нил из праздно слоняющейся толпы знакомые крутые бедра институтки. Она стояла с мужчиной неподалеку от разноцветного Волшебного Дерева, излюбленного аттракциона всех несовершеннолетних жителей Анагравы. Я сразу узнал их - центаврианца и Лейлу.
     В окружении десятков разновозрастных ребятишек, лупящих бумерангами кто ввысь, а кто и во все остальные стороны света в надежде сбить себе какой-нибудь киндерсюрприз, на фоне их благообразных мамаш, папаш и электронных Мэри Поплине, скучающих на лавочках поодаль, выглядела эта пара зловеще. По крайней мере, одного случайного взгляда, брошенного на них, хватало, чтобы определить: эти озабоченные, хмурые люди не имеют к резвящимся детям, к этой залитой солнцем площадке, к конфетти и поп-корну, к, киберстрекозам и киберчервячкам никакого отношения.
     Лица у них были такие, словно оба дожидались, когда же, наконец, все вокруг сгорит в липком пламени термоядерного фугаса.
     Лейла была, как всегда, при черной вуали, на профессиональной высоты каблуках и с вызывающим декольте. А вот центаврианец, напротив, оделся нарочито строго. На нем мешком висел сталистого цвета костюм с высоким воротником и широкими рукавами. Его ноги, несмотря на жару, были обуты в высокие черные полусапожки государственного служащего. Костюм был застегнут на все пуговицы. А в руке центаврианец сжимал... тот самый мелодичный контейнер.
     Залетный бумеранг с гулом стукнулся о стенку контейнера.
     Какой-то мальчонка лет тринадцати полез извиняться. Лейла непедагогично зашипела в его адрес. Центаврианец скривился и погрозил озорнику пальцем, приговаривая какие-то гадости.
     "Контейнер при нем! Значит, не ошибся! Не ошибся!" - твердил я, не сводя глаз с Лейлиного крупа.
     Но особого ликования почему-то эта мысль в моей душе не вызвала.
     Напротив, у меня в животе вроде как все вмиг опустело. Горло сжал такой знакомый по Глокку спазм. Помнится, наш ротный психолог называл такой спазм "физиологической интуицией"...
     Только тогда, в парке, до меня наконец дошло: на протяжении всей этой охоты на Лейлины секреты я все-таки в глубине души надеялся, что это не всерьез. Что Лейла просто сексуальная маньячка со странностями. Что их дружба с центаврианцем не имеет никакого отношения к психосканированию наших вояк. И тэ да и тэ пэ.
     Мы верим только в то, во что нам удобнее верить. Вот такие мы страусы.
     Но теперь же сомнений совсем не оставалось - удобно не удобно, а изволь хавать правду. Увы, вместе с осознанием этого факта в моем мозгу начала крепнуть уверенность, что я снова вляпался в дерьмо по самое не балуйся.
     Лейла и центаврианец оглашали детскую площадку темпераментной руганью. Наверное, опять не сошлись в цене. А может, очередной залетный бумеранг шлепнул Лейлу по крепкой заднице. Я же, на негнущихся ногах человека, открывшего "страшную тайну", направился к загодя взятому на заметку окну видеосвязи, которое располагалось метрах в пятидесяти от Волшебного Дерева. Согнувшись в три погибели и едва не касаясь носом экрана - конспиратор хренов, - я прошептал нужный номер.
     - Это полиция?
     - Да. Участок двести восемь.
     - Девушка, я хотел бы заявить на центаврианца по имени Йом Хоми.
     - Тип правонарушения?
     - Шпионаж.
     - Как вы сказали? Говорите громче! Не шепчите!
     - Шпи-о-наж. У меня есть сведения, что Йом Хоми и Лейла Кахтан вошли в преступный заговор с целью
     незаконного психосканирования военнослужащих правительственной армии.
     В этот момент я вдруг со всей ясностью осознал, каким олигофреном сейчас выгляжу. В глазах гуляющих родителей и их чад, в глазах этой девушки из полиции... Безумный взгляд, отрывистый шепот...
     Шпионы. Спрашивается, ну какие могут быть шпионы в такой чудесный день? Но мне ничего не оставалось, как гнуть свою линию.
     - Все это очень интересно... но дело в том, что мы не занимаемся подобного рода правонарушениями, - мило
     улыбнувшись, отвечала полицейская. По этой улыбке я сразу определил, что она уже поставила мне диагноз: очередной чокнутый фантазер, одержимый шпиономанией.
     - Если не вы,то кто тогда занимается подобными правонарушениями?
     - Ну... это всем известно. Шпионаж находится в ведении Управления Оперативной Разведки.
     - Тогда подскажите мне номер контактной службы...
     - Сейчас, минуточку... Хотя в принципе на вашем месте я бы...
     - На моем месте вы делали бы то же самое, милая девушка! - не выдержал я. - Потому что я только что собственными глазами видел, как эта самая Лейла Кахтан передала центаврианцу Йому Хоми контейнер, набитый инфокристаллами с результатами психосканирования наших с вами коллег! Я лично видел незаконно установленный психосканер в комнате у Лейлы Кахтан!
     - Не нужно так нервничать, молодой человек! Сейчас, одну минутку...
     Но не успела девушка одарить меня номерком информатория оперативной разведки (а ведь я мог и сам догадаться, растяпа, что звонить нужно в первую очередь туда), как моя шея вздрогнула от холодного металлического прикосновения.
     Неужели ствол пистолета? Черт возьми, да это как в комедии про агентов национальной хурманчианской безопасности!
     Однако смеяться мне почему-то не хотелось. Так всегда бывает, когда кинокомедия перемещается с экрана видеокубика в гущу твоей персональной, единственной жизни.
     - Не шевелиться, - сказал мужской голос у меня за спиной.
     Сразу вслед за этим облаченная в серебристую перчатку рука нырнула мне под мышку и, метнувшись к панели управления видеоокном, нажала на кнопку "Конец связи".
     С характерным электрическим шорохом экран погас, а у меня вдоль хребта поползли предательские мурашки.
     - Хреновые твои дела, парень, - объяснил тот же вкрадчивый голос. Если бы змеи могли говорить, уверен, голоса у них были бы такие же точно. - Сейчас
     ты отдашь мне свою сумку с "Майкрософтом" и медленно, очень медленно, пойдешь по направлению к
     тому черному мобилю. Видишь? Да-да, к тому, который припаркован на стоянке "Макарры". И не вздумай брыкаться л строить тут передо мной бэтмена, рядовой Сергей ван Гримм...
     "Боже, они уже и имя мое вынюхали! - ужаснулся я. - Да ладно имя. Они знают даже марку моего пистолета-пулемета! А ведь я его еще и не доставал!"
     Это довольно-таки неприятная ситуация. Когда "они" про тебя знают все, а ты про "них" - ничего. Кроме того, что "они" - шпионы.
     Не оборачиваясь, я покорно отдал ему сумку. Увы, теперь я оказался совершенно безоружен. С деланной непринужденностью шагая в сторону указанного мобиля, я бросил косой взгляд в сторону Лейлы и центаврианца.
     Они все еще разговаривали и, кажется, вообще не видели меня и моего конвоира. А может, и видели, но делали вид, что их это не Касается...
     Я уже мысленно составлял завещание, как вдруг отчетливо услышал глухое "б-бац!", вроде как стекло треснуло.
     Вслед за этим "бац" мой конвоир взорвался отборной руганью. Между прочим, судя по характерным прищелкиваниям языком, матерился он на каком-то из веганских диалектов.
     Но главное - хищное дуло неведомого ствола на секунду рассталось с моим затылком! Наконец-то суровые капитаны оперативной разведки восстановят пошатнувшуюся справедливость!
     Но, как говорится, на кэпа надейся, а сам не плошай.
     На этот раз реакции мне хватило с избытком. Не прошло и трети секунды после неожиданного "бац", а я уже развернулся к моему конвоиру лицом. Не успела окончиться вторая треть, а мое колено уже врезалось во вражеский живот, в то время как локоть правой руки уже вошел гаду в отменно болевую точку между лопатками.
     Упал на землю пистолет. Сразу вслед за этим разжавшиеся пальцы шпиона выпустили конфискованную у меня сумку.
     Я успел не только отметелить его по первому разряду, но и рассмотреть. Действительно, веганец. Длинные патлы, узкие плечи, перекачанные ноги и руки, непредставительно хилый торс...
     Я даже в лицо ему заглянул - между двух хуков, так сказать. Такое себе, обыкновенное лицо. Разве что глаз серьезно подбит, да и другой тоже кровоточит. Оно и понятно: в глазное яблоко впился оптический пластик темных очков. Да еще и губы раскровянены... Будет дураку наука, как надевать на дело солнцезащитные очки.
     Особо не размышляя, я снова наподдал веганцу под дых. Интересно, как полиция квалифицирует мои действия? Хорошо, если как самооборону, А если нет?
     И только тут до меня доперло, что же, собственно, произошло. Один из беспризорных бумерангов - тот самый, при помощи которого я только что помогал выбить стрекозу-сюрприз из Волшебного Дерева, - волею случая врезался моему обидчику прямо в очки, очки врезались в глаза, а дальше - как положено...
     Однако волею случая ли?
     Я медленно обернулся. На расстоянии десяти шагов от нас стоял, широко улыбаясь, тот самый крепыш, который недоел каши. Тот самый, что позабыл сказать мне спасибо. Вот оно, значит, какое "спасибо" оказалось!
     - Ну ты крутой пельмень, честное слово! - крикнул я, для острастки еще раз насаживая грудь веганца на свое колено.
     - А ты думал. - Он махнул мне рукой и смешался с толпой быстрее, чем я успел сказать еще что-нибудь.
     Толпа в парке между тем успела сориентироваться. Над детской площадкой поднялся несусветный визг. Мамаши хватали в охапку своих детей. Папаши поддерживали падающих в обмороки мамаш. Киберняни накрывали вверенных им чад защитными куполами и звонили по всем доступным номерам: в экстренную медпомощь, в полицию, в управление ЧС и дальше по восходящей вплоть до Господа Бога.
     Не обращая на весь этот переполох никакого внимания, я добивал незадачливого веганца. Еще один апперкот... И еще...
     Он упал на землю бесчувственным кулем с удобрениями и больше уже не рыпался. Я, взвинченный животным страхом, в последний раз добавил ему по ребрам.
     Не знаю, чем бы это все кончилось для веганца, если бы на другом конце площадки не произошло нечто, направившее мои мысли в другую сторону. Вместе с паникующей толпой я услышал звуки четырех выстрелов и, оставив в покое не представляющего более опасности веганца, обернулся.
     Ну да! Так я и думал!
     То есть ничего такого, лупцуя веганца, я, конечно, не думал. Но мог бы предположить.
     Быстро-быстро перебирая своими длинными ножищами, центаврианец Йом Хоми направлялся в сторону шикарного оранжевого мобиля. А на белых плитах детской площадки, в сени Волшебного Дерева лежала, истекая кровью, Лейла. Ее правая нога судорожно скр„бла землю, а руки были раскинуты в стороны буквой "Т".
     Восстановить мотивы Йома Хоми были несложно. Увидев нашу драку, он решил, что ситуация выходит из-под контроля, и решил сматываться, попутно заметая следы. Вот, значит, замел.
     Четыре пули были всажены в привычное к мужским ласкам тело Лейлы по всей науке. Одна - в живот, в солнечное сплетение. Одна - в сердце. Одна - в шею. И еще одна - в голову. Чтобы даже самый искусный реаниматор из оперативной разведки не смог вернуть мозг излишне информированной девушки Лейлы к призрачной жизни мыслящего тростника. Мыслящего и помнящего.
     Так вот, значит, чем центаврианские шпионы расплачиваются со своими наивными помощницами...
     И тут я осознал, что, если позволю этому гаду центаврианцу уйти, меня перестанет уважать даже моя собственная фотокарточка.
     Я поднял с земли оброненный веганцем пистолет и помчался к черному мобилю. К тому самому, к которому пытался отвести меня мой незадачливый конвоир.
     Превышая все городские ограничения скорости, мы мчались по бульвару Рождества, украшенному статуями Санта-Клаусов различной степени бородатости и упитанности. Я - на уведенном черном мобиле веганца, центаврианец - на своем оранжевом.
     Мы двигались в сторону космопорта - в этом у меня сомнений не было. Хотя центаврианец и закладывал немыслимые виражи, то и дело заскакивая на периферийные улочки и развязки, обставить меня ему не удавалось.
     Между прочим, во время этой сумасшедшей погони выяснилось, что я неплохо ориентируюсь в Анаграве. По крайней мере, центаврианец знал столицу ненамного лучше. Дважды он едва не заехал в тупик, один раз ему пришлось разнести в щепу заграждение ремонтников и выехать на изрытую колдобинами полосу, с которой мы оба едва съехали...
     Вообще, было видно, что во время вождения загадочный Йом Хоми думает. В то время как любому водителю Анагравы ясно, что думать за манипулятором мобиля совершенно незачем.
     Жалеть приходилось только об одном: гнаться за Йо-мом Хоми пришлось на обычном, ну, может, чуть более скоростном и комфортабельном, чем обычно, мобиле. А не на гравикаре.
     Я льстил себе мыслью о том, что на гравикаре догнал бы Хоми в два счета. И на счет "три" уже приставил бы к уху мерзавца свою пушку...
     Что именно я буду делать, когда наконец-то настигну центаврианца, я так и не решил - времени на размышления у меня не было.
     Бить рожу?
     Стрелять на поражение?
     Держать под прицелом до приезда соответствующих лиц?
     Все это вместе или все это по порядку?
     Однако я был совершенно уверен: настигнуть Йома Хоми необходимо. Потому что, если бы полиция могла или хотела сделать что-нибудь, она бы уже, черт возьми, сделала!
     А так... Где хоть один патруль дорожной службы? Где? Ведь по городу с бешеной скоростью носятся два представляющих опасность для окружающих мобиля?
     Где была охрана парка, когда веганец брал на мушку праздно гуляющего рядового Сержа ван Гримма, находящегося в увольнении? Когда другой козел расстреливал в упор институтку Лейлу Кахтан на глазах у детей и простых обывателей?
     Где, в конце концов, хоть какая-нибудь контрразведка, для вящей стратегической маскировки именуемая "разведкой"? Ведь кто-то же должен в принципе ловить шпионов?
     Ответов на эти вопросы я не знал. Я просто давил на газ и пожирал взглядом упитаный круп оранжевого мобиля со странными, очень странными номерами...
     Мы были уже у самого космопорта на улице Космического Спокойствия.
     Мы промчались мимо "Тихой пристани" с гигантским футбольным полем, которое просвечивало сквозь частокол желто-бурых кипарисов. Где-то там на синтетически-зеленом поле давал дрозда в составе временной сборной команды правительственной армии форвард
     Спайк Дулли.
     Я некстати задумался о том, что, если бы во время полета на Марс наши со Спайком капсулы не располагались рядом, я никогда не познакомился бы с этим праведным работоголиком-танкистом. А значит, никогда не достал бы интроочки и никогда не уличил бы Лейлу.
     А значит, не мчался бы сейчас по улице Космического Спокойствия, высунув язык от напряжения и тревоги. Выходит, если бы не прихоть компьютера, выдавшего нам со Спайком билеты на соседние места, Лейла была бы жива.
     Правду говорят: наша жизнь нагромождение случайностей. Иногда - счастливых, иногда - не очень.
     Мы ехали вдоль длинного стеклокерамического забора высотой метра эдак четыре. Как и положено забору, этот был разукрашен затейными граффити. Там было на что посмотреть: видеоряд не ограничивался простенькими "мазафака". В частности, квант моего внимания отожрал откровенно подстрекательский призыв:
     Если ты герой в натуре - Так нассы в прокуратуре!
     Были и политически неактуальные мысли, выраженные в форме детской считалочки. Каждая буква стишка имела метра три в высоту.
     Раз, два, три, Раз, два три, Жопу скату подотри!
     Оранжевый мобиль уверенно лидировал, поднимая тучи красной марсианской пыли. Я не особо торопился сокращать дистанцию - куда ему деваться? Левых поворотов не намечалось, справа тянулся забор космопорта.
     А что там впереди? Ну, заправочная станция кэбов. Да закусочная "Ням-ням" с десятком мирно припаркованных мобилей. За ними - несколько километров пустой дороги, упирающейся в юго-западные, самые непопулярные среди трудящихся и курортников Марса грузовые ворота космопорта. Откровенно, говоря, я очень надеялся, что вот там-то нас точно поджидает какой-нибудь занюханный кордончик полиции...
     Промчавшись мимо закусочной, я снова погрузился в облако красно-розовой пыли. Из-за этого-то облака я не сразу понял, куда делся оранжевый мобиль. Не мог же он уйти в подпространство, в самом деле!
     А что, если мог?
     Чушь собачья!
     Я резко остановился. Слева от дороги - каменистая, не облагороженная никакими агрофокусами пустошь.
     Вдалеке, в бурой дымке - унылая промзона.
     Справа - забор с сильно поредевшим и содержательно поскучневшим по мере удаления от города граффити.
     Впереди - тоже пусто. Может, центаврианец в небо взмыл, как жаворонок?
     Подозрительно озираясь, я вышел из мобиля и поднял глаза к небу.
     Небо как небо. Радуга, слепящее термоядерное солнце, рядом - еще одно солнце, богоданное. Бледное, правда, и маленькое...
     Вдруг на мои издерганные уши обрушилась настоящая лавина звуков. Впрочем, к мобилю это снова-таки не имело никакого отношения. Уж я-то знал это ритмичное фырканье! Взлетал не очень вместительный космический кораблик...
     Я повернулся в сторону скрытого забором космопорта и обмер. На заборе прямо перед моими глазами висела неброская, особенно на фоне яркого граффити, синим по белому, табличка: "Вход-32". Рядом - тускло переливающийся значок в виде парящей в пространстве розы: "эстетическая голограмма".
     Это значит, что из эстетических соображений (хотя при чем тут эстетика - ведь пустырь же?) вход замаскирован под стандартный участок забора. Кому надо - те знают, где вход. А кому не надо - тот и не узнает...
     Не требовалось быть Эйнштейном, чтобы определить: именно туда, в этот лаз, и зарулил Йом Хоми, пока я предавался пустым мечтам о спасительном полицейском кордоне.
     Я пытался повторить подвиг центаврианца и заехать в космопорт по-человечески, но потерпел поражение. Замок "Входа-32" требовал какую-то загадочную "дипломатическую карту". Неужели эта центаврианская сволочь еще и дипломат, ко всем своим достоинствам?
     Ну да. Странные номера на оранжевом мобиле - дипломатические. Я мог бы и быстрее догадаться...
     Может, попросту перелезть через забор?
     Однако внимательный осмотр препятствия говорил о том, что это не лучшая идея. Густая сеть биошокеров наверху не оставляла надежды, что мне удастся спуститься с той стороны целым и невредимым.
     - Ну кому нужна такая жестокая защита? Подумаешь, какой-то драный коммерческий космопорт! Какие там могут быть секреты? - проворчал я себе под нос.
     Правда, справедливости ради нужно сказать, что, судя по обилию граффити, по вечерам возле этого забора наверняка полно подвыпивших и обкуренных подростков. И посредством биошокеров муниципалитет Анагравы спасал не столько призрачные секреты космопорта, сколько жизни своих не вполне половозрелых жителей.
     Что же делать?
     Толковая мысль пришла в мою голову, как обычно, неожиданно.
     "Если я не могу перелезть через забор, значит, нужно через него перелететь!"
     Спустя минуту мой мобиль уже мчал к закусочной. Словно заправский рейнджер из антитеррористической группы, я пулей выскочил из кабины мобиля, вставшего аккурат рядом с новехоньким кэбом.
     Облюбованный мною аппарат не был беспризорным. Более того, водитель сидел на положенном ему месте и уплетал горячую лапшу с креветками из ведерка с эмблемой системы закусочных "Ням-ням".
     - Извини, дружище, но мне очень нужен твой кэб, - буркнул я, словно коршун хватая несчастного за шиворот и не очень-то деликатно выволакивая его из кабины.
     Не успел водитель окончить свою тираду, смысл которой в целом сводился к описанию моей родословной, а я уже уселся на его загаженное лапшой и креветками сиденье и что было дури дернул на себя манипулятор. Завывая холодными двигателями, кэб неохотно пополз вверх.
     Для кэба преодолеть забор космопорта было делом плевым. Разве что штраф за такие развлечения был равен тысяче восьмистам талерам.
     Впрочем, до денег ли мне было в тот день?

***

     Даже самый тихоходный кэб быстрее любого, даже самого быстроходного мобиля. Вот почему на месте шпионов я пользовался бы толь