страхом и болью.
   Затем Изолятор уронил шар в свою массу и переварил его. Мало забавного  в
этих играх. Не по-настоящему. Он не мог вырвать из своего сознания  мысль  о
том, что провалил настоящее дело. Но кто же  ожидал,  что  наоли  вы  ступит
против своего  же  оружия?  Изолятор  думал,  что  ящерообразный,  наоборот,
поможет ему. А он заодно с человеком! Наоли только помешал!
   И полужидкое существо что-то бормотало,  оставаясь  при  этом  совершенно
неподвижным.
   На поверхности живого пудинга снова появился стеклянный  шар  и  завис  в
темноте. Внутри на этот раз был танцующий гномик, пронизанный белыми нитями.
Он весело смеялся сам над собой.

   Глава 17

   Когда Хьюланн наклонился над плечом Дэвида, чтобы посмотреть, как молодой
человек задает программу целому  комплексу  компьютеров  на  простой  панели
управления поездом, парень чуть не подпрыгнул с водительского  сиденья,  как
будто его пронзила пуля. Он затрясся всем  телом,  как  от  боли.  Его  лицо
мертвенно побледнело, подобно выбеленному распаленным солнцем сухому  песку,
а глаза, вращаясь, едва не  вылезли  из  орбит.  Хьюланн,  шаркая  огромными
ногами, подошел к окну, чтобы посмотреть на проносящиеся мимо места.
   - Я же говорил тебе, что он не сделает нам ничего плохого. Он нам друг, -
раздраженно бросил Лео.
   Дэвид с опаской посмотрел на спину Хьюланна, тяжело вздохнул и  выдохнул:
- Извини.
   Хьюланн беззаботно махнул рукой, чтобы показать, что  инцидент  исчерпан.
Он и не ожидал, что этот  почти  взрослый  человек,  воспитанный  в  течение
двадцати  лет   антинаольской   пропагандой,   откликнется   на   призыв   к
сотрудничеству так же легко и просто,  как  одиннадцатилетний  мальчик,  чей
разум все еще был чистым и открытым для любых перемен. Он  помнил,  как  ему
самому не хотелось прикасаться к мальчику,  когда  он  помогал  обрабатывать
рану. Насколько же труднее в таком случае побежденному привыкнуть к близости
того, кто несет ответственность за уничтожение всей человеческой расы.
   - Почему ты не садишься? - спросил  Дэвид.  -  Я  немного  нервничаю.  По
правде говоря, когда вы вот так разгуливаете позади меня...
   - Я не могу удобно сесть, - объяснил Хьюланн.
   - Что? - не понял Дэвид.
   - Его хвост, - вставил Лео. - В твоих сиденьях нет  отверстия  для  того,
чтобы  хвост  мог  свободно  свисать  на  пол.  А  хвост   у   наоли   очень
чувствительный. Им больно, когда они сидят на нем.
   - Я не знал.
   - Вот поэтому ему и приходится стоять.
   Сконфуженный Дэвид вернулся к пульту управления и  закончил  набирать  на
дисплее инструкции для компьютера. Еще  вчера,  совсем  недавно,  он,  такой
спокойный и довольный, летел в своем волшебном вагоне на мягких и  бесшумных
колесах; а сегодня он везет наоли через всю страну и не в  состоянии  больше
отличить врага от друга.  Это  началось  вчера,  когда  он  боковым  зрением
заметил, как что-то похожее на вездеход движется вместе с поездом,  стараясь
быть незамеченным.
   Но еще до наступления сумерек он оказался в месте, где  какие-то  обломки
преграждали путь,  и  Дэвид  был  вынужден  остановить  "Голубую  стрелу"  и
разузнать, в чем дело, прежде чем двигаться дальше.
   Преграда представляла собой три столкнувшихся между  собой  изуродованных
вездехода.  По  обе  стороны  пути  вся  обочина  была  завалена  ветхими  и
прогнившими машинами. Когда-то здесь жило много людей. Такие "дикие" области
были разбросаны по всему миру. Люди стекались в глушь в поисках  убежища  от
горящих,  взрывающихся,  разрушающихся,  наводненных  врагами  городов,  где
громыхали основные бои. Но наоли пришли и сюда. И в  попытке  убежать  любой
ценой люди сталкивались друг с другом в суматохе  охватившего  их  отчаяния.
Дэвид не стал слишком внимательно осматривать останки, опасаясь, что  увидит
лишь скелеты их  водителей,  костлявые  пальцы,  сжимавшие  руль,  и  пустые
глазницы, все еще пристально рассматривающие ветровое стекло.
   Но когда Дэвид в конце концов решил устранить обломки  крушения,  сдвинув
их бампером локомотива, и таким образом расчистить себе  дорогу,  вернувшись
на борт "Голубой стрелы", он лицом к лицу столкнулся с наоли.
   Первым порывом было схватиться за оружие,  хотя  ничего  смертоносного  у
него с собой не имелось, да Дэвид и не относился к тому типу людей,  которые
охотно прибегают к оружию, даже если оно у них есть. Вторая мысль подсказала
ему бежать. Но  вдруг  он  увидел  рядом  маленького  мальчика,  который  не
проявлял никакого страха, а рассудок его не казался притупленным  каким-либо
наркотиком. Поколебавшись  какое-то  время,  Дэвид  понял,  что  бежать  уже
поздно. Хьюланн и Лео тем временем взволнованно  выкладывали  свою  историю,
перебивая при этом друг друга в суматохе рассказа. Он слушал их,  онемевший,
сначала не в состоянии поверить, но вскоре теория о взаимосвязи Охотников  и
астронавтов просто покорила его. Наоли воспринимали в лице  астронавтов  всю
человеческую расу. Это было так глупо,  просто  до  ужаса  комично.  Поэтому
могло оказаться правдой.
   Запасы энергии вездехода беглецов подошли к концу, а  пополнить  их  было
негде. Они предложили отправиться втроем на "Голубой стреле", так как  поезд
в любом случае двигается быстрее, чем машина. Они  предполагали,  что  Дэвид
едет в Убежище, - хотя ему трудно было  поверить,  что  Хьюланн  тоже  хочет
направиться туда.
   Сейчас они пересекали Калифорнию, после того  как  всю  ночь  мчались  на
полном ходу. Вскоре можно будет начинать  поиски  Убежища,  для  того  чтобы
оказаться в безопасности и начать новую жизнь - если Хьюланн не подведет их.
   Однако пока на дисплее компьютера  алыми  буквами  появлялись  ответы  на
программу Дэвида, Хьюланн прижал ладонь к оконному стеклу, как  будто  хотел
его выдавить, чтобы лучше рассмотреть что-то. Его четыре широкие ноздри были
открыты, а дыхание немного затруднено. Внезапно его хвост щелкнул и обвился,
подобно змее, вокруг массивного бедра.
   - Что такое? - спросил Лео, покидая место водителя рядом с Дэвидом.
   - Доканил, - ответил Хьюланн. И указал в небо.  Высоко  над  ними  летело
маленькое бронзовое пятнышко на фоне высоких облаков. Оно следовало за ними,
сохраняя постоянную скорость. Это не могло быть простой случайностью.
   - Может, он не видит нас? - предположил Лео.
   - Видит.
   - Да, наверное, ты прав.
   Хьюланн и Лео наблюдали за ним, пока по толстому стеклу  не  забарабанили
огромные грязные капли дождя. В темной пелене они потеряли вертолет из виду.
   "Голубая стрела"  с  грохотом  продолжала  свой  путь,  хотя  само  небо,
казалось, опустилось, а облака тащились рядом на расстоянии вытянутой  руки.
Четыре больших резиновых  стеклоочистителя  с  трудом  двигались  туда-сюда,
отстукивая гипнотический и меланхолический ритм: тук-тук, тук-тук,  тук-тук,
и тщательно сметали воду с ветрового стекла в  водосборные  выемки,  издавая
при этом громкое хлюпанье.
   Доканил нанес удар так стремительно, что они не успели даже удивиться. Он
вынырнул из гонимых  ветром  облаков  в  каких-то  нескольких  сотнях  ярдов
впереди и понесся к ним чуть ли не в паре  дюймов  над  рельсами.  По  бокам
вертолета торчали дула оружейных установок вертолета, и из одного с  треском
вылетел реактивный снаряд размером с ладонь.
   Беглецы непроизвольно попытались как-то укрыться  от  близкого  взрыва  и
попадали на пол, обхватив голову руками. Однако их почти  подняло  на  ноги,
когда поезд потряс взрыв снаряда,  разорвавшегося  в  сотне  футов  по  ходу
впереди, окрасив все вокруг малиновым заревом. Доканил не собирался  убивать
сразу - отмщение на таком расстоянии  не  освободило  бы  его  от  унижения,
которое он испытал всего раз в жизни.  Охотник  хотел  только,  чтобы  поезд
сошел с рельсов и он легко мог добраться  до  его  пассажиров,  чтобы  лично
свести с ними счеты...
   Передние колеса поезда соскочили с искореженных стальных полос и  завязли
в предательском песке. Локомотив поезда накренился и медленно упал  на  бок.
Он безжалостно тянул за собой и остальные вагоны, срывая их с  рельсов  и  с
шумом бросая  на  влажный  песок.  Резкий,  визжащий  металлический  скрежет
усиливался, пока не превратился в злобный невообразимый натиск  на  уши.  Но
стих так же быстро, как впадает в сон измученный человек.
   Дэвид почувствовал, как у него струится кровь  из  многочисленных  легких
ссадин на черепе и из  глубокой  раны  на  виске.  Первый  раз  в  жизни  он
полностью осознал смысл этой войны.  Удар  пришелся  ниже  пояса.  До  этого
момента он был оторван  от  войны.  Дэвид  всегда  говорил  себе,  что  долг
писателя - оставаться в стороне от остального  поколения.  Позже  он  сможет
дать свою оценку происходящему. Но сейчас кровь была настоящей.
   Их раны кровоточили и нестерпимо болели,  когда  они  поднялись  на  ноги
внутри разбитой, перекошенной кабины и начали пробиваться наверх, где их уже
ждал  Охотник  Доканил.  Его  фигура  отчетливо   вырисовывалась   на   фоне
светло-серого уныния дождливого неба.
   Упало несколько капель дождя.
   Где-то прогремел гром.
   Снаружи перевернутого корпуса "Голубой стрелы" три беглеца наблюдали, как
Доканил гордо вышагивает перед ними, вспоминая мельчайшие подробности  своих
тщательных поисков, начиная с момента тревоги по Фазисной системе.  Если  бы
так себя повел обычный человек или наоли, такое поведение можно было назвать
просто хвастовством. Но перед ними был Охотник. Он  не  просто  возвеличивал
самого себя. Во всем  этом  чувствовалось  что-то  зловещее,  переходящее  в
неприкрытый садизм.
   Закончив свой рассказ, Доканил стал подробно  описывать,  что  собирается
сделать с беглецами и какая ужасная участь ожидает  их.  Он  явно  испытывал
удовольствие, что получил-таки возможность самолично привести  в  исполнение
смертный приговор, и упивался ожиданием этого. Когда  же  Баналог  напомнил,
что Доканилу приказали вернуть пленников живыми, то Охотник метнул в сторону
травматолога взгляд, в котором читалась явная угроза. Сделав это,  он  решил
начать свое мщение со смерти Дэвида. И снова он вынул из  кармана  ничем  не
прикрытую руку, пошевелил пальцами. Дэвид, попав в струю невидимого  оружия,
почувствовал вокруг себя огонь.
   А Доканил играл пальцами, разводил ими в разные стороны, не прикасаясь  к
телу человека, затем,  используя  одну  кисть,  увеличил  силу  мучительного
воздействия на правую руку Дэвида. Одежда вспыхнула и сгорела, обнажив руку,
осыпалась пеплом на землю.
   - Перестань, - слабо умолял Баналог.
   Доканил не обратил на него никакого внимания.
   Верхний слой кожи на руке Дэвида сморщился, как  будто  был  стремительно
обезвожен, после чего на ней появились  трещины,  открывая  взгляду  розовые
мышцы,  которые  тут  же  стали  коричневыми,  подчиняясь  оружию  Охотника.
Послышался запах жареного мяса.
   Дэвид пронзительно закричал.
   Лео тоже кричал, обхватив голову руками, так как в его  памяти  всплывали
жуткие  картины:  отец  возле  гранатомета,  изуродованный,  разорванный  на
куски,., обуглившийся... мертвый...
   Хьюланн обнял и прижал мальчика к себе, чтобы  тот  не  видел  того,  что
происходит с Дэвидом. К собственному удивлению, он воспринимал этого ребенка
одним из своего  потомства,  из  своего  выводка.  Когда  он  прикоснулся  к
мальчику, то почувствовал его тепло. Человечек уже не был  таким  ужасным  и
пугающим, как тогда, в первый  раз,  когда  наоли  обрабатывал  ногу  Лео  в
подвале полуразрушенного Бостона.  Но  мальчику  было  хуже  не  знать,  что
происходит, поэтому он вырвался и продолжал смотреть.
   А Дэвид извивался,  прижимая  искалеченную  руку  к  груди,  чтобы  таким
образом сохранить ее от полного обугливания. Уже сейчас рука  была  в  таком
состоянии, что ему  потребуется  несколько  месяцев,  чтобы  заживить  раны.
Господи, о чем он думает? Да его вообще не будет  в  живых  через  несколько
месяцев - может, даже через несколько минут. Он умирал. По-настоящему.
   Доканил  перевел  пальцы  на  ногу  Дэвида.  Одежда  парня  загорелась  и
обуглилась, то же произошло с его  мягкой  кожей.  Доканил  хохотал  жутким,
грубым смехом - и вдруг  задохнулся,  глаза  его  широко  раскрылись,  и  он
закричал так же пронзительно, как и жертва. Охотник пошатнулся,  сделал  два
неуверенных шага вперед и упал ничком на песок. Он был мертв.  В  его  спине
торчала рукоятка церемониального ножа, которым Охотники  вырезают  отдельные
части тела своих жертв, а  затем  поедают  их.  Баналог  захватил  оружие  с
подготовленного Доканилом Алтаря. И с его помощью помог Охотнику отправиться
туда, куда совсем недавно тот отправлял своих жертв.
   И пока пораженные пленники стояли, не в состоянии осознать важность всего
происшедшего, Баналог, двигаясь как во  сне,  выдернул  лезвие  и  аккуратно
вытер каждую каплю крови Охотника. Затем он направил острие себе в  грудь  и
медленно  воткнул   нож   между   ребер.   Сталь   глубоко   вошла   в   его
восемнадцатислойное пульсирующее сердце. Врач старался  не  думать  о  своем
потомстве, об имени своей семьи,  об  истории,  от  которой  отвергал  своих
детей. Вместо того чтобы плакать от боли, он как-то тоскливо улыбнулся, упал
на Доканила и застыл.
   Хьюланн не мог справиться с переполнявшими его эмоциями.  После  страшных
мгновений бедствий, смерти и позора они  все-таки  уцелели.  Его  как  будто
создали заново. Они могли теперь двигаться дальше,  чтобы  найти  Убежище  и
попытаться  урегулировать  непонимание  между  наоли  и   землянами   -   не
астронавтами. Ведь Хьюланн отнюдь не жестокий. Он  наклонился,  поднял  тело
травматолога, которое, казалось, весило всего несколько унций, и  отнес  его
на  несколько  шагов  в  сторону,  чтобы  драгоценная  кровь   Баналога   не
смешивалась с кровью Охотника Доканила.
   Снова заморосил дождь.
   Дождь разбавлял кровь.
   Хьюланн вернулся и стер все следы крови травматолога.
   Закончив, он почувствовал, как в  него  вливается  радость,  поднимая  на
вершину эмоций. Они уже в Калифорнии... Рядом  ревел  океан...  Рельсы  были
проложены вдоль побережья, поэтому,  следуя  им,  они  наверняка  попадут  в
Убежище. Лео обретет безопасность. Он вырастет, станет мужчиной,  и  у  него
тоже будет потомство. И может быть, дети мальчика получат в  качестве  части
своего исторического и культурного наследия  рассказ  о  Хьюланне-наоли.  От
этой мысли он почувствовал себя окрыленным больше, чем когда-либо  в  жизни.
Он повернулся к Лео, чтобы поднять его и потанцевать, как с одним  из  своих
детей-ящерок, когда первая пуля пронзила его бок, вгрызаясь в  его  жизнь  и
перечеркивая все надежды ужасной и окончательной тьмой.

   Глава 18

   Сначала черная мгла была подобна погружению в мертвый сон. Но что-то было
не совсем так, потому что он осознавал эту темноту. Если  бы  это  был  сон,
наоли не смог бы думать. Потом полный  мрак  разбавился  до  серого  тумана,
сменившегося  в  свою  очередь   нежно-голубым   светом.   Лазурное   сияние
распространялось во все стороны. А прямо перед ним  поднялось  мягкое  белое
свечение, которое подрагивало, словно сердце в груди...,

   Смерть. Здравствуй, Хьюланн.
   Дух. Где я?
   Смерть. Это Преобразователь. Ты  уже  был  здесь  раньше.  Только  ты  не
помнишь, потому что для памяти нет места в Преобразователе.
   Дух. Куда я попаду отсюда?
   Смерть. В питомник. Назад, в родную семью.
   Дух. Которую я обесчестил.
   Смерть. Которую ты покрыл ореолом славы. Ты возвысишься в  новом  теле  и
будешь чтить память о Хьюланне.
   Дух. Но я покинул жизнь неудачником. Я не достиг своей цели.
   Смерть. Тебя убили люди из Убежища. Они думали, что ты схватил  мальчика,
хотя очень скоро поняли, что ошиблись. Люди отнесли тебя в свою крепость  на
операцию. Но они плохо разбирались в  анатомии  наоли  и  потому  не  смогли
спасти тебя. Но они сделают все возможное, чтобы донести правду, которую  ты
узнал, остальным наоли. Скоро война закончится. До того, как людей полностью
истребят.
   Дух. Это хорошие новости. (Наоли поразмышлял какое-то  время  о  призраке
Смерти. Его как-то мало интересовало, как она рассказывала ему,  какую  роль
он сыграл в прошлой жизни.) Ты Смерть?
   Смерть. Да.
   Дух. Мне предстоит снова родиться?
   Смерть. Да.
   Дух. Значит, ты не навсегда?
   Смерть.  Нет.  Давным-давно  твоя  раса  запрограммировала  меня  так.  Я
действую согласно соответствующим законам. Отзываю ваши души в момент, когда
они покидают ваши временные  оболочки,  и  возвращаю  их  в  новое  тело.  Я
располагаю для этого всем необходимым.
   Дух. Ты машина!
   Смерть. Да.
   Дух. А люди?..
   Смерть. Я не знаю об их Смерти. Они состоят из совершенно другой материи.
Хотя, полагаю, они еще не  додумались  до  понятия  "абстрактный  механизм".
Очень печально, но я думаю, что их смерть постоянна. Но если  ты  полагаешь,
что война с людьми хоть  как-то  оправдывается  тем,  что  состояние  смерти
временно, ты ошибаешься.  Твоя  раса  позабыла  об  абстрактных  механизмах,
позабыла о том, что меня создали для воскрешения душ. И о том, что  основное
мое предназначение - сдерживать наоли от агрессивных  проявлений  и  очищать
сознание расы. А сейчас займемся твоей реинкарнацией. Но пока мы не  начали,
программой предусмотрено, чтобы я спросила тебя: кого  или  что  из  прошлой
жизни ты хочешь  оставить  в  своей  памяти?  Или,  может  быть,  ты  хочешь
сохранить  какой-то  урок,  какую-то  Истину?  Дух  (неуверенно).   Охотник.
Доканил. Что должно быть так дорого любому наоли, чтобы пожелать  запомнить?
Что он должен сохранить из предыдущей жизни?
   Смерть. Ты, наверное, смеешься. У Охотника нет души.
   Дух (поразмышляв какое-то время). Тогда вот что я хочу  помнить.  Я  хочу
принести в мою новую жизнь знание о том, что у наоли-Охотника нет души.
   Смерть. Необычная просьба.
   Дух. Это единственное, что стоит помнить, и только это  я  хочу  взять  с
собой.
   Смерть. Пусть будет так.

   Затем последовал взрыв. Жизнь оборвалась, чтобы потом начаться снова.
   Светловолосый человек стоял в укромной скалистой бухточке и смотрел,  как
далеко внизу, подобно видению, сине-зеленое море спокойно  катило  к  берегу
свои волны. Он видел, как мальчик по имени Лео и семеро  мужчин  из  Убежища
хоронили тело наоли в могиле, которую они вырыли в гравии  на  побережье  за
пределами линии прилива, чтобы разрушающие воды не смогли добраться до  нее.
Сквозь полумрак и дождь очертания людей были едва  различимы.  Электрические
огни  на  их  касках  подрагивали,  напоминая  ритуальные   свечи.   Мальчик
наклонился к краю глубокой ямы и бросил первую  горсть  песка  на  застывшее
тело наоли. Он был похож на  маленького  иссохшего  священника  на  каком-то
древнем европейском кладбище, который управлял похоронной процессией у  края
могилы доброго прихожанина.
   Дождь барабанил по лицу мальчика, но он не вытирал ни капли.
   Завывания ветра в бухте заглушали все, о чем говорилось внизу.
   Человек думал, что, возможно, ему нужно  было  пойти  с  ними  и  придать
похоронам торжественность своим официальным присутствием.  Сегодня  хоронили
того, кто сделал так много. Однако человек не смог  заставить  себя  сделать
это, так как Хьюланн был наоли, одним из тех, кто  истребил  его  расу,  или
почти истребил. Его приучили  начиная  с  самого  рождения  ненавидеть  этих
существ. Теперь-то он понимал, что все было  не  так  просто.  Люди  издавна
позволяли иностранцам судить о всей нации сквозь призму  весьма  характерных
личностей  -  своих  солдат  и  дипломатов,  а  также  их  поступков.   Это,
разумеется, было ошибкой, потому что солдаты и дипломаты отнюдь не  являются
лучшими представителями всего народа и  не  разделяют  его  цели,  идеалы  и
верования. Та же ошибка была допущена с астронавтами и  распространилась  на
уровне Вселенной, что в результате сыграло роковую роль.
   Песок быстро запо