свело 
желудок.
	Один из помощников прошептал:
	-  Господи Иисусе,-  что это, черт возьми?
	Кожа вокруг поясницы, ягодиц и верхней части бедер Оливера 
покрылась твердым, похожим на скорлупу наростом: ягодицы вместо 
того, чтобы быть мягкими и круглыми, были похожи на зеленовато-
серые роговые наросты, а вдоль позвоночника начали формироваться 
темные выступы. В том месте, где бедра переходили в ягодицы, теперь 
были хрящевые соединения, похожие на сочленения у моллюсков.
	Лоренс трясущимися руками перевернул тело на спину, и мы 
увидели, что на месте гениталий у мальчика была покрытая шиповатыми 
наростами масса голубых и зеленых зароговевших волокон.
	Мы молча стояли вокруг тела Оливера в круге света полицейских 
фонарей, которые выхватывали из темноты промокшего дома маленький 
кусочек пространства, и никто из нас не знал, что сказать. Наконец 
Лоренс поднялся, одергивая мокрую ткань на коленях и снимая очки.
	Снаружи мрачно завывал ветер, а внутри ковры и половики 
впитывали воду, издавая легкое ритмичное чмоканье.
	Шериф Уилкс прочистил горло.
	-  Я думаю, нам ясно, что здесь произошло,-  сказал Дэн тихим, 
почти неслышным голосом.
	Лоренс Дан взглянул на него, но Картер не мог оторвать взгляд от 
тускло поблескивающей чешуи на теле Оливера.
	-  Если тебе все ясно, давай выкладывай,-  сказал Картер.
	-  Именно поэтому мы приехали сюда,-  начал объяснять Дэн.-  
Бодины жаловались на изменение цвета воды, и Мейсон привез мне 
пробы на анализ. Я нашел в этой воде некие организмы, каких-то 
микробов, которые выделяли зеленовато-желтую жидкость.
	-  Ты идентифицировал их? -  спросил Лоренс.
	Дэн покачал головой.
	-  Не было времени. Случайно мышь выпила немного этой воды, 
когда нас с Мейсоном не было, и с ней случилось то же самое, что с 
бедняжкой Оливером.
	-  Поэтому ты думаешь, что он пил эту воду и из-за нее покрылся 
скорлупой? -  спросил Картер.
	-  Явных доказательств нет -  пока нет.
	-  Думаешь, то же самое могло случиться с водой из других 
колодцев? -  поинтересовался Лоренс.
	-  Без малейшего понятия,-  ответил Дэн.-  Но чтобы не рисковать, 
я бы на вашем месте сделал предупреждение и велел бы людям пить пока 
воду из бутылок. Пока я не выясню, что это за организмы и почему они 
так влияют на людей, до тех пор, я полагаю, нам придется считать, что 
округ в опасности.
	Картер посмотрел на ороговевшие бедра Оливера и медленно 
покачал головой.
	-  Черт меня побери, если я видел когда-нибудь такое раньше.
	Один из помощников, Эраш, молодой человек с еще редкими 
усиками, поднялся наверх, чтобы передать сообщение от добровольцев, 
занятых поисками мальчика Дентонов. Войдя в комнату, он сказал:
	-  Боже, ну и запах!
	-  Запах? -  удивился Картер.
	-  Запах тухлой рыбы. Вы разве не чувствуете?


3

	Я временно жил в летнем домике для отдыхающих в пригороде 
Нью-Милфорда по дороге в Нью-Престон. Дом принадлежал моему 
юристу, тому самому, который устроил мне развод, но он редко здесь 
появлялся, особенно после того, как порвал со своей любовницей. 
Раньше я жил над магазином плетеных и керамических изделий, прямо 
напротив продовольственного магазина в центре Нью-Милфорда, но 
срок аренды истек, и хозяину понадобилось жилье для своей немолодой 
сестры.
	Особенно не возражая, мы с Шелли упаковали вещи и съехали, 
забрав с собой все краны и отрезки труб.
	Шелли пока нравилось здесь. Напротив нас располагалась 
небольшая ферма, где в густых осенних туманах паслись пегие коровы, а 
это означало, что здесь полно мышей, с которыми можно поиграть. А 
еще здесь было тихо. Так тихо, что, выйдя из задней двери ночью и 
вдохнув полной грудью студеный воздух, вы ничего, кроме шуршания 
листьев, не услышали бы.
	До дома я добрался только к рассвету. Проехав по покатой дороге, 
я припарковался и устало выбрался из машины. Шелли, вытянувшись 
как резиновый, вылез вслед за мной. Я назвал его Шелли по имени поэта, 
который написал:

		~О, как прекрасна Смерть!
		Лишь Сон один, что брат ей
		Так прекрасен может быть!~

	Не надо быть гением, чтобы пояснить это.
	В коридоре было холодно, когда я открыл входную дверь.
	Камин давно потух, и в очаге ничего, кроме серого пепла, не было.
	Не снимая бейсболки и пальто, я сгреб золу и положил новые 
дрова на прутья в очаге. Сыскав старый номер "Нью-Милфорда", я 
поднес спичку. Шелли наблюдал за мной с дивана с видом 
высокомерного нетерпения.
	Затем я сходил на кухню, выходившую окнами на покатый задний 
двор, и поставил чайник.
	Мне было необходимо выпить кофе с вдовой "Джека Дэниела". 
Стоя у окна, я смотрел на серый недружелюбный рассвет и думал о 
бедном Оливере и его пропавших родителях.
	Картер Уилкс забил тревогу по поводу пропавших Джимми и 
Элисон и распространил их описание среди добровольцев, занятых 
поисками Пола Дентона. Он также отдал своим сотрудникам 
распоряжение обойти и проинструктировать всех в округе насчет 
употребления колодезной воды. Готовилась информация для радио и 
ТВ, хотя в своем сообщении газетчикам Картер ограничился 
упоминанием о мифическом прорыве канализации. Что касается смерти 
Оливера и исчезновения Джимми и Элисон, тут он был полностью 
откровенен. Оливер умер "в результате несчастного случая у себя дома", 
а Джимми и Элисон разыскиваются, чтобы "прояснить некоторые 
моменты, непонятные полиции".
	Картер никак не коснулся в разговоре с прессой коркообразных 
наростов на спине и бедрах Оливера и не сказал ни слова об 
исследованиях Дэна.
	-  Меньше всего я хочу, чтобы здесь, черт побери, началась паника 
и боязнь летающих тарелок,-  заметил он.
	В офисе следователя, где собирались провести полное вскрытие 
тела Оливера, тоже все держали рот на замке. Медицинский эксперт был 
спокойным, с сединой в волосах человеком по имени Джек Ньюсом, 
который всегда выражал неприязнь ко всякого рода шумихе и 
пиротехническим эффектам. Лоренс Дан думал так же, а значит, вопрос 
о смерти Оливера останется закрытым, пока шериф Уилкс не решит 
сделать всеобъясняющее полное заявление.
	А заявление было бы сильным. Новость о том, что вода 
превращает людей в крабов, могла подорвать дух общественности Нью-
Милфорда. Заявление такого рода было максимумом, на что был бы 
способен я, чтобы заставить самого себя поверить во все это. А ведь я 
стоял рядом с телом Оливера и все видел.
	Чайник закипел, и я поставил кофейник. Когда кофе сварился, я 
достал бутылку "Джека Дэниела" и налил в чашку на два пальца. Залив 
его кофе, я перемешал все это и прошел в гостиную, чтобы посидеть 
рядом с Шелли и посмотреть, как догорает полено. Я замерз и устал и 
был уже готов последовать примеру Шелли и поспать, когда зазвонил 
телефон. Я зевнул и поднялся.
	-  Кто это? -  спросил я и набрал полный рот кофе с виски.
	-  Это Дэн,-  сказал Дэн.-  Я вернулся в лабораторию и провел 
опыты с водой.
	-  А ты вообще спишь?
	-  Да ну этот сон. Это важнее.
	Я опять зевнул.
	-  Хорошо, это важнее. Что ты там нашел?
	Дэн сказал:
	-  Я поставил опыт на определение возраста воды и организмов. 
Тут Рета, она мне помогает, и мы уже сделали двадцать или тридцать 
анализов, чтобы быть уверенными.
	-  Ну? Что там такое?
	-  Анализы говорят о возрасте органики в воде, и это дает 
представление о глубине, с которой достали воду. Если, к примеру, 
органике семь-восемь тысяч лет, то вода из пласта с лиственным лесом, 
который можно найти на глубине шесть метров. Понимаешь?
	-  Конечно,-  сказал я.-  Чем старше, тем глубже источник. Так 
сколько лет существу в воде Бодинов?
	Последовала пауза.
	Наконец он сказал:
	-  Ты поверишь, если я скажу, что около двух миллионов лет?
	-  Два миллиона? То есть вещества в воде доисторические?
	-  Точно. Мы перепроверили много раз -  ошибки быть не может. 
Вода идет из подземных источников на глубине более полутора миль.
	Я допил кофе с виски и кашлянул.
	-  Это смешно. Их колодец глубиной не больше тридцати метров.
	-  Анализы убедительные.
	-  Хорошо, пусть убедительные. Но что они доказывают? Бодины 
пили какую-то старую воду. Что это нам дает?
	-  По-моему, до тебя не дошло,-  терпеливо объяснил Дэн.-  
Существам в воде тоже два миллиона лет.
	-  Прошу прощения?
	-  Этим гадким существам два миллиона лет. Я проверил 
жидкость, которая из них выходит, и их собственную органическую 
основу. Результат тот же. Я послал пробу в лабораторию в Уайт Плейс 
на радиохимический анализ, чтобы быть вдвойне уверенным, но, по-
моему, сомневаться нечего. Им два миллиона лет.
	Я закрыл глаза. Это уж слишком.
	-  Слушай, Дэн,-  сказал я устало,-  как можно жить два миллиона 
лет и не умирать? У них даже бороды нет.
	-  Все равно, это так. Это живые ископаемые. Рета сейчас 
проверяет, можно ли их отнести к какому-нибудь известному 
доисторическому виду.
	Я долго молчал. Разговаривая с Дэном, я вдруг почувствовал себя 
усталым, одиноким и замороченным всем тем, что произошло за 
последние двенадцать часов. Если как на духу, то я еще и испугался. Из 
головы не шли мысли о чешуе Оливера, бугристом панцире в ванне, о 
качающейся неповоротливой фигуре, которая сбежала от меня через 
изгородь Бодинов.
	-  По-моему,-  сказал Дэн,-  нам придется сделать еще несколько 
анализов и даже покопаться в самом колодце. Откуда-то же вода должна 
идти, и для того, чтобы защитить город, мне надо знать, откуда. Может 
быть, ты поедешь сегодня попозже днем вместе с нами, чтобы помочь? Я 
советовался с Картером, он обещал, что поможет, чем может.
	-  Во сколько мне надо там быть? -  спросил я его.
	-  Поспи сначала. Я поеду, как только закончу здесь в 
лаборатории. Давай договоримся на полтретьего у дома.
	-  Хорошо,-  сказал я и повесил трубку.
	Я взглянул на Шелли -  тот смежил веки, будто все эти дела его 
утомили.
	-  Не напускай на себя такой вид,-  сказал я, отправляясь в 
спальню.-  Целая банда ископаемых обосновалась в городской воде, и 
пока похоже, что от них у людей появляется рыбья чешуя. Ты, как кот, 
хочешь покончить с рыбьей чешуей или нет?
	Я разделся, расправил скомканную, как я оставил ее утром, 
постель и залез под одеяло. Я был так утомлен, что через пять минут 
уснул.
	Когда я спал, я видел престранный сон, а может, сны. Я стоял на 
берегу моря, ночью, и луна проливала свой свет на поверхность воды. 
Потом я плыл, качаясь на волнах, и вода подо мной была соленой и 
ужасно холодной. Луна пропадала и появлялась, как далекий чужой 
маяк.
	Скоро я стал погружаться под воду. Мне не было страшно и 
почему-то не надо было дышать. Вода каким-то образом заменяла 
воздух, и я чувствовал холодный освежающий поток, проходящий через 
мои легкие. Вокруг ничего не было видно, вода была темной, и я 
чувствовал, как прохожу сквозь течение, сквозь холодные сверкающие 
косяки селедок и окуней. Но вот что придавало необычность сну, так это 
то, что я знал, куда направляюсь, знал совершенно определенно. Я знал, 
что если я поплыву налево, то наткнусь на подводную гряду камней. 
Достигнув ее, я буду в миле от конечной цели моего плавания.
	Прямо перед собой я видел бледные лучи луны, играющие в воде. 
Затем я увидел возникающие из глубины скалы, и заторопился, и поплыл 
быстрее. По ночам плавать в океане было опасно, и я это знал. Там было 
полно стремительных хищников. Я уже почти достиг вершины скалы, 
когда почувствовал вибрацию воды. Я набрал в рот побольше воды и 
поплыл так быстро, как мог. Кто-то почувствовал мое присутствие и уже 
гнался за мной. Кто-то злобный вышел на охоту, чтобы уничтожить 
меня. Я попытался нырнуть поглубже, извиваясь в воде и пытаясь 
избежать его челюстей, но почувствовал, как что-то больно и с дикой 
силой схватило меня за ногу.
	Я проснулся. Сначала я не мог понять, где я. Я не понимал, что я 
на суше и дышу воздухом, а не водой. Я сел на кровати, весь в холодном 
поту. За окном было холодное бледное утро, и коровы мирно паслись на 
холмистых склонах фермы. Я вышел из спальни и пошел в гостиную, где, 
потрескивая, горел камин. Стоя голым посреди комнаты, я проглотил 
еще одну порцию "Джека Дэниела".
	Закашлявшись, я вернулся в спальню. Но кровать меня больше не 
привлекала. Я не отдохнул, но смятые простыни были слишком похожи 
на поверхность неприятного и вселяющего ужас ночного океана.
	Я позвонил в лабораторию. Дэн ушел поспать, поэтому к телефону 
подошла Рета -  она еще работала с пробами воды. Она удивилась, что я 
не сплю.
	-  Когда я один, я плохо сплю,-  сказал я ей.-  Если надумаешь, 
приходи -  поможешь мне отдохнуть. Во имя безопасности общества, 
конечно.
	Она мягко рассмеялась. Она могла бы быть независимей и 
холодней, чем Шелли, да и в три раза умней нас вместе взятых, но 
опускалась до ответов на такие вот не вполне приличные предложения. 
Мне это нравится в девушках. Особенно, когда они ловят меня на слове. 
Но Рета, конечно, этого не сделала. Она была занята спасением мира от 
племени доисторических омаров. Она сказала:
	-  Дэн очень беспокоится насчет того, что происходит. Он думает, 
что это заболевание, которое долгие годы было законсервировано. Как в 
Лондоне, когда там раскопали массовые захоронения умерших от черной 
смерти три столетия назад и двое рабочих заболели чумой.
	-  Он так думает? -  спросил я ее.
	-  Он не уверен. Мы проведем еще несколько анализов с мышью, но 
уже ясно, что это больное животное.
	Я потер глаза.
	-  Об этом заболевании кто-нибудь раньше слышал?
	-  Я проверяю,-  сказала Рета,-  но сложно прийти к какому-либо 
заключению. Однако кое-что я обнаружила.
	-  Например?
	Она полистала блокнот.
	-  Ну, например, я звонила сегодня знакомому палеонтологу. Он 
сказал, что экспедиция Курье в 1954 году нашла в Центральной Африке 
семь или восемь окаменевших животных и что двое из них, хотя были 
раньше млекопитающими, родичами оленей, имели черепа и передние 
конечности, как у ракообразных. Было впечатление, что они 
превратились из млекопитающих в ракообразных или, возможно, 
наоборот.
	-  Доказано было что-нибудь?
	-  Ничегошеньки. Были какие-то незначительные споры в 
Уэндельском институте, но в конце концов африканскую находку 
определили как мистификацию или абсолютно случайную мутацию. На 
самом-то деле она просто не подводилась ни под одну из известных 
теорий развития млекопитающих, и проще было ее опорочить и забыть.
	Я отпил немного виски и поинтересовался:
	-  Это все?
	-  Еще одно,-  сказала Рета.-  В Катеке, в Индии, в 1925 году была 
вспышка так называемой проказы, но английский доктор, который 
лечил большинство пациентов, написал отчет, в котором говорилось, 
что это была вовсе не проказа. Он писал, что это была форма 
окостенения,-  ну, ты знаешь, что-то вроде костяных наростов. Он решил 
узнать, что вызывает это окостенение, и в конце концов решил, что 
источник болезни -  местная питьевая вода. В том году были сильные 
муссоны, и реки вышли из берегов и залили колодцы и систему каналов.
	-  Как он описал это окостенение? -  спросил я.-  В какой форме это 
проявлялось?
	-  Он сделал больше,-  ответила Рета.-  Он приложил чудесное 
описание с рисунками.
	-  Он сделал рисунки?
	-  Конечно,-  сказала она.-  И что самое ужасное, его отчет 
потеряли лет двадцать назад. Взяли из библиотеки Гарвардского 
университета и не вернули.
	Я потянулся за сигарой и закурил.
	-  Какая жалость, черт возьми! Я бы хотел посмотреть эти рисунки, 
даже если это не то, что было у Оливера Бодина.
	-  Знаешь, я тоже посмотрела бы,-  сказала Рета.-  Но мне все-таки 
удалось достать кое-что. Я позвонила своему преподавателю, он на 
пенсии и живет в Майами. Он видел этот отчет, когда был студентом. Он 
думал, что этот врач, Остин, сошел с ума, и не уделил отчету особого 
внимания. Но он помнит один необычный отрывок.
	-  Какой? -  спросил я.
	-  Из описания пациента, к которому Остин ездил на реку 
Маханади в 1925 году. Остину пришлось проехать пятьдесят миль сквозь 
стену дождя и грязи, прежде чем он нашел эту деревню, и он сильно 
устал, когда все-таки добрался туда. Так что его впечатления могут быть 
искажены из-за усталости. Какая-то старуха отвела его в отдельно 
стоящую хижину на краю деревни. Хижина была погружена в полумрак, 
окна занавешены, а на двери висел полог. На кровати кто-то лежал, но 
Остину сложно было что-нибудь разглядеть, а старуха настаивала, чтобы 
он не приближался к больному и не осматривал его. Остин писал, что 
различил в темноте тяжелую закостеневшую голову и руку, которая в 
сечении была скорее овальной и имела тускло отсвечивающую кожу. 
Также он писал, что голос пациента был хриплым и его сложно было 
понять.
	-  Продолжай,-  сказал я ей. Описание ракообразного пациента 
вызывало у меня беспокойство. Прикрывая глаза, я видел перед собой 
закостеневшие бедра и ягодицы Оливера Бодина и панцирь в ванной.
	-  А больше ничего и нет,-  сказала Рета,-  за исключением того, что 
Остина затошнило от "вони гниющей рыбы, которая была так сильна, 
что я думал, что задохнусь".
	-  Точно,-  тихо сказал я.-  Точно то же самое сказала Элисон о 
воде, которую я взял из их колодца, и то же почувствовал помощник 
Картера в доме Бодинов. А затем и я это почувствовал. Сильный, 
забивающий все запах рыбы.
	Рета сказала:
	-  Я не знаю. Я думаю, здесь есть какая-то связь. Но мы не должны 
приходить к незрелым заключениям. Только потому, что Остин 
почувствовал запах рыбы в 1925 году и Элисон Бодин учуяла рыбу вчера, 
мы не должны думать, будто установили научную связь, которая не 
подлежит сомнению. Множество вещей пахнет рыбой, в том числе и 
сама рыба. Ты знаешь, как пахнет перегревшаяся штепсельная вилка?
	-  Я знаю, что в доме Бодинов не было перегревшихся вилок,-  
сказал я ей.-  И не думаю, что у пациента Остина на берегах реки 
Маханади была перегревшаяся вилка, если только, конечно, на голове у 
него не было электрических пробок.
	Рета не засмеялась. Вместо этого она сказала:
	-  Я знаю, что есть соблазн сделать из этого вывод, однако следует 
воздержаться. Ситуация слишком серьезная, чтобы можно было 
ошибаться. Надо сделать еще не один десяток анализов, прежде чем что-
нибудь прояснится.
	-  А что рисунки Остина? -  спросил я.-  Твой преподаватель 
помнит, что на них было?
	-  Так, местами. Это были просто наброски рук и суставов. Детали 
вырисованные и аккуратные, но не очень запоминающиеся.
	-  Какая жалость, что отчет потеряли,-  повторил я.
	-  Я понимаю,-  сказала Рета.-  Я даже звонила в библиотеку и 
заставила их поискать, кто их взял. Но архив не простирается до 1925 
года. Они списали отчет Остина как украденный.
	Я допил виски.
	-  Я думаю, сейчас это все, что есть. Пока, конечно, не получили 
отчета о вскрытии и не слазили в колодец. Как насчет пообедать?
	-  А ты не пойдешь спать?
	-  Не-а. У меня плохие сны. И не люблю спать один, я уже говорил. 
Как насчет "Айрон Кети" в час?
	-  Хорошо,-  согласилась Рета.-  Только не давай мне слишком 
много вина.
	-  Конечно, не буду,-  заверил я ее.-  Мне нет нужды опаивать 
девушку, чтобы произвести на нее впечатление.
	-  А я об этом и не думала,-  парировала Рета.-  Просто мне сложно 
работать под парами алкоголя.
	-  Доверься мне, ученый ты человек,-  сказал я.-  Увидимся позже.


	"Айрон Кети" -  это ресторан в колониальном стиле, 
расположенный в элегантном белом здании в нескольких милях к северу 
от Нью-Милфорда. Это такое место, где часами можно обедать в 
окружении престарелых матрон из Коннектикута, которые носят 
эластичные чулки и белые волосы которых уже редеют. В это время туда-
сюда носят тарелки с аккуратно разложенными и хорошо 
приготовленными салатами, авокадо, и вообще царит спокойная 
аристократическая атмосфера.
	Рета и я сидели за столиком у окна, потягивая белое вино, и 
смотрели на багряные склоны осеннего сада.
	Рета была привлекательна как никогда. В сером свете осеннего 
неба ее карие глаза стали полупрозрачными, а почти белые волосы сияли 
мягко и притягательно.
	Я сказал:
	-  Не мог