ловек.
   Но слишком заманчивые денежные возможности таились в массовой  прививке
вакцины, чтобы их можно было упустить. Фармацевтические корпорации  нажали
на нужных людей в парламенте и правительстве, те, в свою  очередь,  нажали
на чрезвычайный комитет, и тот издал приказ  N_9,  согласно  которому  все
граждане Атавии, вне зависимости от того,  как  далеко  они  проживали  от
злосчастного Кинима, должны были на  радость  акционерам  фармацевтических
монополий сделать себе противочумные прививки.
   Не установлено в  точности,  сколько  получили  за  это  вышеупомянутые
"нужные люди", но фармацевтические монополии изрядно погрели себе руки  на
этом приказе.
   Приказ N_9  еще  не  был  обнародован,  как  было  создано  акционерное
общество  "ЭДЭН".  Это  название  сложилось,  как  и   у   многих   других
коммерческих  предприятий,  из  начальных  букв  фамилий  ее  учредителей:
Эмерсона (кличка "Красавчик"), д'Онелли ("Желтуха"), Эмброуза ("Сырок")  и
Найтигалля ("Пастор"). Каждый из них "стоил" от пятнадцати до  шестидесяти
пяти миллионов кентавров, то есть был слишком богат,  чтобы  его  даже  за
глаза называли гангстером.
   Но, кроме этих четырех джентльменов удачи, участниками  новой  компании
было столько же джентльменов, принятых в самых чопорных столичных салонах,
и три весьма солидных чиновника  из  министерства  юстиции,  как  раз  те,
которые ведали борьбой с "организованной преступностью".
   Как все выдающиеся атавские  деловые  начинания,  все  в  "ЭДЭНе"  было
основано на  прочных  связях  с  полицией  и  точном  знании  человеческой
психологии.
   Дело в том, что с самого начала всякому здравомыслящему  человеку  было
ясно, что найдется уйма более или менее  обеспеченных  или  легкомысленных
людей, которые не пожалеют пятидесяти кентавров,  чтобы  не  выстаивать  в
длинных  очередях  и  не  терпеть  все  неприятные  последствия   прививки
противочумной вакцины, вроде повышенной температуры, озноба и так далее. И
было ясно, что чем дальше от Кинима, тем больше будет охотников откупиться
от ненужной, муторной и болезненной  процедуры.  А  так  как  джентльмены,
принятые в самых чопорных эксептских салонах (и в этом  состоял  их  пай),
добились, чтобы в приказе N_9 было категорически  запрещено  передвигаться
по стране без предъявления справки о  прививке  противочумной  вакцины,  и
помогли получить для начала пять миллионов бланков таких справок, то самый
непрактичный человек, даже не атавец, может легко представить себе, какими
кучами денег  пахло  это  акционерное  общество,  просуществовавшее  всего
только десять дней. Достаточно сказать, что после подведения окончательных
итогов и расчета со всеми полицейскими чиновниками, подкупленными "ЭДЭНом"
во всех провинциях Атавии, и Красавчика, и Желтуху,  и  Сырка,  и  Пастора
стали с величайшими почестями принимать в тех  самых  чопорных  эксептских
гостиных, о которых гангстеры даже со стомиллионным капиталом могли только
мечтать.
   Вот какими причинами были вызваны дополнительные тяготы, легшие с  утра
двадцать четвертого  февраля  на  плечи  атавской  полиции,  в  том  числе
фарабонской.  Полиции  надлежало   строжайшим   образом   следить,   чтобы
обеспечить "ЭДЭН" от конкуренции со стороны тех лиц и организаций, которые
тоже могли додуматься до торговли справками. Именно  акционерное  общество
"ЭДЭН" и вдохновило полицию на борьбу с теми плохими атавцами, которые  за
неимением других средств к существованию  и  отсутствием  потребности  или
денежных возможностей к передвижению по стране пытались уступить  желающим
справки, полученные ими после прививок.
   Ко времени, когда делегация, возглавляемая мадемуазель Грэйс, добралась
в хлопотах за сирот Наудуса до самого начальника  полиции  Фарабона,  были
уже выловлены, отданы под суд и  в  порядке  ускоренного  судопроизводства
осуждены  первые  четырнадцать  одиночек,   пытавшиеся   конкурировать   с
"ЭДЭНом".
   Понятно, что начальнику полиции было в этот день  не  до  разговоров  с
делегацией, состоящей из пяти дам достаточно демократической внешности.
   Но слишком велики были опасения мадемуазель  Грэйс  за  деньги  доктора
Раста и слишком велико было ее желание совершить богоугодное  дело,  чтобы
от нее так легко мог отделаться даже начальник фарабонской полиции.
   - Ну, хорошо, - вздохнул  он,  наконец,  устав  бороться  с  долгоносой
девой. - Устроить ваших сопляков...
   - Это не мои сопляки! - возмущенно перебила его мадемуазель Грэйс. -  И
смею вас заверить, что если  бы  у  меня  когда-нибудь  были  дети,  я  не
позволила бы называть их сопляками даже самому президенту Атавии.
   - Не сомневаюсь, - отвечал начальник полиции. - Я говорю о  ребятишках,
за которых вы взяли на себя труд хлопотать. Так вот, устроить их в приют -
выше моих сил. Но мне кажется, что я могу дать вам хороший совет.
   - Господь бог  смотрит  на  вас  с  упованием  и  надеждой,  сударь!  -
воскликнула с чувством мадемуазель Грэйс.
   - Я не настолько тщеславен, чтобы считать себя крупным  специалистом  в
вопросах медицины, но мне кажется, что самым  правильным  и  полезным  для
ваших младенцев было бы, если бы их переправили к маме в  этот,  как  его,
Мадуа.
   - Но ведь там наибольшая опасность чумы, сударь!
   - Поверьте мне, она там во всяком случае не большая, чем,  предположим,
у нас в Фарабоне.
   Начальник полиции имел в виду махинации со справками.
   - Что вы, сударь! - взволновались члены делегации. - Неужели вы в  этом
уверены?
   - Я говорю о тех,  кто  почему-либо  уклонится  от  прививок.  Надеюсь,
ребятам прививки сделали? Ну, вот и отлично. Денег на дорогу у них хватит?
   - Ровно семьдесят пять кентавров, господин начальник.
   - Предположим, что найдется человек, который согласится отвезти  их  за
двадцать пять кентавров до  границы  санитарного  кордона.  У  них  вполне
хватит денег еще и на проезд и  на  то,  чтобы  нанять  человека,  который
доставит их от границы кордона до Мадуа.
   - Или до Кремпа, - сказала мадемуазель Грэйс. - Очень может  быть,  что
их мать находится сейчас в Кремпе. Там у нее брат. Это не доезжая Мадуа.
   - Ну вот и отлично, - облегченно вздохнул  начальник  полиции,  который
согласился бы в этот горячий день прибавить от  себя  кентавров  двадцать,
лишь бы отвязаться от этой  напористой  старой  девы.  -  У  вас  найдется
человек, который согласился бы отвезти их  к  границе  кордона?  Со  своей
стороны я мог бы вам предложить одного вполне порядочного человека.
   - Господь вознаградит вас  за  вашу  доброту,  сударь!  -  обещала  ему
мадемуазель Грэйс.
   Через час агент наружного наблюдения уселся с  маленькими  Наудусами  в
поезд. В кармане у него лежало письмо  начальника  фарабонской  полиции  с
просьбой к начальнику санитарного кордона, преграждавшего  путь  в  Кремп,
пропустить трех нижепоименованных осиротевших детей к их матери,  временно
находящейся в городе Мадуа или в Кремпе.
   Агент действительно  оказался  на  редкость  порядочным  человеком.  Он
действительно довез их сначала в  поезде,  а  потом  в  машине  до  самого
кордона, хотя ему ничего не  стоило  забрать  у  них  остальные  деньги  и
бросить где-нибудь на промежуточной станции.
   Он передал начальнику кордона ребятишек и  письмо  начальника  полиции,
потрепал их на прощанье по щекам, попросил передать маме, что он желает ей
здоровья и счастья и что они прекрасно вели себя в дороге,  и  повернул  в
обратный путь.
   Правда, по вполне понятной в подобных обстоятельствах  забывчивости  он
не возвратил им их справки о прививке и вскоре вынужден был продать их  по
тридцать пять кентавров за штуку. Но это только  доказывает,  что  господь
никогда не оставляет добродетель без щедрого вознаграждения.


   Пока юные наследники Сима Наудуса, укутанные по самые макушки в  старые
шарфы  их  сердобольных  фарабонских  соседок,  восторженно  переживали  в
открытом кузове грузовика их первое в жизни путешествие, в кабине только и
было речи, что что-то с Атавией неладно, потому что когда закрывают  биржи
по всей стране, это никогда не бывает от хорошей жизни. И что скорей всего
это связано с каким-нибудь ужасным заговором  этих  проклятых  черномазых,
которые задумали, наверно, ближайшей ночью перерезать  всю  белую  Атавию,
чтобы установить в стране свою черную, негритянскую власть. И им, можете в
этом быть уверены, наверно, уже обещали помощь коммунисты и тому  подобные
иностранцы, и что, будь их, шоферов, воля, они бы давно и разом  покончили
и с неграми в с коммунистами, и тогда не было бы ни чумы, ни кризисов,  ни
безработицы и белым людям жилось бы спокойно и хоть более или менее сытно.
   Было совсем темно, когда машина остановилась  перед  домом,  в  котором
проживал молодой дядюшка маленьких Наудусов.  Здесь  шофер  их  и  ссадил,
потому что в Мадуа ехать он сегодня уже не собирался. Было не  до  работы.
Граждане Кремпа толпились на улицах со свежими вечерними выпусками  газет.
Теперь им было ясно, в чем причина бед, обрушивавшихся на  них  и  на  всю
Атавию.
   Газета  была  переполнена  волнующими  сообщениями  о  коммунистическом
заговоре, раскрытом в самый последний момент благодаря бдительности парней
из Бюро расследований. По всей стране уже несколько часов вовсю шли облавы
на "красных", и  благонамеренные  граждане  призывались  к  спокойствию  и
посильному содействию властям в борьбе с агентами  Москвы.  Теперь,  когда
уже  окончательно  доказана  причастность  Кремля  к  взрыву   в   Киниме,
правительству пришлось  распроститься  со  столь  дорого  стоившей  стране
традиционной лояльностью к подрывным элементам. Коммунистическая партия  и
все примыкающие к ней организации объявлялись вне закона.
   Министр юстиции, давая представителям печати интервью о  первых  итогах
массовых облав, проведенных сегодня, начиная с двух часов дня, сказал:
   - Я не считаю нужным извиняться  за  какие-либо  действия  министерства
юстиции. Я горжусь ими. Я с восторгом указываю на результаты нашей работы.
И если кто-либо из  моих  агентов  на  местах  держал  или  будет  себя  в
дальнейшем держать несколько грубо, нелюбезно  или  бесцеремонно  с  этими
иностранными наемниками, я полагаю, что этому не следует придавать особого
значения, учитывая пользу, которую вся эта операция принесет стране.
   Анна Мак-Кинли, знаменитый  автор  романов  "Труп  в  трубе",  "Свадьба
второго палача", "Ноктюрн  ужасов"  и  книги  лирических  стихов  "Упоение
пыток", заявила  корреспондентам  телеграфного  агентства  "Сенсация":  "Я
хочу, чтобы патриоты разделались с большевизмом во всех  его  проявлениях.
Необходимые для этого инструменты можно приобрести в  ближайшей  оружейной
лавке. В отношении "красных" мой лозунг - высылка или расстрел. Но лучше -
расстрел".
   Один из  популярнейших  граждан  Атавии,  Фрэнк  Эмброуз,  по  прозвищу
"Сырок",  глава  прославленного  треста  убийц   и   президент   синдиката
преступников, тот самый, которого мы уже знаем как одного  из  учредителей
акционерного общества "ЭДЭН", впервые в своей практике изменил принципу не
выступать в печати с какими-бы то ни было декларациями. В три часа дня его
друг  и  личный  литературный  секретарь  Джон-Мак-Григор  Стюарт,  доктор
искусств  Эксептского   университета,   человек   тончайшего   воспитания,
джентльмен с головы до ног, передал представителям всех  более  или  менее
крупных газетных агентств официальную декларацию его шефа.
   Господин Фрэнк Эмброуз писал: "Большевизм стучится к нам в  дверь.  Его
нельзя  впускать.  Нам  нужно  организоваться  на  борьбу  против  него  и
держаться сплоченно и крепко. Мы должны охранять единство  и  безопасность
Атавии, спасать ее от пагубных влияний, оберегать рабочего от  происков  и
пропаганды "красных" и поддерживать у него здравый образ мышления..."
   Со спокойного темно-синего неба не спеша сыпал приятный  сухой  снежок.
Подморозило. На белых, пушистых тротуарах  домовито  лежали  желто-розовые
квадратные отсветы освещенных  окон  аптеки,  магазинов,  бюро  похоронных
процессий, парикмахерской и косметического кабинета "мадемуазель  Мари  из
Парижа" с  пластмассовой  мертвенно-желтой  дамской  рукой  на  неопрятной
шелковой подушке. Около  пестревшей  ярчайшими  красками  и  ослепительным
лаком витрины  игрушечного  магазина,  как  и  во  всем  мире,  застыли  в
мечтательном восхищении несколько  озябших  ребятишек,  которых  дома  уже
давно ждала основательная  взбучка,  ужин  и  неприготовленные  уроки.  Из
аптеки, каждый раз когда раскрывалась ее узкая стеклянная дверь со  змеей,
упивавшейся ядом из высокой чаши, вырывались на  улицу  заманчивые  запахи
яичницы, кофе, горячих пирожков  с  мясным  фаршем.  Они  звали  прохожего
пренебречь своими печалями, завернуть  в  теплый  и  обжитой  уют  аптеки,
заказать себе чашку кофе с пончиками. Они  действовали  куда  убедительней
скучной аптечной неоновой вывески, эти вкусные запахи, привычные мраморные
столики, скромно отделанные никелем, и этот уютный баритон, мурлыкавший из
старомодной радиолы давно знакомую песенку:

   Где же ты, Лиззи?
   Я так жду, Лиззи!
   Как жестоко, родная,
   Домой убегая,
   Уносить мое сердце, Лиззи!

   Но тем, кто сейчас толпился неподалеку от аптеки, было в  этот  поздний
морозный час не до окантованных никелем аптечных столиков и не  до  Лиззи,
унесшей  сердце  баритона.  Они  сгрудились  вокруг  фонарного  столба,  и
господин Андреас Раст торжественно, словно церковную проповедь,  читал  им
высказывания  чемпиона  страны  по  гольфу   насчет   коммунистической   и
негритянской опасности.
   "Эта безграмотная болтовня насчет равенства рас, -  читал  Раст,  -  на
руку только тем, кто задался целью развалить  нашу  демократию.  Колупните
любого коммуниста, и из его карманов посыплются русские деньги.  Колупните
любого  негра,  и  из  его  карманов   посыплются   русские   прокламации,
призывающие к порабощению белых. Это вам говорит человек, который..."
   Внезапно послышались пронзительные свистки, топот быстро  бегущих  ног,
крики:
   - Вот он, вот он!..
   - Обходя слева, Джек!..
   - Эх, черт!..
   Мимо аптеки, мимо  Раста  и  его  слушателей  промчался,  громко  топая
толстыми  солдатскими  ботинками,  черноволосый  человек  без  шапки,  без
пальто, в темном свитере под распахнутым летним пиджаком. Он бежал  ровно,
словно тренируясь в беге на дальнюю дистанцию, прижав локти  к  бокам.  Но
дышал он уже не через нос, а широко раскрытым ртом, и  изо  рта  вместе  с
хриплым,  но  сильным  дыханием,  вырывались  клубы  белого  пара,  как  у
загнанной лошади.
   Пробегая  мимо  столба,  он  крикнул:  "Смотрите,  запомните...  как...
охотятся на честного человека!" - и метнулся за угол.
   - Это  Карпентер!  -  взвизгнул  от  возбуждения  Онли  Наудус.  -  Это
коммунист Карпентер, клянусь богом!.. Туда, туда!.. Он вот туда побежал. Я
вам сейчас покажу!..
   И он присоединился к запыхавшимся полицейским и вместе с ними кинулся в
переулок. Оттуда вскоре послышался револьверный выстрел, другой, третий...
Потом стало тихо.
   Андреас Раст, прекративший было чтение, снова взялся за газету.
   - Предоставим  полиции  выполнять  ее  долг...  ее  священный  долг,  -
многозначительно подчеркнул  он,  поеживаясь  от  холода,  и  приготовился
продолжать чтение.
   Но в это время стремительно разверзлась дверь аптеки, и в облаке  пара,
ни дать ни взять - ангел господень, возник аптекарь Бишоп.
   - Скорее ко мне! - закричал он  с  высоты  ступенек,  прикрывая  лысину
всегда потными ладонями, чтобы уберечься от простуды. - Скорее  в  аптеку!
Вы увидите кое-что интересное! - И он  исчез  в  облаке,  словно  вознесся
живым на небо в награду за его заботу о ближних.
   Все  еще  находясь  под  впечатлением  только  что  виденной  охоты  на
человека, толпа ввалилась в  аптеку.  Кое-кто  нашел  в  себе  мужество  и
порядочность вспомнить, как этот Карпентер и несколько его друзей третьего
дня самоотверженно тушили пожары и спасали людей. Но тут  же  приходили  и
успокоительные соображения, что все эти коммунисты - "прехитрые штучки"  и
что они  нарочно  тушили  пожары  и  спасали  людей,  чтобы  втереть  очки
порядочным атавцам.
   И все-таки многим было как-то не по себе. И не то чтобы они никогда  не
видели, как гоняются за человеком, - приходилось  не  раз  видеть  и  даже
участвовать  в  преследовании  какого-нибудь  нахального  негра,   который
позволял разыгрывать из  себя  равноправного  атавца  или  подозревался  в
попытке изнасиловать белую женщину. Но то был негр, почти  не  человек,  а
здесь все-таки белый  парень,  и  как  будто  неплохой,  и  из  порядочной
религиозной семьи, и на войне побывал. У него, кажется, даже награда  есть
- очень  красивая  медаль.  Ох,  уж  эти  коммунисты!  И  мастера  же  они
прикидываться хорошими парнями! А только развесь уши, и  они  тебе  такого
наговорят и такого натворят, что от всей Атавии останутся только развалины
и атеизм...
   Между тем Бишоп погасил свет и включил телевизор.
   - Сейчас будет показана какая-то особенная передача...
   Его перебил быстрый голос диктора телевизионной станции:  "...Парни  из
Бюро   расследований   подкатили   к   помещению    городского    комитета
коммунистов... Вы видите эту дверь? Это дверь их городского комитета.  Они
не хотят открывать... Ну, что ж, придется  применить  силу...  Это  должно
понравиться господам коммунистам, ведь они  за  применение  силы...  Ну  и
здоровые же они парни, наши ребята из Бюро расследований! С двух ударов  -
такую дверь вдребезги! С такими парнями можно не бояться  "красных"...  Мы
бежим за ними с аппаратом вверх по лестнице. Снова  дверь...  Удар...  еще
удар, и она летит ко всем чертям... Ото, да их тут целое гнездо! Два, три,
четыре  человека...  Трое  мужчин  и  девушка...  Ба,  да  они   собрались
сопротивляться!.. Они заслоняют своими спинами шкафы... Интересно, что они
там такое прячут... Сейчас все будет ясно... Вы слышите треск взламываемых
шкафов?  Я  не  успеваю  со  своим  аппаратом:  наши  парни  работают  как
дьяволы... Вот видите - в шкафах какие-то документы...  Бьюсь  об  заклад,
это свеженькие инструкции  из  Москвы!  Нет,  они  написаны  по-атавски...
Значит, копии... Ого, мадам собирается драться! Бедная глупенькая мадам, у
нее  не  хватит  силенок...   Против   наших   могучих   ребят?!.   Мадам,
образумьтесь! У нее уже не хватило сил... Она  отлетает  в  угол,  как  на
крылышках... Ох, не хотел бы я быть агентом Кремля!  Теперь  закапризничал
молодой человек в очках. Бедняга, видимо, испортил себе зрение за  чтением
московских инструкций... Стыдитесь, молодой человек, разве  так  встречают
гостей! Теперь вам придется полежать, пока вы несколько придете в  себя...
Ого! Теперь вступает в бой его старший коллега. Попробуем  приблизиться  к
нему, показать его крупным планом..."
   И люди в  аптеке  Бишопа  увидели  усталое,  умное  и  энергичное  лицо
белокурого человека лет сорока, который словно глянул им в глаза с  экрана
и, прежде чем растерявшийся от неожиданности диктор успел обратно  вырвать
из его крепких рук микрофон, крикнул: "Атавцы, вы видите, фашизм наступает
на честную Атавию! Боритесь с ним, или он вас..." Потом наступила  большая
пауза, звук пропал, на экране замельтешили какие-то  расплывчатые  фигуры,
заплясали прямые и волнистые линии, покуда,  наконец,  снова  не  возникло
лицо диктора с тонким хрящеватым носом над тоненькими в  ниточку  усиками.
Он был бледен и взъерошен. Видимо, нелегко ему пришлось, пока он спасал из
рук этого отчаянного  коммуниста  микрофон.  "Продолжаем  телепередачу,  -
сказал диктор, тяжело переводя дыхание. - Сейчас вы  видите,  как  господа
коммунисты покидают,  надеюсь  в  последний  раз,  свое  логово...  Они  в
наручниках... Они в несколько растрепанном виде...  Ничего  не  поделаешь,
надо быть более  гостеприимными,  когда  к  вам  приходят  гости  из  Бюро
рассле