- Сильно поврежден? - спросил я.
     - Корпус в трещинах, шасси разбито, силовой блок деформирован и, вероятно, гидравлике конец... Он дохлый, как панцирь лобстера, приятель! Убыточное изделие! Не то что...
     Макбрайт ухмыльнулся и кивнул на Сиада. Тот, сокрушив богатырским ударом обшивку, наклонился и с силой дернул робота на себя. Манипуляторы, жалобно скрипнув, отвалились, нижняя часть корпуса с шасси и силовым блоком не пожелала покинуть кабину, но верхнюю суданец вытащил - головогрудь с торчавшими из нее проводами и платами, похожими на кишки трубками и рычагами псевдоскелета. Этот обломок весил побольше сотни килограммов, но, кажется, это Сиада не волновало; он аккуратно опустил его на землю, сунул конец альпенштока в трещину панциря, нажал... Керамика поддалась с протяжным визгом, что-то хрустнуло, лопнуло, брызнули разноцветные детальки.
     - Осторожней! - выкрикнул Макбрайт, оттолкнув суданца.
     - Для чего он вам? - спросила Цинь Фэй, брезгливо уставившись на робота.
     - В нем тоже есть ?черный ящик?, - пояснил я. - Сейчас Джеф его достанет и...
     Макбрайт лихорадочно копался в переплетении проводов и трубок, которые с сухим треском ломались под пальцами. Не просто ломались, а рассыпались в пыль и прах, будто этот механизм, выпущенный на заводах Эм-эй-си в не столь уж далекую пору, провалялся в Анклаве три или четыре столетия. Может, на порядок дольше, если припомнить, с какой легкостью Сиад расправился с металлокерамическим панцирем.
     - Есть! - С торжествующим криком Макбрайт выдрал из внутренностей робота маленькую гильзу, подбросил ее на ладони, повернул торцом и тут же поскучнел. - Черт меня побери... Штучка-то пустая!
     - Не огорчайтесь, Джеф, - сказал я. - Мне повезло не больше вашего.
     Он поднял голову, ткнул пальцем в распотрошенный механизм.
     - Вам попался другой недоумок?
     - Нет. Но в экранолетах тоже есть информационные капсулы.
     - А, конечно! Как же я забыл! - Джеф поднялся с колен, отряхнул штанины комбинезона. - Поищем, босс?
     - Бесполезно. Я проверял - данные в чипах отсутствуют. Хотя по идее эти устройства очень долговечны.
     - Насколько?
     - Информация хранится лет сто пятьдесят. В воде, в глубоком вакууме, в холоде... Разумеется, чип можно разрушить механическим путем, но все найденные мной капсулы были целы и невредимы. А чтобы стереть информацию, нужна температура, как в доменной печи, либо электромагнитное поле - мощное, вихревое, высокочастотное. Примерно в сотню мегагерц.
     Джеф огляделся.
     - Непохоже, чтобы тут бушевал пожар... И я не помню, чтобы сообщалось о необычных электромагнитных явлениях в Анклаве...
     Я молча пожал плечами. Глаза Цинь Фэй округлились от любопытства; забыв о почтении к командиру, она дернула меня за рукав.
     - Что... О чем вы говорите?
     - Понимаешь, - я покосился на гильзу в руке Макбрайта, - если не считать керамики, ?черный ящик? прочнее и долговечнее всего, что мы обнаружили в этих руинах. Долговечнее человека, оружия, экранолетов и компьютеров. Он предназначен...
     - Да, я знаю! В нем фиксируются показания приборов, сведения о маневрах, переговоры экипажа, и все это хранится на случай аварии. Однако капсулы пусты, и вам неизвестна причина?
     - Именно так, - подтвердил я.
     Макбрайт, потирая лоб, задумчиво осматривал могильник. От Джефа опять повеяло страхом и тревогой.
     - Если верить нашей юной леди, - наконец произнес он, - то этим останкам всего три года. Но посмотрите: металл проржавел, одежда и вся органика рассыпались прахом, кости скелетов потемнели и сделались хрупкими... Такое невозможно за трехлетний срок!
     - Ускоренное старение в зоне повышенной энтропии... - пробормотал я, припомнив сказанное Монро. - С этим мы уже сталкивались, Джеф, вспомните вчерашний вертолет и вешки. Кстати, и вашу собственную гипотезу об ускорении деструкционных процессов. Она представляется мне весьма разумной.
     Джеф раздраженно пнул ногой корпус разбитого робота.
     - Святые угодники! Не притворяйтесь наивным, приятель! Конечно, мы можем допустить, что здесь, в Анклаве, присутствует некий фактор, влияющий на деструкцию. Но!.. - Он с многозначительным видом поднял палец, - Мы здесь, мы живы, и наши комбинезоны не рассыпаются в пыль! Мы притащили с собой массу металла - оружие, ледорубы, крючья, молотки, - и все это, заметьте, не ржавеет! Почему? Ведь мы стоим на месте катастрофы, в самом ее эпицентре! Стоим и не гнием заживо!
     - Значит, что-то изменилось, - заметила Фэй. Я кивнул в знак согласия.
     - Разумеется, изменилось. Во-первых, экранолеты прошли сквозь флер, а во-вторых, три года назад бассейн был, очевидно, не таким обширным. Фэй заметила, что вуаль отступает... Сейчас здесь чисто, но прежде вся эта зона могла оказаться под вуалью.
     Макбрайт, вывернув шею, уставился в сумрачное, затянутое дымкой небо.
     - Вуаль... Говорите, зона повышенной энтропии? Не верю я в эти заклинания физиков! Возможно, все намного проще... Скажем, какой-то коллоид, взвесь, распыленная в воздухе... Субстанция, инициирующая окисление... Если ее частицы заряжены, их можно связать силовыми полями и удержать в локальных границах... Со временем взвесь оседает на почву, создавая зоны безопасности, данный процесс идет с различной быстротой в разных частях Анклава, и это вполне естественно, если учесть огромность сто территории... А также возможную неоднородность поля... Значит, все эти бассейны, рукава и остальная дребедень дают нам картину распределения напряженности - точно опилки, к которым поднесли магнит... - Опустив голову, он посмотрел на меня. - Разумная гипотеза, приятель? Что скажете? - Скажу вам то же, что и раньше: гипотез не измышляю, - ответил я и решительно взмахнул рукой. - Берем пробы, заполняем контейнеры и уходим! Мне совсем не хочется тут ночевать.

***

     Мы разбили лагерь у вешки за номером тридцать четыре, километрах в трех от мрачного могильника. Он казался не только мрачным, но и древним; человека, попавшего в такое место, невольно тревожат призраки неупокоенных, их жуткие стенания и звон цепей - или, учитывая профессию погибших, лязг запасных обойм в подсумках. Странно, но жители Земли, каким бы божествам они ни поклонялись, никак не смирятся с мыслью, что смерть для них - факт окончательный и непреложный. Это касается всех, даже мудрецов, подобных Аме Палу, которые ближе к истине, чем миллиарды остальных землян. Тем не менее они не теряют надежды восстать из праха в цепи перерождений, или перебраться после смерти в рай, или уж на крайний случай попасть в чистилище. Мне кажется, что именно в этом, в вере в загробную жизнь, а не в понятии о Высшем Существе, и состоит притягательность религии. Разумное и живое не мирится со смертью; вначале разум изобретает все новые трансцендентальные системы, ну а потом... Потом появляются Старейшие.
     После ужина Цинь Фэй уснула; кажется, переживания в могильнике утомили ее больше, чем восхождение на скалы и попытки зондировать вуаль. Сиад, как обычно, стоял на страже, я заполнял походный дневник, а Джеф, вооружившись отверткой и плоскогубцами, возился с блоками, выдранными из останков робота. Не знаю, что он хотел там обнаружить - может быть, весточку от жутких инопланетян? Но аура, окружавшая его, была не столь безнадежно угрюмой, как прошлым вечером.
     Наконец он отложил инструменты и с пренебрежительным видом отпихнул один из модулей - кажется, ржавое плечевое сочленение. Затем пробормотал:
     - Тупиковый путь... Железка, она и есть железка.
     Никак не комментируя эту мысль, вполне справедливую и очевидную, я уткнулся в свои заметки. Особой нужды в них не было; память моя необъятна, и в ней уложены все факты, все случившееся с нами и все детали наших разговоров. Но стоит ли демонстрировать ее могущество? Надо ли напрашиваться на вопросы или ловить удивленный взгляд? Это совсем ни к чему. Ergo , мне положено вести дневник, и я его вел.
     Макбрайту хотелось поговорить. Беседы со мной дарили ему уверенность и силу, которые он в иных обстоятельствах черпал, надо думать, у своего окружения. Своеобразный вампиризм людей влиятельных, миллиардеров и представителей высшей власти... Кто откажется поделиться с ними энергией или снабдить парой-другой незаезженных мыслей?
     - Вы слышали об органороботах? Андроидах?
     Я отложил свои записи и покачал головой.
     - Нет, Джеф. И что это такое? Разумные машины на базе игрунов? Или модификантов?
     Он пренебрежительно хмыкнул:
     - Эти ублюдки? Нет, они годятся лишь на свалку! Из человека, даже бывшего, не сделаешь андроида. Слишком непрочный материал.
     Это меня заинтересовало. Последние лет двадцать или двадцать пять мои земные соплеменники ставили над собой эксперименты, чреватые непредсказуемыми последствиями. Я имею в виду не аут-бридинг, породивший аму - аму во всех отношениях были и оставались людьми, такими же, как мексиканцы или бразильцы, соединившие наследственность и кровь различных рас. Но кое-кто - и в первую очередь модификанты и игруны - с натугой вписывались в человеческий стандарт. Первых из них выращивали из оплодотворенных яйцеклеток, подвергнутых по мере их развития генетическому программированию - обычно для того, чтобы добиться максимальных физических характеристик: силы, выносливости, скорости реакций. Или, например, способности извлекать кислород из водной среды, что привело к созданию модификантов-гидроидов. Все эти существа не отличались высоким интеллектом и вне профессиональной сферы и привычных развлечений были совершенно беспомощны.
     Игруны являлись продуктом не генетической перестройки, а электронной микрохирургии. Вживленные в тело импланты фактически делали их киборгами, однако в глазах закона и общества термин ?киборгизация? имел вполне определенную трактовку. Так, в случае неизлечимой болезни пациент мог выбирать между естественным органом - клонированным сердцем, почками или поджелудочной железой - и приборами, их заменяющими, причем замена была эквивалентной, в том смысле что больной, восстановив здоровье, не получал каких-либо иных, сверхчеловеческих способностей. Согласно этому правилу, киборгизацией считалось только внедрение боевых и силовых имплантов, а также чипов, подключенных к мозгу, либо ?розеток? - то есть интерфейсов для связи с компьютерной сетью и виртуальной реальностью. Именно от них, от этих ?розеток?, произошло понятие ?игрун? - лет тридцать назад их устанавливали себе фанаты компьютерных игр.
     Что касается роботов, то это были прочные, могучие и дорогие недоумки, поскольку интеллект, даже столь ограниченный, как у модификантов или клинических идиотов, не поддавался алгоритмизации. Что же в том удивительного? Мозг, да и весь человеческий организм - сложнейшая нелинейная система, творение хаоса, устойчивая парадоксальная неупорядоченность; земной науке, скованной цепями редукционизма , такое не постичь. Впрочем, какое-то движение, ведущее к смене парадигм, здесь уже наметилось: возникли кластерный анализ, фрактальная геометрия и нелинейная динамика . А если наметилось, будет неизбежно расти, цвести и развиваться, это значит, что искусственный мозг поумнеет, импланты станут совершеннее, а методы генной инженерии - изощреннее и тоньше. И вот результат: где-то, в какой-то точке, в некий момент модификанты, игруны и прочие человекоподобные встретятся с роботами и сольются с ними... Может быть, уже встретились и слились, да я прохлопал? Это было бы непростительной оплошностью!
     Я смотрел на Макбрайта, чувствуя, что он колеблется: что-то хочет рассказать, но как бы не уверен, что я желаю приобщиться к тайнам Эм-эй-си. Проявить инициативу? Что ж, пожалуй!
     - Вы знаете, Джеф, что я владелец информационного агентства? - Он кивнул. - Не могу пожаловаться на своих сотрудников: добрая старая школа, люди с интуицией и опытом, не пропустят ни единой новости в сферах политики, культуры или науки. Да и как ее скроешь, эту новость? Что-то да просочится в сеть, а просочившееся можно выпарить и изучить сухой остаток... Но об этих... как вы сказали?.. органороботах?.. я ничего не слышал. Абсолютно ничего! Про андроидов, правда, читал, но большей частью в фантастических романах.
     Макбрайт обернулся, взглянул на Сиада и спящую Цинь Фэй, затем придвинулся поближе. На его губах играла снисходительная усмешка.
     - Значит, ничего не слышали? Ну, что ж... Ваши люди охотятся за секретами, мои берегут их, и я доволен, что не зря плачу им деньги! - Он склонился к моему уху. - Андроиды - общий термин для искусственных существ, неотличимых от человека, но создавать их можно разными путями. Скажем, эволюционным: воспроизвести первичный акт творения и подождать, пока архейская амеба станет человеком. Или придумать агрегат, в который загружают аминокислоты, белки, кальций, воду и все остальное, а он печет андроидов, как пончики. Но это, дружище, фантастика; тело да кости мы как-нибудь слепим, а мозг... вот мозг нам не осилить! Но можно взять готовый - скажем, у погибшего либо от клона...
     - Полегче, Джеф! Не увлекайтесь! - Я похлопал его по колену. - Полное клонирование людей запрещено. Насколько мне помнится, это единственный вопрос, не вызывающий разногласий в ООН, а также споров между ЕАСС, ВостЛигой и мусульманскими странами.
     - Ну, я говорю гипотетически... к тому же есть территории, не признающие ООН... - Макбрайт отвел глаза. - В общем, представьте, что проблема мозга решена и мы имплантируем его в тело, созданное искусственно. Чем не андроид?
     - Чем не человек? - отпарировал я. По лицу моего собеседника вновь скользнула, улыбка - из тех, какими взрослые потчуют детишек.
     - Люди нам не нужны, - сказал он. - Производство людей налажено еще Создателем, и нынче это массовый продукт, а потому дешевый и не слишком качественный. Слабые мышцы, хрупкий скелет, потребность в воздухе, пище, сне, комфортной температуре и сотнях других вещей, включая инстинкт продолжения рода... К чему нам это? Скопируем внешний облик, но усовершенствуем внутри, избавив от человеческих недостатков. А заодно улучшим исходный материал. - Джеф растопырил пальцы и повертел ладонью перед моим лицом. - Эти кожа, клетки и кости такие непрочные...
     - Что вы имеете в виду? Искусственные ткани небелкового происхождения?
     - Искусственные, но белковые. Более прочные, энергоемкие и долговечные. - Он сделал паузу, потом, склонившись ко мне еще ближе, шепнул: - Слышали про Эрнста Алданова? Был, знаете ли, в России такой биохимик и врач... Знакомое имя?
     Брови мои приподнялись.
     - Изобретатель биопланта? Нобелевский лауреат? Вы о нем?
     - О нем, о нем... Он ведь долго не раскрывал своего секрета, лечил, но только в собственной клинике, в Уфе или Казани...
     - В Сыктывкаре, - уточнил я. - Это было в Сыктывкаре, в конце прошлого века и в начале нынешнего.
     - Ну, пусть... Премию ему присудили в две тысячи пятнадцатом, не без участия нашей корпорации и при условии, что он продаст патент либо опубликует открытие. Так сказать, для общественной пользы... Он опубликовал, и мы получили доступ к его технологии. Затем - двадцать лет трудов праведных, и биоплант стал органоплантом. Новый биологический материал, очень перспективный...
     - Алданов исцелял людей, - произнес я, - а вы хотите делать роботов - так называемых роботов с человеческим мозгом... Но роботы ли это? И для чего они нужны? Хотите вывести суперрасу, которая заменит или вытеснит нас?
     Он покачал головой.
     - Нет, разумеется, нет. Это будут бойцы и слуги, неуязвимые и сильные, стремительные и покорные... Наши защитники! В этом их назначение!
     - И от кого они нас защитят? Макбрайт пожал плечами.
     - Мало ли опасностей вокруг... Желтая угроза, исламская угроза, черная, красная, коричневая... Наконец, угроза из космоса и в результате - этот Анклав... Нет, не говорите мне, что нам не нужны защитники! - Он запрокинул голову и поглядел вверх, в беззвездное небо, затянутое пеленой. - Если прилетят оттуда...
     Он не закончил фразы, но я отозвался на нее - правда, мысленно, а не словами.
     Если прилетят оттуда... Что ж, я уже прилетел!

Глава 6.

Сохраненное в памяти

     Должен признаться, я странная личность. Прежде всего это касается возраста, хоть данный параметр, казалось бы, универсален для всех живых существ. Для всех, но только не для вашего покорного слуги! Я родился в пятьдесят пятом; значит, сейчас мне восемьдесят два, однако это возраст тела, а не обитающей в нем личности. Тело старше Измайлова-Асенарри на двенадцать или двадцать лет, смотря от какого момента считать - от начала слияния или от той поры, когда оно завершилось полностью. Я выбрал первый вариант и сам с собой договорился, что пребываю в этом мире семь десятилетий - но это, разумеется, чистая условность.
     С другой стороны, я старше тела на полтора столетия. Опять же примерно, если включить периоды слияния на Сууке и Рахени, а это как минимум лет пятнадцать-восемнадцать. Если разложить мой возраст по полочкам, то диспозиция такова: сорок четыре бесспорных года на Уренире, которые я провел в ученичестве и подготовке к дальним вояжам; двадцать восемь лет на Сууке, шестьдесят с небольшим - на Рахени и семьдесят - на Земле. Каждый срок нужно откорректировать, уменьшив либо увеличив в соответствии с периодом планетарного оборота, который в разных мирах колеблется от трех до двадцати процентов, если принять за основу уренирский год. Так что возраст мой - вещь в себе, некий объект фрактальной геометрии, который может быть тем или иным, смотря по тому, какой измерять его мерой.
     Это и понятно; что скажешь о возрасте существа, которое четырежды рождалось, трижды сливалось с другими разумами и дважды умирало? Могу лишь заметить, что о рождениях я ничего не помню, а что касается слияний, то на Земле и Рахени этот процесс был непростым и всюду - довольно долгим. В отличие от смерти - эта дочь первородного греха настигает быстро и разит стремительно.
     Все эти несообразности и перипетии связаны с родом моих занятий. Я - Наблюдатель, а это значит, что пять или шесть веков я проведу в чужих палестинах, влекомый к ним неистощимым любопытством и тягой к знанию; я проживу десяток или больше жизней, сливаясь с разумами автохронов и улетая в миг кончины в свой далекий мир. Как уже говорилось, мой полет не занимает времени, ибо передается не телесная субстанция, а энергоинформационный или ноосферный луч - собственно, мысль, скорость которой нельзя представить и измерить. Конечно, мое путешествие требует содействия Старейших и определенной подготовки, в которой важнейший момент - отбытие: я должен уловить ментальную ауру планеты и как бы приобщиться к ней, чтобы попасть в нужное место. С обратной дорогой проще: спектр уренирской ноосферы впечатан в мою память, и этот нерушимый мыслеблок - гарантия благополучного возвращения.
     Странный способ путешествий во Вселенной, не так ли? Но если припомнить, насколько она разнообразна и велика, странным покажется иное: попытки преодолеть пустоту в телесном обличье и понять создания, живущие на другом конце Галактики, чья природа вам чужда, намерения неясны, а психология - дремучий лес. Другое дело, если вы не вломились к ним, а тихо вошли с черного входа в привычном облике, никого не пугая, не вызывая переполоха, не заставляя нервно дрожать конечности на ядерных кнопках и вообще никак не афишируя своего присутствия. Рождаясь в этом мире, вы становитесь одним из них и знаете, что делать с крыльями, хвостом или с восемью ногами и лишней парой рук; вам с детства известны язык, обычаи, физиология, религиозные предрассудки и все остальное, что непонятно чужаку. Даже если чужак с компьютером вместо левого уха и бластером - вместо правого...
     Но существуют, разумеется, и сложности: я не могу общаться со Старейшими и делать то, к чему аборигены не приспособлены природой - скажем, изменять свой облик. Но сей момент не так уж и важен, главное - процесс слияния, весьма специфичный для каждого мира и только в редких случаях не вызывающий проблем. Ноосферный луч, упомянут