висок в упор. Смерть последовала мгновенно между тремя и  четырьмя  часами
утра.
     - А я-то здесь при чем? - просипел Малянов.
     В  ответ   Игорь   Петрович   подробно   рассказал,   как   строилась
баллистическая кривая и как была  обнаружена  пуля,  прошедшая  навылет  и
застрявшая в стене.
     - Но я-то, я-то здесь при чем? -  спрашивал  Малянов,  истово  ударяя
себя в грудь. К этому моменту они уже выпили по третьей.
     - Но вам его жалко? - спрашивал Игорь Петрович. - Жалко его вам?
     - Жалко, конечно... Он был отличный  мужик...  Но  я-то!  Меня-то  вы
почему? Я и пистолета сроду в руках не держал! Я  же  невоеннообязанный...
по зрению...
     Игорь Петрович его не слушал. Он подробно рассказывал, как  следствию
удалось в короткие сроки выяснить, что  покойный  Снеговой  был  левша,  и
очень странно, что застрелился он, держа пистолет в правой руке.
     - Ну да, ну да! - согласился Малянов. - Арнольд  Палыч  действительно
был левша, я тоже это знаю, могу подтвердить... Но я-то... Я ведь спал всю
ночь! А потом, зачем я его буду убивать, сами посудите!
     - Ну а кто же? Кто? - ласково спросил Игорь Петрович.
     - Откуда мне знать? Это вы должны знать, кто!
     - Вы-с! - гнусно-вкрадчивым голосом Порфирия произнес Игорь Петрович,
разглядывая Малянова сквозь рюмку одним глазом. - Вы  и  убили-с,  Дмитрий
Алексеевич!..
     - Кошмар какой-то... - пробормотал Малянов беспомощно.  Ему  хотелось
заплакать от отчаяния.
     И тут легкий  сквознячок  потянул  по  комнате,  шевельнул  сдвинутую
штору, и яростное пополуденное солнце, ворвавшись в  окно,  ударило  Игоря
Петровича прямо по лицу. Он зажмурился, заслонился растопыренной пятерней,
подвинулся в кресле и торопливо поставил  рюмку  на  стол.  Что-то  с  ним
случилось. Глаза часто  замигали,  на  щеки  набежала  краска,  подбородок
дрогнул. "Простите... - прошептал он с совершенно человеческой интонацией.
- Простите, Дмитрий Алексеевич... Может быть. вы... Как-то здесь..."
     Он  замолчал,  потому  что  в  Бобкиной  комнате  что-то  грохнуло  и
разлетелось с длинным дребезгом.
     - Это что такое?  -  спросил  Игорь  Петрович,  насторожившись.  Души
человеческой снова не было в его голосе.
     - Это там... один человек... - проговорил Малянов,  так  и  не  успев
понять, что же произошло с Игорем Петровичем. Совсем  другая  мысль  вдруг
осенила его. - Слушайте!  -  вскричал  он,  вскакивая.  -  Пойдемте!  Вот,
пожалуйста, там подруга жены! Она подтвердит!.. Всю ночь спал,  никуда  не
выходил...
     Толкаясь плечами, они устремились в прихожую.
     - Интересно, интересно... - приговаривал Игорь  Петрович.  -  Подруга
жены... Посмотрим!
     -  Она  подтвердит...  -  бормотал  Малянов.  -   Сейчас   увидите...
Подтвердит...
     Они без стука ворвались в Бобкину  комнату  и  остановились.  Комната
была прибрана и пуста. Лидочки не было, постели на тахте не было, чемодана
не было. А под окном, рядом с осколками глиняного кувшина (Хорезм, XI век)
сидел Калям с необыкновенно невинным видом.
     - Это? - произнес Игорь Петрович, указывая на Каляма.
     - Нет... - ответил Малянов глупо. - Это наш кот, он  у  нас  давно...
Позвольте, а где же Лидочка? - Он оглянулся на  вешалку.  Белого  пыльника
тоже не было. - Она ушла, наверное...
     Игорь Петрович пожал плечами.
     - Наверное, - сказал он. - Здесь ее нет.
     Тяжело ступая, Малянов подошел к разбитому кувшину.
     - С-скотина! - сказал он и дал Каляму по уху.
     Калям шарахнулся вон. Малянов присел на  корточки.  Вдребезги.  Какой
хороший кувшин был...
     - А она у вас ночевала? - спросил Игорь Петрович.
     - Да, - сказал Малянов мрачно.
     - Когда вы ее видели в последний раз? Сегодня?
     Малянов помотал головой.
     - Вчера. То есть, собственно, сегодня. Ночью. Я  ей  простыни  давал,
одеяло... - Он заглянул в Бобкин ящик для постельного белья.  -  Вот.  Все
тут.
     - Давно она у вас живет? - спросил Игорь Петрович.
     - Вчера приехала.
     - А вещи ее здесь?
     - Не вижу, - сказал Малянов. - И пыльника ее нет.
     - Странно, верно? - сказал Игорь Петрович.
     Малянов молча махнул рукой.
     - Ну и черт с нею, - сказал Игорь Петрович. -  С  этими  бабами  одна
морока. Пойдемте еще по рюмочке...
     Вдруг входная дверь распахнулась... и в прихожую..."


     6. "...дверь лифта, загудел мотор. Малянов остался один.
     Долго стоял он на пороге  Бобкиной  комнаты,  привалившись  плечом  к
косяку и ни о чем в общем не  думая.  Появился  откуда-то  Калям,  прошел,
нервно подрагивая хвостом, мимо него, вышел на площадку и принялся  лизать
цементный пол.
     - Ну, ладно, - сказал Малянов наконец, оторвался от косяка и прошел в
большую комнату.
     Было там накуренно, сиротливо стояли три синие рюмки на столе  -  две
пустые и одна наполовину полная, солнце уже добиралось до книжных полок.
     - Коньяк унес... - сказал Малянов. - Это надо же!
     Он немного посидел в кресле, допил свою рюмку. За окном  грохотало  и
фырчало, через открытые двери доносились с лестницы детские вопли  и  шумы
лифта. Пахло щами. Потом он встал, протащился через  прихожую,  ударившись
плечом  о  косяк,  выволокся  нога  за  ногу  на  лестничную  площадку   и
остановился перед дверью квартиры Снегового. Дверь была  опечатана,  и  на
замке стояла большая сургучная печать. Он осторожно коснулся ее  кончиками
пальцев  и  отдернул  руку.  Все  было  правдой.  Все,  что  случилось,  -
случилось. Гражданин Советского Союза Арнольд Павлович Снеговой, полковник
и загадочный человек, ушел из жизни".



                                    4

     7. "Он помыл и поставил на место  рюмки,  убрал  черепки  в  Бобкиной
комнате и дал Каляму рыбы. Потом взял высокий стакан,  из  которого  Бобка
пьет молоко, вбил туда три сырых яйца,  накрошил  хлеба,  обильно  засыпал
солью  и  перцем  и  перемешал.  Есть  ему  не  хотелось,  он   действовал
механически. И он съел эту тюрю, стоя перед балконным  окном  и  глядя  на
залитый солнцем пустой двор. Даже деревья не  удосужились  посадить.  Хоть
одно.
     Мысли его текли вялой струйкой, да и не мысли это были, собственно, -
так, обрывки какие-то. Может быть, это такие новые методы следствия, думал
он. Научно-техническая революция и вообще. Непринужденность и  психическая
атака... Но насчет коньяка  -  как-то  совсем  непонятно.  Игорь  Петрович
Зыков... или Зыкин? Ну, это он мне сам так представился, а вот что у  него
было в  документе?  Мазурики!  -  подумал  он  вдруг.  Спектакль  со  мной
разыграли ради полбутылки коньяка...
     Нет, Снеговой умер, это ясно. Снегового я больше  не  увижу.  Хороший
был  человек,   только  какой-то   нелепый.   Какой-то   он   всегда   был
неустроенный...  особенно  вчера.  А ведь  кому-то он звонил...  звонил он
кому-то,  что-то  хотел  сказать  еще,  объяснить,  предупредить о чем-то.
Малянова передернуло. Он поставил в мойку грязный стакан - эмбрион будущей
кучи грязной посуды. Здорово Лидочка кухню убрала, все так и сверкает... А
он меня предупреждал насчет Лидочки. Действительно, с этой Лидочкой как-то
непонятно...
     Малянов вдруг бросился в  прихожую,  поискал  под  вешалкой  и  нашел
записку от Ирки. Нет, ерунда. Все правильно. И почерк явно Иркин, и манера
ее... И вообще, вы подумайте: ну на кой ляд убийце мыть посуду?.."


     8."...у Вальки был занят. Малянов  положил  трубку  и  растянулся  на
тахте, уткнувшись носом в жесткий ворс. У Вальки ведь там тоже что-то не в
порядке. Истерика какая-то...  Вообще  с  ним  такое  случается.  Либо  со
Светкой поругался, либо с тещей... Что-то он у  меня  спрашивал,  странное
что-то... Эх, Валька, мне бы твои заботы!  Нет,  пускай  приезжает.  Он  в
истерике, я в истерике - глядишь, вдвоем что-нибудь и придумаем... Малянов
снова набрал номер, и снова оказалось занято. Ч-черт, как  время  бездарно
проходит! Сейчас бы самое работать и работать, а тут вся эта пакость.
     И вдруг кто-то кашлянул в прихожей у него  за  спиной.  Малянова  как
ветром снесло с тахты. И зря, конечно. Никого там, в прихожей, не было.  И
в ванной тоже. И в сортире. Он проверил замок, вернулся  на  тахту  и  тут
обнаружил, что колени у него дрожат. Ч-черт, нервы сдали. А этот  тип  еще
убеждал  меня.  что  похож  на  человека-невидимку.  На  глисту  ты  похож
очкастую, а не на человека-невидимку! Он еще раз  набрал  телефон  Вальки,
бросил трубку и стал решительно натягивать носки. От Вечеровского позвоню.
Сам виноват,  что  все  время  треплется...  Он  натянул  чистую  рубашку,
проверил в кармане  ключи,  запер  за  собой  дверь  и  побежал  вверх  по
лестнице.
     На шестом этаже в нише у мусоропровода миловалась парочка. Парень был
в черных очках, но  Малянов  знал  этого  сопляка  -  кандидат  в  рядовые
необученные из семнадцатой квартиры, второй год никуда поступить не  может
и не хочет... Больше до самого восьмого этажа он никого  не  встретил.  Но
все время у него было предчувствие,  что  вот-вот  наткнется  на  кого-то.
Цапнут его за локоть и скажут негромко: "Одну минуточку, гражданин..."
     Слава богу, Фил был дома. И как всегда, у него был такой вид,  словно
он собирается в консульство Нидерландов  на  прием  в  честь  прибытия  ее
величества и через пять минут за ним должна заехать  машина.  Был  на  нем
какой-то невероятной красоты кремовый  костюм,  невообразимые  мокасины  и
галстук.  Этот  галстук  Малянова  всегда  особенно  угнетал.  Не  мог  он
представить себе, как это можно дома работать в галстуке.
     - Работаешь? - спросил Малянов.
     - Как всегда.
     - Ну, я ненадолго.
     - Конечно, - сказал Вечеровский. - Кофе?
     - Подожди, - сказал Малянов. - А впрочем, давай.
     Они отправились на кухню. Малянов сел на  свой  стул,  а  Вечеровский
принялся колдовать с кофейным оборудованием.
     - Я сделаю по-венски, - сказал он, не оборачиваясь.
     - Валяй, - отозвался Малянов. - Сливки есть?
     Вечеровский не ответил. Малянов  смотрел,  как  под  тонкой  кремовой
тканью энергично работают его торчащие лопатки.
     - У тебя следователь был? - спросил он.
     Лопатки на мгновение  застыли,  затем  над  сутулым  плечом  медленно
возникло, поворачиваясь, длинное веснушчатое лицо с вислым носом и  рыжими
бровями, высоко задранными над верхним краем могучей роговой оправы очков.
     - Прости... Как ты сказал?
     - Я сказал: следователь у тебя был сегодня или нет?
     - Почему именно следователь? - осведомился Вечеровский.
     - Потому что Снеговой застрелился, - сказал Малянов.  -  Ко  мне  уже
приходили.
     - Кто такой Снеговой?
     - Ну, этот дядька, который напротив меня живет. Ракетчик.
     - А...
     Вечеровский отвернулся и снова задвигал лопатками.
     - А ты разве его не знал?  -  спросил  Малянов.  -  По-моему,  я  вас
знакомил.
     - Нет, - сказал Вечеровский. - Насколько я помню, нет.
     По кухне прекрасно запахло кофе. Малянов уселся поудобнее. Рассказать
или не стоит? В этой сверкающей ароматной кухне, где было  так  прохладно,
несмотря на ослепительное солнце, где всегда все стояло на своих местах  и
все было самого высшего качества - на мировом уровне или несколько выше, -
здесь все события прошедших  суток  казались  особенно  нелепыми,  дикими,
неправдоподобными... нечистоплотными какими-то.
     - Ты анекдот о двух петухах знаешь? - спросил Малянов.
     -  О  двух  петухах?  Я  знаю  анекдот  о  трех  петухах.  Совершенно
бездарный. От сохи.
     - Да нет. О двух! - сказал Малянов. - Не знаешь?
     И он рассказал анекдот о двух петухах.  Вечеровский  не  отреагировал
никак. Можно было подумать, что ему не анекдот  рассказали,  а  предложили
серьезную задачу, - такой у него был вид,  сосредоточенный  и  задумчивый,
когда он ставил перед Маляновым чашечку кофе, полную сливочницу и  розетку
с вареньем. Потом он налил чашечку себе, сел напротив, держа ее  на  весу,
обмакнул в нее губы и проговорил наконец:
     - Превосходно. Это я не о твоем анекдоте. Это я о кофе.
     - Догадываюсь, - уныло сказал Малянов.
     Некоторое  время  они  молча  наслаждались  кофе   по-венски.   Потом
Вечеровский сказал:
     - Вчера я  немного  подумал  над  твоей  задачей...  Ты  не  пробовал
применить функции Гартвига?
     - Знаю, знаю, - сказал Малянов. - Сам допер.
     - Получилось?
     Малянов отодвинул от себя пустую чашку.
     - Слушай, Фил, - сказал он. - Какие тут, к чертовой  матери,  функции
Гартвига? У меня голова винтом, а ты..."


     9. "...помолчал минуту, поглаживая  двумя  пальцами  гладко  выбритую
скулу, а затем продекламировал:
     - Глянуть смерти в лицо сами мы не могли, нам глаза завязали и к  ней
привели... - И добавил: - Бедняга.
     Непонятно было, кого он имеет в виду.
     -  Нет,  я  все  могу  понять,  -  сказал  Малянов.  -  Но  вот  этот
следователь...
     - Ты хочешь еще кофе? - перебил его Вечеровский.
     Малянов помотал головой, и Вечеровский поднялся.
     - Тогда пойдем ко мне, - сказал он.
     Они перешли в кабинет. Вечеровский сел за стол - совершенно пустой, с
одиноким листком бумаги посередине - вынул из  ящика  механический  бювар,
щелкнул какой-то кнопкой, пошарил глазами по строчкам и набрал на телефоне
номер.
     - Старшего следователя Зыкина, -  произнес  он  вялым  начальственным
голосом. - Я и говорю Зыкова, Игоря Петровича...  На  операции?  Благодарю
вас. - Он положил трубку. -  Старший  следователь  Зыков  на  операции,  -
сообщил он Малянову.
     - Коньяк он мой пьет с девками,  а  не  на  операции...  -  проворчал
Малянов.
     Вечеровский покусал губу.
     - Это уже неважно. Важно, что он существует.
     - Конечно, существует! - сказал Малянов. - Он мне свое  удостоверение
показывал... Или ты думал, что это были жулики?
     - Вряд ли...
     - Вот и  я  тоже  подумал.  Из-за  бутылки  коньяка  разводить  такую
историю... да еще рядом с опечатанной квартирой.
     Вечеровский кивнул.
     - А ты говоришь - функции Гартвига! - сказал Малянов  укоризненно.  -
Какая тут может быть работа! Тут того и гляди загремишь в лагерь...
     Вечеровский пристально смотрел на него рыжими глазами.
     -  Дима,  -  проговорил  он,  -  а  тебя  не  удивило,  что  Снеговой
заинтересовался твоей работой?
     - Еще бы! Сроду мы с ним о работе никогда не говорили...
     - А что ты ему рассказал?
     - Н-ну... в  общих  чертах...  Он,  собственно,  и  не  настаивал  на
подробностях.
     - И что он сказал?
     - Ничего не сказал. По-моему, он был разочарован. "Где имение, а  где
вода", так он выразился.
     - Прости?
     - "Где имение, а где вода"...
     - А что, собственно, это значит?
     - Это из классики откуда-то... В том смысле, что в огороде бузина,  а
в Киеве дядька...
     - Ага... - Вечеровский задумчиво поморгал коровьими ресницами,  потом
взял с подоконника идеально чистую пепельницу, вынул  из  стола  трубку  с
кисетом и принялся ее набивать. - Ага... "Где имение, а где  вода"...  Это
хорошо. Надо будет запомнить.
     Малянов нетерпеливо ждал. Он очень верил в него. У  Вечеровского  был
совершенно нечеловеческий мозг. Малянов не знал другого человека,  который
из совокупности данных фактов был бы  способен  делать  столь  неожиданные
выводы.
     - Ну? - сказал Малянов наконец.
     Вечеровский уже набил свою трубку и теперь так же  неторопливо  и  со
вкусом  ее  раскуривал.  Трубка  тихонечко  сипела.  Вечеровский   сказал,
затягиваясь:
     - Дима... п-п... а на сколько ты, собственно, продвинулся с четверга?
Мы, кажется, в четверг... п-п... разговаривали в последний раз...
     - Какое это имеет значение? - спросил Малянов с раздражением.  -  Мне
сейчас, знаешь ли, не до этого...
     Эти слова Вечеровский пропустил мимо ушей -  по-прежнему  смотрел  на
Малянова рыжими своими глазами и попыхивал трубкой. Это  был  Вечеровский.
Он задал вопрос и теперь ждал ответа. И  Малянов  сдался.  Он  верил,  что
Вечеровскому виднее, что имеет значение, а что - нет.
     - Неплохо я продвинулся, - сказал он и принялся рассказывать, как ему
удалось переформулировать задачу  и  свести  ее  сначала  к  уравнениям  в
векторной форме, а потом к интегро-дифференциальному уравнению, как у него
стала вырисовываться физическая картина, как допер он до М-полостей и  как
вчера сообразил наконец использовать преобразования Гартвига.
     Вечеровский слушал очень  внимательно,  не  перебивая  и  не  задавая
вопросов, и только один раз, когда Малянов,  увлекшись,  схватил  одинокий
листок и попытался писать на обратной стороне, остановил его  и  попросил:
"Словами, словами..."
     - Но ничего этого я сделать уже не успел, - уныло закончил Малянов. -
Потому что сначала начались дурацкие  телефонные  звонки,  потом  приперся
мужик из стола заказов...
     - Ты мне ничего об этом не говорил, - прервал его Вечеровский.
     - Так это никакого отношения к делу не имеет, - сказал Малянов.  Пока
были телефонные звонки, я еще  кое-как  работал,  а  потом  заявилась  эта
Лидочка, и все пошло на пропасть...
     Вечеровский  совершенно  окутался  клубами   и   струями   ароматного
медвяного дыма.
     -  Неплохо,  неплохо...  -  прозвучал  его  глуховатый  голос.  -  Но
остановился ты, как я вижу, на самом интересном месте.
     - Не я остановился, а меня остановили!
     - Да, - сказал Вечеровский.
     Малянов ударил себя кулаками по коленям.
     - Ч-черт, сейчас бы работать и работать!  А  я  думать  не  могу!  От
каждого шороха в собственной квартире вздрагиваю... и вдобавок  эта  милая
перспективочка - пятнадцать лет ИТЛ...
     Он уже в который раз вворачивал про эти пятнадцать лет, все ждал, что
Вечеровский скажет: "Не выдумывай, какие там пятнадцать лет, это же  явное
недоразумение...", - но Вечеровский и на  этот  раз  ничего  подобного  не
сказал. Вместо этого он принялся длинно и нудно расспрашивать  Малянова  о
телефонных звонках: когда они начались  (точно),  куда  звонили  (ну  хоть
несколько конкретных примеров), кто звонил (мужчина?  женщина?  ребенок?).
Когда Малянов рассказал  ему  про  звонки  Вайнгартена,  он,  по-видимому,
удивился и некоторое время молчал, а потом опять  принялся  за  свое.  Что
Малянов отвечал в телефон? Всегда ли подходил?  Что  ему  сказали  в  бюро
ремонта? Кстати, только теперь Малянов вспомнил,  что  после  его  второго
звонка в бюро ремонта ошибочные вызовы прекратились... Но он даже не успел
сказать об этом Вечеровскому, потому что вспомнил еще кое-что.
     - Слушай, - сказал он, оживившись.  -  Я  совсем  забыл.  Вайнгартен,
когда звонил вчера, спрашивал, знаю ли я Снегового.
     - Да?
     - Да. Я сказал, что знаю.
     - А он?
     - А он сказал, что не знает... Не в этом дело. Что это, по-твоему,  -
совпадение? Или как? Странное какое-то совпадение...
     Вечеровский помолчал некоторое  время,  попыхивая  трубкой,  а  затем
снова  принялся   за  свое.   Что  это  за  история   со  столом  заказов?
Поподробнее... Как выглядел этот дядька? Что он говорил? Что  принес?  Что
теперь осталось от того,  что он принес?..  Этим унылым допросом он загнал
Малянова в кромешную тоску, потому что Малянов не понимал, зачем  это  все
надо и какое отношение  все это имеет к его несчастьям.  Потом Вечеровский
наконец замолчал и принялся ковыряться в трубке. Малянов сначала  ждал,  а
потом стал представлять себе,  как за ним приходят четверо, все как один в
черных очках,  и шарят по квартире,  и отдирают обои,  и допытываются,  не
вступал ли он в сношения с Лидочкой, и не верят ему, а потом уводят...
     Он хрустнул пальцами и с тоской пробормотал:
     - Что будет? Что будет?..
     Вечеровский тотчас откликнулся:
     - Кто знает, что ждет нас? - сказал он. - Кто  знает,  что  будет?  И
сильный будет, и подлый будет. И смерть придет и на смерть осудит. Не надо
в грядущее взор погружать...
     Малянов  понял,  что  это  стихи,  только  потому,