Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Научная фантастика
      Маципуло Эдуард. Нашествие Даньчжинов -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  -
умирай, только не умирай, ведь это безвозвратно, люди ведь кривят душой... знаешь, они подумают, что раз ты умер - так и надо, нет, не надо, и потому не делай этого, не умирай, придумай что хочешь и держись, ведь еще много времени впереди, давай дотянем до лета, а потом до зимы, придумай что-нибудь - или не придумывай, а просто ходи, носи свою любимую одежду, радуйся, что смотришь вокруг себя, что двигаешься... а если тебе покажется, что выхода нет, знай, что это только тебе кажется, может, просто все так сложилось - плохая погода, голод, стужа внутри, но ты ухватись изо всех сил и держись, и подожди, а пока ждешь, пойди и раздобудь... свежего хлеба прямо от булочника, пойди купи буханку... откуси кусок, медленно прожуй его, а потом проглоти, вот ты и живешь, вот это и есть жизнь, а если хочешь отпраздновать час своей жизни, вскипяти, старина, липтоновского чая, налей его, без сахара и молока, и пей маленькими глотками, и помни - ты живешь и никому не причинил вреда, никакого вреда". Уезжая с площади аэровокзала на такси, я увидел кучку замызганных, вроде Джунза, нищих, поющих под аккомпанемент музыкальных палочек и бронзовых крохотных тарелок. У их ног дымились какие-то черные кости. Чуть в отдалении благочестиво молчала толпа любопытных. - Что это? - спросил я шофера. - Остановите! - Какой-то иностранец сжег себя, - ответил таксист. - Многие приезжают сюда, чтобы стать прахом на святой земле... Я выскочил из машины и бросился к нищим. Меня придержал за рукав смуглый вежливый полицейский. - Это же убийцы! - сказал я, должно быть, с ненавистью. - Надо же что-то делать! Полицейский внимательно смотрел мне в лицо. - Вы ошибаетесь. Он сам. Все было честно, слава богам. - И, подумав, добавил: - Мешать не надо. - Мешать не надо, - повторил я. - Мешать не надо... В этой корявой фразе на английском языке была бездна философии. - Вам плохо? - участливо спросил полицейский, беря меня под руку. Я оттолкнул его излишне сильно - он шлепнулся на брусчатку, взбрыкнув тонкими ногами. Все было как в бреду. И русский даньчжин, превращенный в вязкий шлак, и молчаливая толпа, и разозленный полицейский с дубинкой в руке. Уладив все формальности с полицией, с религиозными и природоохранными ведомствами, совершив два десятка стремительных визитов к "нужным" людям, бегу из столицы. Я на земле Небесного Учителя! Я начинаю главное дело своей жизни. И вот я уже еду в битком набитом автобусе, похожем на деревянный гроб, пересаживаюсь в другой, еще более тесный, поднимаюсь по тряской дороге выше стратосферы и все время пытаюсь что-нибудь увидеть в просвет между чьим-то потным бюстом и чьей-то потной спиной. Я отмяк душой. Что значит оказаться в плотном контакте с людьми! И многое забытое вновь начинает мне нравиться - запахи, звуки, новые впечатления, пыль на зубах. Жизнь! Огромное удовольствие мне доставляют неторопливые разговоры попутчиков. Я понимаю даже фразеологические обороты! Улавливаю диалектные и просторечные слова, неизвестные академическим учебникам и словарям. Люди говорили о священных тиграх, о ценах на базарах и в лавках, о приближающемся сезоне дождей, о жертвах богам, о старческих недугах каких-то уважаемых монахов. И об облаве на тэуранов. Меня восхитило это красивое и жуткое словцо - "тэуран". Оно мне известно по даньчжинскому эпосу, известному в Европе под названием "Пу Чжал, князь тэуранов". В переводе со старотибетского, явившегося основой для многих гималайских языков, "тэуран" - это "живой мертвец", вроде африканских зомби, то есть существо без души, вылезшее по какой-то серьезной надобности из могилы. Типичный фольклорный монстр. И вот люди говорят о фольклорных монстрах как о фактах жизни - столько-то человек было в облаве на них, столько-то погибло... Я спросил, как они выглядят, эти тэу, тэураны. Оказывается, до сих пор никто не видел даже их следов. Но как же погибшие участники облавы? Их трупы - и есть единственный след, ответили мне. Тэураны... Есть ли какая-нибудь связь между ними и Небесным Учителем? И распространением даньчжинизма в мире? По-видимому, есть. Ведь в застойных системах все чуждое и новое неминуемо отторгается. Автобус остановился, и все пассажиры разом полезли на свежий воздух. Я вышел последним и увидел каменистую ровную площадку на самом краю пропасти и хижину, сложенную из дикого камня. Металлическая табличка на придорожном приземистом столбе объяснила на дюжине самых ходовых языков мира, что отсюда начинается буферная зона заповедника и что до крепости-монастыря Тхэ - 25 миль. Вокруг вздымались синие невероятные вершины с белыми сверкающими макушками. Далеко внизу, как будто совсем в другом мире, застыло бурное море зелени. Там было то, что в туристских буклетах именуется горными джунглями Ярамы. Пока я, раскрыв рот, любовался красотами пейзажа, рослые парни в униформе охраны заповедника проверяли документы и вещи пассажиров - по-видимому, искали огнестрельное оружие, строжайше запрещенное во всех нормальных заповедниках мира. Потом автобус с местными жителями отправился дальше, а я остался сидеть на чемодане под навесом контрольно-пропускного пункта. Еще в столице меня предупредили, что заповедник закрыт для иностранцев и ехать туда бесполезно. Однако я все еще надеялся на какое-то чудо. - Через три часа автобус пойдет обратным маршрутом, - успокоил меня старший команды контролеров, похожий на Геракла, в пятнистом комбинезоне. Геракл рассматривал меня со сдержанным любопытством, вернее, синяки на моей физиономии. Как потом выяснилось, он сразу заподозрил во мне опасного типа. Но охрана заповедника была достаточно вышколена, и Геракл оказался выше личных подозрений. Он вполне дружелюбно, даже с легким состраданием в голосе разъяснил мне на ломаном английском, что заповедник находится на землях, принадлежащих монастырю, и что совершенные люди монастыря взяли в свои руки дело спасения ценностей Ярамы. Вот почему ни туристов, ни ученых, ни международных деятелей приказано не пропускать. Я пытался расположить охрану к себе знанием дань-чжинского языка. - Мне обязательно нужно побывать в Тхэ-чхубанге, - сказал я с соблюдением законов местной орфоэпики. - Вы даже не можете представить, какое огромное расстояние и какие трудности я одолел на пути к вам. У меня есть рекомендательные письма. - Ничего для вас сделать не можем, сэр, - продолжал Геракл. - Вчера, например, мы не пропустили арабского шейха. Он даже угрожал начать войну с нашим государством, если мы его не пропустим. Мы все равно не пропустили. - Мне нужно поговорить с кем-нибудь из главных монахов монастыря, - упрямился я как ребенок, - у вас же есть рация. Я вижу антенну направленного действия... - Бесполезно, сэр. - Геракл перевел взгляд на желто-зеленое поле под моим правым глазом. - Арабский шейх разговаривал с совершенными по рации. Теперь нам запрещено использовать рацию не по назначению. "Может, он вымогает взятку? - подумал я. - Ведь пропустили же они буквально всех пассажиров автобуса, а среди них наверняка были и приезжие..." Но меня затошнило при мысли о взятке. Всю жизнь натыкаюсь на необходимость дать взятку и всю жизнь не могу сделать этого из-за каких-то бетонных рефлексов. - Мне обязательно нужно в Тхэ-чхубанг! - Приезжайте через год, сэр. Может быть, тогда положение улучшится. Во мне все кипело. Ну почему мне так не везет, черт возьми! Я надел на шею спортивную сумку, взгромоздил на плечо свой большой, тяжелый чемодан и отправился пешком прочь от КПП. - До города шестьдесят миль, сэр! - крикнул удивленный Геракл. Я даже не обернулся и не споткнулся. Отмахав километра два, я утомился и сел на краю дороги, свесив ноги в пропасть. Солнце жарило вовсю, но приятный ветерок с ледников делал жизнь в этой местности довольно сносной. У моих ног змеились плети можжевельника, усеянные голубоватыми круглыми плодами, совсем не похожими на шишки хвойных пород. И это на почти гладкой каменной стене. Из кучки мусора, скопившегося у его комля, рос яркий лиловый цветок. Он сотрясался и гнулся - казалось, его сводят судороги при виде моей физиономии. - Какие мы изнеженные, - сказал я вслух и, встав на колени, дотянулся рукой до цветка, повернул венчик к себе. В его недрах ползал тяжелый бронзово-зеркальный жук, наматывая на себя золотую пыль. Какой-то зверек, похожий на суслика, шмыгнул по крутому откосу, и вниз покатились мелкие камешки. Они катились долго, и я потерял их из виду. Только шорохи доносились снизу, будто уползала змея бесконечной длины. Да пусть я сдохну на этой горной дороге, похожей на тропинку, но так просто не отступлю! Я достал все свои блокноты и стал искать в них что-нибудь подходящее для данного случая. Тут были кое-какие сведения о Гималаях, об этнографии и психологии местных народов, о некоторых законах и обычаях Суверенного Княжества. Кто ищет, тот найдет, и я нашел: чтобы остаться здесь надолго, нужно убить человека или разрушить храм. Но кто бы знал, как не хотелось совершать преступлений! Потом обнаружилась еще одна неплохая возможность - стать монастырским рабом на всю оставшуюся жизнь. Для этого нужно убить уникальное животное или спилить сандаловое дерево. Я перечитал список уникальных животных. Их было много - выбирай любое, но всех было жалко. Я медленно спускался по умопомрачительному склону, прославляя себя и технических работников Центра за предусмотрительность, ведь я захватил с собой пару связок прочного нейлонового шнура и альпийские крючья. Правда, крючьями я не рискнул воспользоваться. Их надо было вбивать в камень, а звуки в горах разносятся далеко. Неизвестно, кому захочется взглянуть на мою работу. Приблизительно на одном уровне со мной в воздухе парила огромная черная птица с голой шеей. Она была словно прибита гвоздями к небу и только изредка шевелила кончиками крыльев. "Черный гриф, - подумал я. - Ах ты, боже мой! Не свалиться бы на дно ущелья и не превратиться в падаль". Я спустился более чем с километровой высоты в такие безобидные, если взглянуть сверху, заросли. Сориентировавшись по туристской карте и снежным вершинам, я отважно вломился в горные джунгли. Через час я был примерно на том же самом месте, с той лишь разницей, что выбился из сил. Все открытые части моего тела горели, как ошпаренные, волдыри вспухали прямо на глазах. Оказалось, я вторгся в непроходимые заросли крапивы, каждый стебель которой был с небольшое деревце. Так начались мои героические мучения на пути в рабство. Вначале, несмотря на бедственное состояние моего тела, я ликовал при виде каждого нового растения, не похожего на крапиву, и радовался каждой букашке или пичуге. Постепенно я становился сдержанней. В перспективе я мог стать самым равнодушным к природе невольником. Подтрунивая над собой - великолепный источник искусственного оптимизма! - я каким-то образом прошиб крапивные джунгли и с ходу завяз в еще более непроходимых зарослях горного мелколистного бамбука. На меня сыпалась какая-то труха и травяная пыль, меня кусали мухи и клещи, мои башмаки наполнились теплой жидкой грязью, в которой шевелились пиявки... И все же я пробился к деревьям. Это были, главным образом, кедры и фикусы, вперемежку с акациями, пальмами и благородным тиком, и все высоченные - с кафедральный собор, как написано в буклетах. И у подножия всей этой красоты какая-то крохотная инфузория, привязанная к тяжеленному чемодану... Среди деревьев путешествовать куда приятней. Вскоре я вышел на проложенную в зарослях просеку. Лохматые звери, похожие на дворняжек, с повизгиванием и урчанием рвали останки какого-то животного. Из зловонной груды мяса торчали мощные ребра и литые кости конечностей. Трупоеды кинулись врассыпную при моем появлении, и я увидел огромную голову. Носорог! Носорог строжайше охранялся в этом заповеднике, как и королевский горный тигр. А ведь убит совсем недалеко от КПП! По-видимому, преследователи загнали его в ловушку из бамбуковых зарослей и скал. Он метался в поисках выхода, прокладывая просеки в разных направлениях, пока меткий выстрел не сразил его наповал. Те, кто его убил, взяли только рог. Я еще раз осмотрел спил. Интересная пилка у браконьеров. С подогревом. Роговая ткань была слегка оплавлена. Я положил в чемодан обломок носорожьего ребра. Может, пригодится? Например, чтобы убедить судей в моих преступлениях. И не успел отойти от поляны, как в просвет между кронами деревьев с шумом упал ком черных перьев и начал рвать останки носорога. Так вот что высматривал мой пернатый приятель! Ждал, когда я вспугну лохматых? С таким же шумом начали падать другие птицы. И вскоре здесь собралась целая стая стервятников. Первую ночь я провел на дереве, чтобы меня сонного не слопал какой-нибудь зверь. Вторую - тоже на дереве, но уже поближе к земле, повыше не смог вскарабкаться. А на третью ночь я и вовсе забрался в нишу под скалой, прогнав какую-то скользкую зверушку вроде жабы с длинным хвостом. Несмотря на страшную усталость, сон не шел. Мозг пребывал в оцепенении - это, по-видимому, после отчаяния, которое захлестнуло меня при мысли, что я окончательно заблудился. Вроде все те же белоснежные вершины упирались в небо, вроде бы с нужной стороны вставало солнце и опускалось, куда положено... Но я уже догадывался, что это уже другие вершины и что нахожусь я неизвестно где. В Бутане? Или вернулся в Непал, а оттуда махнул в Индию или Китай? Эти три дня я почти не ел, не считая тех плодов и трав, которые казались мне съедобными. Поэтому я прислушивался к звукам в желудке лежа в нише под скалой, и силился размышлять на волнующую меня тему - что же делать? Первый же мой опыт путешествия по горным джунглям имел шансы остаться последним. А как вспомнишь, что утром натощак надо будет карабкаться на какие-то хребты, а потом спускаться в парильню долин... Короче говоря, появилась мысль остаться навсегда в этой удобной полуноре-полупещере и закончить свои дни на подстилке из сухих трав, натасканных зверюшками. С приближением рассвета мысль эта становилась все привлекательней. Я вынул из чемодана монстрологическую технику, трясущимися руками собрал схему активизатора интуиции, подключил к блоку питания. Пришлепнул к влажной коже присоски-электроды, надел наушники... Теплый глазок индикатора смутно напоминал о цивилизации двадцатого века, об уютных семейных ячейках общества с их постелями и холодильниками, набитыми едой. Я с треском вдавил кнопку пускателя, и голос гипнолога потащил меня в приятную пустоту. И когда я уже спал непробудным сном, прибор добросовестно занимался моей интуицией. Слава богу, моя подкорка не учуяла ни тигров, ни браконьеров, иначе я, наверное, скончался бы во сне от страха. Проснулся я в бодрящей уверенности, что нужно немедленно идти в сторону черной громады, закрывшей большую часть звездного неба. Поражаясь причудам активизированной интуиции, я покорно потащился в указанном направлении. Не успел я набить себе новых шишек, как среди непроглядной тьмы проклюнулся слабый таинственный огонек. Я пополз, стараясь быть ловким и бесшумным, но чемодан с грохотом колотился о камни и деревья, а спортивная сумка хваталась за каждую колючку. Вскоре я увидел лысоголового старика на берегу тихой заводи, отгороженной от ручья камнями. Абсолютно голый, он сидел в позе Будды и не мигая смотрел на пламя светильника у своих ног. В черном зеркале омута трепыхалась крупная ночная бабочка, и от нее расходились круги. За спиной старика угадывались очертания хижины с травяной крышей. До чего же приятная картина! Я перешел вброд вместе с вещами, поздоровался со стариком. Он и ухом не повел, хотя пламя светильника заколебалось и лизнуло закопченный край глиняной плошки. Я сел на приятную шелковистую травку и стал ждать, когда старик очнется. И незаметно уснул... Уже утром я вскочил, как ужаленный. Мне приснилось, что старик ушел, не заметив меня. Слава богу, он продолжал сидеть в прежней позе, но уже смотрел, не мигая, на свежее умытое солнце, выползающее из-за гор. Я искупался, опять подремал, а когда солнце начало припекать, старик повернулся ко мне и спросил на английском, кто я и как здесь оказался. Когда я ответил ему по-даньчжински, его слегка одутловатое лицо стало очень добрым и приветливым. Он странным образом напомнил мне сурового отца, когда тот был пьяным и добрым. - Значит, не хиппи? Не браконьер? Но тогда что ты тут делаешь? - Сувениры искал, - ответил я с легкой беспечностью. - Но здесь запрещено искать сувениры. Даже просто так ходить запрещено! - Я проехал много тысяч километров, чтобы добраться до вашего заповедника. Слово за слово, мы разговорились. Ему было лет семьдесят, но выглядел он гораздо моложе, несмотря на чудовищные складки жира на животе. В далекой молодости он учился каким-то наукам в Англии, во Франции, в Германии и имел различных дипломов и свидетельств не меньше, чем я. И еще ему явно понравилось, что какие-то потусторонние силы вывели меня точно на его огонек. - То, что пишут о нас там, - он махнул рукой в западном направлении, - сплошные глупости. И что мы упрямые дикари, и что мы фанатики, и что упорно цепляемся за средневековье. А у нас здесь совсем другое: нет ни партий, ни профсоюзов, ни телевидения, ни капиталистов, ни коммунистов, нет национальной вражды. У нас всего одна нация - даньчжины. - Ну, не все плохо про вас пишут. И о животном мире - хорошо, о гордых и красивых людях, о вашей религии... - О религии? - он осуждающе причмокнул, покачал головой. - Меня всегда удивляли люди, которые пишут о том, чего не знают, чего не могут знать. - Наверное, я затронул больной вопрос даньчжинов - отношения с другими народами. Может, поэтому старик сгоряча посвятил меня в некоторые подробности. - Само слово "даньчжин" - что оно означает? Почему в соседних с нами странах есть гуркхи, шерпы, бенгальцы, тибетцы... а у нас только даньчжины? - Я смог лишь сказать, что это слово очень древнее, насколько мне известно, поэтому трудно с определенностью судить о его этимологии... - Не в том дело! - Старик стал торжественным и вроде бы покрупнел телом. - Иностранцам мы такое не рассказываем. Поэтому они не знают толком ни нашей истории, ни религии. А то, что они расписывают в толстых книгах с картинками, - домыслы, построенные на случайных и второстепенных фактах, которые мы позволили им собрать, купить или украсть. - Но чтобы не было домыслов, - осторожно возразил я, - почему бы не дать им не второстепенные факты? - Бесполезно. Мы - в разных Временах. Вы все видите в своем Времени, а мы - в своем. Наша мудрость очень красивая, благоухающая. Вы же видите ее без запаха, без цвета, без красоты, она вам кажется мертвым серым камнем, упавшим из прошлого. Я слушал его со всем вниманием. - Вы, приезжие, ходите по нашему Времени, окружив себя оболочкой из вашего Времени, - продолжал вещать старик. - Вы спотыкаетесь о наши святыни и не видите их. Даже если хотите видеть, не видите. Вы - в другом Времени. - И чтобы попасть в ваше Время... что нужно сделать? - Он подумал и не ответил. Я понял: не захотел ответить. Я спросил, как его звать, он опять поразмыслил. - Имя, которое я ношу, тебе , не нужно знать. Назвать вымышленное или свое прежнее - нехорошо. Зови меня просто "человек духкхи". Духкха - что-то вроде обобщенного понятия страданий, мук, неудовлетворенности, короче говоря, стихии отрицательных эмоций. Но на мученика толстый старик походил мало. Мы позавтракали какой-то жидкой несоленой кашицей, и он вывел меня на тропу, с трудом различимую в высокой траве. - Я вижу тебя насквозь, ты человек добрый и понимающий, что такое духкха. Поэтому иди с миром по этой удобной дороге. Она выведет тебя к шоссе, которое тебе знакомо... Чем больше будет добрых людей в вашем Времени, тем будет лучше для нашего Времени. И кто знает, может, в своем новом рождении ты станешь дань

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору