еваемых в нарушении международных законов. Черт меня подери, по-прежнему ни полслова в ответ, хоть я вижу, как они там на мостике нагло пялятся на нас. Боцман, выстрелите из салютной пушки - уж это-то должно привлечь их внимание.
     Пушчонку быстро зарядили - только порох, никаких ядер, - и она хлестко бабахнула.
     А на борту "Виргинии" капитан Семмз как раз передавал сигнал "Дикси Белль", запрашивая о ходе ремонта, когда до его слуха докатился взрыв.
     Обернувшись как ужаленный, он увидел облачко белого дыма чуть ниже мостика второго броненосца.
     - Это что, выстрел?
     - Так точно, сэр. Судя по звуку, салютная пушка.
     Семмз застыл в неподвижности на долгую минуту, пока дым не рассеялся. Ему предстояло принять решение - решение, которое может положить конец изнурительным месяцам хождения конвоем.
     - Боцман, британец открыл артиллерийский огонь?
     - Так точно, сэр. Но я думаю...
     - Не думайте. Отвечайте. Вы видели дым, слышали звук артиллерийского выстрела на борту этого британского корабля?
     - Так точно, сэр!
     - Хорошо. Мы тоже ответим огнем. Пусть канониры целят в его палубные надстройки.
     Шесть орудий выстрелили как одно. Град стальных осколков вымел палубу второго линкора начисто, снес обе трубы, а заодно мостик вместе с командирами, рулевым и прочими. Нападение оказалось внезапным, уничтожение - тотальным. На борту изувеченного судна никто не отдал приказа открыть огонь, и орудийные расчеты, привыкшие бездумно подчиняться, не шевельнули даже пальцем.
     Семмз знал корабль, с которым только что вступил в бой, как свои пять пальцев. Он знал, что все орудия находятся за толстой броней цитадели - стальной коробки, отделяющей их от остального корабля. Они нацелены в стороны от левого и правого борта, и только одна 100-фунтовая поворотная пушка на корме направлена назад.
     "Виргиния" прошла вдоль кормы "Разрушителя", и все ее орудия, стреляя снова и снова, осыпали снарядами эту единственную мишень.
     Под таким артиллерийским ураганом не выстоял бы ни один корабль, как бы хорошо он ни был выстроен и как бы крепка ни была его броня.
     Поворотная пушка выпустила один снаряд, срикошетивший о броню "Виргинии" и без малейшего вреда для нее разорвавшийся в море. Снаряд за снарядом разрывался в недрах корпуса броненосца, потроша его, пробивая в броне зияющие дыры... И воспламенив крюйт-камеру.
     Оглушительный взрыв снес чуть ли не всю корму броненосца, и океанские воды хлынули в образовавшийся пролом. Лишившееся плавучести судно вскинуло нос к небесам. Последовали новые взрывы в недрах корпуса, сопровождаемые громадными тучами пара из затопленных котлов.
     Нос поднялся еще выше, нацелившись в зенит.
     Затем, под оглушительное бульканье и скрежет, броненосец ушел в пучину, скрывшись из виду.
     На поверхности воды не осталось даже обломков, отмечающих место трагедии.
     - Спустить шлюпку, - распорядился Семмз. - Собрать всех уцелевших. - Ему пришлось повторить приказ - выкрикнуть его во весь голос, прежде чем ошеломленные матросы кинулись его исполнять.
     Из шестисот с лишним членов команды выжили только трое. Один был так изранен, что скончался еще до того, как его подняли на борт.
     То была славная победа американского флота.
     А заварил конфликт корабль флота Ее Величества "Разрушитель", выстрелив из пушки. У капитана Семмза с лихвой хватит свидетелей данного факта. Хотя вряд ли будут проводить серьезное дознание, стычка уже стала fait accompli <Свершившимся фактом (фр.)>.
     Дело сделано. Обратного пути нет. Свершилось.

***

     Как только "Аврора" покинула Ливерпульский залив, скрывшись под покровом тьмы и дождя, секущего бурные воды Ирландского моря, она сбросила ход, избавив котлы от запредельного давления. Выставили дополнительных вахтенных на случай, если преследователь еще не отказался от погони, а матросы убрали из кают-компании обломки и закрыли пробоину брезентом. Как только с этим было покончено, офицеры уселись за поздний обед, сопровождавшийся, как всегда, разливанным морем шампанского из обширных запасов графа. Поскольку огня в камбузе все еще не разводили, ограничились холодной закуской из черной икры и селедки <О превратных представлениях автора о гастрономических пристрастиях русских уже говорилось>, но никто не сетовал.
     - Как же они нас нашли? - полюбопытствовал Уилсон, с наслаждением потягивая шампанское. - Никак в толк не возьму.
     - Этот грех целиком на моей совести, - признался Корженевский. - После этого недоразумения в Гринвиче мне следовало бы быть начеку.
     Как только подозрения возникли, нас без труда отследили до Пензанса. Масса народу видела, как мы оттуда двинулись на север. Я был столь же глуп, остановившись для пополнения припасов на Энглези. Там я купил в лавке карты залива. А раз уж им было это известно, они знали, где нас искать. Остальное, как говорится, дело истории.
     - Которую пишут победители, - генерал Шерман поднял свой бокал. - И я хочу выпить за графа - победителя. Какие бы преступные, по вашему мнению, оплошности, натравившие британцев на нас, вы ни совершили - вы же с лихвой искупили их своим невероятно искусным судовождением, по моему мнению неискушенного сухопутного человека.
     - Точно! Точно! - Фокс тоже поднял свой бокал.
     - Благодарю, джентльмены, - граф улыбнулся и со вздохом откинулся на спинку стула.
     - А что дальше? - осведомился Шерман.
     - Ирландия. Мы сейчас взяли курс на северо-запад, чтобы держаться подальше от Энглези и побережья Уэльса. Через пару часов мы свернем прямо на запад, в сторону Ирландии и Дублинской гавани. Прибудем на рассвете. И тогда... дальнейшее зависит от вас, генерал. Моя роль в оном любопытном исследовательском турне подошла к концу. В Ирландии я позабочусь о ремонте "Авроры", после чего пойду на север, в Россию, поскольку здешние воды уже не дружественны для меня, как некогда.
     - О чем я сожалею, - сказал Шерман. - Конец вашей дружбе с англичанами...
     - Пожалуйста, не стоит! Со времен Крымской войны моя дружба была не более как притворством. Я по-своему рад, что можно более не ломать комедию. Теперь они такие же враги для меня, как и для вас, - в голосе его проскользнули мрачные нотки. - Будет ли война?
     - Сие мне неведомо, - отозвался Шерман. - Ведомо лишь одно: если война придет, мы подготовились к ней на славу. Исключительно благодаря вам.
     - И оно того стоило, если вы получили все разведывательные данные, в которых нуждались.
     - Целиком и полностью.
     - Отлично! Тогда... можно просить о единственном одолжении? Если дойдет до военных действий - дадите ли вы мне рекомендацию на пост в вашем военно-морском флоте?
     - Всем сердцем...
     - И я тоже! - вскричал капитан Уилсон. - Будь вы моим командиром, я почел бы за честь служить под вашим началом когда угодно, сэр!
     - Весьма признателен...
     Общего восторга не разделял только Фокс.
     - Мне было бы жаль лишиться вас.
     - Понимаю. Но я сыт по горло таинственностью и возней в потемках. Однако я позабочусь, чтобы вам оказывали всяческую посильную помощь. Надеюсь, в следующий раз, отправляясь на войну, я буду находиться на борту одного из ваших великолепных боевых кораблей. Вот на что я уповаю.
     - Сообщите, как с вами снестись, - попросил Шерман. - Если повезет, мы покинем Ирландию, даже не ступив на сушу. Из-за британских рейдов в Дублине постоянно стоит корабль-другой американского военного флота. Они-то нас и доставят.
     - Каблограмма в российский Департамент военного флота быстро меня отыщет. А теперь - Бог в помощь!
     Ночью дождь стих, и мокрые крыши Дублина сверкали золотом в лучах восходящего солнца, когда "Аврора" миновала маяк Пиджин-Куп и вошла в устье Лиффи.
     - У причала таможни стоит броненосец, - сообщил Корженевский, глядя в бинокль.
     - Позвольте взглянуть, сэр, умоляю! - Уилсон явно разволновался. Взяв бинокль, он бросил на судно лишь мимолетнейший взгляд. - Да, действительно, так я и думал. Это мой корабль, "Диктатор". Вот уж доброе предзнаменование!
     - Вы совершенно правы, капитан, - кивнул Шерман. - Наилучшее из предзнаменований. Президент Линкольн, когда мы расставались, настаивал, чтобы я доложился ему, как только наша миссия завершится. Полагаю, ваш командир последует приказу главнокомандующего и обеспечит меня транспортом.
     Попрощавшись с графом, они сели в шлюпку; багаж погрузили на нее заранее. Помахали графу и суденышку, сослужившему такую добрую службу. По команде все матросы на его борту вытянулись во фрунт и отдали честь.
     - Мне будет ее недоставать, - проронил Уилсон. - "Аврора" - великолепная скорлупка с отважным сердцем.
     - И прекрасным капитаном, - поддержал Шерман. - Мы перед графом в великом долгу.
     Поднявшись на борт "Диктатора", они обнаружили, что судно готовится к выходу в море.
     Причину им изложил в офицерской кают-компании сам капитан Толивер.
     - Конечно же, вы еще не слыхали, меня и самого уведомили только что. По пути домой "Виргиния" остановилась в Корке. Дали мне сюда телеграмму. Она выдержала бой. Очевидно, ее атаковал британский броненосец.
     - И что случилось? - слова Шермана прозвучали в наступившей тишине очень громко.
     - Затопили его, разумеется. Как и следовало поступить.
     - Тогда это означает...
     - Это означает, что президент и правительство должны решить, как быть дальше, - заявил Шерман. Капитан Толивер утвердительно кивнул.
     - Все мы получим новые приказы. Надеюсь, вы отплывете с нами, генерал, равно как и вы, мистер Фокс. Не сомневаюсь, Вашингтон найдет новые задания для каждого из нас.
     Сказать, что Британия была взбудоражена уничтожением броненосца - значило бы чудовищно преуменьшить. Грошовые газетенки брызгали слюной; Громовержец метал громы, парламент выступал за немедленное объявление войны.
     Премьер-министра лорда Пальмерстона призвали к королеве, и он провел в высочайшем присутствии два изнурительных часа. Лорд Джон Рассел терпеливо дожидался его возвращения в комнате номер 10. И поднял голову от бумаг, когда за дверью сперва поднялась суматоха, потом дверь приоткрылась, и в комнату ступил один из швейцаров, чтобы распахнуть створки до предела. Первой на пороге показалась забинтованная нога, а за ней осторожно последовали прочие части тела лорда Пальмерстона, сидевшего в кресле на колесах, которое толкал второй швейцар. Он на миг зазевался, и колесо кресла задело того, что держал дверь открытой. Громко охнув, Пальмерстон огрел помощника тростью с золотым набалдашником - правда, довольно слабо, швейцар лишь чуть съежился. Отложив стопку бумаг, изучением которых занимался, Рассел поднялся навстречу Пальмерстону.
     - Я прочел все предложения по вооружению. Все они весьма разумны и весьма уместны.
     - Как им и следует - я их сам готовил.
     Кряхтя от напряжения, Пальмерстон выбрался из инвалидной коляски и плюхнулся в кресло за своим массивным письменным столом, после чего взмахом руки отослал швейцаров, извлек из рукава платок и утер лицо. Он не раскрывал рта, пока дверь не закрылась и они остались наедине.
     - Ее Величество нынче безрассудна до неразумия. Считает, что мы должны вступить в войну самое позднее завтра утром. Глупая женщина. Я до посинения толковал о приготовлениях, организации, проверке войск. В конце концов переупрямил ее. Вызвала своих фрейлин и умчалась.
     Обычно такой напористый и самоуверенный Пальмерстон говорил совершенно несвойственным ему тоненьким голоском, и лорд Рассел встревожился, но был не настолько глуп, чтобы высказать свои опасения вслух. В конце концов, Пальмерстону уже за восемьдесят, да вдобавок ко всем мытарствам преклонного возраста его терзает подагра.
     - В последнее время она частенько позволяет себе подобное, - заметил Рассел.
     - Немецкая наследственность всегда имела свои недостатки, не говоря уж о безумии. Но в последнее время я просто отчаялся добиться от нее если не взаимодействия, то хотя бы толку. Да, она презирает янки и желает, чтобы они расплатились за вероломство дорогой ценой. Как и все мы. Но когда я призываю ее одобрить то или иное действие, она просто ударяется в амбиции.
     - Нам надлежит воспринимать ее желания как приказ и действовать соответственно, - предельно дипломатично произнес Рассел, воздержавшись от упоминания, что вспыльчивый премьер-министр и сам не чужд ослиного упрямства и иррациональных амбиций. - Йоменов призывают на действительную службу, как и надлежит в пору национального бедствия. В Индию и к антиподам ушли приказы как можно быстрее переправить полки сюда. Уже почти два года корабельные верфи на Клайде и Тайне строят прекраснейшие броненосцы. Делается почти все, что можно, для подготовки к любым испытаниям. А на дипломатическом фронте наши послы неутомимо бьются, чтобы лишить американцев всех преимуществ...
     - Да знаю я это все! - раздраженно отмахнулся Пальмерстон. - Да, приготовления, да, этого добра у нас хватает. Но приготовления к чему? Есть ли какая-то всеобщая стратегия, способная сплотить воедино все это и нацию в целом? Если есть - я ее не вижу. Уж королева-то определенно не может обеспечить нам в этом вопросе ни помощи, ни поддержки.
     - Но на герцога Кембриджского, командующего войсками, можно определенно положиться...
     - В чем? В нерешительности? В пьянстве? Во времяпрепровождении с дамочками? Это не выход. У него под началом служат кое-какие славные люди, но чаще всего последнее слово остается за ним.
     - Значит, увы, это бремя по-прежнему на ваших плечах.
     - И действительно, - утомленно кивнул Пальмерстон. - Но года уже дают себя знать. Мне давным-давно следовало отпустить себя на все четыре стороны, но вечно одно и то же: очередной кризис, надо принять еще одно решение - и так без конца и краю.
     Он совсем сгорбился в кресле. Лицо его, несмотря на полноту, стало дряблым и обвисшим, кожа приобрела неприглядный землистый оттенок. Рассел, за все годы знакомства еще ни разу не видевший его настолько больным, хотел было сказать об этом, но пока воздержался, прибегнув к компромиссу:
     - В последнее время вы перетрудились, взвалили на себя непосильную ношу. Может, вам побывать за городом, хорошенько отдохнуть...
     - Не может быть и речи, - огрызнулся лорд Пальмерстон. - Страна летит в тартарары, и я не собираюсь ее подталкивать к пропасти. Надо сделать еще так много, так много...
     Но он не успел даже договорить, когда голос его пресекся, выродившись в бессвязное бормотание. Рассел в ужасе смотрел, как глаза лорда Пальмерстона закатились и он упал вперед, ударившись головой о столешницу. Рассел подскочил, с грохотом уронив стул, но едва успел ринуться вперед, как Пальмерстон тяжело соскользнул на ковер, скрывшись из виду.

РАДИКАЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ

     Генерал Шерман встретился с президентом Линкольном в Белом доме, а оттуда оба прогулялись до военного министерства пешком. Немного поболтали о жаре, почти две недели безжалостно сжимающей город в своих тисках. Потом Шерман поинтересовался здоровьем миссис Линкольн, пошедшей на поправку. Линкольн сообщил, что все очень рады быстрому исцелению раненой руки генерала Гранта. Говорили обо всем - кроме того, что волновало обоих более всего. Но на сей предмет Гус Фокс был абсолютно непреклонен: никаких разговоров о подробностях путешествия на борту "Авроры" за стенами комнаты 313. Куда они сейчас и направлялись.
     Как только они ступили в коридор, двое часовых у дверей вытянулись по стойке "смирно".
     Шерман отдал им честь и постучал в дверь.
     Фокс отпер ее изнутри и отступил в сторону, чтобы впустить их, после чего снова запер дверь, пересек тесную прихожую и отпер внутреннюю комнату. Войдя туда, они обнаружили, что шторы задернуты и в комнате царит удушающая жара.
     - Минуточку. - Фокс поспешно отдернул шторы и распахнул оба окна. Толстая решетка преграждала путь извне, но хотя бы пропускала прохладное дуновение свежего воздуха.
     Вытащив платок, Линкольн утер лицо и шею, после чего рухнул в кресло, перекинув длинные ноги через подлокотник.
     - Неужели я наконец узнаю подробности вашей таинственной миссии?
     - Да, - подтвердил Шерман. - Она была опасной, может быть, даже безрассудной, но раз уж она завершилась успехом, пожалуй, риск можно считать оправданным. Предлагаю вам рассказать президенту о нашем русском друге, Гус.
     - Всенепременно. Все началось еще в Брюсселе, когда мы познакомились с графом Корженевским, весьма высокопоставленным лицом в их военном флоте, а также в их разведке. Могу ручаться за его благонадежность, потому что уже имел дело с его организацией в прошлом. Он безупречно говорит по-английски, получил образование в Англии - фактически говоря, он окончил Гринвичский военно-морской колледж. Однако со времени Крымской войны у него развилась ненависть к британцам, вторгшимся в его страну. Зная о наших неурядицах с Британией, он счел наши страны прирожденными союзниками. Вот тогда-то он и сделал чрезвычайно великодушное предложение, сказав, что хотел бы предоставить свою яхту в наше распоряжение. И отвезти нас, куда пожелаем.
     - Очень любезно со стороны графа, - улыбнулся Линкольн. - Вам следовало бы попросить его отвезти вас в Англию.
     - Туда-то мы и отправились.
     Президента трудно было застать врасплох, но на сей раз он попался. Он лишь переводил взгляд с одного на другого в полнейшем замешательстве.
     - Вы серьезно? Вы... отправились туда?
     - Совершенно верно, - подтвердил Фокс. - Под видом русских офицеров.
     - Слыхал я байки в свое время, но эта все их за пояс заткнет. Умоляю, поведайте мне с мельчайшими подробностями, где вы побывали и что делали.
     Откинувшись на спинку кресла, Шерман в молчании слушал, как Гус излагает разнообразные аспекты их рискованного путешествия. Пока что, похоже, президента интересовали не их открытия, а сюрпризы и рискованные авантюры, пережитые при исследовании английских территорий.
     - ...мы плыли всю ночь и прибыли в Дублин к утру, - окончил Гус. - Тогда-то мы и услыхали о морском поединке двух броненосцев. Конечно, нам пришлось вернуться сюда, так что на этом наша небольшая экспедиция завершилась.
     Линкольн откинулся на спинку кресла с тяжелым вздохом - и тут же с энтузиазмом хлопнул себя по колену.
     - Услышь я эту историю от кого другого, Гус, кроме вас, - я объявил бы его вруном года - да где там, столетия! Вы были правы, что не уведомили меня о своих планах перед отправлением. Я бы тут же наложил на них строжайшее вето. Но теперь, когда вы вернулись, мне остается лишь сказать: отличная работа!
     - Спасибо, господин президент, - сказал Шерман. - Задним числом наша небольшая экспедиция представляется чуток безрассудной. Но она сошла нам с рук. Мы изучили английские порты, города и ландшафты. И оценили их обороноспособность. Эти сведения дались нелегкой ценой - к несчастью, ценой человеческой жизни. Один из русских матросов погиб, когда броненосец стрелял по нас. Но путешествие себя оправдало, уверяю вас.
     - И каковы же ваши выводы?..
     - В военном смысле мы знаем о британской обороне куда больше, нежели когда-либо раньше. Куда приложить эти знания, конечно, зависит от международных отношений. В газетах полнейший сумбур и больше сплетен, нежели новостей. Прежде чем я продолжу, я хотел бы услышать об официальной реакции Британии на утрату корабля.
     Между бровями Линкольна снова залегла глубокая борозда обеспокоенности. Слушая рассказ о головоломных приключениях, он напрочь позабыл о своих бедах. Теперь же они нахлынули на него.
     - Они вне себя от ярости, непримиримы, призывают к оружию, готовятся к войне. Требуют немедленной выплаты в размере десяти миллионов фунтов в качестве компенсации за утрату броненосца.
     - Можно ли предотвратить войну? - спросил Шерман.
     - Если мы уплатим затребованные миллионы и прекратим поставки хлопка на мировой рынок, заодно позволив их линкорам беспрепятственно обыскивать все наши корабли в открытом море - и кое-что еще сверх того. Они выдвигают бесконечные требова