вой панелью.  В  дальнейшем  ему  уже
было не до выражения глаз старых  джентльменов,  изображенных  на  тяжелых
портретах, которыми были увешаны стены гостиной. Как-никак это был  первый
в истории  Атавии  случай,  когда  президент  республики  вызывал  к  себе
президента  синдиката  преступников  для   разговора   начистоту   и   без
свидетелей. Эмброуз был несколько взволнован.
   - Мы с вами деловые люди, - сказал Мэйби, - позволим  же  себе  роскошь
потолковать начистоту, как мужчина с мужчиной и без дипломатии.
   Они уселись в  креслах  у  круглого  полированного  столика  под  самой
люстрой. Эмброуз хотел было облокотиться о  столик,  но  передумал.  Мэйби
сразу взял быка за рога:
   - По сведениям министерства юстиции,  у  нас  в  Атавии  свыше  трех  с
половиной  миллионов   преступников.   Я   говорю,   конечно,   только   о
зарегистрированных...
   "Ну  и  ну!  -  огорчился,  конечно  про  себя,  Эмброуз,  -  вот   уже
действительно без дипломатии!"
   Он окинул взглядом гостиную.  Позади  них  белел  камин  с  драгоценным
гобеленовым экраном, взятым в массивную золотую раму, в которую  вцепился,
растопырив крылья, золотой орел. Это был дар  покойной  супруге  покойного
президента Керабана от покойного императора австрийского.
   "А ноготки-то у нашего орла здорово увязли в золоте!" - подумал Эмброуз
и усмехнулся.
   Мэйби принял эту усмешку на свой счет.
   - Нет, верно, - сказал он. -  Скорее  всего,  это  даже  преуменьшенная
цифра...
   Эмброуз кивнул головой в знак согласия.
   - Вы сами понимаете, - продолжал Мэйби, - что я не имею возможности, да
и желания вызывать каждого из них для переговоров с глазу на глаз. Поэтому
я решил пригласить вас, дорогой мистер Эмброуз...
   Эмброуз даже не поморщился.
   Смысл соображений, которые затем выложил перед ним временный  президент
республики, вкратце состоял в следующем.
   Внутреннее положение страны усложняется буквально с каждым  часом.  Под
влиянием драматических  событий  последних  двенадцати  дней  атавцы  явно
выбиты из колеи и поэтому  сравнительно  легко  могут  поддаться  агитации
крайних элементов. Правительство, конечно, предпринимает все, что от  него
зависит. Но, к сожалению, далеко не все от него теперь зависит.  Если  же,
упаси господи, вдруг  произойдет  что-нибудь  роковое,  то  это  одинаково
печально отразится на всех деловых людях Атавии, в том числе, и далеко  не
в последнюю очередь, на деловых людях того промысла, который так успешно и
плодотворно возглавляется уважаемым господином Эмброузом.
   Уважаемый господин Эмброуз хотел было в этом  усомниться,  и  господину
Мэйби пришлось сослаться на  опыт  Советского  Союза  и  некоторых  других
стран, где уголовный бизнес начисто и самым решительным образом  уничтожен
вместе с наиболее опытными и видными его представителями.
   В связи с этим Эмброузу, на взгляд мистера Мэйби, следовало бы  сегодня
же включиться самому и привлечь всех физически и идеологически полноценных
деятелей его синдиката к систематической и самой  активной  борьбе  против
поднимающих голову подрывных элементов.
   - Бог с вами, господин президент! - удивился Эмброуз,  -  разве  мы  не
оказываем  вам   посильной   помощи?   Выборы...   Наведение   порядка   в
профсоюзах... Мало ли что...
   - Обстоятельства требуют большего. Вы уже читали о Паархе?
   - Это в сегодняшних газетах? Какой-то профсоюзник из Опэйка?
   - Не сегодня-завтра он создаст партию, могущественнейшую и единственную
партию Атавии, и перестанет быть "каким-то".
   Эмброуз с разочарованием подумал,  что  он,  кажется,  понял,  наконец,
зачем его пригласили. Грубо работает  господин  сенатор.  "Такими"  делами
Эмброуз лично никогда не занимался. На этот предмет существует  в  составе
его  синдиката  специализированный  трест  убийц,  а  в  тресте  убийц   -
специальный штат по приему "мокрых"  заказов.  Конечно,  прикончить  этого
Паарха ровным счетом ничего не стоит, но лично Эмброуз в такие дела  давно
не вмешивается.
   Он позволил себе облокотиться о столик, глянул в голубые глаза сенатора
Мэйби и чуть заметно улыбнулся:
   - Ошибка, сударь!  Наша  корпорация  всегда  была  далека  от  "мокрого
бизнеса". Да и зачем у вас дело стало? Объявите его полигонским шпионом  и
поджаривайте на электрическом стуле, пока  он  не  подрумянится...  У  вас
имеется куча и других возможностей...
   - Ошибка, друг мой! - ответил мистер Мэйби. -  Через  час-другой  будет
объявлено по радио, во всех газетах и по всем телевизионным передатчикам о
самороспуске либеральной и националистической партий,  чтобы  предоставить
открытое  поле  деятельности  для  партии,  которую  под  названием  "Союз
Обремененных  Семьей"  создает  человек  из  народа,  спаситель  отечества
Ликургус Паарх.
   - Спаситель отечества?! - разинул рот  Эмброуз.  -  Здорово  придумано,
сударь. В высшей степени патриотично!
   Лицо его, беленькое, с  седенькими  усиками,  лицо  доброго,  наивного,
небогатого провинциального старичка, выражало бескорыстный восторг.
   - И вы приглашаетесь, - продолжал Мэйби, - принять живейшее  участие  в
организации Союза Обремененных Семьей, стать ближайшим помощником Паарха в
качестве вице-президента Союза и начальника его вооруженных сил.
   - У него уже имеются вооруженные силы?
   - Вы их приведете с собой, господин Эмброуз.  Конечно,  в  состав  этих
вооруженных сил вольются и Союз ветеранов и все подобные ему  организации,
но основную массу, самых верных солдат Союза Обремененных Семьей,  рыцарей
атавизма составят люди, которых вы приведете  с  собой  на  службу  нашему
общему делу.
   - Что-то вроде штурмовых отрядов? - Эмброуз с  удовольствием  откинулся
на спинку кресла. - А  вы  знаете,  в  этом  есть  здоровое  зерно,  очень
здоровое зерно!
   - Что вы, друг мой! - горячо возразил Мэйби. - Штурмовые отряды  -  это
нечто от фашизма! Фашизм не товар для нашей старой демократии.  Отряды  на
страже нашей доброй атавской демократии от "красных" тоталитаристов, вот о
чем идет речь. Ваши люди...
   - Они семейные люди, сударь. Они отличные парни,  работяги,  но  у  них
семьи, и эти семьи нужно кормить.
   - Они будут получать жалованье. Не меньшее, чем у вас. И мы их  красиво
обмундируем...
   - Я позволил бы себе заметить, сударь, - снова доверительно ухмыльнулся
Эмброуз, -  далеко  не  все  в  нашей  корпорации  живут  на  жалованье...
Некоторые...
   Мэйби перебил его:
   - Чтобы вы сказали,  если  бы  я  назначил  вас  заместителем  министра
юстиции?
   Эмброуз мог бы ему, конечно, сказать, что у него, благодарение господу,
и без того такие тесные отношения с министром юстиции и  его  подчиненными
во всей Атавии, что он отлично обходится без подобных  должностей.  Но  он
промолчал, почему что все это было хорошо известно и временному президенту
республики. И, кроме того,  он,  конечно,  был  весьма  польщен.  Да  это,
пожалуй, и в самом деле неплохо звучит: заместитель министра юстиции!  Где
господин Эмброуз? Господин Эмброуз еще не вернулся  с  заседания  кабинета
министров...
   - Конечно, - продолжал Мэйби,  -  придется  вам  выступить  публично  с
соответствующей декларацией...
   Эмброуз понимающе кивнул:
   - Любая декларация ради спасения наших очагов, сударь!
   - Значит, что-то вроде... Ну  как  бы  это  сказать...  Ну,  призыв  ко
всенародному единению, отказ от  личных  эгоистических  интересов  во  имя
блага Нации и  Цивилизации,  война  до  окончательного  разгрома  дерзкого
противника, труд исключительно на благо  Атавии...  Преступления  остаются
отвратительным уделом "красных"  радикалов...  Кражи,  грабежи  отходят  в
область преданий, убийства остаются только как крайнее средство  борьбы  с
предателями Атавии... И помощь, повседневная, беззаветная  и  бескорыстная
помощь Ликургусу Паарху в его титанической борьбе за Истинное  Возрождение
Атавии.  И   окончательное   искоренение   всего   чуждого,   враждебного,
несвойственного нравам и обычаям нашей доброй страны...
   - Мы все семейные люди, - заметил после короткого молчания Эмброуз. - Я
еще, конечно,  посоветуюсь  со  своими  друзьями,  сударь,  но  совершенно
бесспорно, что все мы  люди  семейные,  и  даже  из  самого  первосортного
патриотизма никто из нас не сумеет  сшить  подвенечное  платье  для  своей
дочери...
   Так возник разговор о "сухом законе".
   Сенатор Мэйби обещал сделать все, что от него зависит,  для  скорейшего
введения этого закона, что раскрывало перед господином" Эмброузом  (кличка
"Сырок") и возглавляемыми им джентльменами  удачи  безграничные  и  тучные
просторы подпольного производства и тайной торговли спиртными напитками.
   Со своей стороны Эмброуз обещал сенатору Мэйби и в его  лице  спасителю
Атавии Ликургусу Паарху полнейшее содействие в их  титанической  борьбе  с
"красной" опасностью.
   Так как кражи, грабежи и убийства давно уже не являлись главной статьей
дохода организованной атавской преступности (куда больше доходов приносили
игорные  дома  и  всякие  притоны,  подпольные  тотализаторы  и   торговля
наркотиками), то господин Эмброуз, выражаясь его  же  словами,  "бросил  в
море кильку, чтобы поймать на нее кита".


   Это  была  необыкновенно  бурная,  стремительная  и  высоконравственная
кампания. Нельзя  было  терять  времени  впустую.  Каждый  упущенный  день
означал потерю десятков и сотен тысяч кентавров прибылей. Корректно одетые
и немногословные молодые люди посетили в тот  же  день  многих  сенаторов,
членов палаты  депутатов,  редакторов  газет,  деляг-проповедников  как  в
Эксепте, так и в Боркосе, Фарабоне и многих других городах. Они  деликатно
намекнули, что в интересах глубокоуважаемых сенаторов, редакторов газет  и
т.д., не медля ни минуты, развернуть самую энергичную кампанию за введение
"сухого закона", который спасет Атавию от зеленого змия, приблизит атавцев
к господу, а Атавию в целом - к окончательной победе и над внешним  врагом
и над внутренним.
   Отдадим справедливость Дэну Вервэйсу, лично он включился в эту кампанию
безо всякого понуждения с чьей бы то  ни  было  стороны,  потому  что  он,
видите ли, всегда был решительно  против  алкоголизма,  который  разъедает
тело Атавии, как ржавчина, и потому, что он (алкоголизм, а не Дэн Вервэйс)
ослабляет волю белого человека и т.д. и т.п.
   Господин Довор, который еще вечером четвертого марта возглавил в Кремне
организацию местного отделения Союза Обремененных Семьей,  весьма  одобрил
статьи, написанные Дэном на эту животрепещущую тему.
   - У вас отличное перо, Вервэйс, - сказал он изобретательному репортеру,
когда они остались вдвоем в бомбоубежище, где происходила запись в СОС,  -
и вполне христианский образ  мыслей.  Я  вижу  вас  в  перспективе  видным
деятелем нашего движения. - Он имел в виду  Союз  Обремененных  Семьей.  -
Но... - тут он в высшей степени выразительно глянул в ясные очи репортера,
- вино у Крашке вам покупать все же не следовало...
   - Я... - побледнел Дэн, - что вы имеете в виду?
   - То же самое, что и вы,  Дэн.  Мне  кажется,  что  вы  взяли  на  себя
непосильную обузу... И я нисколько не удивлюсь, если вдруг узнаю, что  вас
прикончила какая-нибудь темная личность. Но так как вы во мне  возбуждаете
чувство подсознательной симпатии, то я не конфискую  у  вас  греховный,  в
высшей степени греховный  товар.  Больше  того,  я  выплачу  вам  за  него
тридцать пять...
   - Сударь! - взмолился Вервэйс.
   - Ну, хорошо, сорок процентов его номинальной стоимости.
   - Но ведь мы платили по полному номиналу!
   - Это была ваша ошибка. Вы полезли не в свое дело и совершили ошибку.
   - Вы не захотите нас разорить, господин Довор!
   - Упаси боже! Но больше сорока процентов я платить не могу...  Не  имею
права...
   Так Дэн и  думал:  Довор  действовал  не  от  своего  имени.  Дэн  даже
догадывался, от чьего имени он пристал сейчас к нему как с ножом к  горлу.
Ни для кого в Кремпе, и меньше всего для Дэна, не было секретом, что Довор
счастливо  и  безнаказанно  сочетал  в  своей  особе  уже  много   лет   и
руководителя Союза атавских ветеранов, и местного босса националистической
партии, и... Ну, в общем сами понимаете, какие еще профессии мог  сочетать
в своем лице человек, который самолично решал, кому в Кремпе  быть  мэром,
кому начальником полиции, кому прокурором, а кому судьей. Это не  было  ни
для кого секретом, но и говорить об этом вслух не  очень  рекомендовалось,
если  человек  был  в  состоянии  выбрать  себе  более   приятный   способ
самоубийства.
   И все же за все восемь лет  своей  газетной  деятельности  Дэн  Вервэйс
впервые удостоился столь обезоруживающе откровенного разговора на эту тему
с господином Довором, и это, конечно, следовало ценить.
   Видимо, Довор и в самом деле возлагал какие-то надежды на журналистские
способности Вервэйса. Он ласково глянул на расстроившегося репортера:
   - Право же, Дэн,  мы  платим  Крашке  тридцать  пять  процентов,  и  он
счастлив, потому что...
   Он хотел было сказать: "потому что мы могли бы отобрать у него весь его
прокисший магазин и ничего не заплатить", - но передумал и замолк.
   - Боже мой! - воскликнул  тогда  Вервэйс.  -  Но  ведь  мы  с  Наудусом
понаодолжили на эту покупку столько денег!..
   Нет, зря люди говорили о Доворе, что это какой-то зверь. Посудите сами,
что бы на его месте сказал зверь. Зверь сказал бы: "А мне какое  дело?"  А
Довор сказал:
   - Вот что, дружочек, больше платить тебе я не имею права. У  меня  тоже
всего лишь одна голова на плечах. Но ты сделай  вот  что.  Пойди  к  этому
самому Крашке, передай от меня самый  сердечный  привет  и  скажи,  что  я
советую ему учинить с тобой перерасчет за проданные вам напитки из расчета
сорок процентов номинала. А остальные деньги пусть он вам вернет. Конечно,
я не имею никакого морального  права  настаивать,  но  я  ему  по-дружески
советую...
   Что оставалось делать такому принципиальному борцу против алкоголизма и
"красной" опасности, как Дэн Вервэйс? Он пошел к  Крашке,  передал  ему  и
привет и совет господина Довора, учинил с ним перерасчет и спас от  верной
гибели деньги, вложенные в это предприятие им и Наудусом.  Теперь  он  уже
навеки связал свою судьбу с Довором не  только  как  с  видным  борцом  за
Истинную Демократию и Стопроцентный Атавизм,  но  и  как  с  полновластным
представителем  синдиката,  который  где-то  там,   наверху,   в   Эксепте
возглавлял господин  Эмброуз"  по  кличке  "Сырок",  заместитель  министра
юстиции Атавии. В конце концов  надо  же  было  Дэну  когда-нибудь  начать
по-настоящему делать кентавры... Вот он и начал...
   То, что проделал в этот день Довор в Кремпе с Крашке  и  двумя  другими
виноторговцами, а также с Дэном Вервэйсом, одновременно было проделано  по
всей Атавии коллегами Довора по Союзу Обремененных  Семьей  (сокращенно  -
СОС) и синдикату Эмброуза, по кличке "Сырок".
   На другой день после того, как сенат и палата депутатов  на  совместном
заседании  приняли  долгожданный  закон,  синдикат  развернул  оптовую   и
розничную торговлю спиртными напитками с надбавкой  всего  лишь  в  триста
процентов на номинал.
   Все, кто все же решился (были и такие безумцы)  торговать  спиртным  на
свой страх и риск, очень скоро убедились, что, кроме страха и  риска,  эта
торговля им ничего не сулит. Запах они какой-то  особенный  издавали,  что
ли, но факт остается фактом: полиция их обнаруживала и отдавала под суд  с
необычайной легкостью, в то время как  все  ее  попытки  обнаружить  людей
Эмброуза роковым образом ни к чему не приводили.
   Вот то, что нам хотелось бы в самых общих чертах рассказать о  чудесном
законе, о котором даже сам Эмброуз, не  провались  генерал  Зов  со  своим
атомным залпом, мог лишь мечтать облизываясь.
   Но  если  правда  о  "сухом  законе"  довольно  скоро   стала   понятна
секретарю-камердинеру господина Патогена-младшего, то  о  втором  бизнесе,
жертвой которого он, сам того не подозревая, стал,  Онли  Наудус  вряд  ли
имел верное представление и спустя месяц после прибытия в Боркос.
   А бизнес этот был настолько своеобразным,  на  все  сто  процентов  так
пронизанным атавизмом, что о нем следует поговорить поподробней.
   Надеюсь, читатель не будет на меня в обиде,  если  я  займусь  историей
возникновения этого бизнеса не в этой, а в следующей главе.




ЧАСТЬ ПЯТАЯ


1

   Они  собрались  второго  же  марта  в  одном  из   эксептских   отелей,
девятнадцать    членов    Дискуссионной    комиссии    Атавского     Союза
Предпринимателей, и постановили:
   А. Война с Полигонией  при  любых  обстоятельствах  должна  идти  своим
чередом. Ее прекращение,  даже  ослабление  неминуемо  открыло  бы  дорогу
кризису  чудовищной  силы  и  социальным   потрясениям   катастрофического
порядка;
   Б. Немедленно использовать опыт некоторых "правительств сильной  руки",
всячески избегая, конечно, в пропаганде и  агитации  малейших  аналогий  с
режимами Гитлера и Муссолини;
   В. Добиться немедленного самороспуска  обеих  партий  (имелись  в  виду
либеральная и националистическая), а  взамен  их  организовать  новую,  не
дискредитированную  связями  с  ведущими   предпринимательскими   кругами,
способную  увлечь  широчайшие  слои  атавского  народа  на  беспощадную  и
тотальную борьбу с подрывными  элементами  и  возглавляемую  человеком  из
народа,  достаточно  твердым,  лишенным  интеллигентских  предрассудков  и
вполне реалистически мыслящим;
   Г. В однодневный срок добиться от сената и палаты депутатов внесения  в
конституцию Республики Атавии поправки,  предусматривающей  учреждение  во
главе  государства  дополнительного  государственного  поста   прокуратора
Атавии на равных правах с президентом республики и наделенного  на  время,
пока не  прекратится  таяние  атмосферы,  диктаторскими  правами  во  всем
касающемся внутреннего порядка как на предприятиях, так и во всей стране в
целом;
   Д. Атавия не отказывается и никогда не  откажется  от  ответственности,
которую она возложила на себя с начала  второй  мировой  войны  за  судьбы
Земли. При первой же возможности торжественно  предупредить  об  этом  все
земные правительства;
   Е.  Констатировать,  что  промыслом  божьим   Атавия   превратилась   в
гигантский  космический  остров,  что  с  точки  зрения  военной  дает  ей
неоценимые преимущества и возможности атомной войны, на полное уничтожение
всего  живого  на  Земле,  если  упомянутые   правительства   не   проявят
достаточного  благоразумия,  признав  раз  и  навсегда  полное   понимание
руководящей роли Атавии;
   Ж.  Просить  президентов   "Атавия.   Мотор",   "Всеобщей   Центральной
Электрической   компании"    и    "Розового    грифа"    поручить    своим
научно-исследовательским учреждениям срочно  разработать  опытные  образцы
астропланов  как  транспортного,  так  и,  в  первую   очередь,   военного
назначения;
   З. Так как нет никаких  оснований  планировать  что-либо  в  Атавии  на
время, превышающее сроки исчезновения атмосферы, считать целесообразным  в
целях наилучшей координации национальных усилий свернуть  все  те  отрасли
промышленности и сельского хозяйства, учебные, культурные, а также  всякие
другие заведения и учреждения,  без  которых  можно  обойтись  в  войне  с
Полигонией  и  в  подготовке  к  решительному  атомному  и   термоядерному
тотальному наступлению на земные государства.


   Еще несколько газетных заголовков и "шапок" той недели.

   "Сухой закон" - совершившийся факт".

   "На фронте бои с переменным успехом".

   "Не зевай:  "красная"  рука  с  ножом  занесена  над  колыбелью  твоего
ребенка!"

   "Летчик Эрскин Бок -  снайпер  бомбометания.  За  три  дня  из  старших
лейтенантов  -  в  майоры.  Четырнадцать   тысяч   восемьсот   одиннадцать
восторженных писем с фотографиями от девушек и вдов разных возрастов. Всем
отказ: любит свою невесту и будет ей верен".

   "За один день  три  с  половиной  ми