<солнечное сияние>,  -  добавили они. -
Это  одно  из  живописнейших мест  нашей  страны.  У  нас  существует даже
поговорка: <Не говорите <изумительно>, пока не увидите Никко>.
     Я  согласился <увидеть Никко>,  памятуя,  что  только в  Японии можно
увидеть то,  что можно увидеть только в Японии...  Ландшафт,  архитектура,
понимание гармонии и  прекрасного -  все это у  японцев свое,  ни с чем не
сравнимое. Последняя мысль пришла мне в голову, когда я смотрел на красный
лаковый мост в окрестностях Никко. Тот самый мост, который созерцал в 1889
году Редьярд Киплинг.  По  этому поводу Маленький Пилигрим* оставил нам  в
своих  путевых  заметках  некоторые соображения о  понимании прекрасного в
окрестностях Никко несколько столетий назад.
     _______________
          * Будучи  маленького  роста,  Редьярд   Киплинг   называл   себя
     Маленьким Пилигримом.

     - Японцы -  хитроумные художники, - записал в своем дорожном дневнике
автор <Книги джунглей> и рассказал далее следующую историю.
     Когда-то   давным-давно   полюбоваться   ручьем   в   Никко   приехал
великодушный Повелитель.  Он посмотрел на темно-зеленый поток,  бегущий по
серо-голубым  валунам,  на  серебристые  стволы  криптомерий*,  росших  по
берегам ручья,  затем взглянул на  обрамлявшие пейзаж отроги лесистых гор,
на зеленевшие внизу по течению крестьянские поля и задумчиво произнес:
     - Для  того чтобы связать все это воедино,  необходимо яркое пятно на
переднем плане.
     _______________
          * К р и п т о м е р и я  - вечнозеленое дерево, достигающее 50 -
     60 метров высоты и 2 метров в диаметре ствола.

     Проверяя  свои   слова,   он   поставил  под   деревьями  мальчика  в
бело-голубом.  Старик нищий,  ободренный благодушием Повелителя, осмелился
попросить у  него  милостыню.  В  древности Великие  обладали  привилегией
пробовать закалку своего  клинка  на  попрошайках и  им  подобных.  И  вот
Повелитель совершенно механически,  не желая,  чтобы его беспокоили, отсек
старику  голову.  Кровь  брызнула  потоками чистой  киновари на  гранитные
глыбы. Повелитель улыбнулся:
     - Случай  разрешил загадку.  Построй-ка  здесь  мост,  -  приказал он
придворному плотнику,  -  мост такого же  цвета,  как эта кровь на камнях.
Рядом поставь мост из серого камня, так как я не забываю о нуждах простого
люда.
     Повелитель подарил мальчику тысячу золотых монет  и  отправился своей
дорогой. Ему стало грустно, и он сказал:
     - Искусство есть  искусство,  оно  требует любых  жертв.  Все-таки  я
сочинил пейзаж. Не забудьте унести труп и помолиться за обнажившуюся душу.
     В  Киото я  все же  не  поехал.  <Легионеры> в  Непале отбили у  меня
желание к  излишним передвижениям.  К  тому же  полученную мною информацию
нужно  было  как  можно быстрее доставить Курть„.  Вот  почему я  попросил
Кусаку-сан  достать мне  поскорей билет на  самолет до  Парижа.  <Хай>,  -
невозмутимо  ответил  японец,   что  означало  <да>,   <будет  выполнено>,
<согласен> и  множество других утвердительных понятий.  Через день я снова
был в воздухе.  На сей раз мой путь в Париж пролегал через СССР с посадкой
в  Москве.  Японцы предложили мне воспользоваться самолетом Ил-62  русской
компании <Аэрофлот>.  Это  было  надежнее и  гарантировало от  неожиданных
террористических актов.


                              ПАРИЖ - СОЛОНЬ

     Честно говоря, я не надеялся, что меня встретят в аэропорту <Шарль де
Голль>.  Никаких телеграмм о  своем прилете из Токио я не давал,  чтобы не
обнаружить себя.  Но провожавшие меня японцы заверили, что они сами, через
своих представителей во Франции,  уведомят Курть„ о  моем приезде.  Больше
всего меня волновало, нет ли за мной слежки.
     Я  летел  первым классом и  потому мог  выйти  из  самолета одним  из
первых.  Пройдя  через  <рукав>  в  зал,  я  не  спеша  огляделся:  ничего
подозрительного.  Тогда я  быстро пошел по  длиннющей ленте эскалатора без
ступенек, двигавшейся в сторону залов таможенного контроля. Кажется, никто
не бросился за мной следом,  дождавшись своих чемоданов,  я погрузил их на
тележку и поехал к выходу.  И тут увидел Жоржа.  Он подошел ко мне с таким
видом, как будто мы расстались десять минут назад.
     - Салют, Виктор! Все в порядке?
     - Привет, Жорж! Вроде бы в порядке.
     - Наши планы такие,  -  сказал Жорж,  едва мы  сели в  его <пежо>,  -
сейчас ты поедешь в ресторан, где будешь обедать с шефом. А я тем временем
отвезу твои вещи в гостиницу:  несколько дней поживешь в Париже, профессор
просил  тебя  посетить кое-какие  лаборатории,  прежде  чем  отправиться в
Солонь. Какую гостиницу ты предпочитаешь - <Мэридиен> или <Калифорнию>?
     - Ты знаешь,  я не очень люблю достижения цивилизации  в  гостиничном
деле.  Поэтому  большим модерновым муравейникам предпочитаю скрипящие полы
старомодных  гостиниц.  (О  том,   что   <Калифорния>   связана   в   моих
воспоминаниях с Жаклин, я умолчал.)
     - Значит, <Калифорния>. Полы там, правда, не скрипят, но в этом отеле
есть что-то от прежних времен.  К тому же там удивительно тихо, хоть это и
рядом с Елисейскими Полями.
     - Договорились!
     - А  теперь  перед  обедом расскажи,  чем  тебя  угощали в  заморских
странах.
     - Увы,  везде  кормили  китайской  едой  или   водили   в   китайские
ресторанчики - и в Дели,  и в Катманду,  и в Токио. Даже смешно. Как будто
нигде нет своей национальной кухни.  Ну, в Дели мой друг объяснил это тем,
что индийцы не жалуют ни рыбу,  ни мясо,  а кормить соотечественника одной
растительной   пищей   неудобно.   Хотя   говорят,    что    по-настоящему
приготовленные овощи в Индии по вкусу похожи на мясные блюда.  В следующий
раз обязательно попробую.  А из Токио пировать отвезли в китайский квартал
в Иокогаме, там рядом. И только после моих просьб накормили по-японски. И,
скажу тебе, неплохо.
     - Сегодня тебя тоже хорошо покормят. Смотри, уже подъезжаем.
     Мы были на Елисейских Полях,  и машина свернула к <Л„дуайену>. Курть„
во  всем  отличался хорошим  вкусом.  История  ресторана,  к  которому  мы
подъехали, была мне известна.
     <Л„дуайен>   всегда   был   неотъемлемой  частью   Елисейских  Полей.
Расположенный в  нижней части Полей,  в парке,  этот ресторан сохранился в
персональном каменном павильоне, несмотря на все революции и войны. Возник
он еще в  XVII столетии,  когда по нынешним Елисейским Полям бегали козы и
лисы,  а  прохожему предлагали парное молоко,  которое при нем выдаивали у
пасшейся на  лугу  коровы.  Вокруг  были  болотца и  огороды.  Во  времена
революции здесь процветало несколько кабаре.  Одно из  них,  содержавшееся
неким Демазюром,  купил Антуан Дуайен,  сын трактирщика. Он и преобразовал
кабаре  в  ресторан.   Дуайен  знал  свое  дело,  и  заведение  его  стало
популярным.  Во всяком случае, в ресторане бывали и Робеспьер, и Сен-Жюст,
и Баррас, и молодой генерал Бонапарт. Особенно расцвел ресторан при Второй
империи,  и  в то время -  видимо,  для солидности -  его переименовали из
<Дуайена> в <Л„дуайен>.
     <Ну что ж,  -  подумал я.  -  Выбрав <Л„дуайен>, профессор специально
хочет подчеркнуть историческую значимость выпавшей мне миссии. Постараемся
доложить все как следует. Заодно отдадим должное лангустам, которых лучше,
чем в Париже, все же нигде не готовят>. Последняя идея возникла у меня при
виде  здоровенных лангуст,  плававших  за  стеклом  большого  аквариума  в
вестибюле ресторана.
     Курть„ поздоровался со  мной  безо  всяких внешних эмоций.  Во  время
обеда я подробно изложил результаты своей поездки.  Поль предупредил меня,
что я  могу говорить свободно (в зале мы были с ним одни),  так как служба
безопасности  провела  работу,   гарантирующую  отсутствие  подслушивающих
устройств.
     - У  нас старые связи с этим рестораном.  Я питаю к нему необъяснимую
слабость,  возможно,  из-за  его  истории.  Поэтому порой здесь обедаю,  -
сказал Курть„.
     Когда я  сообщил,  что,  по переданным мне сведениям,  в  Солони есть
предатель и это - Мари, Поль нахмурился.
     - Что-то здесь не так!  - сказал он. - Я не собираюсь утверждать, что
не ошибаюсь в людях,  но в Мари я верю. Она влюбчива, непостоянна в любви,
однако по своей натуре не очень подходит для роли предательницы.  Впрочем,
- он нахмурился, словно споткнулся о какую-то мысль, - разберемся.
     Мне  тоже  хотелось верить,  что  синеглазая брюнетка,  которая одним
своим  присутствием создавала жизнерадостную атмосферу в  нашем клубе,  не
может быть предательницей. Я так и сказал об этом Полю. Он рассмеялся:
     - Хочешь,  Виктор,  мы вместе с тобой выясним, в чем тут дело? И безо
всяких детекторов лжи.
     - Я готов, профессор.
     Обед  прошел отлично.  Холодные и  горячие лангусты были превосходны.
Курть„  внимательно  слушал  меня  и   добавлял  к  моему  рассказу  массу
интересных или  смешных деталей о  Непале,  Индии и  Японии.  Знал он  эти
страны прекрасно. Однако финал нашей встречи был совершенно неожиданным.
     Мы  уже вышли из ресторана и  я  попрощался с  Полем на лужайке перед
зданием,  когда к  ресторану медленно подъехал длинный,  с тремя дверцами,
<мерседес>.  На  заднем  сиденье восседал какой-то  солидный благообразный
тип,  по виду -  не меньше чем генеральный директор крупной фирмы. Спереди
рядом с  шофером сидел молодой человек,  похожий на секретаря генерального
директора.  Поль в это время подошел к своей машине,  возле которой стояли
два охранника, и взялся за ручку двери.
     Внезапно я  увидел,  как стекла в окнах <мерседеса> поползли вниз и в
руках у <генерального директора> и <секретаря> оказались автоматы.
     Готов поклясться,  что охранники Курть„ не  успели сделать ни  одного
движения,  сам  я  не  успел крикнуть,  а  автоматы вдруг исчезли и  люди,
находившиеся в  <мерседесе>,  поникли  и  стали  заваливаться на  сиденья.
<Мерседес>, тихо урча, въехал на газон и уткнулся в дерево.
     Поль между тем как ни в  чем не бывало сел в свой автомобиль и уехал.
Я  же,  как  и  намеревался,  пошел  пешком вверх  по  Елисейским Полям  к
гостинице <Калифорния>. Правда, я все же успел заметить в дверях ресторана
физиономию одного из наших охранников, державшего в руках стереофонический
магнитофон  <Филипс>.   По   всей  видимости,   это   был  замаскированный
излучатель, поразивший бандитов.
     Потрясенный увиденной сценой,  я подумал,  что дела становятся весьма
серьезными,  если наши противники решились на убийство Курть„.  Только кто
дал  приказ его  убить?  Могущественная фирма <Грейт пасифик энд  атлантик
ойл>?  Или  это  инициатива  гангстеров,  обозленных аварией  автокрана  и
вертолета?  Впрочем,  могущественные фирмы сами не организовывают убийств.
Обычно  с  такими  делами  они  обращаются за  помощью к  <своим  людям> в
разведывательных организациях.  Те тоже не пачкают рук кровью, а просят об
<услуге> какой-нибудь  гангстерский синдикат...  Мне  иногда кажется,  что
пожелай разведки и контрразведки главных западных стран покончить с мафией
- и  от  гангстерских синдикатов остались бы  одни воспоминания.  Но мафия
кое-кому  нужна для  политических дел,  особенно со  времен второй мировой
войны...  Вот  и  держат  ее,  как  злого  пса,  услугами  которого  порой
приходится пользоваться.  Ну  а  то,  что  этот  пес  кого-нибудь время от
времени загрызет -  уже  <издержки производства>,  то  бишь  политического
бизнеса.
     Я   успел   пройти  только  половину  Елисейских  Полей,   когда   из
остановившейся рядом автомашины вышел один из наших охранников.
     - Простите,  мсье Виктор,  -  сказал он.  -  В  связи с покушением на
профессора дано  указание отвезти вас  вместо гостиницы на  конспиративную
квартиру,   где  вы  проживете  несколько  дней,  необходимых  вам,  чтобы
закончить все дела в Париже. Ваши вещи будут туда доставлены.
     И   мы  поехали  в  потайное  убежище,   находившееся  неподалеку  от
Восточного вокзала на одной из самых своеобразных торговых улочек Парижа -
Рю  де  паради*,   где  исстари  скопилось  огромное  число  магазинчиков,
продающих хрусталь, фарфор и стекло.
     _______________
          * Дословно - <Райская улица>.

     Меня  слегка  загримировали.   Кроме  того,  мне  предложили  одежду,
принципиально отличавшуюся от нравившихся мне фасонов. Поскольку в зеркале
я  себя  не  узнавал,  то  уже  через  день  решил пройтись по  стекольным
магазинам  и,  налюбовавшись  баккарой,  лиможским  фарфором  и  богемским
хрусталем,  купил  для  Жаклин  великолепную дымчатую вазу  из  мозерского
стекла оригинальной формы.  Я знал,  что Жаклин в Париже,  у родителей,  и
ваза была хорошим предлогом познакомиться с ними.
     Через  три  дня,  посетив необходимые лаборатории и  освободившись от
дел,   я  позвонил  на  квартиру  Жаклин.  К  телефону  подошла  ее  мать.
Представившись по всей форме, я попросил позвать Жаклин.
     - Она придет через час,  -  сказала женщина,  которую я  заочно очень
хотел видеть своей будущей тещей.
     - Тогда разрешите мне  заехать к  вам  сейчас.  У  меня для  вас есть
посылки, - неожиданно для себя выпалил я.
     - Пожалуйста,  Виктор.  Жаклин  будет  рада  вас  видеть.  Она  много
рассказывала о вас...
     - Это уже хуже. А вдруг я вас разочарую?
     - Постарайтесь этого не делать. К тому же моя дочь не будет дружить с
плохим  человеком...  Ей  вообще-то  очень  не  просто  угодить.  Так  что
крепитесь и старайтесь сохранять форму. Я вас жду.
     Когда она повесила трубку,  я начал размышлять, что значит <сохранять
форму>.
     Может быть,  не разочаровывать в будущем ту,  которую я люблю? Жаклин
мне как-то говорила, что не выносит мужчин, опустившихся после свадьбы или
нескольких лет семейной жизни,  что терпеть не может мужчину в сочетании с
домашним халатом и диваном.  Мне по складу моего характера вроде бы это не
угрожало. По крайней мере в ближайшие тридцать лет жизни.
     Продолжая рассуждать  про  себя  о  том,  что  же  все-таки  означает
<сохранять форму>,  я тем временем разгримировался, облачился в нормальный
костюм и снес  в  машину  тибетский  коврик  с  драконами,  безделушки  из
восточной бронзы,  бирюзу, китайское <королевское желе>, муми„ и мозерскую
вазу и,  внутренне насмехаясь над своими буржуазными замашками,  поехал  к
Люксембургскому саду, неподалеку от которого жили родители Жаклин.
     Тащить  все  подарки  незнакомым  людям  я  все-таки  постеснялся  и,
прихватив только  муми„,  маточкино молочко  и  бирюзу  (удобные темы  для
разговоров),  нажал на кнопку звонка у входной двери.  Из динамика женский
голос спросил:  <Кто там?> Я ответил,  и короткое жужжание возвестило, что
замок открылся.  Дом был прошлого века с мраморным парадным,  великолепной
широкой лестницей и  маленьким старинным лифтом,  в котором с трудом могли
уместиться три человека.
     Дверь квартиры открыла симпатичная блондинка лет сорока пяти, покроем
своего белого костюма походившая больше на  англичанку из высшего общества
30-х годов,  чем на современную парижанку. Лицом она была похожа на Жаклин
(правильнее было бы сказать -  Жаклин походила на нее),  и  я сразу понял,
что  моя невеста и  в  пожилом возрасте будет красивой и  сохранит хорошую
фигуру.
     - Здравствуйте, мсье Виктор, - приветливо сказала хозяйка квартиры, -
входите. Жаклин скоро придет. А меня зовут Иветт.
     Меня сразу же провели в гостиную, мебель которой состояла из большого
письменного стола,  нескольких глубоких кресел и  множества книжных шкафов
со стеклянными дверцами.  В  глаза бросились красные с золотом этзелевские
тома  с  произведениями Жюля  Верна.  Изображение маяка  на  верху корешка
обложки свидетельствовало,  что  это  были  самые  первые издания великого
фантаста.
     - У  вас что,  все первые издания Жюля Верна?  -  не  удержался я  от
вопроса.
     - Все,  -  улыбаясь,  ответила  хозяйка.  -  Это  муж  собрал  полную
коллекцию. Он большой поклонник и знаток Жюля Верна. Я иногда поддразниваю
его:  говорю,  что возьму какой-нибудь том и  сменяю на  новый автомобиль.
Некоторые тома  первого издания Верна очень дорогие -  стоят почти столько
же, сколько и автомобиль... Присаживайтесь! Что вы хотите? Виски, мартини,
вино, коньяк, пепси-колу, кофе?
     - Прекрасный способ  испытать молодого человека!  -  рассмеялся я.  -
Заодно всегда можно определить,  алкоголик он  или  наркоман.  Если можно,
чаю!
     - Ну,  что вы! - обезоруживающе улыбнулась хозяйка. - В наше время, к
сожалению,  мужчин, совсем не употребляющих спиртное, очень мало, а кофе и
чай, вы правы, сильные стимуляторы. Знаете, во времена Великой Французской
революции решили испытать,  что  быстрее убивает человека:  чай  или кофе.
Двух  приговоренных к  смерти  узников Бастилии стали  поить  каждый  день
одного четырьмя большими чашками чая,  а другого четырьмя большими чашками
кофе.  Тот, который пил чай, дожил до семидесяти шести лет, а тот, кто пил
кофе,  -  до восьмидесяти двух лет. Врач, наблюдавший за ними, и не пивший
ни чая, ни кофе, умер в возрасте шестидесяти двух лет...
     - Поучительная история, мадам. Но все же, с вашего разрешения, я буду
настаивать на чашке чаю.  И,  если можно,  липтонский <Эрл Грей>.  Я люблю
привкус бергамотова масла,  которое добавляется в этот чай. Грей, конечно,
и не подозревал,  что обессмертит свое имя, когда вывозил эту чайную смесь
из Китая.
     - Что ж,  Виктор, в вашем возрасте еще все возможно. В том числе пить
<Эрл  Грей> или обессмертить свое имя.  Позднее вы поймете,  что не только
тяга к славе,  но даже  этот  сорт  чая  действует  на  сердце...  За  все
удовольствия  приходится  расплачиваться.  К  тому же,  боюсь,  что теперь
вместо плодов бергамота применяют химическую  эссенцию.  Но  ваша  просьба
будет  удовлетворена.  Мой  муж  большой  знаток  чая,  и  у него на кухне
специальный шкаф для  хранения  разных  сортов  этого  напитка.  Коллекция
весьма  обширная,  начиная  от  японского  жасминного  и  кончая индийским
шоколадным.  <Эрл Грей>  у  него,  конечно,  имеется.  Вообще  мой  супруг
коллекционер.  Коллекционер  редких  книг,  сортов чая,  некоторых монет и
других предметов,  не очень нужных для хозяйства,  но, видимо, необходимых
для его души.
     Отворилась дверь, и вошла Жаклин.
     - Здравствуйте все!  -  широко  улыбнулась  она.  -  Мама,  как  тебе
понравился этот молодой человек?
     - По-моему, нормальный, - осторожно ответила мадам Иветт.
     - Нормальный!  Ловлю тебя  на  слове,  мама.  Этот нормальный человек
имеет вполне нормальные (и  серьезные) планы стать твоим нормальным зятем.
И  лично я  отношусь к  этим  планам вполне нормально.  Надеюсь,  ты  тоже
отнесешься ко всему этому нормально?
     Это было неожиданным не только для мадам Иветт, но и для меня самого.
До сих пор Жаклин никогда не позволяла себе шутить,  да и  вообще говорить
на  темы  нашего  супружества.  Моя  возможная будущая  теща  побледнела и
испуганно-вопросительно посмотрела в мою сторону.  Потом,  немного придя в
себя, сказала, стараясь выразить ироничность к происходящему:
     - Извините,   Виктор!   Для  нашей  дочери  относиться  с  нормальной
благосклонностью к  молодым  людям  не  является  нормальным.  Поэтому  ее
заявление следует рассматривать как  не  вполне  нормальный для  нее  юмор
или...  как  нормальную любовь.  Последнее  будет  абсолютно  ненормальным
состоянием нашей дочери.
     - Браво,  мадам Иветт!  -  не выдержал я.  -  Чувствую,  в семействе,
которое может  стать  для  меня  родным,  недостаток юмора вряд  ли  будет
ощущаться!
     Но тут мадам Иветт не выдержала и обняла дочь.
     - Жаклин, это серьезно?
     - Ты знаешь,  мама,  Виктор по-настоящему хороший парень,  и  лучшего
зятя тебе не найти.  Но главное -  пока его не было, я поняла, что не могу
без него...  -  И уже обращаясь ко мне:  - Надеюсь, Виктор, ты не разлюбил
меня, путешествуя по разным далеким странам? А то ведь сов