ловек и насекомообразное существо успешно общались друг с другом...
     Мир кружило и шатало. Антон едва держался на ногах, все тело казалось переломанным, и в голове по-прежнему стоял протяжный, иссушающий звон, похожий на бесконечный отголосок того взрыва, что милосердно погасил его сознание, когда уже не было ни сил, ни патронов, ни надежды...
     Не обращая внимания на вжавшегося в стенку окопа инсекта, он сел на кучу осыпавшейся земли.
     Едва оторвавшийся от горизонта багровый шар солнца медленно карабкался в ясные лазурные небеса.
     Наступал новый день... Ему было страшно поднять голову и окинуть взглядом позицию взвода.
     Пять часов они держали перевал...
     Пять часов безумная смерть плясала вокруг в бешеном танце разрывов... Перед последней атакой их оставалось всего трое...
     Он вспомнил, как инсекты внезапно прекратили свой бешеный натиск. Они боялись. Подтянувшиеся на смену минометной батарее катапульты долбили развороченные позиции самодельными бомбами, а они хоронили своих мертвых...
     Разве можно было после этого жить?
     Антон понимал - его спасло какое-то чудо. Странное и прихотливое стечение обстоятельств. К тому моменту, когда инсекты все же поднялись в последнюю атаку, три изможденных человека уже закончили свой скорбный труд.
     Город был извещен по рации, остальные взводы сворачивали позиции на соседних перевалах. Все точки были расставлены, и им оставалось одно - умереть, хотя далекий, искаженный треском помех голос Шевцова что-то настойчиво кричал об отступлении...
     Отступить было невозможно. В начале боя - да, но к моменту последней атаки они уже не были людьми. Близкая смерть творила страшные вещи: она в считанные минуты изламывала психику, убивая чувства и рождая иные моральные ценности...
     Его лихорадило... Боль в голове становилась все сильнее, предметы опять плыли перед глазами, теряя свою резкость. Хотелось лечь и лежать на куче теплой земли, закрыв глаза и не думая ни о чем...
     Антон, сделав мучительное усилие, поднял взгляд на вжавшегося в стенку окопа инсекта. Краткий мнемонический контакт между ними оборвался так же внезапно, как и возник. Антон уже понял, что слышит их мысли лишь в минуты запредельной концентрации... но и без того было ясно - безобидный с виду инсект на самом деле оставался врагом, и не важно, был он стар или молод, одет в лохмотья или в боевые доспехи, - как только человек потеряет сознание, он непременно всадит штык саперной лопатки в беззащитное горло...
     Оторвав от земли свое непослушное тело, Антон в страшном, колеблющемся полузабытьи добрел до противоположной стенки узкого осыпавшегося окопа и вялым ударом повалил инсекта на дно траншеи. Тот не сопротивлялся, видимо, совершенно потеряв голову от страха. Навалившись сверху, задыхаясь, он каким-то образом умудрился заломить его суставчатые конечности, связав их своим ремнем. Потом, отползя в сторону, рухнул на кучу земли, из-под которой только что выбрался.
     Сознание уплывало, и в голове осталась лишь одна гулкая, навязчивая мысль - это конец...
     Когда он вновь открыл глаза, солнце, казалось, поднялось едва-едва, все еще не выкарабкавшись из-за изломанной линии скал.
     Опираясь на руки, Антон сел.
     Со стороны выгоревшего леса доносились резкие квакающие звуки - это обиженные отсутствием добычи стервятники громко причитали, облепив своими уродливыми телами единственное, чудом уцелевшее среди пожаров дерево...
     В этот момент он, наконец, осознал, что жив... Контужен, измучен, обессилен, но жив... Предчувствие Даны обмануло ее. Смерть лишь опалила их своим дыханием, но не сожгла... Хотя все еще только начиналось...
     Мысль о Дане принесла частичку покоя в его истерзанную душу. Она уже была в Городе, за прочными серыми стенами...
     Антон еще не успел мысленно переварить это новое чувство, как на него внезапно обрушился новый сонм непроизвольных воспоминаний.
     Вселенная вновь кружилась перед глазами яркими, злыми россыпями немигающих звезд.
     Он не принадлежал этой планете. Деметра не была его домом...
     Антон поднял угрюмый взгляд и посмотрел вокруг... А что тогда его дом, его родина, если не этот туманный перевал, траншеи и пепелище на месте того леса, где он случайно увидел вырванное из прошлого лицо? Разве не по этой земле он и Дана шли, сгибаясь под тяжестью экипировки, после их единственной, проведенной вместе ночи? Разве не тут жила его любовь и его ненависть?
     Нет, он не отрекался от Деметры, чья земля уже впитала его кровь. Просто он больше не мог ненавидеть.
     Это страшное, но такое понятное, праведное и притягательное поначалу чувство, дававшее силы и снимавшее все внутренние запреты, сожгло его, не принеся ничего, оставив лишь горячую пустоту внутри, тяжкое похмелье и ощущение бессмысленности...
     Сосущее чувство моральной пустоты было невозможно заглушить... Чтобы встать с прогорклой от пороха земли, ему вдруг оказалось мало просто быть живым...
     Тот порыв, который выкинул его из траншеи навстречу атаковавшей цепи врагов, был короткой агонией его детства. На этой планете у человека не было права на юность. Смерть, любовь, ненависть - все приходило внезапно, в едином дне, и тот, кто доживал до заката, становился другим...
     Антон еще не сознавал, что мыслит совершенно иными категориями, чем вчера... Вместо того чтобы встать и размозжить прикладом вытащенной из-под осыпи автоматической винтовки хитиновый череп валявшегося подле него связанного инсекта, он сидел и смотрел в небо... Не потому, что у него не было сил на удар, нет, он бы нашел их, просто что-то не давало ему... Может быть, виной тому был взгляд со стороны на собственные останки и такое смехотворное вожделение заполучить порядком потертый казенный ботинок? Или любовь к Дане, которая, перегорев вместе с ненавистью и страхом, выжила в огне боя?
     А может быть, осознание того, что именно Деметра и есть его настоящая, выстраданная родина, и они все, кто еще остался в живых, достойны участи намного лучшей, чем смерть?.. Что он принесет Дане, убив еще десяток инсектов? Их хитиновые черепа? Или право всплакнуть на его могиле, а потом умереть самой в очередном бою?
     Это даже не было мыслями, - глупо предположить, что контуженный, едва живой Антон мысленно философствовал на тему вечных человеческих ценностей... нет, - это были чувства, щемящие, горькие, не оформленные в слова...
     Он просто сидел, прислушиваясь к гулкому току крови в своих ушах, и смотрел, как солнце медленно карабкается в лазурную высь, постепенно теряя кровь рассветных красок...

***

     К полудню, несмотря на дикую, подкашивающую ноги усталость, он почувствовал себя немного лучше.
     Жизнь действительно возвращалась к нему. Антон постепенно оправлялся от шока и понемногу начинал соображать, что делает.
     Заставив себя подняться, он прошел по траншее, заглянул в развороченный взрывом блиндаж, но больше на истерзанной позиции взвода не было ни души.
     Напившись теплой, отдающей нагретой пластмассой воды из фляги, он расчехлил отобранный у связанного инсекта электронный бинокль и осмотрел окрестности.
     К северу от хребта клубилась пыль. Армия насекомоподобных существ, преодолев перевал, двигалась к Городу.
     Антон чувствовал себя подавленным. Какая-то часть его души продолжала ненавидеть и рваться в бой. В странном оцепенении он смотрел вслед удаляющемуся пыльному шлейфу, туда, где за серыми стенами бетонного цоколя Дана оплакивала его смерть, где люди готовились встретить инсектов...
     Но это была только часть его мыслей и чувств.
     Пережив свой взвод и где-то - самого себя, он не мог не измениться... Ему уже было не отмахнуться от своей памяти, в глубинах которой жили образы двух насекомоподобных существ... Они стояли в развороченном пространстве оранжереи космического корабля, решая между собой - жить или умереть маленькому, насмерть перепуганному мальчику, заключенному средь вакуума и холода в нежном, спасительном сиянии суспензорного поля...
     Возможно, именно это воспоминание не давало ему броситься вслед удаляющимся клубам пыли.
     Он обернулся, взглянув на связанного мародера.
     Этот инсект никак не подходил под образ освоивших космос существ. Между скорчившимся на дне окопа оборванцем и теми представителями разумной инсектоидной жизни Деметры, которых маленький Антон видел в оранжерее "Терры", лежала такая же пропасть, как между аннигиляционной установкой "Свет" и дремучей катапультой.
     Если они летали в космос, были способны извлечь тело ребенка из изобретенного не ими защитного поля и, наконец, запросто перенести хрупкую жизнь через космический холод и вакуум в шлюз, где присутствовал воздух, то почему тогда их сородичи бродят по планете в полудиком состоянии, тупо взирая на руины своих же городов?
     Это завладевшее его сознанием воспоминание о мимолетном милосердии и абсолютном равнодушии, а вместе с ним и путаный клубок разрозненных, почти не взаимосвязанных фактов, впечатлений, воспоминаний, страшный опыт собственной смерти, - все это, вместе взятое, тревожило, злило и в то же время заставляло Антона испытывать совершенно незнакомые ему и, казалось бы, неуместные чувства. Кадет Велюров ненавидел скорчившуюся на дне окопа тварь, а маленький мальчик, вырвавшийся из плена теней, смотрел на него с жалостью и чуть ли не с состраданием...
     "Смотри, Антон, какой жалкий и смешной ксеноморф!.. Ты помнишь, как мама рассказывала нам, что когда-нибудь люди обязательно встретят..."
     Это было похоже на бред.
     Антон сел, бессмысленно уставившись на покрытые ссадинами руки. Откуда в нем взялось это второе сознание?
     Взглянуть на своего врага глазами маленького ребенка, без пелены ненависти, без надрывной жажды бессмысленных смертей оказалось страшно...
     Антону казалось, что он сошел с ума и его разум сейчас разорвет на две половинки... Ему нестерпимо хотелось назад, в ту жестокую, но абсолютно понятную реальность Деметры, что уже прижилась в его сознании... Он не умел жить иными ценностями!..
     Охваченный внезапным порывом, он спрыгнул в траншею и, рывком перевернув связанного инсекта, зло посмотрел в его лишенные век выпуклые глаза...
     Его трясло. Одни дорогие его сердцу люди погибли, другим только предстояло стать лишь именем, образом больного сознания...
     - Говори, тварь, кто твои боги?! Где они живут?!
     Инсект дернулся, извиваясь, но ярость Антона быстро нашла выход, подкрепив заданный вопрос мертвой хваткой пальцев, сжавшихся на хлипкой шее мародера.
     Инсект захрипел, издавая отчаянный скрежет.
     Испуганный до потери сознания он испустил густую вонь...
     Антон брезгливо отшвырнул его в сторону.
     Мысленного контакта не получилось. Он едва не задушил своего невольного спасителя. Мгновенная вспышка ярости убила в нем способность общаться на уровне мыслей...
     Злой на самого себя, он отошел в сторону, пытаясь унять участившееся дыхание.
     Твари...
     Его душа ходила по кругу, словно дикая лошадь, впервые загнанная в манеж и крепко привязанная к вбитому в центр колу. Хлесткий удар бича, и вот она уже неслась по порочной кривой, от щемящей любви до необузданной ненависти, но весь ее путь был замкнут сам на себе и заранее предопределен длиной привязи и ритмом хлестких ударов бича...
     Отдышавшись, он отошел в сторону, чтобы не видеть скорчившегося инсекта.
     Привалившись спиной к посеченной броне перевернутой машины, Антон пошарил по карманам. Там нашлась одна-единственная сломанная сигарета. Прикурив, он заглянул в обгорелое нутро через уродливую дыру, красовавшуюся на месте сорванной взрывом башни.
     Что ж... возможно, его путь действительно был предопределен. Что толку с того, что он вспомнил? Разве это принесло какую-то радость? Нет, лишь очередное, щемящее чувство утраты... Разве мог он поручиться, что все его воспоминания не бред, рожденный контузией?
     Антон присел на корточки и задумался. Действительно ли он видел сквозь прорехи листвы это до боли знакомое и в то же время - чужое лицо?
     В конце концов, его снова начала разбирать злость. Раз он не может понять самого себя, так зачем он торчит тут, на позиции растерзанного взвода, в то время как инсекты неумолимо движутся к Городу? Что он пытается вообразить, когда судьба подарила ему жизнь и взамен от него требуется лишь одно - принять очевидный ход событий, попытаться вернуться в Город, найти Дану... сделать именно то, что ПОЛАГАЕТСЯ.
     Отбросив окурок, он влез в раскаленное нутро бронемашины.
     Ему было необходимо что-то делать, занять себя работой хоть на минуту...
     Пошевелив рычагами управления, Антон выглянул через разбитый триплекс. Огромные литые колеса, резина которых оказалась лишь слегка оплавлена огнем, послушно двигались. Он осмотрел проводку в поисках повреждений, но внешне все выглядело вполне исправным. Тогда он отыскал глазами кнопку стартера и нажал.
     Двигатель заваленной набок машины заскулил, раскручиваемый пусковым устройством, потом несколько раз чихнул и завелся.
     Антон поспешно заглушил его.
     Работает...
     Он вылез наружу и отошел в сторону, пытаясь сообразить, как вернуть покалеченный бронетранспортер в нормальное, вертикальное положение.
     Озираясь по сторонам в поисках достаточно длинного и прочного рычага, он зацепился взглядом за туманный горизонт и вздрогнул.
     Там, где вчера был лес, теперь простиралась дымящаяся, обугленная гарь, а дальше за ней маячили смутные контуры шпилевидных построек.
     Это были руины древнего города инсектов, еще несколько часов назад скрытые зыбкими полосами исчезающего на глазах тумана.
     Антон впервые воочию видел их. Он непроизвольно потянулся к поясу и поднял к глазам электронный бинокль. Контуры древних руин рванулись навстречу, а вместе с ними...
     ...Мерно покачивалась хитиновая спина...
     Мерзкий запах лез в ноздри, и от него выворачивало голодный желудок... Ребра пластиковой двери врезались в задеревеневшее тело, а под проволочными путами руки и ноги нестерпимо горели...
     - Мамочка... - отчаянно шептали растрескавшиеся, пересохшие губы мальчика, накрепко прикрученного к спине насекомоподобной твари...
     Мимо проплывали смутные очертания каких-то разрушенных построек, выполненных из черного и серого материала, похожего на полированный пластик... Здания хоть и пострадали от времени, но все еще хранили на себе печать величественной, вдумчивой и какой-то печальной красоты...
     Тут не было острых углов и ломаных линий. Плавные волны застывшего камня лениво текли к серым осенним небесам, витиеватые спирали шириной в десятки метров медленно закручивались в развязки дорог; кое-где на овалах террас виднелись голые ветви деревьев...
     Антон едва не выронил бинокль, когда это воспоминание, отчетливое, ясное, встало перед глазами, наложившись на панораму древних руин...
     Это был тот самый город, по которому шесть лет назад его волокли инсекты...
     Значит, где-то рядом находится древний форт, куда упал посадочный модуль "Терры"...
     ЭТО БЫЛА ЕГО ПАМЯТЬ!..
     Развернувшись, Антон бросился назад, в траншею. Он больше не мог выносить этой неопределенности.
     Присев подле скрученного ремнем инсекта, он развязал его.
     Тот, почувствовав, как упали путы, резко отпрянул.
     Антон, машинально наматывая на кулак пропахший отвратительными выделениями ремень, не отрываясь, смотрел на него, стараясь сформулировать ясную, предельно короткую мысль.
     "Где живут твои боги?"
     Инсект вздрогнул, поджимая суставчатые конечности. Казалось, что он вот-вот впадет в кому.
     Антон, снедаемый нетерпением, едва не сорвался вновь.
     "Боги, высшие существа, правители..." - мысленно перебирал он все знакомые ему и подходящие по смыслу термины.
     Инсект продолжал трястись.
     "Хорошо... - Антону вдруг действительно стало жаль его... - Я знаю, чего ты хочешь. Я отпущу тебя. И я... - он вспомнил свое первое ощущение и тот непередаваемый, вожделенный взгляд со стороны на собственную, торчащую из земли ногу. - Я отдам тебе свои ботинки, клянусь!.."
     Как ни поразительно, но последняя мысленная фраза возымела действие гораздо большее, чем все побои и угрозы, вместе взятые. Очевидно, страсть обладать вожделенным предметом на какой-то момент пересилила в голове инсекта панический страх перед ожившим человеком.
     Антон вдруг почувствовал, как нечто совершенно чуждое его психике вдруг коснулось разума.
     Это был знакомый, не оставлявший уже никаких сомнений, тихий, скребущийся звук.
     "Говорящий... моя вещь... дырка в земле... старый... очень старый..."
     Огромные, выпуклые глаза инсекта горели лихорадочным огнем. Это не было бредом или галлюцинацией. Они разговаривали!..
     "Где?!" - этот вопрос бился в голове Антона помимо его воли.
     "Старый город, - пришел немедленный ответ. - Моя вещь?!" - инсект вопросительно вскинул хитиновый череп.
     "Потом... - невольно усмехнувшись, остановил его Антон. Немного подумав, он добавил: - Возле дырки в земле!"
     Очевидно, он угадал. Инсект кивнул, наконец распрямив трусливо поджатые конечности.
     Сделка состоялась.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ВОЗВРАЩЕНИЕ

     Где зарыта беда - там сердец не унять,
     И не дрогнет рука у последней черты...
     Нету сил позабыть, нет причины понять...
     И богов больше нет, - а остался лишь ты.

ГЛАВА 11

МЕРТВЫЕ БОГИ

     В пещере было темно и очень жарко. Антон пробирался почти что на ощупь - ориентирами ему служили слабые блуждающие огоньки.
     Его не покидало чувство, что он спускается в преисподнюю. По крайней мере, его воображение выбрало из десятков других слов именно этот термин.
     Внутренне он содрогался, слушая, как медленно срываются невидимые капли со сводов укутанных мраком галерей; воздух, душный и спертый, пах чем-то сладким...
     Антон шел, касаясь ладонями теплых шероховатых стен.
     Впервые в жизни он затруднялся определить собственные чувства - здесь, во тьме, они внезапно стали неясными, как прячущиеся по углам тени. Страх? Удивление? Робость? Любопытство?
     Нет...
     Он, словно слепец, нашарил рукой очередное закругление стены. Ни одно из этих чувств нельзя было назвать верным. Страх умер в нем еще на перевале, в полузасыпанном окопе... а удивляться и робеть он мог бы неделю назад, но только не сейчас.
     Антон повернул, и впереди вдруг забрезжил неясный свет.
     В этот момент он, наконец, понял, что за эмоции топчутся на пороге его подсознания...
     Это было омерзение... Словно он пробирался в гниющей утробе разлагающегося трупа.
     От этой мысли он остановился, проведя ладонью по взмокшему лицу. Так ли он представлял себе эту встречу? Кого он хотел увидеть тут? Высших существ, которые управляют судьбами миров? Тех, чьи призраки явились маленькому мальчику, заключенному в сияющий ореол суспензорного поля?
     Чего он хотел попросить у них? Благословения? Ответа на вопросы или готового решения всех проблем?
     Омерзение кралось по его телу, пробираясь крупными мурашками от ног, по ягодицам, спине и выше... Это было чувство человека, попавшего в грязное, зловонное логово какой-то мерзкой твари. И биология тут была совершенно ни при чем.
     Тоннель, по которому он шел, последние несколько минут все круче и круче забирал вниз.
     Ощущать босыми ногами теплый, осклизлый пол было неприятно. Антон уже несколько раз оступился, мысленно кляня свою несвоевременную щедрость, - его ботинки остались наверху у инсекта...
     ... Их переход до этого места оказался на удивление коротким. Общими усилиями Антону и его неожиданному проводнику удалось перевернуть на колеса опрокинутый взрывом вездеход с сорванной орудийной башней. На нем они добрались до руин Старого города всего за несколько часов.
     Здесь, в самом центре древних кварталов, на площади, и располагалось то, что мысленный голос инсекта обозначил как "дырку в земле".
     Это действительно была дырка - обыкновенный уродливый провал, темный, сырой и мрачный, но остатки каменного парапета