й"  этот
только ночью открывается. Самое сейчас время...
   Я взглянула на часы, покачала головой:
   - А без меня нельзя?
   - Один не пойду! - отрезал племянничек. - Там это... Ну...  Не  пойду,  в
общем! "Мамай" этот, он для этих... лиц...
   Смеяться, конечно,  не  стоило,  но  удержаться  оказалось  ну  никак  не
возможно. Дуб растерянно моргал.
   - Страшно? - отсмеявшись, поинтересовалась я, надеясь,  что  он  все-таки
посмеется в ответ.
   Но Изюмский даже не улыбнулся.
   - Не страшно, госпожа старший  следователь.  Да  только,  блин,  стыдоба!
Узнает "братва", что к лидерам, извините, ходил... Да еще  один.  Чего  ведь
подумают?
   Он не шутил. Вообще-то, верно: в последнее  время  к  тем,  кто  посещает
подобные бары, в городе стали относиться чуть ли не хуже, чем к кентаврам.
   - Ладно! - решилась я, сообразив,  что  этой  ночью  точно  не  засну.  -
Присядьте, я сейчас...
   Заниматься работой обычного инспектора не хотелось, но, с другой стороны,
появился шанс быстро и триумфально закончить это дерьмовое дело. Закончить -
и взяться за Молитвина всерьез.
   Обещанное "сейчас" несколько  затянулось.  Дуб  терпеливо  ждал,  пока  я
примеряла новое вечернее платье,  пока  пританцовывала  у  зеркала,  пытаясь
сотворить нечто пристойное из вороньего гнезда на голове. Подобные процедуры
требуют  полной  сосредоточенности,  но  одна  мыслишка  меня  все-таки   не
оставляла. Простая  до  невозможности  мыслишка,  очевидная,  вероятно,  для
любого - кроме, конечно, господина Изюмского. Все получилось  очень  просто.
Слишком просто. Излишне...

2

   "Казак Мамай" внешне выглядел неприметно: обитая бронзой дверь, врезанная
прямо в стену старого пятиэтажного дома. Разве что  снег  у  входа  оказался
убран да по сторонам росли две небольшие елочки. Как говорится, голубые ели.
И пили.
   Дуб притормозил свою "Ауди" у тротуара, огляделся.
   - Ага, стоит!
   Он кивнул на черную тень возле ближайшего подъезда.
   - Я ребят попросил потоптаться. На всякий...
   Кивком одобрив его  предусмотрительность,  я  нерешительно  поглядела  на
вожделенную дверь.
   - А туда... всех пускают?
   В ответ последовало довольное  "гы!".  Кажется,  у  дуба  тоже  оказалось
чувство юмора.
   - Смех, да и только, госпожа старший следователь!  Мужиков  бесплатно,  а
если баба, в смысле, женщина - то по сорок гривень с носа.
   Бумажник я не захватила из  принципа  и  теперь  ощутила  некое  чувство,
приятно  напоминающее  злорадство.  Впрочем,  такие  расходы,  как  правило,
компенсируются. А хорошо будет выглядеть в  отчете:  "Посещение  спецбара  -
сорок, гривен"...
   - Фотография Кондратюка у вас?
   Лицо подозреваемого оказалось не из тех, что запоминаются сразу. Я начала
было по привычке составлять словесный портрет, но бросила. Узнаю как-нибудь,
не в этом проблема. Проблема в другом. Все, все не так!  Убийца  преспокойно
собирается в бар, вместо того чтобы дрожать у алтаря, ожидая Первач-псов.  А
если он псов не  боится,  то  почему  не  боится  нас?  Даже  дурак  поймет:
нераскрытое убийство заставит все наши  службы  не  только  забегать,  но  и
запрыгать. К тому  же  бар  для  "голубых",  а  звонила-то  женщина!  Ладно,
разберемся. Для того и приехали.
   - Господин Изюмский! В целях конспирации разрешаю перейти с человеческого
языка на тот, который вам ближе. Но только на время операции. Усек, братан?
   Братан усек не сразу. Наконец соизволил кивнуть:
   - Так точно. Понял. Да тока, блин, хрена он там человеческий! Кто же  так
сейчас чешет, подруга? На тебя, блин, посмотришь - вроде телка  видная,  все
при тебе, а как базлать начнешь...
   - Фильтруй базар, пацан, - в очередной раз посоветовала я. -  Я  котелком
звенела, когда ты, шкет, еще сопли жевал!
   Он вновь хмыкнул, решив, вероятно, что старший следователь Гизело  входит
в роль. Не поверил. И хорошо, что не поверил...
   - Слышь, братан, а  как  тебя  называть?  Имя-отчество  его  я,  конечно,
забыла. Если вообще когда-нибудь знала.
   - Вованом, - гулко вздохнул дуб. - А ты, подруга, стало быть, Эрка?
   - Эра, - как можно спокойнее поправила я. - А впрочем, без разницы...
   Открыть дверцу этот болван не догадался, но я обошлась и без него.  Итак,
"Казак Мамай".  Интересно,  за  что  этого  беднягу  к  подобному  заведению
приплели?

3

   Дуб решительно взялся за круглую, блестящей меди, ручку - и замер.
   - Мне первой войти? - подлила я масла в огонь.
   В ответ прозвучало негромкое:  "Блин,  пидоры  драные!"  -  и  доблестный
господин Изюмский от души рванул дверь. Бог весть чего он боялся.  А  весело
было бы, встреть его за дверью трое напомаженных амбалов в кожаном прикиде и
потащи раба Божьего прямиком в темный угол, как в одном  старом  кинофильме.
Там подобное заведение, если память не изменяет, называлось "Устрица"...
   Все обошлось. Никто нас не хватал, не хлопал  по  выступающим  частям,  и
даже швейцар оказался самым обыкновенным: без помады и румян на  физиономии.
Разве что на меня посмотрели как-то странно, но это могло быть и результатом
воспалившегося воображения. Через несколько минут мы уже сидели в  небольшом
уютном зале, почти утонувшем в темноте,  вокруг  играла  тихая  музыка,  под
которую еле  заметно  шевелились  парочки  -  вполне  разнополые.  Я  начала
понимать, что "Мамай" - не из худших заведений.
   По крайней мере, на первый взгляд.
   Взгляд второй дал те же результаты.  Официантка  (официантка!)  поставила
нам на столик  по  бокалу  шампанского,  проворковав:  "От  заведения!",  за
шампанским последовали орешки. Я протянула руку к бокалу...
   - Ну, пидоры, блин! - Дуб заскрипел зубами и затравленно оглянулся.
   - Чего киксуешь, Вован? - поразилась я.
   - Киксую? - Дуб перешел на шепот, наклонился:
   - Ты, Эрка, глаза разуй! Видала?
   Его взгляд уперся в нашу официантку, деловито направлявшуюся к стойке.  Я
присмотрелась, хотела переспросить, вновь всмотрелась -  и  вопросы  отпали.
Да-а... Косметика и женский корсет творят чудеса, особенно  в  полутьме.  Но
ведь голос! Хотя...
   Я оглядела парочки, продолжавшие обжиматься под старомодный "медляк" -  и
только вздохнула. Две "девушки" из четырех - точно; третья скорее всего тоже
не третья, а третий... А впрочем, чего удивляться? Знали ведь, куда шли!
   - Отставить! - шепнула я. - Лучше осмотрись, только незаметно. Его  здесь
нет?
   Дуб начал ворочать шеей. Тоже мне, профессионал! Правда, и  профессионалу
в такой темноте ничего не увидеть.
   - Потанцуем? - Я встала, автоматически поправив слегка  висевшее  на  мне
платье. И когда это я успела похудеть?
   Кажется, придется работать самой. На племянничка надежды мало.
   Дуб сопел у меня над  ухом,  переступая  с  ноги  на  ногу  с  изяществом
контуженного медведя. Губы его шевелились;  если  внимательно  прислушаться,
можно было разобрать слова. "Зародыш в яйце, яйцо в гнезде, братан при теле;
мужик, блин, при своем деле..." По-моему,  это  был  заговор  для  невольных
трансвеститов, а не от беды гомосексуализма.  Или  господина  Изюмского  так
припекло, что он ничего более подходящего вспомнить не смог? Ладно, простим,
сделаем вид, что не заметили...
   Стараясь не морщиться и уж тем более не прыснуть в  рукав,  подобно  юной
курсистке, я как можно незаметнее скользила взглядом по  столикам.  Половина
мест пустовала, а среди тех, кто заглянул сюда этой ночью,  никого  похожего
на виденное мною фото не оказалось. Зато я сумела убедиться, что не  три,  а
все четыре танцующие пары - одной масти. Вскоре  к  нам  присоединились  еще
двое, на этот раз уже без всякой конспирации -  в  джинсах  и  свитерках.  Я
представила, что может подумать здешняя публика о нас с Вованом (точнее, обо
мне), и мысленно поклялась: в следующий раз, буде охота не удастся, направлю
сюда лично господина Ревенко. Хорошего понемножку.  Хотя  нам  еще  повезло.
Окажись этот Кондратюк, к примеру, кентавром...
   Дотанцевав,  мы  вернулись  за  столик   (отодвинуть   стул   племянничек
опять-таки не догадался) и переглянулись.
   - Нету, - хмуро бросил Изюмский и скривился. - Ну, пи...
   - Еще раз скажешь, по губам дам, - пообещала я. - Достал!
   Настроение начало понемногу портиться. Что я тут делаю?  Можно,  конечно,
использовать время с большим толком - хотя бы  переговорить  с  посетителями
(да и с новым барменом) о Трищенко. Убиенного здесь, конечно,  знали,  но...
Но мы вроде как в засаде, хотя для такого дела  вполне  достаточно  было  бы
прислать сюда сержанта.
   Темнота позволяла слегка нарушить строгие правила, и  я,  чуть  привстав,
вновь осмотрелась. В зале появились двое новеньких, но никого,  похожего  на
искомого злодея Кондратюка, не оказалось.  Подойти  к  стойке,  перекинуться
словцом-другим с барменом?
   Нет, рано.
   Дуб начал что-то вещать на странной смеси человеческого и родного,  но  я
цыкнула, и Вован послушно заткнулся.  Ладно,  раз  делать  нечего,  остается
думать. Про убиенного бармена думать пока рано, а вот о Молитвине - в  самый
раз.
   Странное получалось дело. Нас бывший сотрудник НИИПриМа  интересовал  сам
по себе. Боссам уже не первый год любопытно, что творилось в Институте  ј  7
под видом "прикладной  мифологии".  Допустим...  Допустим  даже,  кто-то  из
здешних узнал об этом пиковом интересе и поспешил ликвидировать старика.  Но
ведь его не ликвидировали! Трудно, что ли, подсыпать  какую-нибудь  дрянь  в
водочную бутылку или пустить в артерию кубик воздуха из шприца!  Помер  себе
алкаш - и аминь. Первач-псов испугались?.. Но искомый варнак Кондратюк тоже,
по всему видать,  плевать  хотел  на  "психоз  Святого  Георгия"!  Так  нет,
устраивают дурацкий маскарад с похищением,  оставляют  свидетелей,  затем  -
налет  на  квартиру  алкаша  ј  2  гражданина  Залесского.  Непрофессионалы?
Возможно. Но зачем непрофессионалам бывший сотрудник НИИПриМа?
   И еще. Дело у меня отобрали. Допустим, из веских  соображений.  Но  зачем
оставили  "хвост"?  Почему  этот  драчливый   сержант   из   числа   дружков
кобелька-литератора до сих пор жив-здоров?  Почему  не  лежит  где-нибудь  в
заснеженном овраге на радость одичавшим собакам?! Впрочем, собак-то в городе
почти не осталось. Как и бомжей. Тоже загадка, но из другого файла.
   Выходило так, что этим, неизвестным, нужен  исключительно  Молитвин.  Это
раз.  А  во-вторых,  они  уверены  в   своей   безопасности.   Более   того,
безнаказанности...
   Откуда-то вынырнул(а) официант(ка),  выставив  на  стол  нечто  в  низких
толстостенных бокалах. Очевидно, дуб уже успел сделать заказ. Недолго думая,
я протянула руку к  ближайшему  бокалу,  отхлебнула  -  и  в  следующий  миг
почудилось... Куда там - почудилось!  Граната  Ф-1,  растворенная  в  серной
кислоте - вещь куда более милосердная... Неужели? Точно! Текила!
   Я глотнула воздух - не помогло, глотнула еще раз... - Круто, подруга, да?
Я, как хлебну, в натуре отпадаю! Дуб глядел на меня с золотозубой  усмешкой,
явно ожидая одобрения. Еле удержавшись от насилия физического,  я  собралась
было объяснить, отчего не следует  предлагать  даме  текилу,  да  не  просто
объяснить...
   И тут мой гневный взгляд скользнул  по  стойке.  Разыскиваемый  Кондратюк
имел место быть! Как ни в чем не  бывало,  держа  в  руке  знакомый  толстый
бокал, не иначе тоже с текилой, стоял у стойки  и  точил  с  барменом  лясы.
Одного бармена ему явно оказалось мало.

4

   - Сзади, - произнесла я как можно спокойнее. - У стойки. Пока племянничек
переваривал новость, я  с  запоздалым  раскаянием  сообразила,  что  стойка,
строго говоря, мой сектор наблюдения. Так  сказать,  сфера  ответственности.
Впрочем, заметила - и заметила. Теперь...
   - Ага! - в полумраке тускло блеснул златой зуб. - Ты, подруга, посиди,  я
его враз...
   Все-таки тяжело иметь дело с флорой, пускай древесной.
   - Враз чего? - поинтересовалась я. - У тебя что, ордер есть?
   Дуб погрузился в раздумья. Иногда  такое  даже  полезно.  Вообще-то,  под
подобное дело ордер можно было бы и получить, даже под анонимный звонок,  но
Вован, естественно, об этом не подумал. Лишний же раз доказывать начальству,
что я не верблюд, совершенно не хотелось. Тем паче, завтра мне сей джокер  -
с ордером и его отсутствием - и самой пригодится. Значит, максимум,  что  мы
можем, это побеседовать.
   И беседовать, конечно, придется мне.
   Тем временем Кондратюк, качнув серьгой, направился за один  из  пустующих
столиков. Я его успела разглядеть.  Ничего  особенного:  хилый,  узкоплечий,
прыщавый. Правда, глаза странноватые. Или это мне почудилось?
   Подойти?
   - Вот что, - решила я. - Сходи-ка, Вован, да на танец его пригласи.
   Дуб бросил на меня дикий взгляд, облизнулся.
   - Давай-давай! - подзадорила я. - Скажи, что ты, блин, в натуре,  в  него
втюрился, что тебе без него нереально...
   В душе мне стало немного жаль великого следователя Изюм-ского. Дуб-то он,
конечно, дуб, но, с другой стороны...
   - А-а... может быть, ты, подруга?..
   - Он от меня убежит, - вздохнула я. - Пригласи его, пообжимайся,  присядь
за столик, а тут и я подойду. Не киксуй, братан, в следующий  раз  к  кентам
пойдем!
   Упоминание о кентаврах его, похоже, добило.
   - Так это... Ну...
   - Следователь Изюмский! Приказ поняли?
   - Так точно!
   Дуб обреченно вздохнул, приподнялся. Я  поспешила  отвернуться,  дабы  не
смущать.  Внезапно  вспомнилось:  много  лет  назад  меня  тем  же  способом
"выводили" на дамочку-лесбиянку. После колонии, казалось, ко всему  довелось
притерпеться, а все равно было противно. Потом целый день отмывала помаду  с
шеи.
   Тяжко  ступая,  дуб  переместился  к  нужному  столику,   наклонился.   Я
представила, как шевелятся его толстые губы. Бедняга! Вот он выпрямился, его
визави дернул плечами, не торопясь встал...
   Что случилось дальше, я не успела заметить. Миг - и следователь Изюмский,
скрючившись и прижимая руки к животу, тихо оседает на пол,  а  подозреваемый
Кондратюк с завидной резвостью мчится к двери...
   ...чтобы наткнуться на меня. Бегает он, конечно, хорошо, но и мы не лыком
шиты.
   - Стоять!
   Оружие доставать не стала. Зачем? Этот сопляк...
   Уклониться я все-таки успела - чудом. Уклониться, пригнуться,  отскочить.
Рука с кастетом ушла в сторону,  ублюдок  дернулся,  пытаясь  повернуться  и
ударить снова, наотмашь, но я  уже  была  начеку.  Подобные  финты  проходят
только один раз. В висок? Нет, жалко, лучше по запястью.
   Через секунду кастет лежал на полу. Я крепче прихватила потную  кисть  на
болевой, одновременно  фиксируя  локоть,  чтобы  старым  ментовским  приемом
завернуть за спину и рвануть со всей силы - до поросячьего визга  и  зеленой
слюны. Но сопляк оказался проворнее. Левая  рука  скользнула  за  пояс,  под
свитер...
   Все-таки я растерялась. На какое-то мгновенье, но хватило и этого. В  уши
ударил грохот, неожиданный и дикий после сладкой музыки, жаркая муха мазнула
по волосам... Промазал! Эта  сволочь  лихо  дерется,  но  стреляет  скверно.
Совсем скверно. И медленно. Или у него затвор заело?
   Новый выстрел - почти в  упор.  Я  не  успела.  Ничего  не  успела,  даже
подумать о мяче, синем мяче, катящемся по песку...
   Вокруг кричали, перепуганные  посетители  резво  падали  на  пол  сбитыми
кеглями, бармен исчез за стойкой, а я по-прежнему стояла,  словно  вбитая  в
землю свая. Убили? Вроде нет. Ранили? Тогда почему не  больно?  Или  вначале
всегда не больно? Когда в меня попали в тот раз...
   - Пидор, падла гребаная! Убью выблядка! Знакомый голос заставил очнуться.
Сопляк куда-то исчез, а господин Изюмский...
   - Прекратите бить! - крикнула я, еще плохо соображая,  что  произошло.  -
Лучше наденьте наручники!
   - А где их, блин, взять? - Вован  с  сожалением  опустил  занесенную  для
очередного пинка ногу. - Ну ты, подруга, словно Христосик какой-то! Чуть  не
грохнули, а ты...
   Все стало на свои места. Подозреваемый Кондратюк оказался там, где ему  и
должно находиться - на полу; его пистолет в руках у следователя Изюмского, а
я... Я, как ни странно, жива.
   - Еле успел! - Дуб потер поясницу, скривился. - Кастетом,  блин,  врезал,
сучий потрох! И в тебя, гад, целил! Хорошо, что успел подскочить!
   Местоимения частично отсутствовали, но я поняла без перевода. Второй  раз
сопляк бы не промахнулся, но дуб подоспел  вовремя.  Тряхнул  кроной,  выбил
ствол, повалил урода на пол...
   - Рация есть?
   - А? - Дуб недоуменно оглянулся, взмахнул рукой. - Да нет у  меня,  блин,
рации! Ни хрена не взял. Сотовый - и тот на столе, блин, оставил!
   - Ладно, - вздохнула я. -  Успокойте...  граждан.  Самое  время.  Кошачьи
вопли заглушают музыку, кто-то уже у дверей. Я  покачала  головой,  с  силой
провела ладонью по лицу, начисто забыв о помаде, и направилась к стойке.
   - Граждане! - раздалось за спиной. - Я  сотрудник  городской  прокуратуры
Изюмский. Сейчас на ваших глазах...  Да  тихо,  блин,  пидоры  сраные,  харе
орать!
   Все-таки до конца соблюсти политкорректность Вован не  сумел.  Между  тем
бармен настолько расхрабрился, что осмелился выглянуть наружу. Увидев  меня,
он  дернул  носом,  попытался  нырнуть  обратно,  но   опоздал.   Я   вынула
удостоверение, ткнула "корочки" прямо в физиономию (нос снова дернулся).
   - Телефон и бутылку коньяка. Французский есть?

***

   Пока дуб объяснялся с прибывшими наконец жориками, я  успела  испробовать
коньяк, убедившись, что он и вправду французский. Неужели бармен страха ради
иудейского опустошил свой НЗ?! Впрочем, по  горлу  скребло,  а  в  мозги  не
попадало. Зато нервы начало отпускать - понемногу, понемногу...
   Хмурый лейтенант долго разглядывал  мое  удостоверение,  затем  я  читала
протокол,  подписывала,  даже  умудрялась  что-то  пояснять,   но   ситуация
проходила вскользь, словно не  обо  мне  шла  речь.  Кажется,  я  велела  не
отпускать бедолаг-посетителей,  дабы  по  свежим  следам  расспросить  их  о
Кондратюке; напомнила о бармене - но в голове звенела пустота. Странно, меня
могло уже не быть. Нет, странность не в этом! Стреляли в меня не  впервые  и
порой даже попадали, но почему-то  именно  сегодня  пуля,  просвистев  мимо,
заставила онеметь, забыться. Как все просто! Господи, как все просто! Раз  -
и нет старшего следователя Гизело. Раз - и нет сотрудника Стрелы.  Раз  -  и
некому будет смотреть дискету с пятиминутной записью того, что я  много  лет
назад увидела на морском берегу, когда по песку катился синий мяч. Точно так
убили Сашу. А я ведь даже не смогла попасть на его  могилу,  это  где-то  на
Урале, говорят, туда пускают только своих. Я - чужая...
   - Ну, блин, подруга, дела! Отправили гада! - слегка помятый, но довольный
дуб опустился на стул, сверкнул золотым зубом. - Чего, празднуешь?
   Прийти в себя оказалось легче, чем думалось. Подруга? Ну, обнаглел!
   - Господин Изюмский! Война кончилась, так что можно не конспирировать. Во
внеслужебной обстановке можете называть меня по имени-отчеству.
   Внезапно я показалась себе неимоверной занудой. Хотя почему показалась?
   - Эра... Э-э-э... - дуб напрягся, вспоминая.  -  Игнатьевна.  Мы  этих...
лиц... сейчас допрашивать будем?
   Он не шутил. Первое дело, первая удача. Грешно смеяться.
   - Завтра. Точнее, сегодня. Днем. А лучше вечером. Сядьте, Изюмский!
   Он почесал затылок, но повиновался. Я кивнула на коньяк.
   - Это для вас. Для нас. Сейчас мы выпьем, и я вам скажу спасибо.  Верней,
уже сказала. Будь я юной красавицей, то в благодарность шептала бы вам слова
любви до утра. Но я старая баба, очень хочу спать, поэтому мы  выпьем  и  вы
отвезете меня домой. За рулем усидите?
   Дуб вздохнул, наполнил рюмки.
   - Усижу. А насчет спасибо... Да чего там, Эра Игнатьевна!  Сегодня  -  я,
завтра - вы.
   - Аминь, - подытожила я и взяла рюмку. Она показалась неимоверно тяжелой.
   На работу я опоздала, причем  вполне  сознательно.  Во-первых,  следовало
все-таки выспаться. Пугать своим видом подследственных