ься ее выполнения - его проблема. А если решения не существует,
он просто доложит об этом. Но, судя по тому, что пилот запустил стартовый
отсчет, он нашел решение.

Пока бот, натужно ревя перегруженными двигателями, карабкался вверх,
"Е-7127" еще раз проанализировал полученную информацию. Он так и не понял
ни того, почему Верховный Контролер Беграны использовал для передачи
Планетарный узел связи, ни того, зачем он вообще обратился напрямую к столь
ничтожному исполнительному механизму, как старший ОУМ одного из своих
Разрушителей, но, как и любой Измененный, не стал особо мучиться этими
вопросами. Верховные Контролеры ВСЕГДА поступали так, как считали нужным. И
это ВСЕГДА считалось правильным. Поскольку и сами правила устанавливали
именно Верховные Контролеры.

Код Верховного Контролера не был им до конца расшифрован. Но "Е-7127" это
не волновало. Так было всегда. Верховный Контролер был разумом столь
высокого порядка, что его распоряжения всегда несли в себе как бы несколько
смысловых уровней. Каждый из которых был предназначен разуму определенного
уровня. "Е-7127" не сомневался, что Первый Контролер Разрушителя сумеет
понять из послания Верховного Контролера намного больше, чем он сам.
Впрочем, то, что касалось его уровня ответственности, он уяснил абсолютно
точно. Верховный Контролер Беграны заинтересовался местным генофондом и дал
указание расширить программу исследований. Основным компонентом программы
теперь становились исследования индивидуальных особенностей различных
представителей местного "дикого" генофонда. И значит, теперь главной
задачей для десантного отряда была не только комплексная оценка, проводимая
параллельно с зачисткой территории, осуществляемой по заданию Планетарного
Контролера, а в первую голову - отлов и отбор наиболее интересных особей.
Это требовало усиления десантной группы, так как возможности силового
подавления сопротивления дикого генофонда резко сужались. Кроме того, чуть
ли не на порядок увеличиваются потери. Да и ареал поиска следует расширить.
Но обратиться с таким вопросом к Планетарному Контролеру ОУМ мог только в
статусе исполнительного механизма Первого Контролера Разрушителя.

Двигатели бота взвыли последний раз и отключились. По-видимому, напряжение
все-таки оказалось для них слишком большим, потому что со стороны
двигательного отсека заметно потянуло гарью. Но пилот продолжал работать,
не обнаруживая никаких признаков тревоги. И ОУМ продолжал спокойно
анализировать возникшие варианты.

Похоже, они действительно сожгли двигатели бота. Спустя пятнадцать минут
над верхним блистером показалась громада орбитального шаттла. Пилот чуть
повернул голову влево - ему не нужно закидывать подбородок, поскольку
лицевой интерфейс предоставлял круговой обзор, - и легким движением руки
коснулся пары клавиш. Крылья бота втянулись в бортовые обтекатели, и почти
сразу же сзади надвинулся раскрытый зев загрузочного люка шаттла. Бот с
гулким звуком ударился о ребристый пол трюма, притянутый местным гравиполем
шаттла. Пластальная плита люка, в планетарных условиях обычно служащая
трапом, встала на свое место. Но "Е-7127" этого уже не видел. Он поднялся,
разблокировал аварийный выход и вышел наружу, раздвинув плечом туго
обтянувшую его одностороннюю мембрану. В трюме царил абсолютный вакуум и
температура, близкая к абсолютному нулю. Но эти факторы могли доставить ему
лишь небольшое неудобство. Такты были приспособлены и к действиям в
открытом космосе. Правда, для этого они обычно оснащались набором
специального снаряжения, но сотни шагов до внутреннего шлюза он вполне мог
преодолеть и без специального снаряжения. Подбор был выполнен
безукоризненно, и у него не было никакого желания терять время. Тем более
что Первый Контролер, наверное, мог бы более четко объяснить ему смысл
пожеланий Верховного Контролера.

Базовый системный разрушитель был гигантским кораблем. По существу, это был
искусственный мир, населенный более чем тридцатью тысячами разумов. От
самых примитивных, основной функцией которых было поднятие и перемещение
тяжестей, до Первого Контролера, искусственно выращенного разума, чья
интеллектуальная мощь уже была сравнима с мощью Верховного Контролера. Этот
корабль-монстр имел вид кристаллической друзы, центральный кристалл которой
имел длину почти пять километров, остальные кристаллы были намного меньше.
Часть из них примыкала к центральному корпусу вплотную, а часть расходилась
в стороны, образовывая нечто, похожее на короткие и толстые крылья. Издали
казалось, что вся поверхность исполинского корабля была густо усыпана
наростами, представлявшими собой антенные блоки, узловые излучатели, спарки
непосредственной обороны и иные устройства, необходимые для полета и боя.
На самом деле одно устройство располагалось от другого на расстоянии не
менее двух сотен метров.

Когда шаттл подошел к Разрушителю на расстояние двадцати километров, в
средней части огромного корпуса открылись ворота ангара, похожие на мелкую
оспинку. Но, когда дистанция сократилась до нескольких десятков метров,
стало ясно, что эти ворота способны пропустить внутрь одновременно четыре
подобных шаттла. Но ОУМ не обращал никакого внимания на эту величественную
картину. Она была привычна. "Е-7127" успел обменяться с Первым Контролером
идентификационными кодами-приветствиями и запросить разрешения на обмен в
условиях максимальной защиты. Бесстрастный голос Первого Контролера
ответил:

"Доступ на Командный уровень через восьмую лифтовую шахту".

Старший ОУМ поднялся до Командного уровня и двинулся по широкому коридору.
Коридор был почти пуст. Только у развилки мерно гудел ремонтноуборочный
комплекс, над которым торчала безволосая голова оператора. Это был крайне
мощный, но крайне примитивный комплекс. Управляемый не менее примитивным
разумом. Основной задачей конструирования Измененных было создание вот
таких идеальных исполнительных механизмов. Они были вершиной
функциональности. Ни одна самопрограммирующаяся электронно-механическая
система не имела такой степени автономности и ремонтопригодности, в то
время как их препарированные мозги были сосредоточены только на
качественном выполнении узкого перечня функциональных задач. Так что, хотя
любой Измененный по отношению к низшему генофонду считался Высшим,
мыслительные способности этого индивида были намного ниже, чем у самого
тупого жителя куклоса любой из планет Единения. И большинство тех, кто
подвергался Изменению, становились именно такими примитивными
исполнительными механизмами. Впрочем, землян среди этого большинства
практически не было. Способности здешнего генофонда были настолько
уникальными, что большинство отобранных для Возвышения пока еще даже не
были пущены в дело, так как подвергались интенсивным исследованиям на
Лунной базе.

Коридор сделал последний поворот, и ОУМ оказался перед огромными
двухстворчатыми дверями, ведущими в Центральный командный комплекс. Разум
Первого Контролера был рассеян по множеству управляющих модулей и
мнемоблоков, располагавшихся в десятках, сотнях и тысячах защищенных
консолей по всему кораблю. Но стандартные процедуры требовали при обмене
информацией подобного уровня обеспечить максимально возможный уровень
защиты. А самым защищенным местом любого корабля всегда являлся Центральный
командный комплекс. Всякие контакты между носителем и посторонними до
обеспечения требуемого уровня защиты должны быть исключены. Этим и
объяснялась пустота лифтового холла и коридоров. Впрочем, не абсолютная. Но
кто будет принимать во внимание уборщиков?.. На Землю "Е-7127" вернулся
только через шесть дней. За прошедшее время с борта Разрушителя было
переброшено на поверхность Земли почти шестьсот тонн аппаратуры, семьдесят
дополнительных единиц исследовательского и технического персонала и два
полных пула тактов. А также получено разрешение Планетарного Контролера на
расширение ареала поиска. От того, что ему предстояло сделать, старший ОУМ
испытывал легкий дискомфорт. Вообще-то эта задача для опытного Контролера
второго уровня, а отнюдь не для профессионального военного, и поначалу они
с Первым Контролером рассматривали возможность поставить во главе
экспедиции Контролера-аналитика. На любой другой планете это решение было
бы принято к исполнению. Но не на Земле. Эффективность исследовательской
программы в случае принятия такого решения приближалась к девяноста трем
процентам, но когда они попытались посчитать вероятный уровень потерь...
Так что "Е-7127" вновь возвращался на поверхность Земли, и... он внезапно
поймал себя на том, что такое решение ему отчего-то чертовски нравилось. В
этой планете было что-то невероятно привлекательное. Все - леса и равнины,
реки и озера, горы и долины, океаны и даже сам воздух притягивали его
какой-то диковато-воинственной красотой. И даже "дикий" генофонд этого
мира, самое грязное, что может встретиться в подобных новообращенных мирах,
и тот отличался, так как "дикие" не просто прятались по углам, оттого что
не имели сил сохранить прошлое и отчаянно страшились того Великого
будущего, которое несло в себе Обращение. Они продолжали бороться. На
других планетах, жители которых считали себя венцом мироздания, эти жители
превращались в жалких беззубых крыс, обреченных на медленное и неотвратимое
угасание. Но земляне были не такими. Эти крысы имели зубы и не боялись
пускать их в ход. А их укусы всегда оказывались неожиданными и довольно
болезненными. Они, как бы ни абсурдно звучала эта мысль, до сих пор
пребывали в готовности забрать обратно свою планету. И ОУМу это нравилось.
Конечно, такое чувство было серьезной уступкой человеческой составляющей,
но, похоже, Земля действовала так не только на "Е-7127". Как он недавно
узнал, Планетарный Контролер действительно имел привычку ехидно скалиться
во время сеансов связи.

9

- Эй ты, уродец, ну-ка просыпайся.

Уимон оторвал голову от валика, скатанного из свалявшихся и подгнивших
остатков лосиной шкуры, и тут же охнул, поскольку сразу же за этими словами
последовал чувствительный пинок в бок. Мальчик резво вскочил на ноги и
подобострастно вытянулся. Имнак-самец окинул его презрительным взглядом и,
брезгливо сплюнув через оттопыренную нижнюю губу, отошел в сторону. Уимон
потер кулаками слипающиеся глаза. Вчера он с другими детьми до поздней ночи
перебирал просо, приготовленное на обмен. Сегодня на рассвете уходил
караван в соседний куклос, и надо было подготовить двенадцать мешков.
Асликан-родитель весь вечер ругался, что не успевают к сроку. Но они
успели. Однако, если другие дети, сладко посапывая, еще видели сны, ему уже
надо было вставать, чтобы помогать кухаркам. Уимон зевнул еще раз, потер
глаза и, поеживаясь, натянул через голову рабочую одежду - джутовый мешок с
дырами для рук и головы. Пора было приниматься за работу. У Имнака, как и у
любого самца, был отвратительный характер: он обязательно зайдет на кухню
поглядеть, как Уимон там справляется. И если его там не окажется...

Они с отцом добрались до этого куклоса уже на исходе зимы. Дорога оказалась
трудной. Дважды они чуть не погибли. Первый раз, когда в гольцах попали в
сильный буран и потеряли всех лошадей и все снаряжение. Даже охотничий
арбалет отца. Слава богу, весь запас соли и сушеного чеснока отец нес на
себе. А второй, когда отцу на протяжении двух недель не удалось добыть ни
кусочка мяса. Они тогда совсем обессилели от голода. И выжили только чудом:
еле передвигавший ноги Уимон рухнул в сугроб, его руки случайно нащупали
что-то еще более холодное, чем снег. Это была заледеневшая тушка дикого
голубя. Закостеневшие на морозе крылья птицы были раскинуты в стороны.
Значит, голубь умер прямо в полете. Мяса в этой птице, которая обессилела
от голода ничуть не меньше, чем они, почти не было, но отец насобирал
хвороста и сварил бульон, которого им хватило на два дня. А на третий отец
сумел подбить камнем пару зайцев-зимников.

Родной куклос встретил их мертвой тишиной. Барьер был почти полностью
засыпан снегом, им стало ясно: проходами в Барьере не пользовались с начала
больших снегопадов. Они все-таки подошли поближе и попытались покричать,
хотя и не особо надеясь, что их кто-нибудь услышит. Когда до Барьера
оставалось около десятка шагов, спрятанные под снегом стрекательные плети
зашевелились и попытались развернуться навстречу угрозе. Но их движения
были такими судорожными и неуклюжими, что Торрею и Уимону стало ясно:
куклос необитаем, причем уже давно. Настолько давно, что даже Барьер,
лишенный зимней подпитки от людей, начал постепенно отмирать. Для отца и
сына это не стало неожиданностью. Уж очень важна была та, осенняя, столь
трагически прервавшаяся охотничья экспедиция. Возможно, что их родичи не
пережили уже прошлую зиму. Но пока есть надежда, человек упорно продолжает
верить в лучшее. Может быть, именно поэтому они так и не свернули ни на
одну встретившуюся им тропу, ведущую к другим куклосам. Теперь надеяться
было не на что. Уимон сел в сугроб, зачерпнул рукавицей горсть снега и утер
вспотевшее лицо. Торрей еще раз окинул взглядом опустевшее родное гнездо, а
затем, вскинув на плечо охотничье копье, молча двинулся обратно по тропе.
Нужно было искать новое пристанище.

До того как они нашли куклос, где их наконец согласились приютить, им
пришлось пройти еще четыре. И везде, несмотря на то что они сохранили свои
идентификационные номера, им отказали в крове. В куклосах не просто не
любили чужаков. Их боялись и смертельно ненавидели. Ну откуда, скажите,
могли бы взяться приблудные, если всю жизнь куклосов определяли мудрые
Контролеры? Даже если по тем или иным причинам какой-то из куклосов
прекращал свое существование, из Енда поступали распоряжения, в которых
были указаны все, кого требовалось разместить на новом месте. Но ЭТИ
взялись неизвестно откуда. Так что они не имели никакого права ни на
убежище, ни на сострадание. С каждым отказом Торрей становился все мрачнее
и мрачнее, но ничего поделать было нельзя. Впрочем, за эти несколько
месяцев они уже настолько свыклись с жизнью в лесу, что Уимон даже находил
в этих отказах некоторый повод для радости. За прошедший год он вытянулся и
окреп. И хотя по-прежнему вряд ли смог бы выделиться среди сверстников
особой силой или выносливостью, однако сейчас его немощь уже была не столь
заметна. Да и отец давно не бросал на него раздраженных взглядов. Лесное
кочевье мальчику начинало нравиться.

Однажды вечером они сидели у костра. Ужин был сытный. Торрею удалось
поймать в ручье пяток рыбин, а Уимон раскопал несколько еще крепких
прошлогодних корнеплодов дикой моркови. От костерка шел жар, языки пламени
тянулись вверх, по лесу разносился треск горящих сучьев. Мальчик смотрел на
огонь. Отец сосредоточенно обжигал на огне конец ошкуренного дубового сука.
Он срезал его около двух недель назад и каждый вечер осторожно подсушивал
над углями. А сегодня решил, что пришло время заняться наконечником. Его
старое охотничье копье пришло в негодность. Пока они обходились пращей и
силками, но в воздухе уже пахло весной. А значит, проснутся медведи и лес
станет гораздо более опасным.

Уимон помешивал похлебку, когда отец внезапно выпрямился и повернул голову.
Мальчик насторожился. Они молча прислушивались: шум и треск ломаемых
сучьев, злобное рычание. Отец вздрогнул и, повернувшись к мальчику, резко
выдохнул:

- Шатун...

Мальчик побледнел, оба понимали, чем для них может окончиться столкновение
с проснувшимся не в свою пору, озлобившимся и голодным медведем. Отец с
отчаянием поднес к глазам сук. Наконечник заметно сузился, но до рабочего
острия ему было еще далеко. Рев раздался снова. Но сразу же за ним
послышались испуганные крики. Торрей и Уимон переглянулись, и мальчик
решительным жестом вытащил из костра горящую ветку.

Первыми к костру подбежали четверо мужчин. Двое из них тащили на плечах
третьего, а четвертый, с охотничьим арбалетом, припадал на левую ногу и все
время оглядывался. Медведь появился почти сразу за ними. На поляне он
остановился, озадаченный увеличением числа своих двуногих мишеней, но тут
Уимон с размаху хлестнул его по морде горящей веткой. Медведь взревел и
попятился. Торрей быстро перекинул недоделанное копье в левую руку и,
выхватив из костра еще один горящий сук, хлестнул зверя по морде. Медведь
снова попятился. Еще пара ударов - и медведь, глухо ворча, начал
разворачиваться, собираясь поискать другой объект для того, чтобы выразить
свое раздражение, но тут раздался звон тетивы. Медведь взревел, попытался
лапой зацепить арбалетный болт, торчащий у него из шеи, и в ярости взвился
на дыбы. Торрей отчаянно вскинул недоделанное копье и, вонзив его в широкую
медвежью грудь, упер тупой конец в землю и навалился на него всем телом.
Медведь заревел и, попытавшись дотянуться до дерзкого двуногого, упал на
копье всей тушей. Копье прогнулось, но заостренный наконечник наконец
прорвал толстую звериную шкуру и скользнул внутрь между ребрами. От
отчаянного рева зверя, казалось, осыпались шишки с елей. Копье слегка
повело, но Торрей и бросившийся ему на помощь Уимон отчаянным рывком
выпрямили прогнувшееся и уже трещавшее древко. Зверь прянул назад, вырвав
копье из их оцепеневших от напряжения рук, словно пытаясь убежать от
вцепившейся в него боли. Но его лапы подогнулись, и он рухнул наземь,
уронив голову в догорающий костер и подняв целую тучу искр.

Воцарилась оглушительная тишина. Люди ошарашенно пялились на поверженного
хозяина леса, все никак не веря, что схватка закончилась и они живы. От
упавшей в костер медвежьей морды потянуло паленой шерстью, и этот запах
наконец заставил их поверить в то, что страшный зверь мертв. Они облегченно
переглядывались, но вдруг руки пришельцев, сжимавшие копья и арбалеты,
вновь напряглись.

- Этот медведь наш.

Торрей пожал плечами:

- Берите, - безразлично наклонился над котелком и помешал похлебку. Мальчик
тихо опустился рядом.

Гости не двигались:

- Кто вы такие?

Торрей осторожно заговорил:

- Наш куклос... погиб. Все умерли. Мы были на охоте, но попали в буран. А
когда вернулись, то... никого не застали в живых.

Мужчины недоверчиво молчали. Потом раненый приподнялся на локтях и что-то
прошептал товарищу па ухо. Тот молча выслушал и, кивнув, повернулся к отцу
и сыну:

- Вы из куклоса?

Торрей кивнул. Раненый несколько мгновений напряженно размышлял, а потом
заговорил сам:

- Покажите ваши идентификационные знаки. Раненый внимательно рассмотрел
знаки, извлеченные из недр теплой одежды:

- Похоже, ты говоришь правду, охотник. Тем более что я слышал о том, что в
"Эмд орн Конай" один из охотников имеет желтые волосы. Вот только дело в
том, что куклос "Эмд орн Конай" окончил свое существование не этой, а
прошлой зимой. Как долго длился тот буран, который не позволил вам просить
у Контролера милости убежища этим летом? Не можешь объяснить?

Несколько мгновений они бодались взглядами, но затем Торрей отвел глаза и
глухо произнес:

- Это долго рассказывать.

Раненый подтянул руками ногу, устроил ее поудобней и демонстративно
откинулся спиной на промерзший пень.

- Что ж, ночь длинная, рассказывай.

Когда Торрей закончил отвечать на вопросы, рассвет уже окрасил верхушки
сосен. После того как охотник замолчал, раненый несколько минут задумчиво
морщил лоб, а потом сказал:

- Ну что ж, я не знаю, насколько это правда, но... я склонен вам поверить.
Однако вы должны понимать, что, осквернив себя таким долгим общением с
"дикими", вы уже не можете рассчитывать на то, что к вам будут относиться
так же, как к остальным. Но... я готов предоставить вам кров и пищу. - Он
бросил взгляд на медведя, которого уже успели оттащить от костра и
освежевать. - Нам нужны хорошие охотники.

Торрей согласно наклонил голову, прежде чем осторожно спросить:

- Могу я узнать, как твое имя?

Это был разумный вопрос. Вряд ли простой охотник мог так уверенно
предлагать им кров и пищу. Хотя если бы не год, проведенный в мире "диких"