
  И летела над холмами звонкая и юркая песнь сестрицы их. И вторили им
холмы. И отзывались небеса...
  - Да будет так...



  Из художественного источника:

  "Что бы случилось, развались тогда Киевская Русь?" - думал Изяслав,
будучи уже в летах.
  Минуло двадцать четыре года, как он передал престол брату своему,
Святославу. И шесть лет, как булаву унаследовал князь Всеволод. Как ценно
оказалось наследие отца их, Ярослава, прозванного недаром Мудрым, когда
призвал тот сыновей жить в мире и согласии. А ведь все могло быть не так
совсем...
  Из окна доносились пения гусляров и скоморохов, чтящих годовщину съезда
князей в Любече. Празднуя тот великий день, когда предстал перед тремя
братьями вопрос: "Разлететься и держать вотчину свою, которую со временем
поглотят половецкие орды - или держаться до последней крупинки земли, стоя
плечом к плечу, встречая напасти совместными усилиями?"
Небо пересек длинный клин журавлей. Изяслав наблюдал, как растворялся тот
в осеннем небе с прощальным "курлы!". Так могла сгинуть, раствориться в
веках могучая, но страшно хрупкая Киевская Русь.
  Русый слуга принес грустящему у окна князю ковш меда. Несмотря на всю
по-праздничному хмельную отрешенность, Изяслав-старик не мог отделаться от
мысли, что возобладай в тот страшный год над ним жадность и гордыня, не
помирись он с младшими братьями и не поклянись передавать власть "по
зрелости", испробовали бы они яблоко раздора и растерли бы их жернова
междоусобиц.
  - Эх... - вздохнул Изяслав и велел слуге, притаившемуся за дверью,
принести еще меда. Тот вошел в освещенные вечерним светом покои,
раскланялся и удалился, чтобы наполнить быстро опустевший кувшин. Старый
князь никак не собирался проводить сегодняшний день в ясном уме.
  С улицы доносились радостные возгласы гуляющего Киева, а он смотрел на них
свысока, как Господь глядит на непутевых язычников, верящих во что-то, но
не в то, во что нужно. Но... это хорошо, что есть такие "христианские
язычники". Будь все таковы как Володя Великий, Володя Мономах, Дир и
Аскольд, его отец Ярослав - сами Ярославовичи, в конце концов! - в 1097 не
удалось бы Русь спасти и половцев разбить...
  - Горе гордыне - слава Руси! - произнес он и вздохнул. - Да будет так...



  Из методического источника:

  Василий Попов до конца своих дней думал, что открыл не два новых,
неизведанных ранее континента, а новый путь в Китай.
  Тогда, в 1498 году, когда Русь расползлась по всей Европе, смешав в себе
такие богатые, но почти беззащитные государства, как Англосаксония,
Германские разрозненные земли, Италия, Испания, Франция, присоединив к
себе коренные территории черных и смуглых племен Африки и Индии, завладев
Верхними Кордонами и Тибетом, наконец подошла к стене Китая. Встретив
небывалый ранее отпор желтолицых воинов, практически не уступающих силой,
смекалкой и крепостью боевого духа русской дружине, Киевская Русь
приостановила свое шествие по земле и решила взять врага хитростью. Китай,
судя по известиям послов, не обладал достаточной морской мощью, в отличие
от Руси, прозванной издревле Владычицей Морей.
  И тогда-то Василий Попов предположил, что Земля на самом деле замкнутая и,
отправившись по океану на запад, можно попасть на Край Востока - прямо к
дальним берегам Китая. Через два года плавания четыре могучих корабля
"Святой Николай", "Святой Дмитрий", "Святой Григорий" и "Василий-мученик"
(затонувший у прибрежья Северной Поповки) достигли берегов "Китая".
  Только не желтокожие поджидали русских мореплавателей на суше - встретили
их радушные, но одновременно кровожадные краснокожие племена с языческой и
еще не зрелой культурой.
  Выучив туземный язык и собрав скромные сувениры, Василий на "Святом
Николае" и "Святом Григории" возвратился на родину с вестью, что китайские
племена не так уж непобедимы и пал ниц перед известием, что Кит