он
прославлен бородой, но это ничего не значит - я знаю массу бородатых лысых
людей! Впрочем, вздор, вздор! Жарко у нас, вы заметили? Леонид,  ты  плохо
питаешься, у тебя лицо дистрофика!  Обедаем  вместе...  А  пока  позвольте
предложить  вам  напитки.  Вот  апельсиновый  сок,   вот   томатный,   вот
гранатовый...  Наши  собственные!  Да!  Вино!  Свое  вино  на  Радуге,  ты
представляешь, Леонид? Ну как? Странно, мне нравится... Марк,  а  вы?  Ну,
никогда бы не подумал, что вы не пьете вина! Ах, вы не пьете местных  вин?
Леонид, у меня к тебе тысяча вопросов... Я не знаю, с чего начать, а через
минуту я буду уже не человек, а взбесившийся администратор. Вы никогда  не
видели  взбесившегося  администратора?  Сейчас  увидите.  Я  буду  судить,
карать, распределять блага! Я буду властвовать,  предварительно  разделив!
Теперь  я  представляю,  как   плохо   жилось   королям   и   всяким   там
императорам-диктаторам!  Слушайте,  друзья,  вы  только,  пожалуйста,   не
уходите! Я буду гореть на работе, а вы сидите и  сочувствуйте.  Мне  здесь
никто не сочувствует... Ведь вам хорошо  здесь,  правда?  Окно  я  отворю,
пусть ветерок... Леонид, ты представить себе не можешь... Марк, вы  можете
отодвинуться в тень. Так вот, Леонид, ты понимаешь, что здесь  происходит?
Радуга взбесилась, и это тянется уже второй год.
     Он  рухнул  в  застонавшее  кресло  перед  диспетчерским  пультом   -
огромный, дочерна загорелый, косматый, с торчащими  вперед,  как  у  кота,
усами, - распахнул до  самого  живота  ворот  сорочки  и  с  удовольствием
посмотрел через плечо на звездолетчиков, прилежно сосавших через соломинки
ледяные соки. Усы его задвигались, и он раскрыл было рот, но тут на  одном
из  шести  экранов  пульта  появилась  миловидная  худенькая   женщина   с
обиженными глазами.
     - Товарищ директор, - сказала она очень серьезно. - Я  Хаггертон,  вы
меня, возможно, не помните. Я обращалась к вам по поводу лучевого  барьера
на Алебастровой горе. Физики отказываются снимать барьер.
     - Как так отказываются?
     - Я говорила с Родригосом - он,  кажется,  там  главный  нулевик?  Он
заявил, что вы не имеете права вмешиваться в их работу.
     - Они морочат вам голову, Элен! - сказал Матвей. - Родригос такой  же
главный  нулевик,  как  я   ромашка-одуванчик.   Он   сервомеханик   и   в
нуль-проблемах понимает меньше вас. Я займусь им сейчас же.
     - Пожалуйста, мы вас очень просим...
     Директор, мотая головой, щелкнул переключателями.
     - Алебастровая! - гаркнул он. - Дайте Пагаву!
     - Слушаю, Матвей.
     - Шота? Здравствуй, дорогой! Почему не снимаешь барьер?
     - Снял барьер. Почему не снимаю?
     - Ага, хорошо.  Передай  Родригосу,  чтобы  перестал  морочить  людям
голову, а то я его вызову к себе! Передай, что я  его  хорошо  помню.  Как
ваша Волна?
     - Понимаешь...  -  Шота  помолчал.  -  Интересная  Волна.  Так  долго
рассказывать, потом расскажу.
     -  Ну,  желаю  удачи!  -  Матвей,  перевалившись  через  подлокотник,
повернулся к звездолетчикам. - Вот кстати, Леонид! - вскричал  он.  -  Вот
кстати! Что у вас говорят о Волне?
     - Где у нас?  -  хладнокровно  спросил  Горбовский  и  пососал  через
соломинку. - На "Тариэле"?
     - Ну вот что ты думаешь о Волне?
     Горбовский подумал.
     - Ничего не думаю, - сказал он. - Может быть, Марк? -  Он  неуверенно
посмотрел на штурмана.
     Марк сидел очень прямо и официально, держа бокал в руке.
     - Если не ошибаюсь, -  сказал  он,  -  Волна  -  это  некий  процесс,
связанный   с   нуль-транспортировкой.   Я   знаю   об    этом    немного.
Нуль-транспортировка,   конечно,   интересует   меня,   как   и    всякого
звездолетчика,  -  он  слегка  поклонился  директору,  -   но   на   Земле
нуль-проблематике  не  придают  особого  значения.  По-моему,  для  земных
дискретников  это  слишком  частная  проблема,  имеющая  явно   прикладное
значение.
     Директор желчно хохотнул.
     - Как это тебе нравится, Леонид? - сказал он. - Частная проблема! Да,
видно, слишком далека от вас наша Радуга, и все,  что  у  нас  происходит,
кажется вам слишком маленьким. Дорогой Марк, эта  самая  частная  проблема
битком набивает всю мою жизнь, а ведь я  даже  не  нулевик!  Я  изнемогаю,
друзья! Позавчера я вот в этом  самом  кабинете  собственноручно  разнимал
Ламондуа и Аристотеля, и теперь я смотрю на свои руки, - он вытянул  перед
собой мощные загорелые длани, - и, честное слово, я удивляюсь, как это  на
них нет укусов и царапин. А под окнами ревели две толпы, и  одна  гремела:
"Волна! Волна!" - а другая вопила: "Нуль-Т!" И вы думаете, это был научный
диспут?   Нет!   Это   была   средневековая   квартирная   склока    из-за
электроэнергии! Помните эту смешную, хотя, признаюсь, не  совсем  понятную
книгу, где человека высекли за  то,  что  он  не  гасил  свет  в  уборной?
"Золотой козел" или "Золотой осел"?.. Так  вот,  Аристотель  и  его  банда
пытались высечь Ламондуа и его банду за то, что те прибрали к своим  рукам
весь резерв энергии... Честная Радуга! Еще год назад  Аристотель  ходил  с
Ламондуа в обнимку! Нулевик нулевику был друг, товарищ и брат, и никому  в
голову не  приходило,  что  увлечение  Форстера  Волной  расколет  планету
пополам! В каком мире я живу!  Ничего  не  хватает:  энергии  не  хватает,
аппаратуры не хватает, из-за каждого желторотого лаборанта идет бой!  Люди
Ламондуа воруют  энергию,  люди  Аристотеля  ловят  и  пытаются  вербовать
аутсайдеров - этих несчастных туристов, прилетевших отдохнуть или написать
о Радуге что-нибудь хорошее! Совет - Совет!!! - превратился в  конфликтный
орган! Я попросил прислать мне "Римское право"... Последнее время я  читаю
одни исторические романы. Честная Радуга! Скоро я заведу здесь  полицию  и
суд  присяжных.  Я  привыкаю  к  новой,  совершенно  дикой   терминологии.
Позавчера я обозвал  Ламондуа  ответчиком,  а  Аристотеля  истцом.  Я  без
запинки произношу такие слова, как юриспруденция и полицейпрезидиум!..
     Один из экранов засветился. Появились  две  круглолицые  девочки  лет
десяти. Одна в розовом платьице, другая в голубом.
     - Ну, ты говори! - сказала розовая полушепотом.
     - Почему это я, когда договорились, что ты...
     - Договорились, что ты!
     - Вредная!.. Здравствуйте, Матвей Семенович.
     - Сергеевич!..
     - Матвей Сергеевич, здравствуйте!
     - Здравствуйте, дети, - сказал директор. По лицу  его  было  заметно,
что  он  что-то  забыл,  а  ему  напомнили.   -   Здравствуйте,   цыплята!
Здравствуйте, мыши!
     Розовая и голубая разом зарделись.
     - Матвей Сергеевич,  мы  приглашаем  вас  в  Детское  на  наш  летний
праздник.
     - Сегодня, в двенадцать часов!..
     - В одиннадцать!..
     - Нет в двенадцать!
     - Приеду! - закричал директор восторженно. - Обязательно приеду! И  в
одиннадцать приеду и в двенадцать!..
     Горбовский допил бокал, налил себе еще, затем лег в  кресле,  вытянув
ноги на середину комнаты, и поставил бокал себе на грудь. Ему было  хорошо
и уютно.
     - Я тоже поеду в Детское,  -  заявил  он.  -  Мне  совершенно  нечего
делать. А там я скажу какую-нибудь речь. Я никогда в жизни  не  произносил
речей, и мне ужасно хочется попробовать.
     - Детское! - Директор снова перевалился через подлокотник. -  Детское
- это единственное место, где у нас сохраняется порядок. Дети  -  отличный
народ! Они прекрасно понимают слово "нельзя"... О наших нулевиках этого не
скажешь, нет! В прошлом году они съели два миллиона мегаватт-часов! В этом
- уже пятнадцать и представили заявок еще на шестьдесят. Вся беда  в  том,
что они абсолютно не желают знать слова "нельзя"...
     - Мы тоже не знали этого слова, - заметил Марк.
     - Дорогой Марк. Мы жили с  вами  в  хорошее  время.  Это  был  период
кризиса физики. Нам не нужно было больше, чем нам давали. Да и  зачем?  Ну
что  у  нас  было?  Д-процессы,  электронная   структура...   Сопряженными
пространствами занимались единицы, да и то на бумаге. А сейчас? Сейчас эта
безумная эпоха дискретной физики, теория просачивания,  подпространство!..
Честная Радуга! Все эти  нуль-проблемы!  Безусому  мальчишке,  тонконогому
лаборанту  на  каждый  плюгавый   эксперимент   нужны   тысячи   мегаватт,
уникальнейшее оборудование, которое на Радуге не создашь и которое,  между
прочим, выходит после эксперимента  из  строя...  Вот  вы  привезли  сотню
ульмотронов. Спасибо  вам.  Но  нужно-то  их  шесть  сотен!  И  энергия...
Энергия! Откуда я ее возьму? Вы же не привезли нам  энергию!  Более  того,
вам самим нужна энергия.  Мы  с  Канэко  обращаемся  к  Машине:  "Дай  нам
оптимальную стратегию!" Она, бедняга, только руками разводит...
     Дверь распахнулась, и стремительно вошел невысокий, очень  изящный  и
красиво одетый мужчина. В гладко зачесанных  черных  волосах  его  торчали
какие-то репьи, неподвижное лицо выражало холодное, сдержанное бешенство.
     - Легок на помине... - начал директор, простирая к нему руку.
     - Прошу отставки, - звонким металлическим голосом сказал вошедший.  -
Я считаю, что не  способен  более  работать  с  людьми,  и  поэтому  прошу
отставки. Извините, пожалуйста. - Он коротко поклонился звездолетчикам.  -
Канэко - план-энергетик Радуги. Бывший план-энергетик.
     Горбовский торопливо заскреб  ногами  по  скользкому  полу,  стараясь
подняться и поклониться одновременно. Бокал с соком он при этом поднял над
головой и стал похож на пьяного гостя в Триклинии у Лукулла.
     - Честная Радуга! - сказал директор озабоченно. - Что еще стряслось?
     -  Полчаса  назад  Симеон  Галкин  и   Александра   Постышева   тайно
подключились к зональной энергостанции и взяли всю энергию на  двое  суток
вперед. - По лицу Канэко прошла судорога. - Машина рассчитана  на  честных
людей. Мне неизвестна подпрограмма, учитывающая  существование  Галкина  и
Постышевой. Факт сам по себе недопустимый, хотя, к сожалению, и  не  новый
для нас. Возможно, я справился бы с  ними  сам.  Но  я  не  дзюдотэ  и  не
акробат. И я работаю не в детском саду. Я не  могу  допустить,  чтобы  мне
устраивали ловушки... Они замаскировали подключение в густом кустарнике за
оврагом, а поперек тропинки натянули проволоку. Они прекрасно знали, что я
должен был бежать, чтобы  предотвратить  огромную  утечку...  -  Он  вдруг
замолчал и принялся нервно вытаскивать репьи из волос.
     - Где Постышева? - спросил директор, наливаясь венозной кровью.
     Горбовский сел прямо и с некоторым испугом поджал ноги. На лице Марка
был написан живой интерес к происходящему.
     - Постышева сейчас будет здесь, - ответил Канэко.  -  Я  уверен,  что
именно она является инициатором этого безобразия.  Я  вызвал  ее  сюда  от
вашего имени.
     Матвей подтянул к  себе  микрофон  всеобщего  оповещения  и  негромко
пробасил:
     - Внимание, Радуга! Говорит директор. Инцидент с утечкой энергии  мне
известен. Инцидент разбирается.
     Он встал, боком подобрался к Канэко, положил  руку  ему  на  плечо  и
как-то виновато проговорил:
     - Ну что делать, дружище... Я же тебе говорил: Радуга  сошла  с  ума.
Терпи, дружище!.. Я тоже терплю. А Постышеву я сейчас взгрею. Она  у  меня
не обрадуется, вот увидишь...
     - Я понимаю, - сказал Канэко. - Прошу извинить меня: я был взбешен. С
вашего разрешения я отправлюсь на космодром.  Самое,  пожалуй,  неприятное
дело сегодня - выдача ульмотронов. Вы знаете, пришел  десантник  с  грузом
ульмотронов.
     - Да, - сказал директор с чувством. -  Я  знаю.  Вот.  -  Он  уставил
квадратный подбородок на звездолетчиков. - Настоятельно рекомендую  -  мои
друзья. Командир "Тариэля" Леонид Андреевич Горбовский и его штурман  Марк
Валькенштейн.
     - Рад, - сказал Канэко, наклонив голову с репьями.
     Марк и Горбовский тоже наклонили головы.
     - Постараюсь свести повреждения корабля к минимуму, -  сказал  Канэко
без улыбки, повернулся и пошел к двери.
     Горбовский с беспокойством посмотрел ему вслед.
     Дверь перед Канэко отворилась, и он вежливо шагнул в сторону, уступая
дорогу. В дверях стояла давешняя брюнетка в белой курточке  с  оторванными
пуговицами. Горбовский заметил, что шорты ее были прожжены сбоку, а  левая
рука испачкана копотью. Рядом с нею изящный и  подтянутый  Канэко  казался
пришельцем из далекого будущего.
     - Извините, пожалуйста, -  сказала  брюнетка  бархатным  голоском.  -
Разрешите войти. Вы меня вызывали, Матвей Сергеевич?
     Канэко, отвернув лицо, обошел ее стороной и скрылся за дверью. Матвей
вернулся в кресло, сел и уперся руками  в  подлокотники.  Лицо  его  вновь
посинело.
     - Ты что думаешь, Постышева, - едва слышно начал он, - я не знаю, чьи
это затеи?..
     На экране появился розовощекий  юноша  в  кокетливо  сдвинутом  набок
беретике.
     - Простите, Матвей Сергеевич, - весело улыбаясь, сказал он. - Я хотел
напомнить, что два комплекта ульмотронов наши.
     - В порядке очереди, Карл, - буркнул Матвей.
     - В порядке очереди мы первые, - сообщил юноша.
     - Значит,  вы  получите  первыми.  -  Матвей  все  время  смотрел  на
Постышеву, сохраняя вид свирепый и неприступный.
     -  Простите  еще  раз,  Матвей  Сергеевич,  но  нас  очень  беспокоит
поведение группы Форстера. Я видел, что они уже выслали на космодром  свой
грузовик...
     - Не беспокойтесь, Карл, - сказал Матвей. Он не удержался и расплылся
в улыбке. - Ты только полюбуйся, Леонид! Пришел и ябедничает! Кто? Гофман!
На кого? На учителя своего - Форстера! Ступайте, ступайте, Карл! Никто  не
получит вне очереди!
     - Спасибо, Матвей Сергеевич, - сказал Гофман. - Мы с  Маляевым  очень
на вас рассчитываем.
     - Он с Маляевым! - сказал директор, поднимая глаза к потолку.
     Экран погас и через мгновение вспыхнул снова. Пожилой угрюмый человек
в темных очках с какими-то приспособлениями на оправе прогудел недовольно:
     - Матвей, я хотел бы уточнить относительно ульмотронов...
     - Ульмотроны в порядке очереди, - сказал Матвей.
     Брюнетка томно вздохнула, зорко поглядела на Марка и с покорным видом
присела на край кресла.
     - Нам полагается вне очереди, - сказал человек в очках.
     - Значит, вы получите вне очереди,  -  сказал  Матвей.  -  Существует
очередь внеочередников, и ты там восьмым...
     Брюнетка, грациозно изогнувшись,  принялась  рассматривать  дырку  на
шортах, затем, послюнив палец, стерла сажу с локтя.
     -  Одну  минуточку,  Постышева,  -  сказал  Матвей  и  наклонился   к
микрофону.   -   Внимание,   Радуга!   Говорит   директор.   Распределение
ульмотронов, прибывших на звездолете  "Тариэль",  будет  производиться  по
спискам, утвержденным в Совете, и никаких исключений  делаться  не  будет.
Так вот, Постышева... Вызвал я тебя для того, чтобы сказать,  что  ты  мне
надоела. Я был мягок... Да, да, я был терпелив. Я сносил все. Ты не можешь
упрекнуть меня в жестокости. Но честная  Радуга!  Есть  же  предел  всему!
Одним словом, передай Галкину, что я отстранил тебя от работы и  с  первым
же звездолетом отправляю тебя на Землю.
     Огромные прекрасные глаза Постышевой немедленно наполнились  слезами.
Марк скорбно покачал головой, Горбовский пригорюнился.  Директор,  выпятив
челюсть, смотрел на Постышеву.
     - И поздно теперь плакать, Александра, - сказал он.  -  Плакать  надо
было раньше. Вместе с нами.
     В кабинет вошла хорошенькая женщина в плиссированной  юбке  и  легкой
кофточке. Она была подстрижена под мальчика,  русая  челка  падала  ей  на
глаза.
     - Хэлло! - сказала она, приветливо улыбаясь. - Матвей, я не  помешала
вам? О! - она заметила Постышеву. - Что такое? Мы  плачем?  -  она  обняла
Постышеву за плечи и прижала ее голову к груди. - Матвей, это вы?  Как  не
стыдно! Вероятно, вы были грубы. Иногда вы бываете невыносимы!
     Директор пошевелил усами.
     - Доброе утро,  Джина,  -  сказал  он.  -  Отпустите  Постышеву,  она
наказана. Она тяжко оскорбила Канэко, и она украла энергию...
     - Какой вздор! -  воскликнула  Джина.  -  Успокойся,  девочка!  Какие
слова: "украла", "оскорбила", "энергия"! У кого она украла  энергию?  Ведь
не у Детского же! Не все ли равно, кто из физиков  тратит  энергию  -  Аля
Постышева или этот ужасный Ламондуа!
     Директор величественно поднялся.
     - Леонид, Марк, - сказал он. - Это  Джина  Пикбридж,  старший  биолог
Радуги. Джина, это Леонид Горбовский и Марк Валькенштейн, звездолетчики.
     Звездолетчики встали.
     - Хэлло, - сказала Джина. - Нет, я  не  хочу  с  вами  знакомиться...
Почему вы - двое здоровых, красивых мужчин - так равнодушны? Как вы можете
сидеть и смотреть на плачущую девочку?
     - Мы не равнодушны! - запротестовал  Марк.  Горбовский  с  изумлением
посмотрел на него. - Мы как раз хотели вмешаться...
     - Так вмешивайтесь же! Вмешивайтесь! - сказала Джина.
     - Ну знаете, товарищи! - загремел  директор.  -  Мне  это  совсем  не
нравится! Постышева, вы свободны.  Идите,  идите...  В  чем  дело,  Джина?
Отпустите Постышеву и изложите ваше дело... Ну, вот видите,  она  вам  всю
кофту заревела. Постышева, идите, я вам сказал!
     Постышева встала и, закрыв лицо ладонями, вышла.  Марк  вопросительно
посмотрел на Джину.
     - Ну, разумеется, - сказала она.
     Марк одернул куртку, строго посмотрел на Матвея, поклонился  джине  и
тоже вышел. Матвей расслабленно махнул рукой.
     - Отрекусь, - сказал он. - Никакой дисциплины. Вы понимаете,  что  вы
делаете, Джина?
     - Понимаю, - сказала Джина, подходя к столу. - Вся ваша физика и  вся
ваша энергия не стоят одной Алиной слезинки.
     - Скажите это Ламондуа. Или Пагаве. Или  Форстеру.  Или,  к  примеру,
Канэко. А что касается слезинок, то у каждого свое  оружие.  И  хватит  об
этом, с вашего позволения! Я вас слушаю.
     - Да, хватит, - сказала Джина. - Я знаю,  что  вы  столь  же  упрямы,
сколь и добры. А следовательно, упрямы бесконечно. Матвей, мне нужны люди.
Нет-нет...  -  Она  подняла  маленькую  ладонь.  -  Дело  предстоит  очень
рискованное и интересное. Мне стоит только поманить  пальцем,  и  половина
физиков сбежит от своих зловещих руководителей.
     - Если  поманите   вы,  -  сказал   Матвей,  -  то   сбегут  и   сами
руководители...
     - Благодарю вас, но я имею в  виду  охоту  на  кальмаров.  Мне  нужно
двадцать человек, чтобы отогнать кальмаров от берега Пушкина.
     Матвей вздохнул.
     - Чем вам не понравились кальмары? - сказал он. - У меня нет людей.
     - Хотя бы десять человек. Кальмары систематически грабят  рыбозаводы.
Чем у вас сейчас заняты испытатели?
     Матвей оживился.
     - Да,  верно! - сказал он. - Габа!  Где  у  меня  сейчас  Габа?  Ага,
помню... Все в порядке, Джина, у вас будут десять человек.
     - Вот и хорошо. Я знала, что вы добры. Я пойду  завтракать,  и  пусть
они меня найдут. До свиданья, милый Леонид. Если захотите принять участие,
мы будем только рады.
     - Уф!.. - сказал Матвей, когда дверь закрылась. - Прелестная женщина,
но работать я предпочитаю все-таки с Ламондуа... Но каков твой Марк!
     Горбовский самодовольно ухмыльнулся и налил себе еще соку.  Он  снова
блаженно вытянулся  в  кресле  и,  молвив  тихонько:  "Можно?"  -  включил
проигрыватель. Директор тоже откинулся на спинку кресла.
     - Да! - мечтательно произнес он. - А помнишь, Леонид, - Слепое Пятно,
Станислав Пишта кричит на весь эфир... Да, кстати! Ты знаешь...
     - Матвей Сергеевич, - сказал голос из репродуктора.  -  Сообщение  со
"Стрелы".
     - Читай, - сказал Матвей, наклоняясь вперед.
     - "Выхожу на деритринитацию. Следующая связь через сорок  часов.  Все
благополучно. _А_н_т_о_н". Связь  неважная,  Матвей  Сергеевич:  магнитная
буря...
     - Спасибо, - сказал Матвей. Он озабоченно обернулся к Горбовскому.  -
Между прочим, Леонид, что ты знаешь о Камилле?
     - Что он никогда не снимает шлема,  -  сказал  Горбовский.  -  Я  его
однажды прямо об этом спросил, когда мы купались. И он мне прямо о