. 
	- Узнают из последних известий, как только это просочится. Если 
просочится. Телевидение и радио мигом сообщат, а все милвилцы 
прилипли к приемникам. 
	- Может, кто-нибудь нажмет на Дэйвенпорта и заставит его 
прикусить язык. 
	Я покачал головой. 
	- Утром он был зол, как черт. Так и накинулся на генерала. 
	А кто из них был прав? Да разве за такой короткий срок 
разберешься, кто прав, а кто нет? 
	Издавна люди воевали с вредными жучками и саранчой, со 
всевозможными врагами урожая, со всякими сорняками. Воевали, как 
могли. Истребляли и уничтожали, как могли. Приходилось всегда быть 
настороже, чуть зазевался - и сорные травы тебя одолеют. Разрастутся в 
каждом углу, под заборами, среди живых изгородей, на пустырях. Они 
нигде не пропадут. В засуху гибнут злаки, чахнет кукуруза, а сорные травы, 
упорные и выносливые, знай растут и зеленеют. 
	И вот появляется новая вредоносная трава, выходец из иного 
времени; быть может, она способна не только заглушить, вытеснить 
пшеницу с кукурузой, но и уничтожить человечество. Если так, остается 
одно: воевать с нею, бороться всеми средствами, как с любым зловредным 
сорняком. 
	Ну, а если это не простой сорняк, а особенный, на редкость 
живучий? Если он отлично изучил и людей, и растения - и эти познания и 
способность применяться к любым условиям помогают ему выжить, как бы 
ожесточенно ни боролись с ним люди? Если его ничем другим не возьмешь, 
кроме высокой радиоактивности? 
	Ведь именно так решена была задача, поставленная в той странной 
лаборатории в штате Миссисипи. 
	И если задача решается так, Цветы могут сделать только один, 
самый простой вывод. Избавиться от угрозы радиации. А попутно завоевать 
благодарность и любовь человечества. 
	Допустим, все так и есть. Тогда прав Пентагон. 
	Раздался звонок. Джо снял трубку, протянул мне. 
	Язык не слушался, губы одеревенели. С трудом я выталкивал из 
себя жесткие, отрывочные слова: 
	- Алло. Слушаю. Это сенатор? 
	- Да. 
	- Говорит Брэдшоу Картер. Из Милвила. Мы сегодня утром 
разговаривали. У барьера. 
	- Ну конечно, я помню, мистер Картер. Чем могу быть вам 
полезен? 
	- Дошел слух... 
	- Распространилось множество разных слухов, Картер. До меня 
тоже их доходит немало. 
	- ...что на Милвил сбросят бомбу. Сегодня утром генерал Биллингс 
сказал... 
	- Да,- не в меру спокойным тоном произнес сенатор, я тоже это 
слышал и был весьма встревожен. Но никаких подтверждений не 
последовало. Это всего лишь слухи. 
	- Попробуйте стать на мое место, сенатор. Вам неприятно это 
слышать - и только. А нас это кровно касается. 
	- Понимаю,- сказал сенатор. 
	Я так и слышал, как он мысленно спорит сам с собой. 
	- Скажите мне правду,- настаивал я.- Решается наша судьба. 
	- Да, да,- сказал сенатор.- Вы имеете право знать. Этого я не 
отрицаю. 
	- Так что же происходит? 
	- Достоверно известно только одно. Между атомными державами 
ведутся совещания на самом высоком уровне. Это условие пришельцев, 
знаете, для всех - гром среди ясного неба. Разумеется, совещания эти 
совершенно секретные. И вы, конечно, понимаете... 
	- Ну, ясно,- сказал я.- Обещаю вам... 
	- Да нет, не о том речь. Еще до утра газеты наверняка что-нибудь 
пронюхают. Но мне все это очень не нравится. Похоже, что там пытаются 
прийти к какому-то соглашению. Учитывая настроения широких масс, я 
весьма опасаюсь... 
	- Ох, пожалуйста, сенатор, только без политики! 
	- Прошу извинить. Я не то имел в виду. Не стану от вас скрывать, я 
крайне обеспокоен. Я стараюсь собрать самые достоверные сведения. 
	- Значит, положение критическое. 
	- Если этот барьер сдвинется еще хотя бы на фут или случится еще 
что-либо непредвиденное, не исключено, что мы предпримем какие-то шаги 
в одностороннем порядке. Военные всегда могут заявить, что они 
действовали в интересах всего человечества, спасали мир от вторжения 
чуждых сил. Они могут также заявить, что располагают сведениями, 
которых больше ни у кого нет. Могут объявить эти сведения совершенно 
секретными и откажутся их огласить. Опубликуют какую-нибудь 
подходящую версию, а когда дело будет сделано, преспокойно подождут, 
пока пройдет время и все уляжется. Конечно, скандал будет страшный, но 
они это перенесут. 
	- А вы сами что думаете? Чья возьмет? 
	- Понятия не имею! - сказал сенатор.- Мне не хватает фактов. Я не 
знаю, что думают в Пентагоне. Не знаю, какие факты есть у них. Не знаю, 
что представители генерального штаба сказали президенту. Совершенно 
неизвестно, как поведут себя Англия, Россия, Франция. 
	На минуту в трубке стало тихо и пусто. Потом сенатор спросил: 
	- Не можете ли вы там, в Милвиле, со своей стороны что-либо 
предпринять? 
	- Можем обратиться с воззванием,- сказал я.- Ко всем, широко. 
Через газеты, по радио... 
	Мне показалось - я вижу, как он качает головой. 
	- Это не поможет,- сказал он.- Ведь никому не известно, что 
происходит у вас, за барьером. Может быть, вы попали под влияние 
пришельцев. И, спасая себя, готовы погубить все человечество. Конечно, 
газеты и радио ухватятся за ваше воззвание, поднимут шум, раздуют 
сенсацию. Но это ни в какой мере не повлияет на решение официальных 
кругов. Только взбудоражит людей, повсюду в народе еще сильней 
разгорятся страсти. А волнений сейчас и без того хватает. Нам нужно 
другое: какие-то бесспорные факты и хоть капля здравого смысла. 
	Он попросту боится, что мы спутаем все карты, вот в чем суть. 
Хочет, чтоб все было шито-крыто. 
	- И притом, нет достаточно веских доказательств...- продолжал 
сенатор. 
	- А вот Дэйвенпорт думает, что есть. 
	- Вы говорили с Дэйвенпортом? 
	- Нет, не говорил,- со спокойной совестью ответил я. 
	- Дэйвенпорт в таких вещах не разбирается. Он - ученый, привык к 
уединению, вне стен своей лаборатории он теряется... 
	- А мне он понравился. По-моему, у него и голова и сердце на 
месте. 
	Эх, зря я это сказал: мало того, что сенатор напуган, теперь я его 
еще и смутил. 
	Я дам вам знать, - сказал он довольно холодно.- Как только сам 
что-либо узнаю, извещу вас или Джералда. Я сделаю все, что в моих силах. 
Думаю, что вам не о чем тревожиться. Главное - старайтесь, чтобы барьер 
не сдвинулся с места, главное - сохраняйте спокойствие. Больше вам ни о 
чем не надо заботиться. 
	- Ну еще бы, сенатор,- сказал я. 
	Мне стало очень противно. 
	- Спасибо, что позвонили. Я буду поддерживать с вами связь. 
	- До свидания, сенатор. 
	И я положил трубку. Джо смотрел вопросительно. Я покачал 
головой. 
	- Ничего он не знает и говорить не хочет. Я так понимаю, ничего он 
и не может. Не в его власти нам помочь. 
	По тротуару простучали шаги, и тотчас дверь распахнулась. Я 
обернулся - на пороге стоял Хигги Моррис. 
	Надо же, чтобы в такую минуту нелегкая принесла именно его! 
	Он поглядел мне в лицо, перевел глаза на Джо и снова на меня. 
	- Что это с вами, ребята? 
	Я в упор смотрел на него. Хоть бы он убрался отсюда! Да нет, не 
уйдет... 
	- Надо ему сказать, Брэд,- услышал я голос Джо. 
	- Валяй, говори. 
	Хигги не шелохнулся. Он так и остался у двери и слушал. Джо 
рассказывает, а Хигги стоит истукан истуканом, глаза остекленели. Ни разу 
не пошевелился, не перебил ни словом. 
	Наступило долгое молчание. Потом Хигги спросил: 
	- Как ты считаешь, Брэд, могут они учинить над нами такое? 
	- Могут. Они все могут. Если барьер опять двинется с места. Если 
еще что-нибудь стрясется. 
	Тут его как пружиной подбросило: 
	- Так какого черта мы тут торчим? Надо скорее копать. 
	- Копать? 
	- Ну да. Бомбоубежище. Рабочей силы у нас сколько угодно. В 
городе полно народу, и все слоняются без дела. Поставим всех на работу. В 
депо у вокзала есть экскаватор и всякий дорожный инструмент, по Милвилу 
раскидано десятка полтора грузовиков. Я назначу комиссию, и мы... 
послушайте, ребята, да что это с вами? 
	- Хигги, ты просто не понял,- почти ласково сказал Джо.- Это ведь 
не какие- нибудь радиоактивные осадки выпадут, бомбу влепят прямо в 
нас. Тут никакое убежище не спасет. Такое, чтоб спасло, и за сто лет не 
построить. 
	- Надо попробовать,- долбил свое Моррис. 
	- Нам не зарыться так глубоко и не построить так прочно, чтоб это 
убежище выдержало прямое попадание,- сказал я. - А если даже и удалось 
бы, ведь нужен кислород... 
	- Надо же что-то делать! - заорал Хигги.- Неужели просто сидеть 
сложа руки? Кой черт, нас же всех убьет! 
	- Да, брат, плохо твое дело,- сказал я. 
	- Слушай, ты...- начал Хигги. 
	- Хватит! - крикнул Джо.- Хватит вам! Может, вы и опротивели 
друг другу, но действовать надо всем вместе. Выпутаться можно. У нас и 
правда есть убежище. Я вытаращил глаза - и тут же понял, куда он гнет. 
	- Нет! - закричал я.- Так нельзя. Пока нельзя. Как же ты не 
понимаешь? Тогда мы загубим всякую надежду на переговоры. Нельзя, 
чтобы они узнали! 
	- Ставню десять против одного, что они уже знают,- сказал Джо. 
	- Ничего не понимаю! - взмолился Хигги.- Какое у нас убежище, 
откуда? 
	- Другой мир,- объяснил Джо Эванс.- Смежный мир, тот самый, 
где побывал Брэд. В крайнем случае мы перейдем туда. Они о нас 
позаботятся, они нас не выгонят. Будут выращивать для нас еду, найдется 
распорядитель - приглядит, чтоб мы не болели, и... 
	- Ты кое о чем забываешь.- перебил я.- Мы не знаем, как туда 
попасть. Было одно такое место в саду, но теперь там все переменилось. 
Цветов больше нет, одни долларовые кустики. 
	- Пускай распорядитель и Смит нам покажут. Они-то уж наверняка 
знают дорогу. 
	- Их уже нету,- сказал Хигги.- Они ушли к себе. Больных никого не 
осталось, и тогда они сказали, что им пора, а если нам понадобится, они 
опять придут. Я их отвез к твоему дому, Брэд, и они живо отыскали дверь 
или как это там называется. Просто пошли в сад, раз - и исчезли. 
	- А ты найдешь это место? - спросил Джо. 
	- Да, пожалуй. Я примерно знаю, где это. 
	- Стало быть, надо будет, так найдем,- вслух соображал Джо.- 
Составим цепь, да поплотнее, плечом к плечу, и двинемся через сад. 
	- Думаешь, это так просто? - сказал я.- Может, там не всегда 
открыто. 
	- Как так? 
	- Если б этот ход все время был открыт, у нас бы за последние 
десять лет куча народу без вести пропала,- стал объяснять я.- Там и 
детишки играют, и взрослые ходят напрямик, кому надо поскорее. Я всегда 
той дорогой хожу к доктору Фабиану, и не я один, там многие топают взад 
и вперед. Кто-нибудь уж как пить дать проскочил бы в эту дверь, если бы 
она всегда была открыта. 
	- Ну, ладно, тогда давайте им позвоним,- предложил Хигги.- 
Возьмем один из этих телефонов... 
	- Нет,- сказал я.- Просить у них помощи - это только на самый 
крайний случай. Ведь обратного пути, скорей всего, не будет, мы отколемся 
от человечества - и конец. 
	- Все лучше, чем помирать,- сказал Хигги. 
	- Не надо кидаться очертя голову,- продолжал я уговаривать их 
обоих.- Пусть люди сперва сами все обдумают и сообразят. Может, еще 
ничего и не случится. Нельзя же просить у чужих убежища, покуда мы не 
знаем точно, что другого выхода нет. Еще есть надежда, что люди и Цветы 
сумеют договориться. Я знаю, сейчас все это выглядит довольно мрачно, 
но, если останется малейшая возможность, человечеству никак нельзя 
отказываться от переговоров. 
	- Какие уж там переговоры, Брэд,- сказал Джо.- Я думаю, эти 
чужаки никогда всерьез и не собирались с нами договариваться. 
	- А все из-за твоего отца,- вдруг заявил Хигги.- Если б не он, 
ничего бы этого не случилось. 
	Я чуть было не вспылил, но сдержался. 
	- Все равно случилось бы. Не в Милвиле, так где-нибудь еще. Не 
сейчас, так немного погодя. 
	- В том-то и соль! - обозлился Хигги.- Уж случилось бы, так не у 
нас, в Милвиле, а где-нибудь в другом месте. 
	Отвечать было нечего. То есть, конечно, я мог бы ответить, но 
такого ответа Хигги Моррису не понять. 
	- И вот что, Брэд Картер,- продолжал он.- Мой тебе добрый совет - 
гляди в оба. Хайрам так и рвется свернуть тебе шею. Думаешь, ты задал 
ему трепку, так это к лучшему? Совсем наоборот. И в Милвиле хватает 
горячих голов, которые с ним заодно. Во всем, что у нас тут стряслось, 
виноваты вы с отцом, вот как они считают. 
	- Послушай, Хигги.- вступился Джо.- Никто не имеет права... 
	- Знаю, что не имеет,- оборвал Хигги.- Но так уж люди настроены. 
Я постараюсь и впредь блюсти закон и порядок, но ручаться теперь ни за 
что не могу. 
	Он опять повернулся ко мне: 
	- Моли бога, чтоб эта заваруха улеглась, да поскорее. А если не 
уляжется, заройся поглубже в какую-нибудь нору и даже носу не 
высовывай. 
	- Слушай, ты... 
	Я кинулся к нему с кулаками, но Джо выскочил из-за стола. 
перехватил меня и оттолкнул. 
	- Бросьте вы! - гневно крикнул он.- Мало у нас других забот, надо 
еще вам сцепиться. 
	- Если слух про бомбу дойдет до наших, я за твою шкуру гроша 
ломаного не дам, - злобно сказал Хигги. Без тебя тут не обошлось. Люди 
живо смекнут.. 
	Джо ухватил его и отшвырнул к стене. 
	- Заткнись, не то я сам заткну тебе глотку! 
	Он помахал перед носом у Хигги кулаком, и Хигги заткнулся. 
	- Ладно, Джо,- сказал я,- закон и порядок ты восстановил, все 
чинно- благородно, так что я тебе больше не нужен. Я пошел. 
	- Постой, Брэд,- сказал Джо сквозь зубы.- Одну минуту... 
	Но я вышел и хлопнул дверью. 
	Уже совсем смерклось, улица опустела. Окна муниципалитета еще 
светились, но у входа не осталось ни души. 
	Может, напрасно я ушел? Может, надо было остаться хотя бы 
затем, чтоб помочь Эвансу урезонить Хигги - как бы тот не наломал дров? 
	Но нет, что толку. Если бы я и мог что-то присоветовать (а что 
советовать? В голове хоть шаром покати) - ко всему отнесутся с 
подозрением. Видно, теперь уж мне никакого доверия не будет. Хайрам с 
Томом Престоном, конечно, целый день без роздыха внушали милвилцам - 
дескать, во всем виноват Брэдшоу Картер и давайте с ним поквитаемся. 
	Я свернул с Главной улицы к дому. Все вокруг тихо и мирно. 
Набегает летний ветерок, покачиваются подвешенные на длинных 
кронштейнах уличные фонари, и от этого на перекрестках и на газонах 
вздрагивают косые тени. В комнатах жарко и душно - окна всюду 
распахнуты настежь; мягко светятся огни, урывками доносится бормотанье 
телевизора или радиоприемника. 
	Тишь да гладь - но под нею таится страх, ненависть, животный 
ужас; довольно одного слова, неосторожного шага - и все это вырвется 
наружу, и начнется всеобщее буйное помешательство. 
	Жгучая обида и негодование мучит всех: почему мы, только мы 
одни заперты в загоне, точно бессловесная скотина, когда все на свете 
свободны и живут, как хотят? Возмутительно, несправедливо, бесконечно 
несправедливо: почему загнали, заперли, обездолили не кого-то другого, а 
нас? Пожалуй, еще и тревожно, неприятно ощущать, что все на нас 
глазеют,только о нас и говорят, будто мы и не люди вовсе, а какие- то 
чудища, уроды. И еще, пожалуй, всех точит стыд и страх, а вдруг весь мир 
вообразит, что мы сами повинны в своей беде, что это плоды одичания и 
вырождения или кара за какие-то грехи? 
	Не диво, если, влипнув в такую историю, люди жадно ухватятся за 
любое объяснение, лишь бы восстановить свое доброе имя, вновь подняться 
не только в собственных глазах, но и в глазах всего человечества и в глазах 
пришельцев; не диво, если они поверят чему угодно, и хорошему и 
плохому, любым слухам и сплетням, самой несусветной нелепице, лишь бы 
все окрасилось в ясные и определенные света: вот черное, а вот белое (хоть 
в душе каждый знает - все сплошь серо!). Ведь там, где есть белое и черное, 
там найдешь желанную простоту, тогда все легче понять и со всем удобней 
примириться. 
	И нельзя их в этом винить. Они не готовы были к тому, что 
случилось, оно им не по плечу. Долгие-долгие годы они существовали 
скромно и неприметно в тихой заводи, вдалеке от широкого русла, где 
неслась и бурлила жизнь большого мира. Крохотные событьица 
милвилского житья-бытия непомерно разрастались в их глазах, 
становились историческими вехами: кто же не помнит, как сумасбродный 
мальчишка, младший из Джонсонов, врезался на ветхом семейном фордике 
в дерево на Улице Вязов? Или тот день, когда вызывали пожарную 
команду, чтоб снять кошку мамаши Джоунс с крыши пресвитерианской 
церкви (никто и по сей день не понимает, как угораздило кошку туда 
забраться)? Или случай, когда дядюшка Эндрюс с удочкой в руках заснул 
на берегу реки - и бултых в воду! Спасибо, мимо проходил Лен Стритер и 
вытащил его; тут уж сон со старика слетел, он так наглотался воды, что на 
силу отдышался (и пошли рассуждения: а что понадобилось там Лену 
Стритеру, с чего это его понесло на реку?). Из таких крупиц и складывалась 
жизнь со всеми ее треволнениями. 
	И вот перед этими людьми предстало нечто большое, значительное, 
и они не в силах его постичь; то, что произошло, пока еще слишком 
огромно и непостижимо не только для них, но для всего человечества. Все 
слишком сложно, тут не отделаешься праздным любопытством, 
недоумением зеваки перед кошкой, бог весть как забравшейся на 
верхотуру,- вот почему им тягостно, неспокойно, в них разгорается досада и 
злость, того гляди - вспыхнет, прорвется открытой враждебностью, а тогда 
недалеко и до насилия... был бы повод для насилия, было бы на кого 
наброситься. Что ж, если придет минута, когда их ярость вырвется наружу, 
мишень готова - об этом постарались Хайрам Мартин и Том Престон. 
	Идти уже недалеко. Я поравнялся с обителью нашего банкира Дэна 
Виллоуби - этакая огромная скучная махина из кирпича, с первого взгляда 
всякий догадается, что в таком доме может жить только тип вроде Дэниела 
Виллоуби. Напротив, на углу, дом старика Перкинса. С неделю назад сюда 
въехали новые жильцы. Это один из немногих домов у нас, в Милвиле, 
которые сдаются внаем, и обитатели его меняются чуть не каждый год. 
Никто даже не дает себе труда с ними знакомиться - охота время тратить! А 
дальше, в конце улицы, живет доктор Фабиан. 
	Еще несколько минут - и я буду у себя, в доме с продырявленной 
насквозь крышей, в пустых гулких комнатах, наедине с вопросом, на 
который нет ответа, а за оградой будут меня подстерегать подозрительность 
и ненависть всего Милвила. 
	На той стороне улицы хлопнула дверь, кто-то, громко топая, бежал 
по веранде. И тотчас раздался крик: 
	- Уолли, нас хотят бомбить! Сказали по телевизору! 
	Из темноты приподнялась большая сутулая тень - кто-то лежал на 
траве или на низко, у самой земли, расставленном шезлонге, я и не видал 
его, пока он не вскинулся на крик. 
	В горле у него булькало, он силился что-то сказать и не мог. 
	- Экстренное сообщение! - кричал тот, с веранды.- Сейчас 
передают! По телевизору! 
	Второй, с шезлонга, вскочил и кинулся в дом. 
	И я тоже кинулся бежать. Домой, во весь дух, не думая, не 
рассуждая,- ноги сами несли меня. 
	Я-то думал, у меня еще есть немного времени, а времени нет. Не 
ждал я, что слух разнесется так быстро. 
	Потому что это сообщение наверняка только еще слух: 
предполагается, что могут бомбить... говорят, что в самом крайнем случае 
на Милвил, может быть, сбросят бомбу... Но для нас тут разницы нет. 
Милвилцам все едино, они не станут разбирать, где слухи, а где факты. 
	Только этого и не хватало, чтоб ненависть сорвалась с цепи. И все 
обрушится на меня да, пожалуй, на Джералда Шервуда... будь сейчас в 
Милвиле Шкалик, досталось бы и ему. 
	Улица осталась позади; обежав дом доктора Фабиана, я помчался 
под гору, к сырой низине, где росли долларовые кустики. И уже на полпути 
спохватился: а Хайрам? Днем он сторожил эти кусты, вдруг он и сейчас 
там? С разгону я насилу остановился, пригнулся к самой земле. Наскоро 
окинул взглядом склон холма и низину, потом снова, уже медленно, стал 
всматриваться в каждую тень, подстерегая малейшее движение, которое 
выдало бы засаду. 
	Вдалеке послышались крики; наверху кто-то бежал, громыхая по 
тротуару тяжелые башмаки. Хлопнула дверь, где-то, за несколько 
кварталов, взревел мотор и рванула с места машина