цивилизованное   общество.   А
неприкосновенность частного жилища - аксиома, принятая всеми.
   Владелец участка, кстати, постарался восстановить эту аксиому в  памяти
тех, кто склонен был бы о ней забыть.  "Входить  строго  воспрещается!"  -
гласили объявления на трех языках.
   Господин Шнак растерялся. Остановиться здесь - казалось ему немыслимым.
Но нарушить права чужой собственности, презрев все  общепринятые  божеские
законы...
   Ропот, усиливавшийся с каждой минутой, послышался в хвосте  колонны  и,
нарастая, докатился до ее головы. Последние ряды,  не  зная,  чем  вызвана
остановка, протестовали против нее со всей силой своего нетерпения.  Но  и
узнав,  в  чем  дело,  они  не   удовлетворились   подобным   объяснением.
Недовольство возрастало с каждой минутой, и вскоре поднялся неистовый шум.
Все старались перекричать друг друга.
   Навеки, что ли, они застряли перед этой оградой? Неужели, проделав путь
в тысячи и тысячи  миль,  они,  как  бараны,  остановятся  перед  какой-то
несчастной проволокой? Владелец участка  не  мог  ведь  тешиться  безумной
надеждой быть собственником  не  только  земли,  но  и  метеора?  У  него,
следовательно, не было никаких  оснований  отказать  в  разрешении  пройти
через его владения. А если он и откажет дать разрешение,  -  что  ж,  дело
простое: надо будет взять его самим.
   Воздействовал ли на господина Шнака бурный поток аргументов? Одно можно
сказать: его принципы поколебались. Как раз перед ним оказалась  небольшая
калитка, державшаяся на простой веревочке. Господин Шнак перочинным  ножом
перерезал веревочку и, не задумываясь над тем, что это вторжение на  чужой
участок  превращает  его  в  самого  обыкновенного  взломщика,  проник  на
запретную территорию.
   Вся толпа, - одни, перелезая  через  проволоку,  другие,  ворвавшись  в
калитку, - хлынула за ним. В несколько  минут  трехтысячная  масса  людей,
возбужденная   многоголосая   ватага,   шумно   обсуждавшая    неожиданное
происшествие, затопила "частное владение".
   Но внезапно, словно по волшебству, наступила тишина.
   В сотне метров за оградой перед глазами ворвавшихся неожиданно  выросла
небольшая дощатая хижина, до сих пор  скрытая  неровностями  почвы.  Дверь
этого жалкого жилища вдруг распахнулась,  и  на  пороге  появился  человек
самого странного вида.
   - Эй, вы, там! - хриплым голосом закричал он, обращаясь  к  ворвавшимся
на чистейшем французском языке. - Не стесняйтесь!  Продолжайте  в  том  же
духе! Будьте как дома!
   Господин Шнак понимал  по-французски.  Поэтому  он  и  остановился  как
вкопанный, а за ним остановились и все остальные туристы. Три  тысячи  пар
глаз с одинаковым удивлением впились в дерзкого оратора.



ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
   в которой Зефирен Ксирдаль проникается все возрастающим
   отвращением к болиду, и что из этого проистекает

   Удалось ли бы Зефирену Ксирдалю, если бы он оказался в одиночестве, без
особых приключений добраться до места назначения?  Возможно,  что  и  так.
Всякое ведь на свете бывает. Но если биться об  заклад,  то  благоразумнее
было бы поставить на противоположную возможность.
   Как бы там ни было, но биться об  заклад  по  этому  поводу  никому  не
пришлось. Счастливая звезда Ксирдаля поставила  его  под  охрану  ментора,
практичность  которого   уравновешивала   бурные   фантазии   взбалмошного
оригинала. Зефирен  Ксирдаль  поэтому  остался  в  неведении  относительно
трудностей дальнего пути, грозившего немалыми  осложнениями,  -  господину
Лекеру удалось обставить это путешествие так,  что  оно  могло  показаться
проще загородной прогулки.
   В   Гавре,   куда   экспресс   в   несколько   часов   доставил   обоих
путешественников,  они  были  с  редкой   учтивостью   приняты   на   борт
великолепного парохода, который сразу же, не дожидаясь других  пассажиров,
отвалил от берега и вышел в открытое море.
   "Атлантик" и в самом деле был не пакетботом, а яхтой  водоизмещением  в
пятьсот или шестьсот тонн, снаряженной Робером Лекером и находившейся в их
полном распоряжении. Учитывая значение поставленных  на  карту  интересов,
банкир  нашел  целесообразным  обеспечить  за  собой  средство  сообщения,
связывающее его  со  всем  цивилизованным  миром.  Огромная  прибыль,  уже
полученная им от спекуляции на  акциях  золотых  приисков,  позволяла  ему
проявлять поистине царский размах, и он закрепил за собой  право  на  этот
корабль, выбранный для него в Англии как лучший среди сотни других.
   "Атлантик", построенный по заказу лорда-миллионера,  был  рассчитан  на
максимальную скорость. Стройный, удлиненной формы,  он  мог,  под  напором
своих машин в четыре тысячи лошадиных сил, развить скорость свыше двадцати
узлов. Именно это достоинство "Атлантика" и  прельстило  господина  Лекера
при выборе корабля. Он считал, что при  определенных  условиях  оно  может
сыграть немаловажную роль.
   Зефирен Ксирдаль не выразил  ни  малейшего  удивления,  найдя  в  своем
распоряжении целый корабль. Возможно, правда, что он и  не  заметил  такой
подробности. Не произнеся ни слова, он поднялся по сходням и  расположился
в своей каюте, не сделав ни малейшего замечания.
   Расстояние от Гавра до Упернивика составляет примерно восемьсот морских
миль. "Атлантик", идя полным ходом, мог покрыть это  расстояние  за  шесть
дней. Но так  как  господину  Лекеру  незачем  было  торопиться,  плавание
продолжалось двенадцать дней, и в Упернивик они прибыли  лишь  вечером  18
июля.
   За все эти двенадцать дней Зефирен Ксирдаль  почти  не  раскрывал  рта.
Напрасно господин Лекер  пытался  за  столом,  где  они  по  необходимости
встречались, разговориться о цели их путешествия. Ему ни разу  не  удалось
добиться ответа. Сколько Лекер ни толковал  о  метеоре,  его  крестник  не
отвечал, будто совершенно забыв о нем, и ни искорки мысли не загоралось  в
его тусклом взгляде.
   Ксирдаль в эти  дни  был  сосредоточен  "внутри  себя".  Он  был  занят
решением других задач. Но каких? Он никого не посвящал в свои размышления.
Но они, должно быть, касались моря: стоя то на носу корабля, то на  корме,
Ксирдаль целыми днями не сводил глаз с морских волн. Возможно,  что  он  в
уме продолжал свои изыскания, относившиеся к  особенностям  поверхностного
натяжения, о которых он так давно  на  Парижском  бульваре  заговаривал  с
рядом прохожих, полагая  при  этом,  что  беседует  с  Марселем  Леру.  Не
исключено также, что сделанные  им  в  те  дни  выводы  послужили  основой
изумительным изобретениям, которыми ему суждено было позже удивить мир.
   На другой день после прибытия в Упернивик  господин  Лекер,  начинавший
уже было  приходить  в  отчаяние,  попробовал  пробудить  внимание  своего
крестника, поставив  перед  ним  его  машину,  освобожденную  от  всех  ее
защитных оболочек.  Расчет  оказался  правильным,  и  придуманное  Лекером
средство  подействовало  радикально.  Взглянув  на  свою  машину.  Зефирен
Ксирдаль сделал движение, словно просыпаясь от сна,  и  обвел  все  кругом
взглядом, в котором загорелись твердость и проницательность лучших дней.
   - Где мы находимся? - спросил он.
   - В Упернивике, - ответил господин Лекер.
   - А мой участок?..
   - Мы сейчас направимся туда.
   Но это оказалось не так-то просто. Пришлось раньше  зайти  к  господину
Бьярну Хальдорсену, начальнику Северной инспекции, дом которого легко было
узнать по  флагу,  развевавшемуся  на  крыше.  Обменявшись  приветствиями,
перешли к деловому разговору  с  помощью  переводчика,  услугами  которого
предусмотрительно заручился господин Лекер.
   И сразу же пришлось столкнуться с  первым  затруднением.  Не  то  чтобы
господин Бьярн Хальдорсен проявил  желание  оспаривать  предъявленные  ему
купчие. Но толкование этих документов внушало ему сомнение. Из привезенных
документов, составленных в должной форме и скрепленных всеми  официальными
подписями и печатями, вытекало, что  гренландское  правительство,  в  лице
своего дипломатического представителя  в  Копенгагене,  уступило  Зефирену
Ксирдалю участок в девять квадратных километров.  Каждая  сторона  участка
имела в длину три километра, и  стороны  сходились  под  прямым  углом  на
одинаковом расстоянии от центра участка.  Центр  этот  был  расположен  на
72o51'30" северной широты и на 55o35'18"  западной  долготы.  Участок  был
продан по пятьсот крон за квадратный километр, другими  словами  всего  за
шесть тысяч франков с небольшим.
   Господин Бьярн Хальдорсен готов был признать предъявленную ему  купчую,
но необходимо было  точно  определить  центральную  точку  участка.  Бьярн
Хальдорсен слышал, разумеется, о какой-то там  "широте"  и  "долготе",  он
знал, что такие вещи  существуют.  На  этом,  вероятно,  и  кончались  его
познания. Но является ли  широта  животным  или  растением,  а  долгота  -
минералом или  предметом  обстановки,  это  представлялось  ему  одинаково
возможным.
   Зефирен  Ксирдаль  в  нескольких  словах  пополнил  познания  господина
инспектора  в  области  космографии  и  постарался  разъяснить   ему   его
заблуждения. Он предложил затем лично, при помощи имевшихся на "Атлантике"
приборов, произвести необходимые наблюдения и  расчеты.  Впрочем,  капитан
стоявшего на рейде датского парохода  может  проконтролировать  полученные
результаты и полностью успокоить его превосходительство  господина  Бьярна
Хальдорсена.
   На том и порешили.
   За два дня Зефирен Ксирдаль закончил свою работу.  Абсолютную  точность
произведенных им расчетов  подтвердил  капитан  датского  корабля.  И  вот
тут-то возникла вторая трудность.
   Точка земной поверхности,  координаты  которой  совпадали  с  72o51'30"
северной широты  и  с  55o35'18"  западной  долготы,  была  расположена  в
открытом море, примерно в двухстах пятидесяти метрах к северу  от  острова
Упернивик.
   Потрясенный таким открытием, господин Лекер разразился градом  упреков.
Что же теперь делать? Итак, они прикатили в эти забытые богом края,  чтобы
присутствовать при том, как болид шлепнется в воду?  Можно  ли  вообразить
подобное легкомыслие? Как же это Зефирен Ксирдаль, ученый,  мог  совершить
такую грубую ошибку?
   Объяснялась эта  ошибка  весьма  просто:  Ксирдаль  не  знал,  что  под
названием "Упернивик" значится не только поселок, но также и остров. Вот и
все.  Определив  математически  место  падения  болида,  он  положился  на
какую-то жалкую карту, вырванную из старого школьного  атласа.  Эту  самую
карту он сейчас извлек из своих бесчисленных карманов  и  развернул  перед
разъяренным банкиром. На этой  карте  было,  правда,  указано,  что  точка
земного шара, расположенная на 72o51'30" северной широты  и  на  55o35'18"
западной долготы, находилась  поблизости  от  поселка  Упернивик,  но  она
считала излишним пояснить, что этот поселок, который, если  верить  карте,
находился на материке  довольно  далеко  от  берега,  на  самом  деле  был
выстроен на острове того же названия и тянулся вдоль самого  берега  моря.
Зефирен Ксирдаль, не дав себе труда произвести  более  тщательные  поиски,
поверил на слово этой чересчур приблизительной карте.
   Да послужит это уроком! Пусть читатели углубятся в  изучение  географии
и, главное, не забудут, что Упернивик  -  остров.  Приобретенные  познания
могут оказаться для них полезными, если им невзначай придется вступить  во
владение болидом  стоимостью  в  пять  тысяч  семьсот  восемьдесят  восемь
миллиардов.
   Но дела с уостонским болидом это никак не уладит.
   Если бы участок можно было пометить  на  чертеже  несколько  южнее,  то
такой обман мог бы оказаться полезен в случае небольшого отклонения  курса
метеора. Но так как Зефирен  Ксирдаль  допустил  неосторожность,  пополнив
познания  его   превосходительства   господина   Бьярна   Хальдорсена   по
космографии, и согласился на контроль, который  сейчас  оказывался  весьма
неудобным, то даже и это скромное  жульничество  становилось  невозможным.
Приходилось, чего бы это ни стоило, примириться с создавшимся положением и
вступить во владение купленным участком,  расположенным  частью  на  море,
частью на земле.
   Южная граница этой второй и  наиболее  интересной  части  участка,  как
выяснилось при самом последнем обследовании, проходила в  тысяче  двухстах
пятидесяти одном метре  от  северного  берега  Упернивика,  а  его  длина,
равнявшаяся трем километрам, значительно  превосходила  ширину  острова  в
этом месте. Из этого вытекало, что восточную и западную границу можно было
обозначить только в открытом море. Зефирен Ксирдаль таким образом  получил
немногим больше двухсот  семидесяти  двух  гектаров,  вместо  купленных  и
оплаченных девяти квадратных километров, что делало  куда  менее  выгодной
эту покупку недвижимой собственности. Другими словами, он попал впросак.
   Что же касается падения болида, дело  было  вовсе  дрянь.  Пункт,  куда
Ксирдаль с такой ловкостью направлял болид, оказывался  в  открытом  море.
Ксирдаль, правда, считался с возможностью отклонения. Поэтому-то он и "дал
себе волю", добавив по полторы тысячи метров во всех  направлениях  вокруг
этой точки. Но в какую сторону произойдет отклонение, - вот это  было  ему
неизвестно. Метеор мог упасть на сократившуюся часть  территории,  которая
оставалась в его распоряжении. Но с таким же  успехом  могло  произойти  и
обратное. Отсюда и волнение господина Лекера.
   - Что же ты теперь намерен делать? - спросил он своего крестника.
   Зефирен Ксирдаль в знак полного неведения поднял руки к небу.
   - Да ведь нужно же что-нибудь предпринять! - с  возмущением  воскликнул
Лекер. - Ты обязан вывести нас из этого тупика!
   Зефирен Ксирдаль на мгновение задумался.
   - Первое, что нужно сделать, - произнес он наконец, -  это  -  оградить
участок и построить на нем сторожку, в которой мы могли бы  поселиться.  А
потом видно будет!
   Господин Лекер принялся за дело. За неделю матросы  с  "Атлантика"  при
помощи нескольких гренландцев, соблазнившихся высокой  оплатой,  соорудили
проволочную ограду, оба конца которой спускались в море, а также построили
дощатую сторожку, которую обставили самым необходимым.
   Двадцать шестого июля, за три недели до того  дня,  когда  должно  было
произойти падение болида. Зефирен Ксирдаль принялся за  работу.  Произведя
несколько наблюдений за метеором в высших слоях атмосферы, он  вознесся  в
высочайшие  сферы   математики.   Вновь   произведенные   расчеты   только
подтвердили правильность  его  первоначальных  выводов.  Ошибки  не  было.
Отклонения не произошло. Болид упадет точно в заранее указанное место,  то
есть на 72o51'30" северной широты и на 55o35'18" западной долготы.
   - Другими словами -  прямо  в  море!  -  с  трудом  скрывая  бешенство,
проговорил господин Лекер.
   - Да, в море, - с полнейшим спокойствием подтвердил Ксирдаль,  который,
как подобает истому математику, испытывал лишь удовлетворение от сознания,
что расчеты его были так поразительно точны.
   Но тут же перед ним встала и другая сторона вопроса.
   - Вот дьявольщина! - проговорил он уже по-иному, нерешительно  взглянув
на крестного.
   Лекер старался сохранять спокойствие.
   - Послушай, Зефирен, - заговорил он благодушным  тоном,  каким  принято
говорить с детьми. - Не станем же мы сидеть сложа руки? Произошла ошибка -
нужно ее исправить. Раз уж ты сумел достать болид  с  неба,  то  для  тебя
будет просто детской игрой  заставить  его  уклониться  на  несколько  сот
метров.
   - Вам представляется, что это  просто!  -  сказал  Ксирдаль,  покачивая
головой. - Я  воздействовал  на  метеор,  когда  он  находился  на  высоте
четырехсот километров. На  этом  расстоянии  земное  притяжение  оказывало
влияние  лишь  в  такой  мере,  в  какой  количество  энергии,  которым  я
воздействовал на одну из его сторон, было достаточно, чтобы вывести его из
равновесия. Теперь все обстоит иначе.  Болид  находится  гораздо  ниже,  и
земное притяжение влияет на него так сильно, что незначительное увеличение
или уменьшение энергии ничего  уж  не  изменит.  С  другой  стороны,  если
абсолютная скорость движения болида и  уменьшилась,  то  зато  значительно
возросла его угловая скорость. Он сейчас проносится с быстротой молнии,  и
у нас не хватит времени, чтобы успеть оказать на него воздействие.
   - Значит, ты ничего не можешь сделать? - произнес  Лекер,  кусая  губы,
чтобы сдержать гнев.
   - Я этого не сказал, - поправил его Зефирен Ксирдаль.  -  Но  это  дело
трудное. Попытаться, разумеется, можно...
   И он действительно "попытался" с такой настойчивостью, что  17  августа
уже считал себя вправе надеяться на успех. Болид, отклонившись  от  своего
пути, должен был упасть целиком на твердую почву, метрах в  пятидесяти  от
берега - расстояние достаточное, чтобы исключить всякую опасность.
   К несчастью, однако,  в  последующие  дни  разыгрался  страшный  шторм,
который с неимоверной силой  потряс  корабли,  стоявшие  на  упернивикском
рейде, и пронесся по поверхности всего земного шара, так  что  Ксирдаль  с
полным основанием стал опасаться, что траектория болида  может  измениться
под влиянием такого бурного передвижения огромных воздушных масс.
   Этот шторм, как уже известно, улегся в ночь с 18-го на 19-е, но  жители
сторожки не воспользовались отдыхом, который им предоставила успокоившаяся
стихия. Ожидание грядущего события не позволило им ни на  минуту  сомкнуть
глаз. Полюбовавшись в половине одиннадцатого вечера  заходом  солнца,  они
менее чем через три часа снова увидели дневное  светило,  поднимавшееся  в
почти свободном от облаков небе.
   Падение произошло точно в час, назначенный  Ксирдалем.  В  шесть  часов
пятьдесят семь минут тридцать  пять  секунд  яркий  свет  словно  разорвал
воздушное пространство на севере, почти ослепив  господина  Лекера  и  его
крестника, которые уже час, стоя на  пороге  своей  сторожки,  следили  за
горизонтом. Почти одновременно послышался глухой гул, и земля содрогнулась
от толчка огромной силы.
   Метеор упал.
   Первое, что увидели господин Лекер  и  Зефирен  Ксирдаль,  когда  снова
обрели зрение, была возвышавшаяся на  расстоянии  пятисот  метров  от  них
золотая глыба.
   - Он горит! - в страшном волнении проговорил господин Лекер.
   - Да, - подтвердил Ксирдаль, который не мог  произнести  ничего,  кроме
этого коротенького слова.
   Но понемногу они успокоились и начали отдавать себе более ясный отчет в
том, что они видят.
   Болид действительно был раскален добела. Температура  его  должна  была
быть выше тысячи градусов и приближаться к точке плавления.  Его  пористая
структура сейчас  ясно  была  видна,  и  Гринвичская  обсерватория  вполне
правильно в свое время сравнивала его  с  губкой.  Бесчисленные  канальцы,
прорезая поверхность, несколько потемневшую при остывании, позволяли взору
проникнуть в глубину,  где  металл  был  раскален  докрасна.  Расходясь  и
перекрещиваясь  в  тысяче  извивов,  канальцы  образовывали   бесчисленное
множество лунок, из которых со свистом вырывался перегретый воздух.
   Хотя болид сильно сплющился при своем головокружительном  падении,  все
же и сейчас  ясно  заметна  была  его  сферическая  форма.  Верхняя  часть
сохраняла довольно правильно очерченную округлость, тогда  как  основание,
раздавленное и расплющенное, слилось с неровностями почвы.
   - Да ведь он... вот-вот  соскользнет  в  море!  -  воскликнул  господин
Лекер.
   Крестник его молчал.
   - Ты уверял, что он упадет в пятидесяти метрах от воды!
   - А он лежит в десяти метрах от нее. Учтите половину его диаметра.
   - Десять - не пятьдесят!
   - Буря вызвала известное отклонение!
   Собеседники не обменялись  больше  ни  словом.  Они  молча  глядели  на
золотой шар.
   Господин Лекер и в самом деле имел основание беспокоиться. Болид упал в
десяти метрах от крайнего выступа скалы, на пологий скат, соединяющий  эту
часть скалы с островом. Так как радиус его равнялся пятидесяти метрам,