джунглей.
     -  Мирамон,  -  спокойно  сказал  Амальфи,  -  мы  попали  в   весьма
затруднительное положение. Преступный город, о котором я тебе рассказывал,
опередил нас. Бандиты находятся здесь. Видимо, они опустились еще до того,
как мы прилетели сюда, и успели надежно спрятаться. Скорее всего, они сели
ночью в какой-то из запретных областей. Мне совершенно ясно,  что  бандиты
нашли общий язык с Фабр-Суитом и вступили с бандитами в союз.
     Мимо,  широко  разбросав  двухметровые  крылья,  пролетел  гигантский
мотылек, на теле которого между блестящих крыльев, впившись присоской чуть
выше нервного центра, висела серо-коричневая куколка. Амальфи находился  в
том расположении духа, когда  человек  обычно  склонен  рассматривать  все
происходящее в духе иносказательных  аналогий.  Куколка-паразит  напомнила
ему, как сильно он недооценил врага.  Бандиты,  несомненно,  знали  секрет
этой  новой  культуры  и,  умело  пользуясь  им,   манипулировали   своими
союзниками. Практичные Бродяги никогда бы не решились попытаться  подавить
незнакомую цивилизацию при помощи лобовой атаки. Они всегда стремились  по
возможности  ненавязчиво  и  незаметно  направлять  ее  развитие,  искусно
изменять ход истории, не  причиняя  ей  очевидного  вреда  и  не  добавляя
ненужных трудностей. Для этого, правда,  Бродягам  в  критические  моменты
приходилось в какой-то мере уподобляться тиранам...
     Амальфи щелкнул расположенным на поясе переключателем ультрафона.
     - Хэзлтон?
     - Да, босс, - голос управляющего звучал на фоне невнятного бормотания
бурильных установок. - Что случилось?
     - Пока еще ничего. У вас есть какие-нибудь неприятности с бандитами?
     - Нет. Думаю, что и не будет. У нас тут полно артиллерии.
     - Если бы так, - сказал Амальфи.  -  Бандиты  уже  здесь,  Марк.  Они
договорились с бандитами.
     Наступило короткое молчание, были слышны  только  приглушенные  крики
людей из группы Хэзлтона. Управляющий заговорил  снова,  отчетливо  чеканя
каждое слово.
     - Ты хочешь сказать, что,  когда  мы  передавали  свое  сообщение  по
Дираку, бандиты уже находились на планете Он? Не уверен,  босс,  что  наши
потери нельзя объяснить как-нибудь проще. Твоей  теории...  не  хватает...
элегантности.
     Амальфи напряженно усмехнулся.
     - Эвристический критицизм, - попытался пошутить он. - Не  будь  самым
плохим учеником в классе, Марк, - обдумай-ка все еще раз. До сих  пор  они
соображали куда лучше нас. У нас еще осталась возможность  применить  твой
старый план в отношении  женщин,  но,  чтобы  он  сработал,  сначала  надо
каким-то образом выманить бандитов из укрытия.
     - Но как?
     - Здесь всем известно, что как  только  мы  выполним  задуманное,  на
планете произойдут огромные изменения, однако мы - единственные, кто точно
знает, что именно случится. Бандиты  наверняка  постараются  помешать  нам
независимо от того, удалось ли им заполучить доктора Битла или  нет.  Надо
заставить их поторопиться. Я решил перенести День Движения на тысячу часов
вперед.
     - Что?! Прости, босс, но это совершенно невозможно.
     Амальфи охватил довольно редкий для него приступ гнева.
     - Может быть, и так, - прорычал  он.  -  Тем  не  менее,  прошу  тебя
распространить эту информацию. Пусть ониане тоже услышат. И еще,  Марк.  И
чтобы доказать, что я не шучу, я снова включаю  Отцов  Города  через  1100
часов. Если к этому времени ты окажешься не готов к взлету, я  думаю,  они
зададут тебе жару.
     Амальфи с недовольным видом еще раз щелкнул  переключателем,  прервав
связь. Он бы предпочел, чтобы их разговор закончился чем-то по  настоящему
окончательным  -  например,  грохотом  цимбал.  Резко   повернувшись,   он
обрушился на Мирамона.
     - А вы над чем хихикаете?
     Онианин, покраснев, проговорил:
     - Прошу прощения. Я хотел понять смысл  ваших  инструкций  помощнику.
Надеюсь быть вам  полезным.  Однако,  вы  изъясняетесь  столь  непонятными
терминами, что ваша беседа напомнила мне теологический диспут. А я никогда
не спорю на политические или религиозные темы.  -  Мирамон  повернулся  на
каблуках и пошел прочь, пробираясь среди деревьев.
     Амальфи, постепенно остывая,  смотрел  ему  вслед.  Этого  делать  не
следовало. Да, наверно, он стареет. Во время всего разговора  с  Хэзлтоном
его не покидало чувство, что гнев берет верх над его разумом, и у него  не
хватает сил справиться с эмоциями. Если дело и дальше пойдет так же,  Отцы
Города скоро низложат его и назначат мэром какого-нибудь более надежного и
более молодого человека.  Конечно,  они  выберут  не  Хэзлтона:  им  нужен
человек, не склонный к поэтическим ассоциациям и руководствующийся  только
практическими соображениями. Тогда Амальфи уже  не  сможет  даже  в  шутку
никому угрожать расправой со стороны Отцов Города.
     Амальфи направился к раскинувшемуся на  поверхности  планеты  городу,
купавшемуся в лучах яркого  солнца.  Возраст  Амальфи  уже  приближался  к
девятистам годам, плюс - минус пятьдесят лет. Физически мэр был силен  как
бык, мозг работал  быстро  и  эффективно,  организм  исправно  поддерживал
гормональный  баланс.  Ни  одно  из  двадцати  восьми  чувств  Амальфи  не
притупилось, его психическая  устойчивость  и  способность  разбираться  в
окружающем мире не вызывали никаких сомнений. Мыслил он трезво и  разумно,
как и положено человеку,  большую  часть  жизни  посвятившему  странствиям
среди  звезд.  Антинекротики  позволят  ему   сохранять   отличную   форму
неограниченно долго. Это они могут. А вот что  действительно  неподвластно
никаким лекарствам, так это способность человека сдерживать  свои  эмоции.
Эту проблему еще никому не удалось решить.
     Чем старше становится человек, тем  скорее  он  отыскивает  выход  из
сложных ситуаций - сказывается накопленный жизненный опыт.  При  этом  все
менее и менее склонен он терпеть несообразительность  своих  коллег.  Если
человек мыслит разумно, то  и  ответы,  которые  он  находит,  решая  свои
проблемы, тоже разумны. Если его мышление нелогично - принимаемые  решения
не  отличаются  здравомыслием.  Но  суть  не   в   этом.   Самым   главным
обстоятельством человеку преклонного возраста начинает казаться  быстрота,
с которой решение может быть найдено.  В  конце  концов  и  трезвомыслящий
человек, и идиот в одинаковой степени становятся диктаторами, все меньше и
меньше способными объяснить, почему одно решение они предпочли другому.
     Все это было довольно забавно:  до  того,  как  человечеству  удалось
отодвинуть смерть практически  на  неограниченное  время,  считалось,  что
память может превратить  долголетие  в  данайский  дар,  потому  что  даже
человеческий мозг не в силах запомнить практически бесконечное  количество
накопленных фактов. Однако, теперь никто особенно не  утруждал  себя  тем,
чтобы хранить в памяти отдельные факты и события. Для  этого  существовали
Отцы Города и специальные машины. Именно они запоминали и классифицировали
все накопленные данные. Сами же люди могли оставлять в своей памяти только
более крупные элементы - целые процессы,  -  отбрасывая  в  ходе  эволюции
устарелые и заменяя их новыми, когда они возникали в результате каких-либо
открытий. Если же людям были необходимы факты,  они  обращались  к  помощи
машин.
     В некоторых случаях из памяти людей, чтобы освободить ее  для  других
знаний, стирали даже процессы, если они на  определенной  стадии  развития
оказывались  столь  простыми,  что  появлялась  возможность  заменить   их
надежными машинами. Такая практика именовалась правилом скользящих знаний.
Амальфи вдруг подумал о том, что  в  городе  вряд  ли  остался  хоть  один
человек,  способный  произвести   в   уме   или   на   бумаге   простейшие
математические  действия  или  определить  уровень  кислотности  какого-то
раствора. Мысль эта никогда не приходила ему  в  голову,  и  сейчас  своей
новизной и неожиданностью даже напугала. Наверно,  точно  так  же  древний
астрофизик задумывался о том, есть ли среди его коллег хоть один  человек,
умеющий пользоваться счетами.
     Нет, память сама по себе тоже не представляла серьезной проблемы.  Но
проявлять терпение и выдержку было очень сложно даже по прошествии  тысячи
лет.
     В поле зрения Амальфи  появилась  нижняя  часть  переходного  отсека,
покрытая комьями налипшей на  нее  коричневой  глины.  Он  перевел  взгляд
наверх.  Корпус  люка,  встроенный  прямо  в  огромный   гранитный   диск,
являвшийся фундаментом,  на  котором  покоился  город,  представлял  собой
укрепленный выход шахты метро, линия которого  проходила  через  Манхэттэн
много веков назад,  очевидно  то  эта  была  линия  Астория.  Сегодня  люк
использовался очень редко, поскольку располагался довольно далеко от  двух
центров управления городом - здания  Эмпайр  Стейт  Билдинг  и  Городского
Центра.  До  того  места,   где   Амальфи   собирался   взойти   на   борт
города-корабля, если двигаться по периметру, отсюда было далеко.  Чувствуя
себя первопроходцем, Амальфи вошел в переходный отсек. Перед ним  открылся
длинный коридор, в стенах которого  дребезжало  бесконечное  эхо  каких-то
душераздирающих криков. Впечатление  было  такое,  словно  кто-то  пытался
освежевать живого динозавра или целое их стадо. К этому невероятному  шуму
примешивались еще звуки, похожие на шипение бьющей под давлением воды,  да
еще кто-то истерически хохотал. Амальфи взлетел по ступеням лестницы,  шум
становился все громче. Выбив своим бычьим плечом дверь,  Амальфи  бросился
туда, откуда доносился рев скотобойни.  Никогда  еще  ему  не  приходилось
видеть в городе ничего подобного. Он оказался внутри большой,  заполненной
паром  комнаты,  стены  которой   покрывали   уложенные   ровными   рядами
керамические плитки, покрытые  застарелой  слизью  и  грязью.  Меньшие  по
размеру шестиугольные белые плитки бежали по полу бесконечно повторяющейся
мозаикой, напомнившей Амальфи графическое изображение структурной  формулы
газа Хаукесита.  По  комнате  беспорядочно  метались  обнаженные  женщины,
которые с криком молотили кулаками по  стенам  и  катались  по  мозаичному
полу. Тонкая струя воды то и дело попадала на тело одной из них, отзываясь
новыми сумасшедшими воплями. С  потолка  острыми  иглами  тумана  стреляли
расположенные рядами форсунки. Амальфи покрылся промок. Смех,  который  он
расслышал еще в  коридоре,  зазвучал  громче.  Мэр,  быстро  наклонившись,
скинул покрытые грязью башмаки  и,  цепляясь  пальцами  ног  за  скользкие
плитки, направился в ту сторону, откуда доносился смех. Тяжелый столб воды
метнулся к нему, а затем снова отклонился в сторону.
     - Джон! Ты хочешь принять ванну? Присоединяйся к  нам!  Это  была  Ди
Хэзлтон, обнаженная, как  и  все  ее  жертвы.  Она  весело  манипулировала
огромным шлангом и  выглядела  очень  привлекательно.  Амальфи  решительно
отбросил легковесные мысли...
     - Разве  не  забавно?  Мы  только  что  приняли  новую  группу.  Марк
подсоединил старый пожарный шланг, и я помогаю им принять первый  в  жизни
душ.
     Да, эта женщина была совершенно не  похожа  на  прежнюю  Ди.  Амальфи
позволил себе замечание насчет того, с какой неохотой  женщины  расстаются
со своими привычками. Ди шутливо направила шланг в его сторону.
     - Перестань! - зарычал Амальфи, пытаясь вырвать шланг из ее рук.
     Удержать его оказалось не так-то просто.
     - Что это за помещение? Не помню, чтобы в этом месте на плане  города
были показаны какие-либо камеры для пыток.
     - Марк говорит, что тут была общественная баня. В городе  их  не  так
много: одна в районе Барух Хаус, другая - на Сорок первой улице,  рядом  с
портовым терминалом, и еще несколько. Марк думает, что  их  закрыли  после
того, как город впервые поднялся в воздух. Я решила  воспользоваться  этой
комнатой, чтобы помыть женщин перед тем, как их отправят к медикам.
     -  И  вы  расходуете  городскую  воду?!  -  сама  мысль  о   подобной
расточительности способна была вывести Амальфи из себя.
     - Нет, нет, Джон. Я понимаю, что делаю. Воду мы качаем прямо из  реки
к западу отсюда.
     - Подумать только: брать воду для купания! -  воскликнул  Амальфи.  -
Немудрено, что древним людям иногда не хватало питьевой воды.  Я  полагаю,
что этот водовод очень старый.
     Он обвел взглядом онианских женщин, которые после  того,  как  убрали
воду, сгрудились в самом теплом месте гулкой комнаты. Ни одна  из  них  не
отличалась свойственной Ди нежной округлостью форм, и все же многие из них
привлекали взгляд. У  Хэзлтона  было  необычайное  чутье:  этим  существам
удастся придать вполне прельстительный женственный вид. До  сих  пор  было
открыто всего одиннадцать человеческих цивилизаций, и только две -  Лиране
и Мирдиане  -  оказались  населены  существами,  обладающими  сколь-нибудь
заметным разумом (если, конечно, не считать жителей Веги; земляне относили
их к людям,  но  другие  цивилизации  придерживались  иного  мнения.  Вега
занимала особое, промежуточное положение). Но  сразу  же,  без  длительных
уговоров убедить онианцев предоставить своих женщин  под  опеку  Бродяг  -
это,  действительно,  была   большая   удача.   Ведь   Хэзлтон   предложил
использовать женщин в качестве приманки для бандитов за много лет до того,
как Бродяги узнали, что на планете Он есть хоть какие-то люди.
     В этом-то и состоял талант Хэзлтона. Это было не просто  ясновидение,
а способность разрабатывать действенные планы на основе данных, которых  с
позиций логики было  явно  недостаточно.  Сколько  раз  город,  подчиняясь
планам  своего  управляющего,  летел  практически   наугад,   рассчитывая,
казалось, только на чудо. И неизменно план  Хэзлтона  невероятным  образом
срабатывал, что и спасало его  от  расправы  со  стороны  слепо  следующих
законам логики Отцов Города.
     - Ди, пройди со мной в Астрономический отдел, - позвал Амальфи.  -  Я
хочу тебе кое что показать. Только, ради бога, одень на себя что-нибудь, а
то люди подумают, что я собираюсь основать династию.
     - Хорошо, - неохотно согласилась девушка. Она до сих пор не смирилась
с необычными и странными для нее  правилами  Бродяг  и  иногда  появлялась
обнаженной в таких ситуациях, которые по морали  горожан,  совершенно  для
этого  не  подходили.  Амальфи  считал,  что  привычка   ходить   раздетой
выработалась  у  нее  как  протест  против  утопического   воспитания,   в
соответствии с  которым  нагота  вредно  влияет  на  искренность  помыслов
человека. Пока Ди одевала шорты,  онианские  женщины  продолжали  стонать,
пряча глаза. В онианском обществе женщин не  считали  людьми,  они  скорее
служили  напоминанием  о  проклятии,  символом,  который,  благодаря  даже
малейшему налету тайны, казался  чудовищным  вдвойне.  Подобное  отношение
укоренило в них обыкновение постоянно  скрываться  от  мужских  глаз,  тем
более,  что  за  недостаточное  усердие  в  этом  отношении  их  частенько
наказывали.
     "История,  -  думал  Амальфи,  -  была  бы  куда  более  убедительным
учителем, если бы она не повторяла все снова с  поразительной  точностью".
Он  шел  по  коридору,  разыскивая  вход  в  лифт  и  испытывая  некоторую
неловкость: Ди, весело шлепая босыми ногами, семенила за ним.
     Добравшись до Астрономического отдела, они застали там Джейка за  его
обычным занятием: тоскливо уставившись в телескоп, наведенный  в  один  из
отдаленных  уголков  галактики,  городской  астроном  рассчитывал  в   уме
параметры эллиптической орбиты неизвестного объекта.
     - Привет, - мрачно произнес он, неохотно переводя взгляд на Амальфи и
Ди. - Амальфи, мне нужна помощь. Разве может человек работать  без  машин?
Если бы вы включили Отцов Города...
     - Скоро включу. Джейк, когда ты в последний раз смотрел назад - туда,
откуда мы пришли?
     - С тех пор, как мы вошли в Провал - ни разу. Не было  необходимости.
Да и что такое Провал? Царапинка на блюдце. Чтобы  подобраться  к  решению
действительно серьезных проблем, надо работать в более крупном масштабе.
     - Это я знаю, и все-таки давай посмотрим. У меня возникло подозрение,
что мы здесь, в Провале, не так одиноки, как думали вначале.
     Джейк, подчиняясь просьбе мэра, перешел к панели управления  и  нажал
несколько кнопок. Телескоп начал перемещаться.
     - А что вы ожидаете увидеть? - спросил он. - Туман из железных иголок
или заблудившийся мезон? А может, эскадру полицейских крейсеров?
     - Вот-вот, - ответил Амальфи, показывая на экран, - не будете  же  вы
утверждать, что это винные бутылки?  По  экрану  яркой  вереницей  неслись
полицейские корабли, испещряя пространство  следами  инверсии  лжефотонов.
Корабли были уже настолько близко от звезды Он, что испускаемый  ею  свет,
мерцая, отражался от них.
     - Нет, это не бутылки, - без особого интереса согласился Джейк. -  Ну
что, Амальфи, теперь я могу вернуть телескоп на  место?  Амальфи  в  ответ
только усмехнулся. Он снова почувствовал себя молодым.


     Хэзлтон вымазался в грязи по пояс. Длинные ошметки глины тащились  за
ним -  Хэзлтон  взбирался  вверх  по  узкой  шахте,  направляясь  к  посту
управления.  Амальфи,  склонив  голову  над  шахтой,   смотрел   вниз   на
приближающегося коллегу, с удивлением отметив про себя, как  побелело  его
лицо, обращенное вверх.
     - Так что там с полицией? - бросил управляющий, еще не выбравшись  из
шахты. - Мне не удалось самому прослушать ваше сообщение. На нас напали  -
это был ад кромешный... Пришлось отбиваться изо  всех  сил.  Я  едва  смог
пробраться сюда.
     Хэзлтон впрыгнул внутрь отсека, башмаки его оставляли на полу грязные
глинистые следы.
     - Я немного наблюдал за вашим сражением, - сказал Амальфи. -  Похоже,
что сплетни о Дне Движения долетели до бандитов.
     - Это точно, - подтвердил Хэзлтон. - Так что с полицией?
     - Полицейские уже рядом. Они приближаются к нам  из  северо-западного
квадрата, уже сбросили мощность двигателей и послезавтра сядут здесь.
     - Уверен, они охотятся не  за  нами,  -  сказал  Хэзлтон.  -  Но  мне
непонятно, что  заставило  их  преследовать  бандитов  на  таком  огромном
расстоянии. Ведь им наверняка пришлось погрузиться в глубокий  сон,  чтобы
добраться сюда. К тому же в нашей депеше о бандитах мы ничего не  говорили
о бестопливном двигателе...
     - А мы и не должны были говорить о нем. Не сомневаюсь, что  они  ищут
бандитов. Когда-нибудь я расскажу тебе притчу о больной пчеле - сейчас  не
время для этого. События развиваются слишком быстро. Надо  быть  наготове,
что бы ни произошло. Расскажи о сражении.
     - Было очень тяжело.  На  нас  напали  сразу  пять  городов-бандитов,
включая, конечно, и Фабр-Суит. Два из  них  вооружены  тяжелыми  ракетами,
принадлежащими примерно к той же эпохе, к которой относится Империя Хрунты
в период ее расцвета... Я вижу, все это вам уже известно. Для них война  с
нами - священная. Мы суем нос в жизнь джунглей и ставим  под  сомнение  их
идею спасения через страдание или что-то в этом роде  -  у  меня  не  было
времени, чтобы обсудить с ними этот вопрос.
     -  Да...  Такая  мотивировка  может  оказаться  убедительной  и   для
цивилизованных городов. Не  думаю,  что  жители  Фабр-Суита  действительно
верят в джихад - с  религией  ведь  они  давно  расстались.  Это  отменная
пропаганда.
     - В этом  вы  правы.  На  нашей  стороне  сражается  всего  несколько
цивилизованных городов, в основном  те,  что  поддерживали  нас  с  самого
начала. А все остальные сидят и ждут, пока мы  не  перегрызем  друг  другу
горло. Наша слабость - в медлительности.
     - Неприятелю тоже будет не  хватать  мобильности  до  тех  пор,  пока
бандиты не выступят открыто, - задумчиво произнес Амальфи. - Ты не заметил
никаких признаков того, что бандиты уже вступили в бой?
     - Пока нет. Но долго они дожидаться не будут, а мы  даже  понятия  не
имеем, где они находятся.
     - Уверен, что с