прорываться с боем. Это стало  бы  для  меня
облегчением. И все потому, что кольцо Рогожкина, кажется, решило взяться
за меня всерьез.
   Мне было плохо. Мне было очень и очень плохо.  Настолько  плохо,  что
это заметила даже проводница, которая обеспокоилась тем,  чтобы  дедушка
не отбросил коньки прямо в вагоне. Я уверил ее в том, что помирать  пока
не собираюсь, а если уж вздумаю, то подожду, когда окончится  ее  смена.
Похоже, это ее несколько успокоило.
   Вот только сам я  такой  уверенности  не  ощущал.  И  вообще,  вполне
вероятно, что  в  моем  случае  смерть  была  бы  наилучшим  выходом  из
положения.
   Лучше уж сдохнуть, чем так мучиться.
   Внешне мои страдания почти никак  не  проявлялись.  Подумаешь,  сидит
какой-то наполовину седой старик и часами пялится в одну и ту же  точку,
ничего вокруг не замечая. Мои соседи по купе - молодая семейная  пара  -
вообще  считали,  что  я  тут  решил   немного   подремать.   Они   даже
разговаривали шепотом, чтобы меня не потревожить.
   Но даже если бы они орали во все горло, я, скорее всего, ничего бы не
услышал, потому что в это  время  общался  исключительно  с  собственным
мозгом. Похоже, этот бедняга просто не мог разобраться  в  потоке  самых
разнородных чувств, затопивших его. Здесь были и ненависть, и усталость,
и боль, и даже любовь.
   Я  тонул  в  этих  ощущениях.  Падал  в  бездонный  черный   колодец,
наполненный собственным безумием. Умирал и снова  возрождался.  Я  видел
лица людей, которых никогда не знал.
   Практически не ощущая своего тела, я  болтался  по  бушующему  океану
сумасшествия,  подобно  потерпевшему  кораблекрушение  моряку,   и   мой
хиленький плотик угрожал развалиться в  любой  момент.  И  я  подтягивал
канаты, обвязывал доски, цеплялся за бревна руками, ногами  и  зубами  в
попытке оттянуть неизбежный конец до той  поры,  когда  я  закончу  свои
дела.
   И я продержался.  Я  дождался,  когда  поезд  достигнет  Иркутска  и,
пересилив себя, на подгибающихся ногах вылез из вагона. Но  при  этом  я
был не совсем уверен: был ли  человек,  что  сейчас  тяжело  тащился  по
улице, Антоном Зуевым, или это ковылял уже кто-то другой?
   Чужие эмоции фонтаном кипели в моем разуме.  Я  чувствовал  полностью
покорную мне силу своего собственного кольца. Ощущал в себе упрямую силу
взбесившейся стихии,  которую  мне  удавалось  обуздать  только  могучим
усилием воли - кольцо Рогожкина. Слышал где-то на грани слуха  тоненький
писк чужих голосов, одновременно скандировавших что-то  непонятное.  Это
был еще только набирающий во мне силу  отпечаток  эмоций  Альберта,  чье
кольцо теперь украшало мой безымянный палец  уродливым  наростом,  из-за
которого моя левая рука  теперь  не  годилась  даже  для  такой  простой
операции, как чиркнуть спичкой.
   Я уже не чувствовал себя человеком. Я стал чудовищем. Монстром. Я был
тем, кто недостоин жить на этой земле. И я нес в себе  силу  трех  колец
вероятности. Горе тому глупцу, который решил бы обидеть  ковыляющего  по
тротуару получеловека по имени Антон Зуев. Сейчас я  чувствовал  в  себе
способность убить человека одним только взглядом.
   Но вряд ли это мне поможет справиться с Долышевым. Уверен, он не хуже
меня владеет силой колец. Что было нисколько не удивительно. Если  бы  у
меня было двадцать лет тренировки...
   Мне нужно придумать что-нибудь другое. Я должен подготовиться.
   Холодно. Слишком холодно. Ледяной ветер пронизывает  до  костей.  Под
ногами хрустит ледок,  сковавший  тоненькой  корочкой  поверхность  луж.
Холодно... Самое лучшее время, чтобы умереть.
   Никто не помешал мне добраться к тому самому зданию,  из  которого  я
сбежал целую вечность назад. Охранники в холле даже и не  подумали  меня
остановить. Только посмотрели на меня и  уважительно  кивнули.  Кажется,
одного из них - того молодого, небритого - я узнал. Именно  он  сидел  и
читал газету, когда я  в  прошлый  раз  ползком  пробирался  мимо  поста
охраны.
   Увидев, что я на него смотрю, он вдруг улыбнулся и... подмигнул.
   Господи боже, почему у меня вдруг появилось  ощущение,  что  вся  моя
жизнь с того момента, когда я  нашел  свое  колечко,  уже  просчитана  и
выверена как по часам? И я ухмыльнулся, поняв, что побег, за  который  я
был благодарен Олии Саччи по гроб жизни, мне подготовил Долышев. Он  все
рассчитал прекрасно. Исподволь подтолкнул Олию к тому, чтобы она  вывела
меня наружу, а потом  казнил  ее  за  предательство,  получив  еще  одно
колечко в свою коллекцию.
   Интриган чертов. Все просчитал. Все продумал.
   И сейчас меня так свободно пропускают внутрь только  потому,  что  он
заранее знал, что наши пути пересекутся. Знал, что я приду за ним. Знал,
что мне суждено сыграть во всем этом ключевую роль. Черт... Да  что  тут
говорить, он наверняка уже знал о том, что меня изберет кольцо,  еще  до
того,   как   неведомый   мне   курьер   пустился   в   свою   последнюю
самоубийственную поездку, унося в кармане величайшую ценность этого мира
- кольцо вероятности.
   Отдуваясь, я выбрался из лифта  и,  прислонившись  к  стене,  вытащил
шприц. Вогнал себе в вену лошадиную дозу АКК-3. Не то чтобы я в этом так
нуждался, но при встрече с Романом мне понадобятся все силы.
   Так, куда теперь? Кажется, туда...
   Я побрел по коридору, не обращая внимания на расхаживающих тут людей,
с  головой  погруженных  в  дела  Братства.  Они  просто   расступались,
пропуская  меня,  или  жались  к  стенам.  Что  я  видел  в  их  глазах?
Отвращение? Сочувствие? Страх? Все это и много-много чего еще.
   Один из местных работничков  не  успел  вовремя  посторониться  из-за
того, что был слишком занят, рассматривая какую-то папку, битком набитую
всяческими бумажками. Как будто это необходимо делать посреди  коридора,
а не в рабочем кабинете, который у него, несомненно, есть.
   - Посторонись, - проскрипел я, не узнав даже собственный голос.
   Он обернулся. Увидел меня... И просто чудо как уцелел здесь потолок -
так высоко он подпрыгнул. Папка выпала из его рук. Бумаги разлетелись во
все стороны. Я криво усмехнулся и пошел дальше,  с  каким-то  садистским
удовольствием шаркая ногами и разрывая попадающие под ноги бумажки.
   И хоть  бы  кто-то  посмел  меня  остановить.  Все  только  смотрели.
Наверное, я мог бы взять костыль и молотить этих идиотов по  головам,  а
они бы только кивали и кланялись.
   Олухи. Самые настоящие дураки.
   - Господин Зуев?
   Я  медленно  повернулся  и  увидел  перед  собой   молодую   девушку,
смотревшую на меня, чуть  склонив  голову  набок.  -  Сюда,  пожалуйста.
Господин Долышев вас ждет.
   Вот так. Ждет, значит? Вот так. Придется пойти.
   - Веди.
   Мы спустились по лестнице  еще  на  этаж,  прошли  мимо  целого  ряда
закрытых  дверей  и  повернули  в  коридор,  в  дальнем  конце  которого
виднелись широкие двойные двери. Одна из створок была приоткрыта.
   - Вам туда. Ступайте.
   - А ты?
   Она вздрогнула.
   - Мне дальше нельзя, потому что господин До...
   Так и не закончив фразу, девушка вдруг  содрогнулась  всем  телом,  а
потом повернулась и убежала, дробно цокая каблучками по полу.  Некоторое
время я смотрел ей вслед. Потом пожал плечами.  Повернулся  и  побрел  к
тяжелой резной двери, за которой меня поджидал самый опасный человек  на
всей планете Земля.
   Я осторожно прикрыл дверь за собой, глубоко и шумно вздохнул и только
потом повернулся лицом к тому, что находилось в этой  комнате.  А  здесь
было на что посмотреть. Картины, статуи, ковры и какая-то резная мебель.
Красивая. Антикварная, наверно. А еще здесь были книги. Множество  самых
разнообразных  книг,  начиная  от  тоненьких   брошюрок   и   заканчивая
громадными  оплетенными  кожей  фолиантами  с  какими-то  металлическими
застежками. Некоторые тома выглядели так, будто им  уж  лет  пятьсот.  И
вполне может быть, что так оно и было.
   В общем, можно было сразу же догадаться, что содержимое этой комнатки
стоит бешеных денег. Это было очевидно даже для такого  неосведомленного
в подобных вопросах человека, как я.
   Но не эта показная роскошь привлекла мое внимание. Мне  незачем  было
глазеть по сторонам, потому что я  знал  точно,  зачем  сюда  пришел.  Я
смотрел прямо в лицо крохотной детской мумии, уютно устроившейся в своем
кресле на колесиках.
   А мумия смотрела на меня. И улыбалась. Улыбалась как человек, который
двадцать лет шел к своей цели,  и  теперь,  когда  ему  осталось  только
протянуть руку, чтобы завладеть своей мечтой... Нехорошо так улыбалась.
   - Здравствуй, Роман.
   - Антон! Какими судьбами? - Долышев заскрежетал... То есть засмеялся.
- Извини,  что  не  могу  пожелать  тебе  здравия,  но...  не  могу.  Ты
понимаешь?
   Он снова заскрежетал. Я молча ждал, когда он соблаговолит  наконец-то
обратить на меня внимание. И дождался. Долышев умолк и посмотрел на меня
пронзительным взглядом. Казалось, эти бездонные омуты его глаз буквально
выворачивали мою душу, извлекая из потаенных уголков  разума  мои  самые
сокровенные мысли. Я слабо улыбнулся. Смотри-смотри. Тогда для  тебя  не
будет неожиданностью твоя неизбежная кончина.
   - Должен тебя поздравить: ты молодец.  Все  прошло  почти  строго  по
плану. И только в самом конце, когда я уже начал опасаться, что глупость
Альберта и его дружка из Старого Братства может  немного  отсрочить  мой
неизбежный триумф... Тут-то и явился ты  и  все  поправил.  Низкий  тебе
поклон за это.
   Он от души наслаждался своей победой, еще не зная, что уже  проиграл.
Я молча слушал  его  трескотню,  сжимая  в  кармане  прохладную  рукоять
пистолета. Конечно, надежды на это оружие было немного, но все же...
   -  Все  кончено,  Антон.  Все  кончено.  Старое   Братство   погибло.
Обновленное Братство - тоже. Самый древний и могущественный тайный орден
на Земле пал в битве против Романа Долышева. Смешно, не правда ли?
   Он снова издал свой скрежещущий смех.
   Я хмыкнул и пожал плечами. Бедняга. Хоть он и умеет читать в  людских
душах,  как  в  книге,  а  свою  собственную  манию  величия  проморгал.
Ай-яй-яй. Плохо.
   Ему же лечиться надо. Хотя, скорее всего, это не  поможет.  Горбатого
могила исправит.
   - Ты знаешь, Антон, а ведь мы с тобой последние оставшиеся  на  Земле
окольцованные. Последние! Остальные мертвы. Понимаешь? Больше никого  не
осталось! Мы - последние!
   Он смешно задрыгал ручонкой, указывая куда-то в  сторону.  Я  перевел
взгляд и увидел небольшой кусок бархата, на котором смирнехонько  лежали
рядом друг с другом небольшие металлические ободки. Кольца  вероятности.
Я быстро сосчитал их. Одиннадцать.
   Одиннадцать. Не хватает шести. Три у меня и  три  у  него.  Значит...
Значит, он прав. Все мертвы. Братства больше не существует.
   - Да. Ты понял. Нас осталось  двое.  Ты  и  я.  Оба  избраны.  Оба  -
случайные пленники колец. Только я примирился, а ты, я вижу, - нет.
   - Зачем тебе все это? - негромко спросил я. - Зачем тебе кольца?
   - Много хочешь знать, - хохотнула мумия. - Не думаешь ли  ты,  что  я
собираюсь читать тебе лекции? Нет. У меня нет времени. Да и  желания.  -
Он снова шевельнул своей иссохшей ручонкой. - Зато  я  желаю  как  можно
скорее увидеть в своих руках все семнадцать колец вероятности.
   - Почему это ты решил, что я отдам тебе то, ради чего пролил  столько
крови? И не только чужой, но и своей собственной.
   - А потому, что у тебя не будет выбора, -  хмыкнул  Роман.  -  Знаешь
что, Антон, ты здорово потешил меня, когда дергался, думая, что сорвался
с поводка Братства, и делая при этом только то, что я от тебя и ждал.  В
другое время и в другом месте я был бы счастлив  иметь  такого  ученика,
как ты. Но сейчас у меня нет выбора... Ты, Зуев, должен умереть.
   Я кивнул, будучи с ним полностью солидарен:
   - И ты - тоже.
   - Может быть... Может быть. -  Глядя  мне  в  лицо  своими  пылающими
глазенками, мумия  снова  продемонстрировала  мне  беззубую  ухмылку.  -
Сейчас мы с тобой поиграем в одну занимательную игру. Если ты  выиграешь
- сможешь забрать кольца со стола и валить на все четыре стороны. Если я
- ты отдашь мне свои колечки вместе с жизнью. Ну как, согласен?
   - Во что будем играть? - Я выдавил нечто похожее на улыбку.  -  Может
быть, в шахматы?
   Долышев  снова  заскрежетал.  Псих  ненормальный.  Мумия  египетская,
сбежавшая из саркофага.
   - Нет. Не в шахматы...
   Краем глаза я заметил, как открылась дверь  и  в  комнату,  беззвучно
ступая, вошла Леночка. А я - то уж гадал: куда это она подевалась? Тут я
мимолетно взглянул на нее и чуть не сел прямо на пол.
   Ого-го!... Вот это да!
   Слабоумная Леночка была одета в простой спортивный костюм, облегающий
ее изумительную  фигуру  как  перчатка.  На  поясе  болтались  приличных
размеров ножичек, кобура и какие-то еще предметы, вполне  пригодные  для
изничтожения представителей рода  человеческого.  В  руках  эта  дурочка
держала обычный автомат. И, будто бы этого было мало,  за  ее  спиной  я
увидел обернутую простой кожей рукоять меча.
   Современный ниндзя. Женского пола. Блин. -Красиво и смертоносно.
   - Наверное, ты хочешь, чтобы я подрался с ней? На кулачках?
   - Ну-ну, Антон, не притворяйся таким глупым. Ты прекрасно все  понял.
Никто не говорит о кулаках. У тебя же есть оружие, Антон.  Я  специально
приказал, чтобы тебя не обыскивали на входе. Только не говори  мне,  что
не захватил с собой пистолетика - не поверю.
   Я вытащил ствол и показал ему.
   - Ну, вот видишь. Все просто. Ты можешь делать все, что тебе  угодно:
бежать, стрелять,  обращаться  в  милицию.  А  я  буду  направлять  свою
карающую руку и  прикрывать  ее  силой  своих  колец.  Кстати,  тебе  не
возбраняется делать то же самое. В общем, все  просто.  Бой  до  смерти.
Никаких правил. Понятно, Зуев?
   Проклятая мумия, похоже, искренне наслаждалась  ситуацией,  глядя  на
мою удивленную рожу. Может быть, я и был удивлен этим ребячеством. Может
быть, перспектива сражения с вооруженной до зубов женщиной,  которая  на
самом деле является бессловесным придатком воли Долышева, смущала  меня.
Но все это осталось где-то далеко-далеко за гранью  сознания.  Сейчас  я
ощущал в себе только одно - холодную готовность.
   Я был готов умереть. Но не просто умереть, но  и  захватить  с  собой
этого усмехающегося человечка в инвалидном кресле и с двумя капельницами
за спиной.
   - Не кажется ли тебе, что  шансы  немного  не  равны?  -  спросил  я,
указывая  стволом  пистолета  на  стоящую  в  стороне   женскую   версию
прославленного Рембо.
   - Хм... Возможно. - Долышев вдруг хитро усмехнулся. - Верно. Ты прав.
Шансы не равны. Но мы дадим тебе фору. Скажем...  десять  секунд.  Беги,
Зуев. Беги, пока еще есть время. Считаю до десяти.
   Бедняга совсем спятил. Он и на самом деле  начал  считать.  Будто  бы
думал, что я стану играть по его правилам.
   - Один... Два... Беги, Антон... Три...
   - Четыре, пять, - сказал  я,  медленно  расстегивая  куртку,  которую
пришлось надеть по поводу весьма пакостной погоды  на  улице.  -  Сейчас
пойдем мы погулять... Дурак ты все-таки, Долышев.  Неужели  ты  думаешь,
что все так просто. Лучше посмотри сюда. И не вздумай затеять  пальбу  -
мгновенно вы меня все равно не убьете, а мне и секунды хватит.
   Он  смотрел.  Смотрел  долго  и  задумчиво,  разом  подрастеряв  свою
дурашливость. Смотрел так, словно  не  мог  поверить  своим  собственным
глазенкам.
   Леночка беспокойно переминалась с ноги на ногу за его спиной.
   А я просто стоял и ждал, все еще надеясь как-то вывернуться живым  из
этой ситуации и при этом понимая, что надежда эта пагубна и  ставит  под
удар всю мою затею. Не стоило тянуть резину. Раз... и все.
   Почти три кило. Досыта хватит.
   Если бы только Роман представлял себе, как  непросто  было  добыть  в
славном городе Иркутске три килофамма взрывчатки, да еще и за один день.
Даже кольца вероятности не смогли так сразу расколоть эту задачку.
   Но я справился. Так или иначе. Ведь только это имеет значение.
   Человек-бомба Антон Зуев. Вот это да!
   Я стоял, зная, что просто тяну  время,  и  ожидая  реакции  Долышева,
который не мог не понимать, что в случае взрыва от него не  останется  и
мокрого места.
   Мумия в кресле-смотрела на  меня  из-под  прищуренных  век.  В  узких
щелочках ее глаз я видел отражение собственного безумия и холодный блеск
нечеловеческих мыслей. Долышев думал.  И  глядя  ему  в  лицо,  я  слабо
улыбнулся.
   - Знаешь, до этого момента я думал, что хорошо понял тебя, - негромко
проговорил Долышев. - В психологическом профиле  Антона  Зуева  не  было
предрасположенности к самоубийству. Было некое глупое геройство,  острое
чувство справедливости, дурость, наконец. Но чтобы  такой  человек,  как
ты, притащил сюда заряженную бомбу... Тебе даже  такая  мысль  никак  не
могла явиться.
   Я усмехнулся:
   - Зато Рогожкину могла - он для этого достаточно безумен. А  бомбочку
принес Альберт. Уж он-то явно имел предрасположенность к самоубийству.
   Долышев снова глубоко задумался. Я почти слышал,  как  с  сумасшедшим
визгом бешено вращаются прекрасно смазанные шестерни его  разума.  Умная
голова, надо отдать ей должное. Гениальная. Но вот лопухнулась, и теперь
некто Зуев, которого она  посчитала  уже  сброшенным  с  игровой  доски,
объявил гроссмейстеру нежданный мат. Вернее, пат, потому что при этом  и
сам Зуев увяз глубже чем по уши.
   Или все это тоже входило в его план? Я внезапно похолодел, а моя рука
будто сама по себе поползла к укрепленному на поясе взрывателю.  Ну  же,
Зуев, не тяни... Но я почему-то медлил.
   Я чувствовал, как дергалась в тике моя левая щека, подгибались  ноги,
кровь гулко бухала в ушах - давала о себе знать передозировка АКК-3.
   Кольца вероятности молчали, не подавая даже признаков жизни.
   Видимо, Роман пришел к какому-то решению, потому что, подняв  голову,
уперся в меня тяжелым давящим взором.  Я  мгновенно  напрягся,  обхватив
руками металлическую  коробочку  самодельного  взрывателя.  Дилетантская
работа, но, надеюсь, сработает.
   Господи, что такой человек, как я, понимает в минно-подрывном деле?
   Долышев мрачно смотрел на меня.
   Давай... Жми... Ну же... Но я не мог.  Очевидно,  Роман  все  же  был
прав: нет у Зуева тяги к самоубийству... Значит, я проиграл? Ну уж нет!
   И уже чувствуя, как затопляет голову серый туман страха, я  будто  бы
услышал внутри себя едва различимый вздох Альберта. А потом  мои  пальцы
будто обрели собственную жизнь. Я  ласково  коснулся  кнопки  и  тут  же
услышал слабый вздох Долышева, больше похожий на сухой  шелест  бумажных
листов.
   - Ты не блефуешь, - сказал он. - Это все правда, и ты готов  взорвать
себя, чтобы только избавить человечество от меня... Одного не пойму: как
я мог прозевать такую  очевидную  возможность...  -  И  снова  вздох.  -
Наверное, старею...
   Краем глаза я заметил,  как  медленно-медленно  смещается  в  сторону
Леночка, стараясь выскользнуть из моего поля зрения.
   Ага! Вот ты, значит, как.
   - Давай поговорим начистоту, Зуев. Скажи, чего ты хочешь? Жить? Иди и
живи. Я не стану тебя удерживать и пообещаю никогда больше не тревожить.
Иди, правь миром так, как тебе взбредет в голову - кольца на твоей  руке
могут многое. Очень многое...  Ты  хочешь  забрать  все  собранные  мной
кольца? Забирай. Хочешь возродить былое Братство? Флаг тебе в руки. Чего
тебе надо, Зуев?
   Вот как. Попытки купить старика Зуева, которому  и  жить-то  осталось
дня три-четыре? Для чего мне все это? Но поговорить можно. Тем более что
тяги к самоубийству у меня и на самом деле нет...
   - Все, что мне нужно, Роман, это ответы. Я хочу немного прояснить для
себя один неясный момент...  Но  пусть  сначала  твоя  миленькая  убийца
положит оружие и не пытается больше зарулить мне за спину.
   Автомат, звонко лязгнув,  упал  на  пол.  Потом  туда  же  брякнулись
пистолет, нож, что-то еще  не  менее  смертоносное.  Напоследок  Леночка
выхватила меч из ножен и