ел и, склонив  седую
голову, значительно помолчал.
   - Хорошо, - заключил он.  -  Приступайте  к  подготовке  операции.  И  не
тяните. Кстати, сколько времени длится  действие  ДХ?  Когда  проснется  наш
подопечный?
   Гордон посмотрел на часы: - Через полтора часа.
   - Ого! У вас не так уж и много времени на подготовку робота!  Торопитесь.
Как только все будет готово, рапортуйте мне и выпускайте его в  это  чертово
поле. Удачи!
   Стив  Гордон  вскочил  со  стула,  надел  форменный  берет,  отдал  честь
командору и чеканным шагом направился к двери.
   - Постойте, Гордон.
   - Да, сэр?
   - Мы с вами решили направить к человеку одного Шестирукого...
   - Одного.
   - Пошлите двух. Так будет вернее.

   ГЛАВА 3

   Алекс  остервенело  продирался  сквозь  бурелом  под  днищем  звездолета.
Фиолетовый свет из люков над головой был почему-то очень ярок, так ярок, что
резал глаза,  и  Алекс  все  время  шел,  глядя  только  вниз.  Это  страшно
раздражало его, мешало передвигаться быстрее, уворачиваться  от  неожиданных
препятствий. Он  вынужден  был  идти  наобум,  утыкаясь  в  толстые  стволы,
запутываясь в непроходимом хитросплетении ветвей, ударяясь головой о корявые
суки. Он видел только то, что  было  у  него  непосредственно  перед  носом:
белесо-синюю  листву,  раздвигаемую  собственными  руками,  да   пластиковую
коробку генератора на груди. Она, эта коробка, выглядывала на свет божий  из
расстегнутого до пояса комбинезона, и Алекс  все  собирался  остановиться  и
застегнуться, но никак не мог найти для этого времени.
   Он должен был спешить. Там, на заветной  полянке,  его  ждал  Микки.  Они
договорились об этой встрече еще вчера, когда расставались. В общем-то,  это
был непорядок, чтобы мальчик один шел в лес и  ожидал  там  папу.  Но  вчера
Алекс не мог придумать ничего умнее: они должны были срочно расстаться,  это
было непреложно, но так же непреложно, обязательно, неотвратимо  они  должны
были и встретиться. И тогда Алекс назначил малышу место - их  поляну.  Туда,
знал Алекс, Микки обязательно найдет дорогу.  А  уж  он  -  само  собой.  Он
доберется, придет, обязательно придет...
   Как он оказался под днищем корабля, Алекс не помнил.  Но  зато  почему-то
был уверен, что идет в верном направлении. Он знал, точно знал, что, в каком
бы направлении он ни продирался, он непременно выйдет  на  поляну.  По  сути
дела, ему нужно было только поработать руками и ногами, одолеть эту чащу,  и
больше ничего. Одолеть, и он окажется рядом с Микки.
   Этим своим загадочным свойством бурелом был хорош.  Но  только  этим.  Во
всем остальном он являл собой отвратительную преграду,  потому  что  не  был
обычным навалом и сплетением стволов и  ветвей.  Фиолетовый  свет  неведомым
образом оживлял ветки, суки и траву и заставлял  их  препятствовать  Алексу,
строить козни. Трава под  ногами  не  уминалась,  а  расступалась  и  крепко
охватывала  ступни.  Алекс  сравнительно  легко  разрывал   тонкие   длинные
стебельки, но это при каждом шаге  отнимало  лишние  силы.  Гибкие  ветви  с
разных сторон подлезали ему под мышки, охватывали грудь, сплетались  в  узлы
за спиной. Ему пришлось достать десантный нож, он резал и кромсал живые путы
налево и направо, и это порой очень надолго задерживало его на одном  месте.
Больше  всего  он  опасался  толстых  сосновых  стволов,  под  которыми  ему
приходилось пролезать. Они начинали  скрипеть  и  раскачиваться  задолго  до
того, как Алекс доходил до них. А уж как только он нагибался, чтобы подлезть
под дерево, оно начинало стонать так страшно, что  иной  раз  он  просто  не
решался нырнуть вперед. Видимо, этого-то фиолетовый свет и добивался: по его
разумению, одинокий человек должен  был  сдрейфить  и  навсегда  остаться  в
зеленом царстве.
   Алекс был  с  ним  не  согласен.  Несмотря  на  неимоверные  трудности  и
усталость, он все же шел вперед, уверенно шел и в своем  непреклонном  марше
даже немного сочувствовал фиолетовому властелину. Ведь он  хочет  от  Алекса
одного, а  получит  совсем  другое:  Алекс  дойдет,  обязательно  дойдет  до
заветной Миккиной полянки...
   Он отдавал дань упорству и могуществу своего противника. Мало  того,  что
фиолетовый свет постоянно и очень изобретательно строил Алексу  всевозможные
ловушки, он сумел его ранить. Три раза в Алекса  вонзались  острые  суки,  и
теперь он шел, прихрамывая, а обе раненые руки двигались очень плохо. Больше
того, этот свет вдруг стал каким-то особенно резким, и у  Алекса  невыносимо
затрещала голова.  Он  понимал,  что  так,  с  больной  головой  и  ранеными
конечностями, он не сможет продержаться долго. Он должен был рано или поздно
упасть, чтобы навсегда уснуть в  этом  буреломе...  Но  почему-то  Алекс  не
унывал. Он знал, что это только кажется, что он один: на самом  деле  с  ним
рядом был кто-то еще, точно был. Невидимый и дружественный. Иначе кто же это
так ласково и осторожно, быстро и незаметно обмыл его раны? И кто все  время
находился рядом, по правую руку, и отдавал  Алексу  силы,  когда  он  совсем
приходил в отчаяние?
   Неожиданно он услышал совсем недалекое собачье  повизгивание  и  короткий
лай. И понял, что у цели,  потому  что  опять  точно  знал:  незнакомый  пес
находился на Миккиной  полянке.  Он  прибавил  шагу,  уверенно  ориентируясь
теперь на собачьи позывные. Он прошел еще несколько шагов, в  последний  раз
разрубил ножом зеленые силки, продрался  через  густое  сплетение  листвы  и
ветвей и...
   Солнце, яркое солнце ударило ему  в  глаза.  И  легкий  ветерок  обласкал
разгоряченное лицо, и Микки,  его  Микки  кинулся  к  нему  со  всех  ног  с
противоположной  стороны  поляны,   а   за   ним   бросился   крупный   пес,
овчарка-полукровка, с  умной  мордой,  лобастой  головой  и  добрыми  карими
глазами. Алекс присел на корточки, раскинул  руки  и  принял  на  себя  удар
налетевшего, как вихрь, детского тельца. Он уткнулся лицом в мягкое  Миккино
плечико и почувствовал,  как  тает  за  спиной  темное  царство  фиолетового
властелина, как уходят из тела боль и усталость, как ровно и  сильно  бьется
враз ожившее сердце. Шершавый горячий собачий язык мазнул его  по  щеке.  Он
повернул голову и увидел, что пес сидит рядом, преданно смотрит  на  него  и
радостно бьет хвостом по земле. Алекс протянул к нему  руку  и  потрепал  по
загривку: - Ты охранял Микки? Да? Спасибо.
   Пес взвизгнул и снова лизнул Алекса в лицо. И Алекс  вдруг  с  удивлением
узнал это прикосновение. Так кто-то обмывал его раны  там,  в  буреломе.  Он
вопросительно уставился на пса, но Микки уже тянул его на середину поляны.
   - Пап, пап, ты взял с собой свою игрушку, взял? Давай играть в твою игру!
   - Давай, Микки!
   Он открыл баул - откуда он взялся? - достал оранжевый шлем, надел его  на
голову  и  включил  генератор.  И  тут   же   вокруг   поляны   образовалось
железнодорожное  кольцо.  Вдоль  обступающих  поляну  деревьев   протянулась
двухпутка -  со  стрелками,  семафорами,  журавлями  шлагбаумов,  переездом,
неприхотливой одно-этажкой станции и платформой. Еще секунда - а  Алекс  уже
выбрал звуковое оформление и включил звук, - и по рельсам  застучали  колеса
старинного паровоза. Туф-туф-туф, туф-туф-туф! Курчавый  столб  белого  дыма
поднялся из трубы и длинной  косой  лег  по-над  составом  из  трех  дощатых
вагончиков с оконцами. Поезд имел небольшие размеры -  его  труба  доставала
Микки до пояса, - и кольцо  пути  вокруг  поляны  открывало  ему  прекрасные
перспективы  долгого  неповторяющегося  путешествия.  Он  весело  гуднул   и
двинулся от станции в путь.
   - Ур-ра-а! - Микки завизжал, подскочил на месте и захлопал в ладоши.  Пес
залаял. - Папака, а людей? Сделай людей!
   Р-раз! И в окно паровоза высунулся чумазый кочегар  в  кепке.  Он  строго
смерил Микки взглядом и молча погрозил ему пальцем. Микки замер и смотрел на
сурового дядьку во  все  глаза,  а  из  первого  вагончика  уже  махала  ему
платочком симпатичная белокурая девчушка. В другой руке у нее  были  красные
шарики, их вытянуло сквозняком из открытого окна наружу, и  встречный  ветер
теперь играл ими, рвал у девочки из маленькой руки. Микки смущенно улыбнулся
и, уморительно потупившись, покачал раскрытой ладошкой девочке  в  ответ.  А
когда шарики все-таки вырвались у нее и полетели прочь -  над  вагоном,  над
путями, над кустами, - он вскрикнул и бросился через поляну с растопыренными
руками.
   Алекс наблюдал, как играет с паровозом его  мальчик,  смеялся,  переводил
стрелки, населял вагончики новыми пассажирами, мигал семафором и  поглядывал
на сидящего рядом пса. И ловил себя на том, что  его  не  оставляет  смутное
ощущение чего-то нехорошего. На поляне, в этой счастливой сцене было  что-то
не так. Он снова, уже пристальнее, вопросительно  взглянул  на  пса,  и  тот
ответил ему утвердительным взглядом: да, кое-что не так,  и  ты  должен  это
понять...
   - Пап, сделай все больше!
   - Это как?
   - Ну, чтобы паровоз был большой-большой!
   - Микки, но он тогда не сможет ездить по поляне.
   - Ну и что! Пускай стоит и дудит!
   Алекс озадаченно посмотрел на переднюю панель генератора. Такая функция -
задание масштаба - у прибора, само собой,  имелась.  Вот  и  соответствующая
клавиша - рядом с кнопкой выключения. Алекс пользовался ею всякий раз  перед
началом работы, задавая, как правило, одни и  те  же,  натуральные,  размеры
изображения.  На  поляне  он,  конечно,  перед  включением  прибора  масштаб
уменьшил... А сейчас, значит, надо увеличить...
   Алекс поднял руку к груди и замер. Он вдруг понял одну простую  вещь.  Он
никогда не изменял масштаб изображения во время работы генератора. И  теперь
чего-то опасался. Поводов для тревоги, казалось, не было: за год работы  они
с Питом обкатали генератор, никаких сюрпризов он выдавать не должен.  И  все
же.  Алекс  нахмурился.  Как  же  так?  Они  упустили  из  экспериментальной
программы  такую  существенную  деталь!  И  сейчас  он   должен   произвести
неизвестную операцию в присутствии Микки? Нет.
   Как бы мальчик ни просил - нет.
   Почему?
   "Потому, - ответил сам себе Алекс, - потому, что  увеличение  масштаба  -
это рост амплитуды световых волн, увеличение  энергии  излучения.  При  этом
"феномен Алекса" может проявиться при более низком  эмоциональном  пороге  и
оказывать  более  сильное  воздействие  на  зрителя.  Сейчас  я  контролирую
резонанс, а увеличив масштаб, может быть, не смогу этого сделать. А Микки  я
гипнотизировать не хочу".
   Он отнял руку от генератора. И еще: если при увеличении масштаба резонанс
проявится, неизвестно, насколько увеличится площадь его распространения...
   "Ты понял главное!"
   Алекс дернул головой. Откуда пришла эта мысль? Что значит "главное"?
   Он не успел додумать. Пес бросился ему на грудь, как бешеный, сбил с  ног
и стал яростно лизать  в  лицо,  загораживая  своей  мордой  Микки,  поляну,
паровоз, лес... Алекс хотел поднять  руки,  чтобы  оттолкнуть  четвероногого
дурилу, но не смог: они снова заболели и стали  неподъемными.  Голова  вдруг
опять раскололась от боли на  мелкие  кусочки,  и  Алекс  почувствовал,  как
неведомая сила поднимает его в воздух и спиной вперед тащит сквозь  кусты  и
деревья прочь от поляны. Куда? В бурелом, в темноту, в  фиолетовый  свет,  к
боли и усталости, к поражению и смертельной опасности...
   Он  забился  в  безжалостной  хватке,  закричал,  но  его  крик  покрылся
призывным собачьим лаем, который раздавался теперь справа, над  самым  ухом.
Алекс выгнулся дугой, раскинул негнущиеся руки и волчком провернулся на  сто
восемьдесят градусов. Он полетел головой  вперед  и,  когда  вскинул  глаза,
увидел,   что   фиолетовый   бурелом    впереди    расступается,    образует
длинный-длинный тоннель-трубу, и Алекса затягивает  в  него,  а  конца  этой
трубе не видно, и ведет она неизвестно куда.
   Он влетел в тоннель, воздух  засвистел  у  него  в  ушах,  превратился  в
оглушительный рев. Скорость ежесекундно нарастала. Полностью беспомощный, он
зажмурился, чтобы хотя бы  зрительно  не  участвовать  в  этом  невероятном,
бешеном, гибельном движении, и несся сквозь пространство, в каждое мгновение
ожидая катастрофы, столкновения, взрыва...
   Оглушительный  взрыв  собачьего  лая  заставил  его  открыть  глаза.   Он
посмотрел вперед и вскрикнул от радости: впереди виднелся  пятачок  света  -
конец тоннеля! Алекс всмотрелся и охнул. Там, в этом светлом пятне он увидел
себя! Он, Алекс, собственной  персоной  лежал  на  земле,  повернув  лицо  с
закрытыми глазами в сторону тоннеля, а  около  него  сидел  давешний  пес  с
поляны и лаял ему в правое ухо.
   Алекс не успел осмыслить  увиденное  -  он  вспомнил.  Он  вспомнил  все:
пришельцев, страшную потерю прошедшей ночи, свой боевой поход к звездолету и
такое  простое,  глупое  и  неожиданное  окончание   истории.   Теперь   же,
получалось, он летел, чтобы соединиться со своим незадачливым  двойником  из
реального мира. Он, упорный боец, который одолел фиолетовый свет, счастливый
отец, только что забавлявший Микки на поляне... Он должен теперь соединиться
с этим несчастным?
   Он не полетит. Он сейчас остановится. Он вернется обратно.
   "Ты был не на настоящей поляне, Алекс..."
   Круг  света  надвигался  и  заполнял  собой  все  пространство   впереди.
Алекс-второй на земле пошевелился и уперся правой рукой в широкую грудь пса.
   Зачем я лечу к ним?! "Папака, сделай все больше!" "Ты узнал главное..."
   Вспышка абсолютного понимания озарила его. Боже, воскликнул он, ведь надо
только нажать клавишу масштабирования! Надо сделать только это, и уснут все:
не только на корабле - во всем регионе,  на  другом  берегу  реки,  во  всем
мегаполисе, если он захочет!
   "И ты приведешь Микки на настоящую поляну..."
   Он всем телом рванулся вперед, пересек границу тоннеля и,  вытянув  руки,
слился с телом лежащего двойника.
   Пес заметил приближение двух диковинных механических людей за  минуту  до
того, как проснулся человек. С того момента, как пес залег рядом с приятелем
внутри сбитой летающей машины, прошло много времени. И за это  время  многое
изменилось в окружающем мире. Растаяло их "убежище"; кубы  с  отростками  по
бокам перебили гигантов и улетели; свалка исчезла, и на ее месте образовался
зеленый гористый  остров  посреди  синего  моря.  По  морю  плавали  большие
деревянные корыта с парусами и палили друг в друга дымом и огнем из дырок  в
боках. Потом исчезли  и  они  -  морской-пейзаж  сменился  видом  городского
кладбища. Посреди кладбища горел огромный  крест,  и  люди  в  белых  глухих
балахонах с  прорезями  для  глаз  тащили  к  кресту  извивающегося  черного
человека...
   Разных разностей насмотрелся пес, лежа рядом с приятелем. И было  ему  не
то что страшно - непонятно. Те сцены, которые он  наблюдал  вокруг,  как  бы
рассказывали ему о жизни людей. Он понимал, что все вокруг происходит как бы
понарошку, не всерьез и, бог даст, исчезнет, когда проснется  его  приятель.
Но он также и осознавал, что большинство движущихся картин  правдиво:  такое
происходило или вполне могло происходить с  настоящими  людьми,  в  реальном
мире. И вот тут-то он и задавался  вопросами.  Почему,  спрашивал  он  себя,
почему люди то и дело плюются друг в  друга  огнем,  злобно  скалят  зубы  и
поджигают кресты и корабли? Им, собакам, творить такие вещи еще куда ни шло:
им без зубов и когтей нельзя, так  уж  они  устроены.  Но  люди...  Они  же,
недоумевал пес, намного сложнее нас, и умнее, и очень хорошо умеют  излагать
свои мысли, разговаривать. Что, им не хватает ума или слов договориться? Или
недостает чего-то еще, более важного, чем ум?
   Он с надеждой смотрел на своего спящего приятеля. В  нем,  казалось  псу,
было это "что-то", что могло разрешить  все  противоречия  людей.  Да  и  не
только людей: собакам бы тоже полегчало, если бы люди разобрались со  своими
проблемами. Поэтому он и побежал за  знакомцем:  все-таки  пес  был  немного
философ и не оставлял надежды  докопаться  в  конце  концов  до  благодатных
секретов своего бытия.
   Надежда в глазах пса сменялась сомнением. Но ведь приятель тоже с  кем-то
воюет. Видно, ему здорово досталось утром от  обитателей  штуковины,  и  час
назад он шел к этой вонючей глыбе не обедать. И пес  видел,  что  ведет  его
именно это "что-то" и ничто иное. Получалось, что  та  вещь,  которая  может
примирить всех-всех людей, одновременно являлась как бы и оружием...
   Пес верил в своего знакомца. Он терпеливо  лежал  рядом,  посматривал  на
человека и думал: "Вот проснется приятель и  все  мне  объяснит.  И  как  бы
сложно он это ни делал, я пойму, обязательно пойму".
   Кладбище с крестом снова превратилось  в  живописную  помойку,  когда  он
увидел,  как  из-за  дальней  кучи  грязных  досок  появились   две   темные
внушительные фигуры. Пес насторожился и принюхался. Это не  живые  картинки,
как все вокруг, подумал он.  Они  пахнут  металлом.  И  они  очень  тяжелые:
слышно, как крошатся камешки под их колесами... Это  настоящие  механические
штуки. Они немного похожи на людей. У них есть головы, два здоровенных глаза
посреди лица, ноги на колесиках и руки... Но рук  очень  много,  а  туловища
такие толстые, что и три человека не обхватят, взявшись за руки.
   Да и ростом они намного выше обычного человека: головы на две, не меньше.
Откуда они? Из вонючей штуковины? А зачем вышли?
   Пес уже не отрывал пристального взгляда  от  механических  пришельцев.  И
тревожился все больше и больше. Машины медленно катились к псу и человеку, и
от стальных ребристых тел с множеством глубоких узких пазов, от голубоватого
свечения неживых выпуклых стеклянных глаз исходила явная угроза.
   Пес очень не хотел вставать: он хорошо пригрелся рядом с  человеком.  Но,
судя по всему, конец его вынужденного  безделья  был  близок.  Он  поднялся,
быстро отряхнулся, присел  на  передние  лапы  и  лизнул  человека  в  лицо.
Вставай, друг, сказал человеку пес, вставай, по-моему, к тебе гости! И когда
понял, что приятель и не собирается отвечать, наступил ему лапой на  больное
плечо и залаял так громко, что  механические  люди  на  секунду  замерли  на
месте.
   - Смотрите, Гордон, рядом с ним собака! Она будит его!
   - Это пес, сэр...
   - Что?
   - Это пес...
   - К черту! Эта тварь спутает нам все карты!
   - Сэр, я не вижу поводов для тревоги. Мы на месте.
   - Если он сейчас проснется...
   - Он ничего не успеет сделать.  У  Шестируких  достаточно  манипуляторов,
чтобы обездвижить его, найти аппаратуру и выключить развертку.
   - Хорошо, что машин две. Похоже, собака собирается его  защищать.  Берите
ее на себя, а я займусь генератором.
   - Он просыпается, сэр. Удивительно! Действие  препаратов  должно  длиться
еще как минимум полчаса!
   - Проклятый пес! Надавайте ему по заднице, Гордон!
   - Есть, сэр!
   Алекс очнулся от забытья и  мгновенно  сориентировался.  Он  находился  в
своем, настоящем теле и только  теперь  в  полной  мере  осознал,  насколько
разнятся физические ощущения во сне и наяву. Там, за  границей  тоннеля,  он
мог чувствовать боль и усталость, видеть, осязать и слышать и  нисколько  не
чувствовал ущербности восприятия. Но здесь, вернувшись в  себя,  он  ощутил,
как каждая его клеточка ликует, и поет, и дышит, и просто внимает  жизни,  и
посылает в мозг невиданное  богатство  собственных  впечатлений.  Богатство,
которым одаривает тебя тело, когда возвращается оттуда.  Богатство,  которое
заставляет отступить впечатления от того мира и объявляет его миражом.
   "Вот как раз в том, что это мираж, я очень не  уверен..."  -  пробормотал
Алекс, не открывая глаз и все еще слушая радостные токи тела. Он чувствовал,
что с ним еще не все в порядке, иначе он сейчас был бы поглощен совсем иными
мыслями. Он помнил все, что с ним произошло в обоих мирах. И  помнил  о  том
великом открытии, которое помог ему сделать Микки. Мысль  об  этом  источала