того хотели они, Дон.

-- Может, так оно и было,-- медленно сказал Свени,-- но не забывай, что
я тогда был мальчишкой. Я все воспринимал буквально. Но это значит, что
они прекрасно знали о нашем существовании. Странно. Кажется, мы тогда
еще не начали красть у них энергию. Мы все еще планировали установить на
поверхности солнечную батарею.

-- Нет, нет, они наверняка знали о вашем существовании еще за несколько
лет до налета на купол, до того, как вы начали подключаться к их линии.
Рулман недавно как раз об этом говорил. Есть очень простые способы
засечь утечку или подключение к телефонной сети. Да и вашу стронциевую
батарею тоже не удалось бы долго скрывать. Они выжидали до тех пор, пока
не оказались уверены, что смогут вас захватить наверняка. А тем временем
скармливали вам дешевую информацию, когда вы их подслушивали.

Итак, на этом был положен конец легенде, придуманной для Свени
полицейскими. Только максимум тупости, который она предполагала в
адаптантах, позволил ей продержаться на плаву два месяца. Ведь никто не
станет оберегать себя от опасности прослыть стопроцентным дебилом в
глазах оппонента. Такой прием позволил Свени протянуть два месяца. Но не
триста дней.

-- Но зачем им было так делать? -- сказал Свени.-- Они ведь спешили нас
убить, как только появится возможность сделать это, не повредив купола и
его оборудование. Какая им разница, что мы будем думать?

-- Пытка,-- мрачно сказала Майк, выпрямившись и сомкнув пальцы вокруг
ограждения, словно птица, севшая на ветку. Она смотрела на далекую
горную гряду на другой стороне Впадины.-- Они хотели заставить вас
думать, что все, к чему стремились адаптанты, все, о чем они мечтали --
рухнуло, а они деградировали до обыкновенных преступников. И так как
немедленно захватить тебя и твою мать они не могли, то забавлялись
подобным образом, а сами готовились к нападению. Наверное, рассчитывали
размягчить вашу волю, спровоцировать на какую-то ошибку, промах, который
облегчил бы им задачу. Им это просто нравилось. Приводило в хорошее
настроение.

После недолгой паузы Свени сказал:

-- Не знаю, Майк. Может, так и было, а может, и нет. Точно не скажу.

Она вдруг повернулась к нему и взяла за руку. Ее голубые глаза
прозрачны, как два кристалла.

-- Откуда же тебе знать? -- ее пальцы глубоко вдавились в руку Свени.--
Кто мог тебе рассказать? Земля знает о нас только ложь, и ничего кроме
лжи. Ты эту ложь должен забыть -- все! Словно ты родился только сейчас.
Ты только сейчас РОДИЛСЯ, Свени. Только, сейчас, поверь мне. Все,
чем они напичкали тебя -- ложь. Теперь ты начнешь узнавать правду с
самого начала, как ребенок.

Она еще мгновение не отпускала его, словно хотела встряхнуть. Свени не
знал, что ему сказать, какое выражение изобразить на лице. Но то, что он
испытал на самом деле, было ему неизвестно. Он не осмеливался выдать
свое чувство, отпустить на волю. Девушка яростно смотрела ему прямо в
глаза, и он не смел даже моргнуть.

Он и в самом деле родился недавно, родился мертвым.

Пальцы девушки внезапно разжались. Майк бессильно опустила руки. Теперь
она снова смотрела в сторону Впадины, туда, где возвышался горный
хребет.

-- Все зря,-- сказала она глухо.-- Извини. Хорошенький же у нас
получился разговор племянницы с дядюшкой.

-- Ничего, Майк, не расстраивайся. Мне было очень интересно.

-- Не сомневаюсь... Пойдем, пройдемся немного, Дон. Меня уже тошнит от
этого пейзажа со Впадиной.-- Она широкими шагами направилась к
нависающему каменному склону горы, под которым жила колония. Свени
смотрел ей вслед, и его льдистая кровь бурно пульсировала. Как ужасно,
когда теряешь способность думать. Он никогда не испытывал подобного
головокружения, пока не встретил Майк Леверо, и теперь оно не собиралось
его покидать. Временами оно проходило, становилось легче, но никогда не
уходило полностью. Он был одновременно и рад и опечален тем, что его
генетическая связь с этой девушкой -- ведь он был действительно
адаптированный сын Ширли Леверо -- предохранит его от слишком большого
интереса к ней в соответствии с земными обычаями, не допускающими
кровосмешения. Но в действительности такого эффекта сознание "кровной"
связи не произвело. Земные табу не имели силы для Свени, а здесь, на
Ганимеде, данное табу решением колонистов было отброшено. Рулман
объяснил, почему это было сделано.

-- Можешь особенно об этом не волноваться,-- сказал он еще в первый день
прямо в лицо пораженному Свени.-- У нас нет никаких генетических причин
опасаться внутреннего скрещивания. Даже наоборот. В таких маленьких
группках как наша, где нет притока свежих генов извне, генетическое
смещение -- основной эволюционный фактор. Если мы не предпримем мер для
его предотвращения, то с каждым поколением потеря незакрепленных генов
будет увеличиваться. Этого мы, естественно, допустить не можем. Иначе в
нашей группе исчезнут индивидуальности. Все станут одинаковыми. Никакое
табу не оправдывает такого исхода.

Увлекшись, Рулман прочел Свени целую лекцию. Он объяснил, что позволил
скрещиваться родственникам, генетического смещения они не остановят. И в
некотором отношении эффект получится обратный -- смещение усилится.
Колония предприняла меры, которые предотвратят смещение и дадут плоды в
восьмом поколении. К этому моменту он уже начал употреблять такие слова,
как аллель, изоморф, летальная рецессия и царапать на полупрозрачном
листке слюды, что лежал перед ним на столе, генетические формулы. Потом,
подняв голову, он внезапно увидел, что совершенно замучил своего
слушателя. И это показалось ему весьма забавным.

Свени не обратил внимания на насмешку ученого. Он прекрасно осознавал
свое невежество. К тому же планы колонии ему были безразличны. И целью
его прибытия на Ганимед как раз и было положить конец существованию
колонии. Свени был убежден, что во всем, что касалось Майк, управлять
его поступками будет только его изначальное безысходное одиночество, как оно
управляло всем остальным, что он делал и чувствовал.

Но он был поражен, когда понял, что то же одиночество, пусть и не явно
выраженное, тяготеет над всей колонией, за исключением разве что
Рулмана.

Майк оглянулась и, нахмурившись, призвала его поторопиться. Свени
поспешил за ней, так как знал, что вынужден это делать, но внутренне не
расслабился, стараясь размышлять.

Многое из того, что он узнал в последнее время в колонии, если это было
правдой -- по крайней мере то, что он смог проверить -- вполне
выдерживало проверку на истинность и полностью перечеркивало то, что он
узнал от полицейских инструкторов Порта. Полицейские, например, говорили
ему, что якобы имевшее место пиратство на пассажирских линиях
преследовало две цели: пополнение запасов пищи, оборудования,
инструментов, а самое главное -- увеличение числа колонистов путем
принудительной адаптации пленников.

По крайней мере на данный момент никакого пиратства быть не могло, в
этом Свени уже убедился и был склонен верить Майк, что его и в прошлом
никогда не было. Тот, кто разбирался в баллистике пространственной
навигации, поймет, что пиратство в космосе -- вещь невозможная. Игра не
стоила свеч, затраты никогда не окупились бы добычей. Но помимо этого
довода имелся и еще один. Цель, которую полицейские приписывали
колонистам, была нелепой. Колонисты Ганимеда вполне могли увеличить свою
численность естественным путем, не говоря уже о том, что совершенно
невозможно трансформировать взрослого человека в адаптанта. Пантропологи
должны работать с яйцеклеткой еще до ее оплодотворения, как это было со
Свени. Но это же относилось и к обратной операции, и известие об этом
потрясло внутренний мир Свени. Ему не удалось найти ни одного человека,
который верил бы в возможность превращения адаптанта в обычного человека
земного типа. Обещание, которое манило Свени, обещание властей Порта
оказалось зданием без фундамента. И если возможность обратной
трансформации такого взрослого человека как Свени в землянина и
существовала, то знал об этом лишь один Рулман. Свени же был
сверхосторожен и прямых вопросов не задавал. Ученый и без того сделал
путем дедукции не слишком безопасные выводы из тех фактов, которые
подготовили для него полицейские Порта, снабдив ими Свени. Как и все
ганимедяне, Свени за два месяца научился уважать смелость и
решительность, проявлявшиеся во всем, что делал и говорил Рулман. Но
более всех на Ганимеде Свени боялся проницательности Рулмана. И тем
временем, пока Свени со спокойствием фаталиста, встревоженного лишь Майк
Леверо, ждал, когда же Рулман пронижет своим пониманием ту пропасть, в
которую катилась замерзшая душа Свени, и узнает правду, скрывавшуюся на
той стороне пропасти -- оставался еще открытым вопрос преступления,
которое якобы совершили колонисты Ганимеда.

"Мы должны веpнуть этих людей". Почему? Потому что мы должны знать то,
что знают они. Но почему бы не спросить у них? Они не скажут. Почему не
скажут? Потому что боятся. Они совершили преступление и должны понести
наказание. Что же они сделали? Молчание.

Итак, вопрос состава преступления адаптантов до сих пор открыт. Они не
совершали налетов на пассажирские лайнеры! Даже если бы ганимедяне
совершили невозможное и ограбили лайнер, взяв его на абордаж, это было
уже не то, первоначальное преступление, положившее начало самой
пантропологии. Какое же ужасное преступление совершили родители
адаптантов, если дети их оказались заброшенными на Ганимед навсегда!
Дети не должны были отвечать за то давнее преступление, это ясно. Дети
даже никогда не были на Земле. Они были рождены на Луне и там же
воспитаны, в строгом секрете от всего мира. И то, что колонисты должны
были понести наказание за какой-то давний грех, и потому их было
необходимо вернуть под власть Земли, тоже оказалось обманом, таким же,
как и приписываемое им пиратство. Если преступление совершилось на
Земле, его совершили земные люди, но ни в коей мере не адаптанты,
ледяные потомки этих людей, скитавшиеся сейчас по Ганимеду. Никто другой
преступления совершить не мог.

Кроме Рулмана, конечно. И на Луне, и на Ганимеде было принято считать,
что Рулман был когда-то нормальным человеком и жил на Земле. Это было
совершенно невозможно, но так почему-то считали. Рулман не отрицал, но и
не давал прямого ответа, отводил вопрос. Возможно, преступление совершил
он один, поскольку никого другого он в это дело втянуть не мог.

Но КАКОЕ преступление? Этого на Ганимеде никто не знал, или же не
хотел сказать этого Свени. Никто из колонистов в эту легенду не верил.
Большинство считало, что причиной нелюбви землян к ним было их
кардинальное отличие от них. Исключением являлась небольшая группа,
которая считала, что само появление и развитие пантропологии составляло
сущность преступления. В этом Рулман, конечно, был виновен, если это
можно назвать виной.

Почему пантропология или ее практическое применение должны
рассматриваться как преступление -- это для Свени было загадкой. Но он
многого не знал о законах, по которым строилась жизнь на Земле, и не
стал больше тратить время, ломая над этим голову. Если Земля утверждала,
что изобретение и использование пантропологии -- преступление, то так
оно и было. И полицейские в Порту настойчиво внушали Свени, что он
обязательно должен вернуть в их руки Рулмана, пусть даже все остальные
пункты задания будут им провалены.

Но почему, Портовые власти так ему и не сказали. И если пантропология --
преступление, то полицейские тоже совершили его, создав Свени?

Свени прибавил шаг. Майк уже исчезла под нависшим над входом каменным
козырьком. И теперь он не знал, в какое из десяти маленьких отверстий
пещеры она вошла. Сам он знал лишь два из этих коридоров под горой. А
сеть таких коридоров была настоящим лабиринтом, и неспроста. Высверливая
тоннели для своего дома, адаптанты никогда не забывали о возможности
появления людей в скафандрах, которые могут явиться на Ганимед. Человек,
попавший в лабиринт колонистов, уже никогда не нашел бы дорогу обратно.
И никогда не отыскал бы здесь адаптантов. Единственным выходом было
запоминание, ибо никаких карт лабиринтов не существовало, и колонисты
строго соблюдали закон, запрещавший их составление.

Свени уже познакомился примерно с половиной лабиринтов, постаравшись все
запомнить. И если он не встретит кого-нибудь, то раньше или позже может
рассчитывать на то, что попадет в знакомый сектор. Тем временем он с
любопытством разглядывал все, что мог увидеть.

Первым любопытным объектом оказался сам доктор Рулман. Ученый вышел из
тоннеля, который под острым углом пересекался с тем, по которому шел
Свени. Он уходил прочь, так и не заметив юношу. После секундного
колебания Свени последовал за ним, стараясь не производить ни малейшего
шума. Шорох вентиляторов помогал ему в этом.

У Рулмана была привычка куда-то исчезать, на полдня, день или даже на неделю.
Те, кто знал, куда и зачем исчезает доктор, держали язык за зубами.
Теперь у Свени появился шанс самому узнать, куда же скрывается Рулман.
Вполне возможно, что исчезновение Рулмана было связано с приближающимися
к поверхности Ганимеда метеорологическими кризисами, о чем все чаще
приходилось слышать Свени. С другой стороны... но какая pазница? -- Небольшое
расследование вреда не принесет.

Рулман шагал быстро, опустив голову, словно маршрут был ему знаком до
автоматизма и привычка надежно управляла его перемещением в этом
лабиринте. Один раз Свени едва не потерял его, и из осторожности немного
сократил разделяющую их дистанцию. Лабиринт был достаточно запутанным и
предлагал Свени множество убежищ, где он мог мгновенно затаиться,
вздумай Рулман неожиданно обернуться. На ходу ученый что-то бормотал --
совершенно непредсказуемый, но упорядоченный набор звуков, которые он
скорее напевал, чем произносил. Они не имели для Свени никакого смысла,
не включали никакой охранный механизм -- это было совершенно ясно, так как
Свени шел тем же путем и в полной тишине и не встречал сопротивления.
Наверное, ученый сам не осознавал, что издает звуки.

Свени был озадачен. Он впервые слышал, что Рулман может что-то напевать.

Скала под ногами Свени начала медленно, но верно уходить вниз.
Одновременно он обратил внимание, что воздух стал заметно теплее.
Температура повышалась с каждой минутой пути. В воздухе скорее ощущался,
чем чувствовался негромкий пульс работающих машин.

Становилось жарко, но Рулман не замедлил шага. Пульсирующий шум --
Свени уже мог определенно сказать, что работает много мощных насосов
-- тоже усилился. Теперь доктор и его преследователь шли по длинному
прямому коридору, вдоль которого мелькали закрытые двери. Именно двери,
а не входы в другие тоннели. Коридор был плохо освещен, но тем не менее
Свени позволил Рулману уйти немного вперед. В конце коридора гул машин
начал слабеть к облегчению Свени, у которого от шума даже немного
закружилась голова. Рулман, кажется, вообще не обратил на шум внимания.

В конце коридора Рулман неожиданно нырнул в боковой проход, ведущий к
каменной лестнице. Вниз по лестнице ощутимо дул теплый ветер. Свени
понимал, что теплый воздух должен подниматься вверх и направление
сквозняка на лестнице должно быть противоположным. Он никак не мог
догадаться, почему воздух шел именно так. Вентиляторов здесь вроде бы
не видно. Так как потоки воздуха могли его выдать, донеся до Рулмана
звук его шагов, Свени удвоил осторожность.

Когда Свени ступил на последнюю ступеньку, Рулман исчез из виду. Вместо
него он увидел длинный коридор с высокими потолками, плавно изгибавшийся
вправо. Вдоль внутреннего изгиба коридора стояли приземистые машины, от
каждой из которых уходили в стену мощные связки гофрированных труб.
Именно эти машины и производили тот шум, что он слышал.

Здесь снова стало холодно, слишком холодно, если учесть поток теплого
воздуха, дувший вниз по лестнице. Что-то странное происходит здесь с
законами термодинамики,-- подумал Свени. Он осторожно шел вперед. Пройдя
несколько шагов, он миновал первую машину, трубы которой излучали
ощутимый холод -- и обнаружил воздушный шлюз. Это был именно шлюз --
сомнений не было. Более того, кто-то недавно им воспользовался: наружная
дверь была задраена, но сигнальная лампочка показывала, что идет
шлюзование. Напротив шлюза в нише стены виднелись держатели скафандров,
пустые и раскрытые.

Но все стало ясно, когда Свени прочитал надпись над дверью шлюза. Она
гласила:



Лаборатория пантропологии -- 1

Опасно! Не входить!



В порыве паники Свени попятился от люка, словно человек, которого ищет
полиция, и который отпрыгивает в сторону при виде надписи "50
киловольт". Ему это сразу напоминает об электрическом стуле. Теперь все
стало ясно. С термодинамикой тоже было в порядке, просто Свени оказался
внутри громадного холодильника. Насосы действительно были тепловыми
насосами. И их гофрированные трубы не покрылись изморозью только потому,
что в атмосфере Ганимеда не было водяных паров. Насосы переправляли
тепло из воздуха через каменную стену в лабораторию.

Не удивительно, что лаборатория была изолирована от остальной части
лабиринта воздушным шлюзом и Рулману пришлось одеть скафандр, чтобы
войти.

По ту сторону шлюза было жарко. Слишком жарко для адаптанта. Но для
КАКОГО адаптанта?

Зачем Рулману здесь лаборатория пантропологии? С этим давно должно быть
покончено. Но то, что происходило в лаборатории, явно было чуждо
условиям Ганимеда, равно как и эти условия были чужды и враждебны
земным.

А относится в Б, как Б к чему? С? Или А?

Неужели Рулман, несмотря на невозможность такого проекта, пытается
переадаптировать людей колонии к земным условиям?

Определенно, по эту сторону камеры должны быть индикаторы, с помощью
которых можно получить информацию о параметрах среды внутри лаборатории.
Они нашлись в небольшом, прикрытом сверху козырьком углублении, которое
Свени поначалу не заметил. Циферблаты показывали:

Температура по Фаренгейту: 59
Давление в миллибарах: 614
Точка росы: 47
Давление кислорода, мм.рт.столба: 140

Некоторые из показателей ничего не говорили Свени, он никогда раньше не
сталкивался с обозначением давления в миллибарах и не знал, как
рассчитывать влажность воздуха по точке росы. Со шкалой по Фаренгейту он
был смутно знаком, но настолько смутно, что уже забыл, как переводить
градусы Фаренгейта в градусы Цельсия.

Но...

"Давление кислорода!"

Только для одной планеты, только для нее одной этот показатель что-то
означал.

Свени повернулся и бросился прочь.

5

К тому времени, когда он достиг кабинета Рулмана, он уже не бежал, хотя
по-прежнему тяжело дышал. Чувствуя, что не сможет вернуться обратным
путем поверх лаборатории, где опять почувствует накатывающее волнами
тепло, он направился в противоположную сторону, мимо гигантских
теплообменников. Всего ему пришлось пробежать мили три, и по пути он
совершил еще несколько открытий, потрясших его не меньше, чем первое.

Свени даже не был уверен, в здравом ли он пребывает рассудке. Но он
должен был выяснить все до конца. Теперь самым главным был ответ на один
вопрос -- разрушение или прочное обоснование его надежды, с которой он
так долго жил.

Рулман уже был в кабинете, и его почти непробиваемым кольцом окружали
помощники. Свени протиснулся вперед, крепко сжав зубы.

-- На этот раз придется задраить все люки,-- говорил Рулман в
микрофон.-- Фронт давления слишком крут, и мы не можем полагаться на
наружные шлюзы. Займись инструктажем, чтобы каждый знал, что ему
предстоит делать, как только прозвучит сигнал тревоги. Опасайтесь
попасть в ловушку между двумя закрывшимися шлюзами. В этом году непогода
может начаться совершенно неожиданно, мы и глазом моргнуть не успеем.

В ответ послышалось неразборчивое бормотание, и динамик отключился.

-- Халлам, как дела с уборкой урожая? Осталось меньше недели, ты это
знаешь.

-- Да, доктор Рулман, думаю, мы успеем.

-- И, пожалуй, еще... А, привет, Дональд. Чт