днако даже без  мода  она  иногда
снится мне. Я просыпаюсь в холодном поту от еретических ночных  кошмаров,  а
гневные диатрибы  Карен  стучат  в  моем  мозгу.  Я  приказываю  "Боссу"  не
допускать ее в мои сны. Мне очень тяжело без нее, но  Ансамбль  придает  мне
силы.
   То и дело, когда шумным жарким утром я пытаюсь  заставить  себя  включить
сон, я вновь возвращаюсь к противоречию" лежащему в основе моего нового "я".
Оно не меняется, никуда не исчезает. Я прекрасно  понимаю,  что  моя  судьба
должна казаться мне ужасной - но не испытываю никакого ужаса. Я не  чувствую
себя в ловушке. Я не ощущаю себя жертвой насилия. Умом я  понимаю,  что  мое
чувство  удовлетворения  нелепо,  иррационально,  противоречиво.  С   другой
стороны, разве то, что делало  меня  счастливым  раньше,  было  основано  на
безупречном логическое и философском фундаменте?
   У меня бывают минуты одиночества, уныния,  смятения  -  мод  верности  не
вмешивается напрямую в мое настроение. Тогда я слушаю Музыку,  смотрю  ГВ  -
есть много способов заглушить боль.
   Но и самая прекрасная музыка, и самые увлекательные зрелища  когда-нибудь
кончаются, и тогда мне остается только вглядываться  в  собственную  душу  и
задавать себе один вопрос - ради чего  я  живу?  Никогда  раньше  я  не  мог
ответить на этот вопрос, а теперь могу.
   Я живу, чтобы служить Ансамблю.

Глава 6

   Когда Чень Я Пинь вызывает меня в свой кабинет, впервые за шесть месяцев,
я не могу справиться с волнением. Ежедневный распорядок уже настолько въелся
мне в плоть и кровь, что любое отклонение от него - например, такой  пустяк,
как поехать  на  метро  позже  или  раньше  обычного  -  меня  нервирует.  Я
подытоживаю все огрехи в служении Ансамблю, которые  накопились  у  меня  на
совести, и прихожу в ужас. Их так много, что  меня  следовало  наказать  уже
давным-давно. Что меня ждет - выговор? понижение? увольнение?
   Чень немногословна:
   - Вы переводитесь на другую работу.  В  другое  здание.  Будете  охранять
одного из добровольцев.
   Добровольцев? В первую минуту мне приходит в голову, что это эвфемизм для
обозначения таких, как Лаура, похищенных умственно неполноценных  людей,  но
Чень показывает мне фотографию Чунь По Квай, сделанную на церемонии вручения
университетского диплома, и становится ясно, что речь идет совсем о другом.
   - Вы будете работать в учреждении  под  названием  ПСИ  -  "Перспективные
системные исследования". Там никто не знает, чем мы занимаемся здесь,  и  на
это есть веские причины - в высших интересах Ансамбля, чтобы отдельные части
проекта разрабатывались независимо. Так  что  вы  не  должны  ни  при  каких
обстоятельствах обсуждать с сотрудниками ПСИ то,  что  вы  видели  и  узнали
здесь, в МБР. Точно так же вы не должны никому  из  сотрудников  МБР,  кроме
меня, рассказывать о работе ПСИ. Все ясно?
   - Да.
   Меня охватывает головокружительный восторг - я не наказан,  не  отстранен
от работы. Перевод в ПСИ означает доверие. Меня повысили.
   Но почему именно меня? Не Ли Со Лунь? Не Хуан Киня?
   Конечно, все дело в моде верности. Чего я без него стою?
   - У вас есть вопросы?
   - От чего конкретно я буду охранять мисс Чунь?
   Помедлив, Чень сухо отвечает:
   - От непредвиденных обстоятельств.

***

   Я увольняюсь из МБР. Чень снабжает меня блестящим отзывом  и  дает  номер
агентства по трудоустройству, специализирующегося на охране. Я  звоню  туда.
Оказывается, у них как раз есть место,  которое  мне  очень,  подходит.  Они
беседуют со мной по видеофону. Я отсылаю им  биографию  и  отзыв  с  прежней
работы. Через сорок восемь часов я зачислен в штат.

***

   "Перспективные системные исследования" располагаются в черной  как  смоль
башне, чей фасад, похожий по фактуре на толченый  древесный  уголь,  оплетен
пятиметровым слоем сверхтонкой серебряной паутины -  ее  присутствие  выдают
только вспышки солнечного света на полированной поверхности  нитей.  Слишком
броская архитектура поначалу удивляет меня, но я понимаю, что в  этой  части
города иной стиль был бы неуместен. К тому же у ПСИ,  возможно,  нет  причин
стараться не привлекать внимания - скорее всего они не замешаны ни  в  какой
нелегальной деятельности, а формальных связей с МБР не имеют.
   Охрана здесь серьезная, не то что в МБР. На каждом этаже охранники, а при
входе проверка,  как  бывает  в  хорошей  тюрьме.  Чунь  По  Квай  и  другие
добровольцы размещаются в квартирах на тридцатом этаже. Непонятно, зачем  им
еще и личные телохранители. Наверное, на то есть серьезные  причины,  а  это
означает, что у Ансамбля есть враги. При этой мысли меня охватывает ярость и
одновременно решимость не жалеть сил, выполняя свою задачу.  Под  настройкой
я, разумеется, не испытываю ярости, но приоритеты, определяемые моим внешним
"я", остаются в силе.
   Тонг Хой Ман, руководитель службы безопасности, рассказывает мне  о  моих
обязанностях. Мне будут предоставлены дополнительные моды для взаимодействия
со  сложными  информационными  потоками  охраны  ПСИ.  Смена  будет  длиться
двенадцать часов, с шести вечера до шести утра. Режим работы мисс Чунь будет
гибким -  иногда  она  будет  допоздна  находиться  в  лабораториях,  иногда
отдыхать день-два. Но выходить из  здания  она  не  будет,  что  значительно
упрощает мою работу.
   Перед первым дежурством я  волнуюсь,  но  настроение  приподнятое.  Скоро
тайна Ансамбля станет еще  на  шаг  ближе.  Наверное,  слишком  самонадеянно
считать, что я когда-нибудь узнаю об  Ансамбле  все.  Хотя  Чень,  например,
знает все, не так ли? А ведь у нее нет мода верности, я в этом убежден.
   Поколебавшись, я извлекаю на  поверхность  сознания  мои  старые  версии,
касающиеся похищения Лауры. За последние  месяцы  Ансамбль  превратился  для
меня в совершенно отвлеченное  понятие,  и  даже  неловко  связывать  его  с
какими-то конкретными, реальными, земными проблемами. Однако бояться  нечего
- какой бы ни оказалась правда, она не сможет обесценить идеал.  Чем  бы  ни
занимался Ансамбль, каким бы обыденным, суетным это ни  выглядело,  это  все
равно будет работа Ансамбля, и тем самым - самая важная работа на свете.
   Большинство  моих  тогдашних  идей  теперь  выглядят  абсурдом.  Не  могу
поверить, что международная  организация,  ведущая  исследования  во  многих
областях, была создана исключительно  для  того,  чтобы  изучить  врожденное
повреждение мозга, вызванное приемом какого-то неизвестного лекарства.  Даже
если потенциальный  размер  причитавшейся  компенсации  достигал  миллиардов
долларов, было бы нелепо тратить сравнимую  сумму  на  исследования  -  куда
дешевле и надежнее использовать другие пути для саботажа предстоящей тяжбы.
   Только одна гипотеза пока сохраняет какой-то смысл - Лаура-эскейпер. Если
я по-прежнему не  могу  представить,  как  ее  предполагаемый  талант  может
работать на практике, мне остается признать, что я просто слишком  глуп  для
этого. Ведь она же действительно сбежала из Института  Хильгеманна.  Она  же
вышла из запертой комнаты в подвале. Другие объяснения выглядят  уж  слишком
надуманными. Например, вдруг в ту ночь, когда я проник в МБР,  кто-то  забыл
запереть дверь внутренней комнаты, а Лаура вышла и захлопнула ее  за  собой?
Но ведь захлопнуть дверь с таким замком невозможно,  закрыть  ее  без  ключа
ничуть не легче, чем открыть.
   Короче говоря, ясно одно - если телекинез все-таки  существует,  то  ради
его изучения  и  использования  стоило  бы  создать  научный  концерн  таких
масштабов, как Ансамбль.
   А что, если МБР удалось создать мод, реализующий способности Лауры? Тогда
этот мод надо испытать.
   На добровольцах.

***

   "Вверх. Вниз. Вверх. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз.  Вниз.  Вниз.
Вверх. Вниз. Вверх. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Вверх".
   В комнате 619 слышен только этот спокойный ровный голос. Почти  наверняка
говорит человек  -  несмотря  на  все  антропоморфные  причиндалы,  которыми
снабжены системы генерации речи, ни один научный  прибор  пока  не  способен
охрипнуть от усталости.
   Комната уставлена электронными  блоками,  закрепленными  на  стойках.  От
блока к блоку тянутся змеи оптических кабелей. Среди этого хаоса за  главным
пультом сидит пожилая женщина. Она внимательно  смотрит  на  большой  экран,
покрытый разноцветными гистограммами. Рядом стоят двое молодых  мужчин,  они
смотрят туда же. "Метадосье" (фирма "Майндволтс", 3950  долларов)  мгновенно
находит имена всех троих в списке сотрудников,  имеющих  доступ  в  комнату:
Люнь Лай Хань, Лу Кью Чунь, Цзе Юнь Хон. Обращаясь к каждому  из  них,  надо
прибавлять "доктор". Когда я  подхожу  ближе,  доктор  Лу  бросает  на  меня
взгляд, затем снова поворачивается к экрану. Его коллеги меня  не  замечают.
Чунь По Квай нигде не видно, но я предполагаю, что это ее голос доносится из
динамика.
   "Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Вниз. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз".
   Я  замечаю  ее  второго  телохранителя,  Ли   Хинь   Чуня,   стоящего   у
соединительной двери, перед которой в воздухе висит ярко-красная  голограмма
"НЕ ПОДХОДИТЬ". Мы пожимаем друг другу руки,  и  в  этот  момент  моя  копия
"Метадосье" через "Красную Сеть" и мои ИК-чувствительные клетки  вступают  в
стремительный, зашифрованный диалог с копией "Метадосье" в его мозгу,  давая
нам обоим окончательное подтверждение "подлинности" каждого из нас.
   Он шепчет:
   - Рад тебя видеть. От этой ерунды я уже готов на стенку лезть.
   "Вниз. Вниз. Вниз. Вверх. Вверх. Вниз. Вниз. Вверх. Вверх. Вниз".
   - У тебя что, "Страж" не включен?
   - Включен. Не помогает.
   Я ошарашено смотрю на него,  он,  кажется,  хочет  что-то  объяснить,  но
вместо этого лишь уныло качает головой:
   - Сам увидишь.
   "Вверх. Вниз. Вниз. Вверх. Вверх. Вверх. Вниз. Вниз. Вверх. Вверх".
   Ли говорит:
   - Ты знаешь, что она там делает?
   - Нет.
   - Сидит в темноте, смотрит на флюоресцентный экран и объявляет,  в  каком
направлении отклоняются ионы серебра, влетающие в магнитное поле.
   В голову не приходит ничего умного, и я просто киваю в ответ головой.
   - Ну пока, до встречи через двенадцать часов.
   - Ну давай.
   Я принимаю пост у двери, но не удерживаюсь и украдкой  бросаю  взгляд  на
дисплей, которым так поглощены ученые. Гистограммы дергаются,  покачиваются,
но в целом все они мало отклоняются от своей первоначальной формы. То есть в
среднем все флуктуации гасятся. Это означает, как  я  понимаю,  что  процесс
разлета частиц серебра является случайным по всем возможным показателям.
   Если я угадал насчет телекинеза, то Чунь  По  Квай,  наверное,  старается
как-то повлиять на этот процесс, заставить частицы чаще отклоняться в  одном
направлении, чем в другом. Учится применять свои новые способности,  начиная
с малого. Но я не понимаю, почему она сама объявляет  результат.  Компьютеры
наверняка отслеживают показания датчиков, зачем  же  заставлять  добровольца
читать их вслух?
   Гистограммы  гипнотически  мигают,  но  я  здесь  не  для   того,   чтобы
развлекаться, наблюдая за экспериментами. Я отворачиваюсь от экрана и  скоро
убеждаюсь, что слова отвлекают не меньше.
   "Вниз. Вниз. Вверх. Вверх. Вверх. Вниз. Вниз. Вверх. Вверх. Вверх. Вверх.
Вниз. Вверх. Вниз. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Вверх. Вверх".
   Какая-то часть моего мозга ухватывает любой  ритм,  едва  намечающийся  в
случайных сочетаниях слов, а когда он распадается, с еще большим нетерпением
принимается искать новый.
   "Вверх. Вниз. Вверх. Вверх. Вниз. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Вверх.  Вниз.
Вниз. Вверх. Вверх. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз".
   Под настройкой я должен был  бы  просто  не  замечать  ничего  подобного.
Невероятно, но это у меня  не  получается.  Ли  был  прав,  и  "Н3"  в  этом
отношении ничуть не лучше "Стража". Я слушаю и не могу оторваться.
   "Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Вниз. Вниз. Вниз.  Вверх.  Вниз.  Вниз.  Вниз.
Вверх. Вниз. Вверх. Вверх. Вверх. Вверх. Вниз. Вниз. Вниз".
   Самое страшное, что я, невольно  и:  безотчетно,  не  могу  удержаться  и
пытаюсь угадать каждый ответ за мгновение до того, как  он  будет  объявлен.
Даже хуже - я пытаюсь повлиять на ответ. Пытаюсь  внести  какой-то  порядок.
Раз уж я не могу прекратить это бессмысленное бормотание,  надо  попробовать
придать ему какой-то смысл.
   Мне кажется, что Чунь По Квай ощущает то же самое.

***

   Каждый  сеанс  длится  пятнадцать  минут,  затем  следует  десятиминутный
перерыв. Мисс Чунь выходит из ионной комнаты. На ней огромные солнечные очки
- чтобы глаза не отвыкли от темноты.  Она  выпивает  глоток  чая,  разминает
затекшие ноги, отстукивает  странные  ритмы  ногтями  на  корпусе  какого-то
прибора. В первый перерыв она  перекидывается  со  мной  парой  слов,  потом
молчит - бережет голосовые связки. Ученые игнорируют и меня и  ее,  деловито
просматривая данные и запуская немыслимые статистические тесты.
   Каждый раз, когда эксперимент возобновляется, я твердо решаю  не  слушать
эту коварную и бессвязную песенку. Пусть "Н3" меня подвела, но  ведь  должны
же оставаться хоть какие-то следы естественной способности к самоконтролю! Я
стремлюсь к привычному состоянию полной отрешенности от всего, кроме службы,
- но тщетно. По-видимому, это невозможно. Когда я смиряюсь с таким  выводом,
мне становится значительно спокойнее.
   Похоже,  что  ученых  монотонное  бормотание  совершенно  не  раздражает.
Впрочем, для них это не шум, который  они  обязаны  игнорировать,  а  важная
информация.
   Насколько я понимаю,  результаты  по  ходу  эксперимента  не  улучшаются.
Однако я обращаю внимание на одну странность - гистограммы  изменяются  лишь
после  того,  как  объявляется  очередное  направление  разлета.  Это  легко
заметить, когда встречается сплошная серия ионов, улетающих в одном и том же
направлении, - гистограммы становятся все более однобокими, и такая их форма
сохраняется до тех пор, пека не объявляется ион, улетевший в противоположную
сторону. Но ведь если компьютеры  получают  информацию  прямо  от  приборов,
гистограммы должны меняться до, а не после объявления - обработка очередного
события занимает не более нескольких микросекунд, за это время человек  едва
ли успеет даже отреагировать на вспышку света на  экране.  Что  это  значит?
Компьютеры получают информацию не от датчиков, а со слов По Квай - из вторых
рук? Бред какой-то. Наверное, ученым удобнее смотреть  на  данные  именно  в
таком порядке, и задержка просто запрограммирована.
   В 20:35 доктор Люнь наконец-то объявляет, что на сегодня работа окончена.
Трое экспериментаторов, склонившись над пультом, обсуждают  чувствительность
шестого момента биномиального распределения.  Мисс  Чунь  подталкивает  меня
локтем и шепчет:
   - Есть хочется. Давайте удерем отсюда.

***

   В лифте она достает маленький пульверизатор и брызгает себе в горло.
   - Во время работы мне не разрешают этим пользоваться, -  говорит  она.  -
Здесь слишком много обезболивающих и противовоспалительных, боятся  нарушить
чистоту эксперимента.
   Откашлявшись, она добавляет:
   - А кто я такая, чтобы спорить?
   В башне ПСИ есть собственный ресторан, на восемнадцатом этаже. Мисс  Чунь
торжествующе оповещает меня, что в ее контракте оговорено бесплатное питание
- в неограниченном количестве! Она  вставляет  свой  пропуск  в  специальную
щель, и на поверхности стола загорается иллюстрированное меню. Быстро сделав
заказ, она удивленно смотрит на меня:
   - А вы не будете есть?
   - На дежурстве - нет.
   Она недоверчиво смеется:
   - Будете голодать двенадцать часов?  Да  бросьте!  Ли  Хинь  Чунь  ел  на
дежурстве, а вам что, нельзя?
   Я пожимаю плечами:
   - Полагаю, у нас  с  ним  разные  моды.  Мод,  управляющий  моим  обменом
веществ, устроен так, что ему даже проще  поддерживать  оптимальный  уровень
сахара в крови, пока я ничего не ем.
   - Что значит, "проще"?
   - После еды уровень инсулина обычно повышается, от этого возникает такая,
знаете, легкая сонливость. Мод может подавить и ее, но я больше полагаюсь на
устойчивую конверсию гликогена.
   Она качает головой, с  улыбкой,  но  недоверчиво.  Оглядев  переполненный
ресторан, где над каждым столом поднимается столб пара, бесшумно исчезающего
в вентиляционных отверстиях на потолке, она говорит:
   - Ну а эти запахи - они не пробуждают в вас хищные инстинкты?
   - Связь в данный момент отключена.
   - То есть у вас сейчас нет обоняния?
   - Есть, но оно не связано с появлением аппетита. Все обычные сенсорные  и
биохимические сигналы не действуют - я физически не способен ощутить голод.
   - Вот как. - Подъехавшая тележка-робот ловко выгружает на стол ее  первое
блюдо. Она берет порцию каких-то  головоногих,  быстро  жует.  -  А  это  не
опасно?
   -  Нисколько.  Если  запасы  гликогена  в  моем  организме  упадут   ниже
определенного уровня, я получу сообщение об этом.  И  дальше  решение  будет
зависеть от меня.  По-моему,  куда  удобнее,  чем  неотвязные  муки  голода,
которые могут отвлечь от чего-то более важного.
   Она кивает:
   - Получается, вы заставили свое тело обращаться с вами, как со  взрослым.
Отменили политику кнута и пряника - она хороша, чтобы  добиться  правильного
поведения от животных, но у  людей  свои  приоритеты.  -  Она  снова  кивает
завистливо. - Я понимаю, эти очень соблазнительно. Но где граница?
   - Какая граница?
   - Граница между "вами" и "вашим телом".., между  влечениями,  которые  вы
считаете "своими" и такими, которые вы рассматриваете как навязанные  извне.
Действительно, зачем терпеть неприятные ощущения,  когда  хочется  есть?  Но
тогда зачем отвлекаться на секс? Или  поддаваться  стремлению  иметь  детей?
Зачем  страдать  от   горя?   От   чувства   вины?   Сопереживать   кому-то?
Прислушиваться к обычной логике? Вы хотите сами  себе  установить  жизненные
приоритеты, но кто-то другой предпочтет иметь свои, естественные.
   Она смотрит на меня язвительно, как бы ожидая, что  я  сейчас  вскочу  на
стол и  публично  отрекусь  на  веки  вечные  от  подавления  аппетита,  ибо
предупрежден о тех ужасных последствиях, которые оно может иметь. У меня  не
хватает духа сказать ей, что ее предупреждения запоздали - по всем пунктам.
   Я говорю:
   - Все, что вы делаете, вас изменяет.  Вы  поели  -  и  стали  уже  другим
человеком. Вы не поели - и тоже стали другим человеком. Брызгание лекарством
в горло делает вас другой. Какая разница,  применять  мод,  чтобы  отключить
голод, или применять лекарство, чтобы отключить боль? Это одно и то же.
   Она качает головой:
   - Так можно все упростить до абсурда. Все имеет свои "крайние и умеренные
формы, и вы всегда можете сказать, что это, в сущности, "одно и то  же".  Но
нейронные моды и анальгин - не одно  и  то  же.  Потому  что  моды  изменяют
главные человеческие ценности...
   - А пока не было модов, они не менялись?
   - Медленно. И только по серьезным причинам.
   - Иногда и по несерьезным. Или  вообще  без  причин.  Разве  обыкновенный
человек разрабатывает для себя во всех деталях некую  этическую  систему,  а
потом живет строго по ней, по ходу дела исправляя замеченные ошибки? Так  не
бывает. Большинство людей просто действуют, по  обстановке,  а  их  характер
формируется вообще без их участия.  Так  почему  они  не  имеют  права  себя
изменить - если это сделает их счастливее?
   - Но кто становится счастливее? Тот, кто прибег к  моду,  превращается  в
другого человека.
   - Это старо. Изменение равно самоубийству.
   - Что ж, может быть,  так  оно  и  есть.  -  Она  неожиданно  смеется.  -
Наверное,  то,  что  я  говорю,  звучит  жутко  лицемерно.  Если   маленькая
нравственная хирургия создает новую личность, то я, с  моим  единственным  и
неповторимым модом, вообще отношусь к другому биологическому виду...
   Я быстро прерываю ее:
   - Здесь вы не должны об этом говорить.
   Она хмурится:
   - Почему? Ведь это ресторан нашей фирмы,