жбе, да?
   - Это верно, господин  капитан.  Только  думаю  я,  что  выше  унтера  не
поднимусь. Образования не хватает, да и подустал я командовать.  Сказать  по
правде, я, как узнал, что нас  к  вам  отряжают,  обрадовался.  Вот,  думаю,
теперь кто-то другой за меня думать станет.
   - Ну и как?
   - Да ничего... - Обст посмотрел из-под ладони куда-то на линию горизонта.
- Привык я, оказывается, командиром быть. Мои люди...
   Он пожал плечами и замолчал. Фрисснер присмотрелся к той  точке,  которую
так сосредоточенно рассматривал Обст.
   - Что это там?
   Ответа не последовало, унтер-офицер смотрел за спину Артура. Настороженно
смотрел.
   Фрисснер резко обернулся.
   Перед ними, словно появившись из песка, стоял Муамар.
   - Что там? - спросил Фрисснер, махнув рукой на  горизонт.  Проводник  его
злил - особенно эта идиотская манера возникать бесшумно и неожиданно.
   Муамар сделал несколько непонятных знаков  и  тоже  уставился  куда-то  в
желтый океан.
   - Ну и что он хотел сказать? - риторически спросил Артур.
   - Если позволите, господин капитан, то думаю, он имел в виду ваш бинокль,
- сказал из-за плеча Обст. - Ух очень на грудь  вам  указывал,  а  потом  на
глаза. Вот ведь обезьяна глухая...
   Фрисснер едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Докатились!
   В бинокль Артур разглядел только какие-то черточки, палочки и зелень.
   - Тмесса?
   Муамар кивнул и ушел за грузовик. Кинул на  песок  молитвенный  коврик  и
забормотал что-то неразборчивое.
   - Обст! Посты отменяются, сажайте за руль свежего шофера. Еще час езды, и
мы достигнем оазиса.
   - Слушаюсь!
   Когда Фрисснер завел машину, передняя дверца вдруг  открылась,  и  внутрь
забрался Ягер. Штурмбаннфюрер был слегка бледен, но более ничто не  выдавало
того, что он был вчера пьянее вина.
   - Штурмбаннфюрер, - сказал Ягер с ходу. - Я приношу свои извинения за мое
недостойное поведение вчера днем. Впредь такого не повторится,  обещаю  вам.
Нахожу ваши действия правильными, в  кузове  грузовика  я  быстро  пришел  в
норму. Еще раз прошу прощения. И спасибо, что впустили меня обратно...
   - Принято, - пробормотал Фрисснер. - Скажите только одно: где  вы  берете
коньяк?
   Ягер повернулся к Артуру и сказал, четко чеканя буквы:
   - Там больше нет, штурмбаннфюрер. Коньяк кончился.
   - Это многое объясняет.
   "Фиат" чихнул и тронулся. Фрисснер  понял,  что  ему  неудержимо  хочется
спать.
   - Хотите, я вас сменю, командир? - спросил с заднего сиденья Богер.  -  У
меня уже не так болит, а управлять машиной днем я могу и одной рукой.
   - Отдыхайте, вы мне еще пригодитесь...
   - Ооо... - возле Богера завозился задремавший было Замке.
   Макс быстро сориентировался и помог профессору подняться на сиденье.
   - Как мне плохо... - Замке держался  за  голову  и  раскачивался.  -  Как
плохо... Голова так болит... У нас нет кофе?
   - Это самая веселая шутка, которую я слышал за все время  этой  пустынной
гонки, - заявил  Богер.  -  Потребовать  кофе  посреди  песка,  это  сильно.
Восхищаюсь вашим мужеством, профессор.
   - Ооо... Как болит... Как болит...
   Фрисснер упорно молчал. Теоретически в аптечке можно было найти  какое-то
болеутоляющее, но тратить его  на  загулявшего  пьяницу,  который  мается  с
похмелья, Артур считал неправильным. Да и вряд ли поможет.
   - Почему так дурно пахнет? - спросил Замке.
   - А чего бы вы хотели? - поинтересовался Богер. - Вы думаете, что от  вас
фиалками пахло? Нет, дорогой профессор, теперь уж терпите.
   - И бок болит, - плаксиво пожаловался Юлиус. - Что у меня с боком?
   - Ушиблись, - пояснил Макс. - Когда с сиденья упали.
   Богер не стал уточнять, что с сиденья на  пол  машины  профессора  скинул
именно он. К чему расстраивать человека?
   - Тошнит...  Ооо...  Меня  тошнит...  Артур...  Остановите!  Меня  сейчас
вырвет!
   - Черта с два! - зло ответил Фрисснер. - Окно откройте  и  вперед.  Я  не
стану останавливать экспедицию из-за двух... Одного алкоголика.
   - Ооо... Моя голова! Тошнит! Ягер, зачем вы меня так напоили?! Тошнит...
   Наконец он справился с окном и высунулся  наружу,  освобождая  содержимое
своего желудка Богер брезгливо поморщился.
   - Интеллигенция, - отчеканил Ягер. - Совсем не умеет пить.
   - Позвольте заметить, что напоили его именно вы, - сказал Фрисснер.
   - Я его не заставлял, - невозмутимо парировал Людвиг.

   К тому моменту, когда колонна подошла к Тмессе, Фрисснер все чаще засыпал
за  рулем,  а  профессору  изрядно   полегчало.   В   нем   даже   проснулся
исследовательский инстинкт.
   - Мне кажется, что мы прибыли вовремя. Ну, или почти вовремя, - профессор
метался от окна к окну. - Посмотрите туда, где-то там должна быть площадь...
И фонтан.
   - Фонтан? - Спросил Ягер.
   - Да, да, именно так!
   - Что за бред, -  сказал  Макс  Богер.  -  Кому  в  голову  придет  такая
идиотская мысль - ставить фонтан посреди Африки?  Эту  идею  нельзя  назвать
особенно экономичной.
   - Естественно, только это религиозная традиция. Поймите, Макс, это бывает
только раз в три года. Этот фонтан работает только семь дней, а  потом  вода
уходит...
   - Что значит - уходит? - спросил Ягер, оборачиваясь к  профессору.  -  Вы
хотите сказать, что уровень воды тут меняется?
   - В этом-то все и дело. А...
   - Дышите в сторону, - посоветовал Людвиг.
   - Извините, - нисколько не смутился Замке. - Так  вот,  раз  в  три  года
водяные озера в скальном основании  внезапно  меняют  свою  наполненность...
Понимаете?
   - Не совсем.
   - Ну, уровень грунтовых вод в этом регионе начинает повышаться...  Что  я
говорю?! Надо проще. Воды поднимаются к поверхности, и единственный фонтан в
этом оазисе вдруг начинает действовать. Понимаете?
   - То есть вы хотите сказать, что фонтан действует  сам  по  себе?  И  его
никто не включает?
   - Вы меня очень точно поняли... Ну, конечно, следует поправиться, я лично
этого явления никогда не видел... Об этом говорится только в тех документах,
к которым у меня был допуск. Так что я не могу быть абсолютно уверенным...
   - Понятно, - сказал Ягер и отвернулся.
   - Но сейчас у нас есть уникальная возможность! Господа,  есть  уникальная
возможность все проверить. Именно  сейчас  та  неделя...  Правда,  самый  ее
конец...
   - Я вам напомню, профессор, что у нашей экспедиции несколько иные цели, -
сказал Фрисснер.
   - Одно другому не мешает, так или иначе  нам  придется  тут  задержаться,
хотя бы на один день. Вы должны  отдохнуть.  И  шоферы  грузовиков  тоже.  И
вода... Нам ведь нужна вода. Запчасти... Горючее...
   - В  логике  вам  не  откажешь.  Черт  возьми,  где-то  тут  должна  быть
комендатура...
   - Обязательно должна быть, штурмбаннфюрер, - сказал Ягер. - В этих местах
добывают соду. Итальянцы не могут оставить  такое  место  без  присмотра,  и
растрясти их на жратву и железяки мы сумеем.
   - Называйте меня капитан, - проворчал в  ответ  Фрисснер.  -  Если  я  не
ошибаюсь, вот та куча мешков с песком должна олицетворять собой нечто  вроде
блокпоста.
   - Похоже на то, - подал голос Богер.  -  По  крайней  мере,  пулемет  там
стоит. Один.
   Когда машины  подъехали  к  блокпосту,  из-за  мешков  показалась  голова
часового.
   - Макаронники, - констатировал Ягер. - Жирная рожа, с которой только  что
не капает оливковое масло.
   - Не забывайте, что они все-таки наши союзники, - без особого  энтузиазма
напомнил Фрисснер, выбираясь из автомобиля.
   - Интересно, как такое можно забыть? - Ягер последовал вслед за ним.
   - Дежурный?
   - Si?
   - Говоришь по-немецки?
   - No... Doice? - Часовой совсем выбрался из-за мешков. Солдат был одет  в
форму итальянских парашютистов, которая висела на нем бесформенным  тряпьем.
Ни форменного кинжала, ни знаков  отличия  Фрисснер  рассмотреть  не  сумел.
Сущий бандит, право...
   - Макаронник...
   - Союзник, - вставил свое слово Ягер.
   - Вместо того чтобы язвить, могли бы пообщаться  с  этими  остолопами.  В
число ваших талантов знание итальянского не входит?
   - Входит. Правда, не в полном объеме.
   - Так какого же черта вы тут комедию ломаете?
   - Не смог отказать себе  в  таком  удовольствии,  -  и  Ягер  перешел  на
итальянский. - Солдат, нам нужно говорить с твоим начальством.  Мы  немецкие
офицеры, нам нужна вода. Понимаешь?
   Итальянец радостно осклабился и что-то залопотал.
   - Что он говорит?
   - Что-то говорит, - задумчиво сказал Ягер. - Только  я  не  понимаю,  что
именно. Он говорит слишком быстро и ко всему прочему он, кажется, с  Сицилии
Деревенщина. Дома пас коз, наверное, а теперь  жрет  туг  чеснок...  Ч-черт,
воняет как! Да, точно с Сицилии.
   - А это как влияет?
   - Акцент, - пояснил Ягер, пока солдат изливал на  них  потоки  одного  из
самых экспрессивных языков планеты. - Послушай, солдат. Мне  нужен  сержант.
Или лейтенант. Понимаешь? Нет, нет... Говори медленней, я плохо понимаю.
   - А! - Итальянец вскинул палец кверху и  с  резвостью  породистой  лошади
ускакал за мешки.
   - Вот так просто оставить свой пост... - Фрисснер покачал головой. - Боже
мой, и это наши союзники. Честное слово,  будь  нашими  союзниками  русские,
порядку было бы больше.
   - Вы соображаете, что говорите? - тихо пробормотал Ягер.
   - Соображаю. Вы были на Восточном фронте?
   - Нет, а вы?
   - И я не был, слава богу. И не хочу. Но все, что я слышал, говорит скорее
не в пользу итальянцев, а в пользу наших противников.
   - Забудьте! Все русские отравлены еврейско-коммунистической заразой.  Это
уже совсем не тот народ.
   - Да, но совсем недавно расовая доктрина признавала в них арийскую кровь.
   - Рабочие арийцы? Я слышал об этом... Но сионизм слишком  глубоко  пустил
там  свои  корни.  Равно  как  в  поляках  и  прочих  неполноценных  народах
славянской группы.
   - Еврейский вопрос.
   - Вы что-то имеете против?
   - Ничего, особенно после Веймарского мира и сопутствующего этому  голода.
В то время я только-только окончил университет в Кельне... Знаете, Людвиг, я
едва не умер. Студенты вообще не особенно отличаются избыточным весом, а тут
еще голод. Я подхватил грипп. Как и многие на тот момент... У моего отца  не
было средств, чтобы купить пенициллин на черном рынке по тем ценам... С  тех
пор ненавижу спекулянтов. Отец отважился на ограбление. Нашел деньги,  успел
купить лекарства... И не дожил до суда. На момент ареста он слишком  ослабел
от голода.
   - У вас был хороший отец, - сказал Ягер, рассматривая мешки с песком. - Я
вам сочувствую. Он сделал то, что должен был сделать. Тем  более  вы  должны
понимать, что народ, одурманенный коммунистической отравой,  не  может  быть
союзником рейха.
   - Да, конечно. И если бы положение в России не изменилось с 1917 года,  я
бы с вами не спорил. Ягер с удивлением посмотрел на Фрисснера.
   - На каком факультете вы учились?
   - На историческом.
   - Это кое-что объясняет. Так где же эти чертовы макаронники?!
   - Эти чертовы макаронники  здесь,  -  коверкающий  немецкие  слова  голос
прозвучал откуда-то сверху.
   Ягер и Фрисснер подняли головы и увидели  высовывающийся  из  пулеметного
гнезда торс лейтенанта итальянской армии. Его лицо выражало крайнюю  степень
неудовольствия.
   - Итак, чего же вы замолчали? - поинтересовался итальянец.
   - Не забывайтесь, лейтенант, - сказал Фрисснер. - Мы выше вас по званию.
   - И что? Это должно меня сильно напугать? В этой чертовой  пустыне  может
пропасть даже генерал, и никто об этом не узнает. А вы  в  штатском,  и  сам
черт не разберет, кто вы такие.
   - У нас достаточно людей, чтобы не пропасть в пустыне, - сказал  Ягер.  -
Ваши беспокойства излишни.
   Итальянский лейтенант прокашлялся и исчез. Вскоре он выбрался из  низкого
отверстия в мешочной  баррикаде,  которое  должно  было  олицетворять  собой
дверь.
   - Ваши документы, господа.
   Внимательно изучив бумаги и особенно задержавшись на бланке из канцелярии
генерал-губернатора Триполи, итальянец проворчал:
   - Ваши документы в порядке. Но тем не менее не слишком  распространяйтесь
о "тупых макаронниках". Не все мои солдаты понимают немецкий, но  почти  все
сначала стреляют, а потом смотрят бумаги. Проезжайте. И, пожалуй, я дам  вам
совет. Будьте осторожны. Сегодня  последняя  неделя  какого-то  религиозного
местного праздника. Все эти чернозадые арабы как с ума  посходили.  Говорят,
что сегодня в этот город приходит какой-то их пророк. Я, конечно, в  это  не
верю, но на всякий случай гарнизон находится в  боевой  готовности.  Знаете,
местные партизаны не так плохи, как о них хотелось бы  думать...  Многих  из
них мы сами учили в военных школах в свое  время...  Так  что  держите  свои
бумаги наготове, их  могут  спросить  в  любой  момент.  Завтра  все  должно
закончиться.
   - Мы не собираемся задерживаться так долго. Нам нужна только вода.
   - Этого  тут  предостаточно.  Проезжайте.  И  лейтенант  закричал  что-то
по-итальянски. Откуда-то  из-за  мешков  ответили,  и  ободранная  полосатая
палка, заменяющая тут шлагбаум, начала подниматься.
   - Боже мой, - сказал Фрисснер, когда они с Ягером возвращались к "фиату".
- Это у них называется "гарнизон  в  боевой  готовности".  Любого  немецкого
солдата, оставившего пост в такой ситуации, ждал бы расстрел.
   - Макаронники... - философски заметил Ягер. - С другой стороны,  они  тут
давно и им виднее.
   -  Мне  уже  плевать.  Я  хочу  спать.  -  Фрисснер  сел   за   руль.   -
Проконтролируйте вопрос с водой, Людвиг.
   - Да, конечно.
   - Ну что? Праздник воды еще идет? - Профессор был похож  на  фокстерьера,
который учуял запах крысы. Правда, у фокстерьеров не  бывает  таких  красных
глаз, опухших век и трясущихся рук. У фокстерьеров  вообще  нет  рук...  Эта
мысль показалась Фрисснеру смешной, и он с трудом подавил хихиканье, сказав:
   - Идет. Но перемещения по городу ограничены. Тут небезопасно...
   - Но ведь в городе должен быть итальянский гарнизон.
   - Именно поэтому, - непонятно для  профессора  сказал  Фрисснер,  а  Ягер
коротко кивнул.

   50

   И воззвали они к своему приятелю, и
   тот взял и убил.
   Коран. Месяц. 29 (29)

   - У меня есть инструкции, полученные  в  Берлине,  и  я  не  могу  ничего
рассказать. Да вы и не поймете. Я посвятил этому всю  свою  жизнь,  -  гордо
сказал Корнелиус.
   - Скажите  хоть  вкратце,  что  нам  там  понадобилось,  -  повторил  фон
Акстхельм.
   За линию горизонта  опускалось  багровое  солнце,  на  костерке  кипел  и
булькал котелок с кофе. Подполковник  Альтобелли  сидел,  накинув  на  плечи
одеяло, и слушал,  как  немцы  пытаются  разговорить  сухаря  профессора  на
предмет того, что он собирается искать в Эль-Джауфе. Корнелиус не сдавался.
   - Ваше дело - копать, если я скажу, и не копать, если я не скажу.  Именно
так. Вам, если не ошибаюсь, ведено слушаться  меня  во  всем,  что  касается
археологических изысканий.
   - Хорошо, хорошо, - примирительно сказал  обер-лейтенант  Мирш,  -  Будем
копать. Только если доедем без приключений.
   - Думаешь, можем наткнуться на британцев? - спросил Кельтен.
   - Запросто. На разведотряд... Если у них будет танк или два, наша песенка
спета.
   - Мы можем удрать от танков.
   - На этих рыдванах?
   - Напрасно ты так, хорошие машины, - заступился за "бедфорды" Кельтен.  -
Но танк может и догнать... А если они успеют  выстрелить  и  попасть,  то  и
догонять будет некого.
   - Прекратите. - Фон Акстхельм поморщился. - Солдаты слушают.
   - Ничего они не слушают, дрыхнут они, господин капитан, - хихикнул Мирш.
   - Нам тоже пора спать. Пьем кофе и на покой, - велел  фон  Акстхельм.  Но
Мирш не унимался.
   - А вы что думаете, господин подполковник? - спросил он,  повернувшись  к
Альтобелли. Тот зевнул и признался:
   - Я тоже за то, чтобы идти спать.
   - Да я не о том. Я об англичанах.
   - По  пустыне  сейчас  кто  только  не  шатается...  -  уклончиво  сказал
Альтобелли. - Вспомните хотя бы вчерашнюю историю с бомбардировщиком.
   История и в самом деле была странная. Ближе  к  вечеру,  часов  в  шесть,
довольно далеко от них к западу  над  пустыней  с  ревом  пролетел  самолет,
который подполковник опознал как британский бомбардировщик "бомбей". Что  он
мог делать так  далеко  от  побережья,  от  аэродромов,  куда  летел  и  где
планировал сесть - осталось загадкой. Отряд он, кажется, не заметил, а  если
и заметил, то никак этого не выказал. Возможно, самолет попросту заблудился,
такое теоретически могло случиться...
   - Нужно было и нам лететь на самолете, - сказал Мирш.
   - Прогулка была бы не столь познавательной, - возразил Кельтен. - В школе
мы тоже ходили в поход в горы пешком, хотя могли бы поехать туда  на  поезде
или автобусе.
   - То в школе...
   - Кофе готов. - Кельтен снял котелок с  огня.  -  Давайте  ваши  кофейные
чашечки, господа. Кому сливки, булочки?
   Роль  "кофейных  чашечек"  исполняли  металлические  кружки,   сливок   -
консервированное сгущенное молоко, а булочек - твердые, как  пемза,  галеты,
но ритуал оставался неизменным. Это было своего рода развлечение,  маленькая
радость перед  сном,  и  даже  Корнелиус  прихлебывал  напиток  с  довольной
ухмылкой. Альтобелли выпил две кружки  и  подумал,  что  сегодня  не  нужно.
Только не сегодня. Завтра с утра, в дороге, но только не сегодня, потому что
ему начинали нравиться эти люди, которых он заранее предал.

   51

   Те, которые противятся Аллаху
   и его посланнику...
   Коран. Препирательство. 21 (20)

   Муамар, как только отряд вошел в город,  растворился  в  лабиринте  улиц,
словно бы его и не было. Юлиусу Замке показалось,  что  на  лице  проводника
застыло крайне обеспокоенное выражение.
   Ягер долго и, на взгляд Замке, бестолково гонял солдат за водой, заполнял
пустые  канистры,  посылал  самого   молодого   солдатика   в   расположение
итальянского гарнизона за новыми емкостями взамен пропоротых и тех,  которые
уже было невозможно починить своими силами.
   - Шевелитесь, шевелитесь! -  поминутно  орал  штурмбаннфюрер.  -  Что  вы
застыли? Это вода, а не помои, живее! Сами будете потом пить и радоваться!
   Нужно было отдать Ягеру должное - каким-то образом знал  всех  солдат  по
именам и, обращаясь к ним, ни разу не ошибся.
   - Вы, Ханке! Что вы мечетесь, как таракан на раскаленной сковороде?!  Что
вы мечетесь? Попадайте в ритм цепи! Попадайте! Человека не хватает? Меня это
не волнует, а на качестве работы это не должно сказываться вообще!
   Людвиг нашел где-то прутик и теперь в такт своим словам  щелкал  себя  по
ноге, словно стеком.
   - На счет раз подняли, на счет два приняли пустую  емкость,  неужели  это
так сложно для вас, Герниг?
   Солдаты потели и ощущали себя словно на плацу во время  строевой  муштры.
Один только унтер Обст стоял в сторонке  и  наблюдал  за  работой.  На  лице
унтер-офицера не отражалось ничего, и было сложно понять, что же  он  думает
обо всей этой процедуре.
   - Итальянский майор не дал канистр!  -  Это  вернулся  молодой  солдатик,
посланный в штаб к союзникам. - Он говорит, что  нужно  было  лучше  стеречь
-свои и не подставляться этим тупорылым арабам.
   - Что? Так и говорит? А какого черта вы рассказали ему о  ночной  стычке?
Обст! Примите командование, я совершу визит в расположение наших  союзников,
- и, размахивая импровизированным стеком, Ягер  удалился  вслед  за  молодым
солдатом.
   Замке понял, что другого такого удобного момента может не представиться.
   Фрисснер спал в  "фиате",  Богер  и  Каунитц  что-то  снова  разбирали  в
двигателе, ругались и звякали ключами, остальная команда занималась водой. И
все это происходило в городе, который праздновал событие, случающееся только
раз в три года.
   Профессор сделал несколько осторожных шагов в сторону ближайшего проулка.
   Потом еще несколько.
   А потом и вовсе смело шагнул в пыльную суету.
   Собственно, прохожих тут было  мало.  Эта  часть  города  была  огорожена
небольшими баррика