фигня, - неожиданно выдал Шабанеев из облюбованного
угла и беззаботно цыкнул зубом. - Лажа, иными словами.

- Поподробнее, пожалуйста. - Коршунович не говорил, Коршунович требовал.

Шабанеев поудобнее умостился на раскладном походном стульчике и начал:

- Вот смотрите, Палыч... Что бы мы стали делать на месте ашгабатцев? Для
начала сформулируем их цели. Варге позарез нужно время, ручаюсь. Он всеми
силами тянул волынку перед операцией, это факт, не подлежащий сомнению.
Даже обмен этот несчастный, совершенно невыгодный противной стороне - не
что иное, как затяжка времени. На фига Варге еще один волк, если у него их
уже никак не меньше сотни?

Коршунович недовольно поморщился:

- Ваня, выражайся поприличнее, будь добр! А то наши умники отчет президенту
подсунут, не читая, а там твое "на фига" во всей красе...

- Извините, Палыч. Так я продолжаю. Итак, зачем, спрашивается, Варге волк?
Да не нужен он ему. А нам эти агенты были необходимы, дабы хоть
сколько-нибудь прояснить обстановку в Ашгабате. Взглянуть, так сказать, на
переворот изнутри. Но ведь Варга тоже не ду... неглупый индивид. Он
прекрасно понимает, зачем нам эти агенты, и прекрасно понимает, что ради
этого мы даже согласны отнять у себя немножечко времени. Понимает он и то,
что, отпуская агентов, он, в сущности, ничем не рискует. Поскольку агентов
взяли либо ночью, либо под самое утро, и ничего особенного они не видели и
не знают. Напрашивается вопрос: если агентов все равно отпускать, то нельзя
ли извлечь из этого какую-либо попутную пользу? Вот, к примеру, легенда - я
умышленно говорю "легенда" - Домкрата. Ну не верю я в то, что при допросе
ему позволили бы таращиться на экран терминала. И эти... э... неумные паузы
и перешептывания... В общем, Палыч, режьте меня, колите, а пахнет это
наспех слепленной липой. Домкрату сознательно подсунули под нос
дезинформацию и постарались обставить это так, чтобы он поверил, будто бы
случайно ее подслушал. Та же песня и с Методистом. Вы верите, что начальник
охраны будет с кем-то шептаться прямо у камеры с арестованным разведчиком?

- А ведь он прав, Палыч, - подал голос Лутченко. - У меня подобные мысли
тоже возникали, но ч как-то опешил и отвлекся, когда услышал, что за
переворотом в Туркмении на самом деле стоит Сибирь. Слетел с мысли, увы...

- Так... - Коршунович на глазах терял мрачность и наполнялся охотничьим
азартом. - Стало быть, агентам других стран тоже была скормлена деза в виде
развесистой клюквы. И, ручаюсь, виновником переворота выставлялся другой.
Другая страна то бишь.

- Именно! - воздел палец Шабанеев. - Пока мы будем разбираться да выяснять
отношения, Варга отсидится в тепле и уюте, сделает то, ради чего выгадывает
каждую секунду, и...

Шабанеев умолк.

- Что и? - не выдержал Лутченко.

- А вот что - и, я пока еще не придумал. Но ситуационная логика в этом,
похоже, есть.

- Так. - Коршунович хлопнул в ладоши. - Ваня, ты можешь проанализировать
информационный траффик от коллег по альянсу? На предмет изменений в
характере? Если кто-нибудь подозревает нас в двойной игре, содержание
сводок неминуемо должно измениться. Либо усохнуть, либо наполниться водой,
либо что-нибудь еще. Есть у тебя спецы по содержательному анализу?

Шабанеев фыркнул:

- Разумеется, есть. Например, я сам.

- Так давай шевелись, чего расселся?

Иван Шабанеев, жизнерадостный аморф-компьютерщик, мгновенно оккупировал
ближайший свободный терминал и немедленно слинковался со связистами и
аналитиками. Руки его порхали над клавиатурой полиморфа, и казалось, что в
данный момент они существуют отдельно от своего владельца.

Но Коршунович знал, что самое ценное в Шабанееве - не руки. Впрочем, руки
Шабанеева тоже высоко ценились.

"А я пока попробую тихо и задушевно побеседовать с Семенычем... - подумал
он. - С нашим доблестным генералом Золотых..."

Он снял с пояса спецмобильник и коснулся всего одного сенсора - прямого
вызова.

- Золотых, - тотчас отозвался знакомый голос.

Невольно Вениамин Коршунович вслушивался в этот голос, пытаясь уловить
новые интонации, натянутость или что-нибудь еще. Ведь сибирякам вполне
могли подсунуть версию, что во всей этой истории грязно играет именно
Россия.

"Черт! - подумал Коршунович, медленно стервенея. - С Семенычем приходится
играть в гляделки-слушалки! Вынюхивать, а не думает ли он, что ты его
надуваешь... И пытаться понять, не ищет ли он в твоем голосе то же самое. С
Семенычем, с которым черт знает сколько пройдено и бог знает сколько
выпито!"

- Семеныч, - сказал Коршунович тихо и устало. - Надо поговорить. Срочно.
Только с глазу на глаз и лично. Золотых выдержал короткую паузу.

- Жду, - коротко сказал он. - Но торопись, снимаемся через десять минут. И
надеюсь, что дело того стоит...

- Бегу, - сказал Коршунович, отключаясь. И выскользнул из-под наспех
натянутого над штабным "Изюбром" тента.

А потом действительно побежал.

Подчиненные, попадающиеся по дороге, округляли глаза и в немом изумлении
отшатывались.

"Черт! - подумал Коршунович с тревогой. - Нехорошо как. Майорам вэ-эр
бегать не положено! В мирное время бегущий майор вызовет только смех, а
сейчас не иначе панику..."

Но ему действительно нужно было срочно поговорить с генералом Золотых. И от
результатов этого разговора вполне могли измениться последствия операции
"Карусель-2".

- Нашла? - спросил Арчи, оборачиваясь.

Ядвига отрицательно помотала головой в ответ:

- Нет. Не нашла.

Арчи вздохнул.

- Интересно, - изрек он, обращаясь не то к небу, не то к пустыне. - Что
сейчас на "Чирс" делается?

- Понятия не имею, - ответила Ядвига. Она явно не сочла вопрос
риторическим. - Пойдем туда?

- Если честно, - признался Арчи, - то мне не хочется.

- Мне тоже, - заявила Ядвига.

- Почему? - изумился Арчи.

- Ну... - Ядвига замялась: то ли слова подбирала, то ли эта информация не
предназначалась Арчи. - Если коротко, то у нас в последнее время возникли
серьезные разногласия с партнерами из "Чирс". В общем, я ни секунды не
сомневаюсь, что наши эвакуировались именно поэтому.

Арчи мгновенно оценил это - в сущности, получалось, что он больше не
пленник.

- Мне нужен телефон, - сказал он, поднимаясь. - Что тут у нас ближе всего?
Янбаш?

- Кажется. Километров пять.

- Побежали! - Арчи вскочил.

- Погоди, - осадила его Ядвига. - Это на трассе. Там могут вертеться люди
из "Чирс" - экипажи могут проезжать, посты дежурить в конце концов. В связи
с этим. - Она повела головой, явно намекая на далекий рокот и пыльный
шлейф, что, явно приближаясь, полз вдоль пограничной гряды.

Махолетов они так и не увидели, зато над самой границей пронеслось
несколько звеньев штурмовиков породы "Валькирия". Это было жутковатое и
вместе с тем захватывающее зрелище. Неизвестно, что собирались смешивать с
песком эти полулегендарные динозавры европейской секретной селекции; ни
единого залпа они так и не произвели. Просто пронеслись чуть ли не над
головами и сгинули на юго-востоке.

- Пойдем в Багир, - предложила она. - Причем лучше в Нижний. А оттуда - в
Ашгабат.

- Прямо вот так? - с иронией поинтересовался Арчи, намекая на волчью форму,
в которую были облачены оба. - А если нас узнают? Бабушки уборщицы из
правительственной обслуги, к примеру?

- Купим обычную одежду, - отмахнулась Ядвига. - Тоже мне, проблема.

- Это если магазины работают.

- Тогда отберем у кого-нибудь. - Ядвига презрительно фыркнула. - Не
тормози, Арчи.

- Ладно, не буду, - вздохнул де Шертарини.

Такой вариант его тоже устраивал.

И они, обходя базу "Чирс" по пологой дуге, двинулись к Нижнему Багиру. Для
начала стоило достичь арыка, сплошь заросшего ежевикой и тутовником. Дабы
не маячить в чистом поле и не привлекать ничьего постороннего внимания. А
там, вдоль трассы, тоже что-то растет - в случае чего можно будет укрыться.

Они не знали, что зря опасаются приближаться к "Чирс". К этому моменту на
базе оставались только усиленные посты охраны, получившие приказ лично от
Варги никого на территорию не допускать, а если подобная угроза все же
возникнет - задействовать систему ступенчатой самоликвидации и сдаваться.

Спустя пятнадцать минут передовые "Вепри" сибирских погранцев прокатили
мимо стройплощадки волков - альянс замыкал кольцо. Каждые три километра
несколько "Вепрей" отставали от колонны и занимали удобные позиции.
Окопчики вокруг стройплощадки показались пограничникам вполне приличными
позициями, особенно если правильно расположить "Вепри".

Уже пробираясь вдоль арыка, Арчи и Ядвига услышали и увидели возвращающиеся
"Валькирии". Но не задерживаться же из-за этого? Арчи спешил к телефону. А
волчице, как показалось Арчи, было все равно что делать. Лишь бы не
бездействовать, пока обстановка не определилась. И это вполне его
устраивало.

На позициях ашгабатцев что-то размеренно бухало и стонало. Рихард выглянул
из-за опоры тяжелого сибирского транспортера "Мамонт" и тотчас спрятался
обратно.

Так и есть - невдалеке, рядом с таким же транспортером сибирских погранцев,
песчаной свечой восстал взрыв, коротко ахнуло, и кто-то пронзительно, с
детской обидой в голосе, закричал.

- Sauhunde! Schweinehunde! - сквозь зубы выругался у соседней опоры Генрих
Штраубе и, выглянув, вдруг стал с остервенением садить по позициям
ашгабатцев из своего пулевика. Пулевик стенал и плевался железом, пока не
иссякла обойма.

- Зря, - без особого желания что-либо изменить прокомментировал Цицаркин. -
Хрен ты им что сделаешь, они из минометов шпарят, навесом.

Цицаркин единственный из всех даже не пытался выглянуть: просто сидел,
привалившись спиной к "Мамонту" в месте, где его не могла бы достать
шальная игла или пуля, и меланхолично пялился в небо.

Генрих, отдуваясь, менял обойму. Пулевик на игломет он так и не сменил - с
началом обстрела все впали в неизбежное ожесточение, и Генрих тоже.
Хотелось стрелять в минометчиков. Генрих и стрелял. Он понимал, что все его
пули бесполезно ушли либо в песок, либо в бетонные плиты, которыми
отгородились обороняющиеся туркмены, либо просто поверх плит, в белый свет.
Разумеется, как в копеечку.

- Что-то я слабо представляю себе, как мы будем прорывать это... -
проворчал сибиряк, которого коллеги называли Герасим.

Рихард снова осторожно выглянул, и почти сразу далеко слева бабахнула
очередная мина. На этот раз никто не закричал, только основательно засыпало
песком нескольких спецназовцев.

Солнце, недавно восставшее из-за горизонта, взирало на весь этот бардак с
немым ужасом.

- Ничего, - философски заметил Цицаркин. - Сейчас штурмовики позавтракают и
еще разок пройдутся. Тут-то мы на полкилометра и подберемся.

- А толку? - уныло заметил тот же Герасим. - Там дальше у них точно такая
же бетонная линия. А штурмовики опять выдохнутся и жрать улетят.

- Ну и что? - Рихард хотел пожать плечами, но лежа это было неудобно
делать. - Спешим мы, что ли? Так помалу-потиху и до Ашгабата доползем.

- И застрянем, - мрачно напророчил другой сибиряк, Михеич. - Потому что от
штурмовиков придется отказаться - дома порушат к едрђне-матрђне.

- Боюсь, - с иронией заметил Цицаркин, - дома наших доблестных вождей
взволнуют мало. К тому же живи я в этих домах - давно бы уже закопался в
ближайшем глубоком подвале с чемоданом еды и бидоном воды.

- Это ты умный, - проворчал Герасим. - А они - туркмены...

Рихард фыркнул.

Впрочем, видно было, что Герасим просто потешается. Не считает же он в
самом деле, что туркмены глупее русских?

- Туркмены, сибиряки, - пробормотал Генрих. - А вы не учитываете, что эта
публика просто не представляет себе последствия обстрела штурмовиков? Они
не могут оценить опасность, им не с чем сравнивать. Вот и будут сидеть по
домам. А мы их - штурмовиками...

- Не мы, - холодно уточнил Цицаркин. - И даже не пилоты. И даже не сами
штурмовики, в конце концов, они ничего не соображают.

- А кто же? - с непередаваемым интересом спросил Рихард; вопрос его утонул
в грохоте близкого разрыва. "Мамонт" вздрогнул и присел на опорах, еще
плотнее прижимаясь к песку. Кажется, ему было страшно.

- От холера, - отплевываясь, ругнулся третий сибиряк по фамилии Нестеренко.
- У меня песок уже везде, даже в жопе.

- У меня тоже! - радостно сообщил Герасим.

Рихард поймал себя на ощущении, что они вот так вот, под обстрелом,
валяются уже не первый день и даже не первую неделю. Хотя на самом деле -
всего третий час. Валяются и уныло зубоскалят, словно эта вялая перестрелка
надоела им до скрежета зубовного бог знает когда. Рутина и обыденность -
обстрел, переругивание, жалобы на песок.

Словно они воюют не впервые в жизни.

Дико. Даже он, разведчик не с одним фитилем за плечами, не мог себе такого
представить еще в начале лета. А теперь даже удивляться сил не осталось.

- О! - встрепенулся Нестеренко, чутко поводя ушами. - Летят. Ща врежем им
по самые гланды!

Все невольно прислушались; в том, что у Нестеренко самый острый слух, все
уже успели не однажды удостовериться.

Гул накатывался с северо-востока, с наспех приспособленного под аэродром
дна сухого в это время года водохранилища.

Рядом с Цицаркиным завозился и вынул голову из-под брезента водитель
"Мамонта". Этот умудрялся безмятежно спать даже под обстрелом. Кажется, он
даже толком не понимал, чем ему и его послушному гиганту-селектоиду
угрожает обстрел.

- А? - спросил он, вряд ли окончательно проснувшись. - Что, едем?

- Пока нет, - успокоил его Цицаркин. - Но скоро поедем.

- А... - протянул водила и почесал кудлатую аморфью голову. - Ладно. Тогда
я еще посплю, а как время будет - растолкаете.

- Спи, - позволил Цицаркин. - Растолкаем...

- А все-таки, - не унимался Герасим. - Не пойму я, на что они надеются? Все
равно ведь прижмем их. Кольцо ведь. Нас больше. Так нет - ерепенятся, из
минометов пуляют...

- Между прочим, - заметил Генрих, - это их земля.

- Да какая тут, мать его, земля, - ругнулся Нестеренко. - Песок один!

- Эй, Гнат, что-то ты как сапожник материшься, - заметил молчаливый сибиряк
по фамилии Шелухин. - Не узнаю тебя прямо.

Нестеренко сокрушенно вздохнул:

- А вдруг это моя естественная потребность? А при Семеныче я изо всех сил
сдерживаюсь?

- Да поджилки у него трясутся, вот и матерится, - насмешливо объяснил
Цицаркин.

- А у тебя, можно подумать, не трясутся? - окрысился Нестеренко.

- Трясутся, - спокойно согласился Цицаркин. - Что ж я, неживой, что ли? В
конце концов я, как и все тут, впервые в жизни под минометный обстрел
угодил. А когда рядом мина бубухнет, тут и обосраться не зазорно, я так
полагаю.

Герасим нервно захихикал.

В сущности, Цицаркин был прав. У всех у них играли нервишки и тряслись
поджилки. И каждый реагировал на эту чудовищную ситуацию по-своему: Генрих
палил из пулевика, Нестеренко ругался, Цицаркин вежливо хамил и призывал
остальных немедленно обосраться, водила спал, Герасим премерзко хихикал при
первом удобном случае.

"Что это? - думал Рихард. - Началась естественная реакция на происходящее?
Мы медленно сходим с ума, невзирая на мудреные щиты психоинженеров? Мы,
профи, за плечами у каждого не один фитиль и даже не одна смерть на
совести. И то... двигаемся. А каково же простым погранцам, в жизни не
имевшим дела ни с кем, страшнее контрабандистов?"

А с севера наползал зловещий размеренный гул, и небо на горизонте начало
чернеть.

Летучая армада штурмовиков спешила обрушить на головы непокорных туркменов
тонны концентрированной взрывчатой смерти.

"Двадцатый, блин, век. Конец второго тысячелетия. Вот чем оборачивается
двести лет сплошного мира. Мы разучились убивать, а заодно разучились
бояться Чужой смерти. Что с того, что смерть чужая? Мы не ощутим чужой
смерти и чужой боли.

Я даже не спрашиваю, сможем ли мы жить после того, как кто-нибудь там, на
позициях, умрет. Потому что уже вижу: сможем. Если бы нам суждено было
сойти с ума от массовых убийств, мы бы уже сошли, после первого же залпа
европейских летающих крепостей. Так ведь нет, сидим, цепляемся за оружие, а
когда штурмовики перемелют линию обороны ашгабатцев в мелкий
песчано-бетонный фарш, вскочим и помчимся туда. Вопя и стреляя во все, что
движется впереди.

А потом все повторится. И так до полной победы... И до полного краха веры в
заповедь "не убий".

- Что там у тебя стряслось? - тихо спросил Золотых, когда наконец удалось
отогнать всех посторонних. Даже тех, кто, выпучив глаза, размахивал
какими-то экстренными пропусками.

Коршунович всмотрелся в глаза коллеги и старого друга. И, как головой в
омут бросился, выдохнул:

- Семеныч, по моим данным получается, что переворот в Ашгабате
санкционировала и подготовила Сибирь. Я хочу узнать у тебя - так ли это?

- Что? - опешил Золотых. - Ты в своем уме, старик?

Коршунович вежливо развел руками.

- Семеныч... Сам понимаешь, как российский разведчик я уже попал на
пожизненное заключение, раз тебе это говорю. Я у тебя как у старого
пса-соратника спрашиваю: это так? Мы все - просто пешки в игре президентов?
Или?

В следующую секунду Коршунович осознал, что в голове генерала Золотых
что-то ощутимо сдвинулось и завертелось. Разве что не щелкнув и не зажужжав
при этом. Слова Коршуновича скоррелировали с некими неизвестными пока
россиянину фактами, и мыслительная машина пришла в движение. Золотых думал,
сопоставлял и делал выводы.

- Постой... Откуда у тебя такая информация? Впрочем, погоди, я попробую
угадать. Агенты из Ашгабата? Обмененные. Так?

- Именно.

- Вот оно что...

Золотых молчал почти полминуты.

- Да, Палыч. Да. По моим данным, за переворотом стоит Европа. Источник тот
же. И, кажется, я понимаю, что это значит.

- Деза из Ашгабата?

- Несомненно. Знаешь, теперь мне становится понятно, что агентов наших
обработали довольно топорно, наспех. Наверное, времени для подготовки не
хватило. Но если бы... если бы они знали, что здесь топчут пески не
президенты, а два старых битых пса, которые могут неожиданно похерить
профессиональный долг, потому что верят друг другу больше, чем
президентам...

- Семеныч. - Коршунович приложил гигантское усилие, чтобы сдержать
коварную, неожиданно навернувшуюся слезу. - Не говори красиво...

- Палыч, мы их точно прижмем! - сказал Золотых, и в голосе его сквозила
такая праведная убежденность, что Коршуновичу даже стало немного жаль
обреченного на неминуемое поражение противника. - и-мое! Могли ведь на
ровном месте споткнуться...

"Надо же, - боялся поверить Коршунович. - Мы выяснили все несколькими
фразами! За пару минут! Черт, теперь я лучше понимаю дельцов, которые могут
пригнать партнеру грузовик золота просто под честное слово. Правда, смотря
какому партнеру. Лично мне слова Золотых вполне хватит, чтобы рискнуть
грузовиком золота, если он у меня когда-нибудь будет..."

Золотых уже подозвал своих помощников и что-то резко втолковывал, обращаясь
в основном к Степану Чеботареву.

На поясе коротко пискнула мобила; Коршунович машинально сгреб ее рукой.

- Коршунович!

- Палыч? - узнал он голос Шабанеева. - Я проанализировал входные сообщения.
Вывод однозначный: Европа. Нас в грязной игре подозревает Европа.

- Понял, Ваня, - сказал Коршунович. - Пока ничего не предпринимайте. Жди, я
как раз с Золотых совещаюсь...

Генерал, словно почувствовав, умолк и, по-прежнему окруженный свитой,
выжидательно глядел на Коршуновича.

- Все сходится, Семеныч, - сообщил россиянин. - Нам накапали на Сибирь. Вам
- на Европу. А Европе - на нас. Круг замкнулся.

Золотых хмыкнул - даже с некоторым, вытеснившим усталость, азартом.

- Знаешь, Палыч, у меня такое ощущение, что мы в ближайшее время будет
иметь счастье беседовать с господином Шольцем.

Коршунович, помалу заражаясь тем же азартом, с готовностью выставил на
всеобщее обозрение мобилу.

- Вызывать?

- Вызывай. Думаю, это должен сделать именно ты.

Коршунович молча набрал трехзначный номер.

- Але! Коршунович, Россия. Господин Шольц, генерал Золотых и я считаем, что
н