нный,  никелированный,  сверхскорострельный,
безотказный ручной пулемет  шерифа.  Вперемежку  с  оружием  лежало  около
пятидесяти шляп, несколько недогрызенных сигар и всякие мелочи, оброненные
в суматохе. Но люди исчезли.
   За исключением Тощего Джейка, ни об одном из этих людей ничего не  было
слышно в течение трех дней. Он же  стал  исключением  только  потому,  что
мчаться дальше со скоростью метеора ему  помешала  встреча  с  полудюжиной
служащих завода в Питерсборо, которые  тоже  мчались  с  вполне  приличной
скоростью, но только не из леса, а в лес.
   Тощего Джейка остановил Сэм Тоб, искусно подставив  на  его  пути  свой
живот. Как только к Сэму вернулось дыхание, он спросил:
   - Где живет Рэндольф Пэйн?
   Остекленевшие глаза Тощего Джейка на мгновение прояснились.
   - Друг! - ответил он. - В противоположном направлении.
   И тут же чудесным образом исчез. У  самого  горизонта  между  деревьями
виднелась все уменьшавшаяся точка, и возможно, что это был Джейк,  но  Сэм
Тоб не решился бы утверждать это под присягой.
   Вот и все про облаву;  но  остается  еще  Рэндольф  Пэйн,  на  которого
события подействовали несколько иначе.
   Рэндольф Пэйн абсолютно не помнил, что произошло за  тот  пятисекундный
промежуток времени, который последовал за нажатием кнопки и  исчезновением
холма  Утиный  Клюв.  Только  что  он  глядел  сквозь  кусты  на   поляну,
спрятавшись за деревом, и вот уже болтался на его верхней  ветви.  Тот  же
самый импульс,  который  разогнал  облаву  по  горизонтали,  заставил  его
устремиться по вертикали.
   Что касается того, как он ухитрился  преодолеть  сто  пятьдесят  футов,
отделявших подножие дерева от  верхушки,  -  влез  он,  или  прыгнул,  или
взлетел - этого он не знал, да и знать не хотел.
   Знал он одно: робот, временно находившийся в  его  владении,  уничтожил
чужую  собственность.  Мечты  о  вознаграждении   испарились,   сменившись
кошмарными  видениями,  в  которых  фигурировали  возмущенные  сограждане,
разъяренные толпы  линчевателей,  судебные  иски,  арест  по  обвинению  в
убийстве и тирады Миранды Пэйн. В основном - тирады Миранды Пэйн.
   Он хрипло завопил:
   - Эй, ты, робот, разбей эту штуку,  слышишь?  Разбей  ее  вдребезги!  И
забудь, что мы с тобой знакомы! Ты меня не знаешь, ясно? И чтобы ты никому
ни слова об этом не говорил! Забудь, все забудь, слышишь?
   Он не думал, что от его приказа будет  какой-нибудь  толк;  просто  ему
надо  было  высказаться.  Но  он  не  знал,  что  робот  всегда  выполняет
приказания человека, за  исключением  тех  случаев,  когда  их  выполнение
связано с опасностью для другого человека.
   Поэтому  ЭЛ-76  принялся  спокойно  и  методично  разносить   "Дезинто"
вдребезги, превращая его в груду лома.
   В тот самый момент,  когда  он  дотаптывал  последний  кубический  дюйм
машины, на поляне появился Сэм Тоб со своей  командой,  а  Рэндольф  Пэйн,
почувствовав, что пришли настоящие  хозяева  робота,  кубарем  свалился  с
дерева и во все лопатки пустился наутек в неизвестном направлении.
   Дожидаться вознаграждения он не стал.


   Инженер-роботехник Остин Уайльд повернулся к Сэму Тобу и спросил:
   - Вы чего-нибудь добились от робота?
   Тоб покачал головой и басом прорычал:
   - Ничего. Ни слова. Он забыл все, что произошло с того момента, как  он
ушел с завода. Должно быть, ему было приказано забыть - иначе он помнил бы
хоть что-нибудь. С какой это кучей лома он возился?
   - Вот именно - куча лома.  Но  ведь  это,  несомненно,  был  "Дезинто",
который он разбил. Если бы мне попался тот человек, который  приказал  ему
это сделать, он бы у меня умер в страшных мучениях. Вот, взгляните!
   Они стояли на склоне бывшего холма Утиный Ключ, точнее говоря,  на  том
месте, где склон обрывался, так как вершина холма  была  начисто  срезана.
Уайльд провел рукой по безукоризненно ровной поверхности.
   - Какой "Дезинто"! - сказал он. - Сбрил холм до самого основания!
   - Почему он его построил?
   Уайльд пожал плечами.
   - Не знаю. Какой-то местный фактор - мы так и не  узнаем  какой  -  так
подействовал на его позитронный мозг  лунного  образца,  что  он  построил
"Дезинто" из лома. У нас есть не больше одного шанса на миллион,  что  нам
удастся когда-нибудь еще наткнуться на этот  фактор,  раз  сам  робот  все
забыл. У нас никогда не будет второго такого "Дезинто".
   - Неважно. Главное, мы отыскали робота.
   - Как бы не так, - с горечью возразил инженер. - Вы когда-нибудь  имели
дело с "Дезинто" на Луне? Они жрут энергию, как  электрические  свиньи,  и
начинают работать не раньше, чем напряжение дойдет до  миллиона  вольт.  А
этот "Дезинто" работал на ином  принципе.  Я  посмотрел  все  обломки  под
микроскопом, и знаете, какой единственный источник питания я обнаружил?
   - Какой?
   - Вот, и больше ничего! И мы никогда не узнаем, как он этого добился.
   И Остин Уайльд  показал  источник  питания,  позволивший  "Дезинто"  за
полсекунды снести холм, - две батарейки от карманного фонаря.

Айзек Азимов. Мечты - личное дело каждого

   Isaac Asimov. Dreaming is a Private Thing (1957). Пер. - И.Гурова.
   Авт.сб. "Путь марсиан". Изд. "Мир", М., 1966.




   Джесс Уэйл оторвался от бумаг на своем письменном столе. Его  сухощавая
старческая фигура, орлиный  нос,  глубоко  посаженные  сумрачные  глаза  и
буйная белоснежная шевелюра успели  стать  своего  рода  фирменной  маркой
всемирно известной акционерной компании "Грезы".
   Он спросил:
   - Мальчуган уже пришел, Джо?
   Джо Дули был невысок ростом и коренаст.  К  его  влажной  губе  ласково
прилипла сигара. Теперь он вынул ее изо рта и кивнул.
   - И родители тоже. Напугались, понятное дело.
   - А вы не ошиблись, Джо? Я ведь занят, - Уэйл взглянул на часы. - В два
часа у меня чиновник из министерства.
   - Вернее верного, мистер Уэйл, - горячо заявил Джо, и его лицо выразило
такую убежденность, что даже толстые щеки задергались. - Я же вам говорил,
что высмотрел мальчишку, когда он играл в  баскетбол  на  школьном  дворе.
Видели бы его! Мазила, одно слово. Чуть мяч попадал к нему,  так  свои  же
торопились его  отобрать,  а  малыш  все  равно  держался  звезда-звездой.
Понимаете? Тут-то я и взял его на заметку.
   - А вы с ним поговорили?
   - Ну, а как же! Я подошел к нему, когда  они  завтракали.  Вы  же  меня
знаете, мистер  Уэйл,  -  Дули  возбужденно  взмахнул  сигарой,  но  успел
подхватить в ладонь слетевший пепел. - "Малыш", - сказал я...
   - Так из него можно сделать мечтателя?
   - Я сказал: "Малыш, я сейчас прямо из Африки и..."
   - Хорошо, - Уэйл поднял ладонь. - Вашего мнения для меня достаточно. Не
могу понять, как это у вас получается, но если я знаю, что мальчик  выбран
вами, я всегда готов рискнуть. Позовите его.
   Мальчик вошел в сопровождении родителей. Дули пододвинув им  стулья,  а
Уэйл встал и обменялся с  вошедшими  любезным  рукопожатием.  Мальчику  он
улыбнулся так, что каждая его морщина начала лучиться добродушием.
   - Ты ведь Томми Слуцкий?
   Томми молча кивнул. Для своих десяти лет он выглядел, пожалуй,  слишком
щуплым. Темные волосы были прилизаны  с  неубедительной  аккуратностью,  а
рожица сияла неестественной чистотой.
   - Ты ведь послушный мальчик?
   Мать Томми расплылась в улыбке и с материнской нежностью погладила сына
по голове (выражение тревоги на лице мальчугана при этом  -  нисколько  не
смягчилось).
   - Он очень послушный и очень хороший мальчик, - сказала она.
   Уэйл пропустил это сомнительное утверждение мимо ушей.
   - Скажи мне, Томми, -  начал  он,  протягивая  леденец,  который  после
некоторых колебаний был все-таки принят, - ты когда-нибудь слушал грезы?
   - Случалось, - сказал Томми тонким фальцетом.
   Мистер Слуцкий, один из  тех  широкоплечих,  толстопалых  чернорабочих,
которые  в  посрамление  евгенике  оказываются  порой  отцами  мечтателей,
откашлялся и пояснил:
   - Мы иногда брали для малыша напрокат парочку-другую  грез.  Настоящих,
старинных.
   Уэйл кивнул и опять обратился к мальчику:
   - А они тебе нравятся, Томми?
   - Чепухи в них много.
   - Ты ведь для себя придумываешь куда лучше, правда?
   Ухмылка, расползшаяся по  ребячьей  рожице,  смягчила  неестественность
прилизанных волос и чисто вымытых щек и носа.
   Уэйл мягко продолжал:
   - А ты не хочешь помечтать для меня?
   - Да не-ет, - смущенно ответил Томми.
   - Это же не трудно, это совсем легко... Джо!
   Дули отодвинул ширму и подкатил к ним грезограф.
   Мальчик в недоумении уставился на аппарат.
   Уэйл взял шлем и поднес его к лицу мальчика.
   - Ты знаешь, что это такое?
   - Нет, - попятившись, ответил Томми.
   - Это мысленница. Мы называем ее так потому, что  люди  в  нее  думают.
Надень ее на голову и думай, о чем хочешь.
   - И что тогда будет?
   - Ничего не будет. Это даже довольно приятно.
   - Нет, - сказал Томми. - Лучше не надо.
   Его мать поспешно нагнулась к нему.
   - Это не больно, Томми. Делай, что тебе говорят, - истолковать  ее  тон
было нетрудно.
   Томми весь напрягся, и секунду казалось, что он вот-вот заплачет.  Уэйл
надел на него мысленницу.
   Сделал он это очень бережно и осторожно и  с  полминуты  молчал,  давая
мальчику время убедиться, что ничего страшного не произошло, и  свыкнуться
с ласкающим прикосновением фибрилл к швам  его  черепа  (сквозь  кожу  они
проникали  совершенно  безболезненно),  а  главное,  с  легким   жужжанием
меняющегося вихревого поля.
   Наконец он сказал:
   - А теперь ты для нас подумаешь?
   - О чем? - из-под шлема были видны только нос и рот мальчика.
   - О чем хочешь. Ну, скажем, уроки  в  школе  окончились,  и  ты  можешь
делать все, что пожелаешь.
   Мальчик немного подумал, а потом возбужденно спросил:
   - Можно мне полетать на стратолете?
   - Конечно! Сколько угодно. Значит, ты  летишь  на  стратолете.  Вот  он
стартует. - Уэйл сделал незаметный знак, и Дули включил замораживатель.
   Сеанс продолжался только пять минут, а потом Дули проводил  мальчика  и
его мать  в  приемную.  Томми  был  несколько  растерян,  но  в  остальном
перенесенное испытание никак на него не подействовало.
   Когда они вышли, Уэйл повернулся к отцу семейства.
   - Так вот, мистер Слуцкий,  если  проба  окажется  удачной,  мы  готовы
выплачивать вам пятьсот долларов ежегодно, пока  Томми  не  кончит  школу.
Взамен мы попросим только о следующем: чтобы  он  каждую  неделю  проводил
один час в нашем специальном училище.
   - Мне надо будет  подписать  какую-нибудь  бумагу?  -  хриплым  голосом
спросил Слуцкий.
   - Разумеется. Ведь это деловое соглашение, мистер Слуцкий.
   - Уж и не знаю, что вам ответить. Я слыхал, что мечтателя  отыскать  не
так-то просто.
   - Безусловно, безусловно. Но ведь  ваш  сын,  мистер  Слуцкий,  еще  не
мечтатель. И не известно, станет ли он мечтателем. Пятьсот долларов в  год
для нас - ставка в лотерее. А для вас  они  верный  выигрыш.  Когда  Томми
окончит школу, может оказаться, что он вовсе не мечтатель, но вы  на  этом
ничего не потеряете. Наоборот, получите примерно четыре  тысячи  долларов.
Ну, а если он все-таки станет мечтателем, он будет неплохо зарабатывать, и
уж тогда вы будете в полном выигрыше.
   - Ему же надо будет пройти специальное обучение?
   - Само собой разумеется, и оно крайне сложной Но об этом мы  поговорим,
когда он кончит школу. Тогда  в  течение  двух  лет  мы  его  окончательно
вытренируем. Положитесь на меня, мистер Слуцкий.
   - А вы гарантируете это специальное обучение?
   Уэйл, который уже пододвинул контракт к Слуцкому и протягивал ему ручку
колпачком вперед, усмехнулся, положил ручку и сказал:
   -  Нет,  не  гарантируем.  Это  невозможно,  так  как  мы   не   знаем,
действительно ли у него есть талант.  Однако  ежегодные  пятьсот  долларов
останутся у вас.
   Слуцкий подумал и покачал головой.
   - Я вам честно скажу, мистер Уэйл... Когда ваш агент  договорился,  что
мы придем к вам, я позвонил в "Сны наяву". Они сказали, что у них обучение
гарантируется.
   Уэйл вздохнул.
   - Мистер Слуцкий, не в моих правилах критиковать конкурента.  Если  они
сказали, что гарантируют  обучение,  значит,  они  это  условие  выполнят,
однако никакое обучение не сделает из вашего сына мечтателя, если  у  него
нет настоящего таланта. А подвергнуть обыкновенного  мальчика  специальной
тренировке - значит погубить его. Мечтателя из  него  сделать  невозможно,
даю вам слово. Но и нормальным человеком он тоже не останется. Не рискуйте
так  судьбой  вашего  сына.  Компания  "Грезы"  будет  с  вами  совершенно
откровенна. Если он может стать мечтателем,  мы  сделаем  его  мечтателем.
Если же нет, мы вернем его вам таким, каким он пришел  к  нам,  и  скажем:
"Пусть  он  приобретет  какую-нибудь  обычную  специальность".  При   этом
здоровью вашего сына ничто не угрожает, и в конечном счете так будет лучше
для него. Послушайте меня, мистер Слуцкий, - у меня есть сыновья,  дочери,
внуки, и я знаю, о чем говорю, - так вот:  я  и  за  миллион  долларов  не
позволил бы моему ребенку начать грезить,  если  бы  он  не  был  к  этому
подготовлен. И за миллион!
   Слуцкий вытер рот ладонью и потянулся за ручкой.
   - Что тут сказано-то?
   - Это просто расписка.  Мы  выплачиваем  вам  немедленно  сто  долларов
наличными. Без каких-либо обязательств для  обеих  сторон.  Мы  рассмотрим
мечты мальчика. Если нам покажется, что у него есть задатки, мы дадим  вам
знать и приготовим контракт на пятьсот долларов в год. Положитесь на меня,
мистер Слуцкий, и не беспокойтесь. Вы не пожалеете.
   Слуцкий подписал.
   Оставшись один, Уэйл надел  на  голову  размораживатель  и  внимательно
впитал мечты мальчика. Эта была типичная детская фантазия. "Я"  находилось
в кабине управления, представлявшей собой смесь  образов,  почерпнутых  из
приключенческих кинокниг, которыми еще пользовались те,  у  кого  не  было
времени, желания или денег, чтобы заменить их цилиндриками грез.
   Когда мистер Уэйл снял размораживатель, он увидел перед собой Дули.
   - Ну, как он, по-вашему, мистер Уэйл? - спросил Дули с  любопытством  и
гордостью первооткрывателя.
   - Может быть, из него и выйдет толк,  Джо.  Может  быть.  У  него  есть
обертоны,  а  для  десятилетнего  мальчишки,  не   знающего   даже   самых
элементарных приемов, это  уже  немало.  Когда  самолет  пробивался  через
облака, возникло совершенно четкое ощущение подушек. И пахло  крахмальными
простынями - забавная деталь. Им стоит заняться, Джо.
   - Отлично!
   - Но вот что, Джо: нам нужно бы отыскивать их еще раньше. А почему бы и
нет? Придет день, Джо, когда каждого младенца будут испытывать в первый же
день его жизни. Несомненно, в мозгу должно существовать какое-то  отличие,
необходимо только установить, в  чем  именно  оно  заключается.  Тогда  мы
сможем отбирать мечтателей на самом раннем этапе.
   - Черт побери, мистер Уэйл, -  обиженно  сказал  Джо.  -  Значит,  я-то
останусь без работы?
   - Вам еще рано об этом беспокоиться, Джо, - засмеялся Уэйл. - На  нашем
веку этого не случится. И уж во всяком случае, на моем. Нам еще много  лет
будут необходимы  хорошие  разведчики  талантов,  вроде  вас.  Продолжайте
искать на школьных  площадках  и  на  улицах,  -  узловатые  пальцы  Уэйла
дружески легли на плечо Дули, - и отыщите нам еще парочку-другую Хиллари и
Яновых. И тогда мы оставим "Сны наяву" далеко за флагом...  Ну,  а  теперь
идите.  Я  хотел  бы  перекусить  до  двух   часов.   Министерство,   Джо,
министерство! - и он многозначительно подмигнул.
   Посетитель,  который  явился  к  Джессу  Уэйлу  в  два  часа,  оказался
белобрысым молодым человеком в очках, с румяными щеками  и  проникновенным
выражением лица, свидетельствовавшим о том, что он  придает  своей  миссии
огромное значение. Он предъявил удостоверение, из которого следовало,  что
перед Уэйлом - Джон Дж.Бэрн, уполномоченный Министерства наук и искусств.
   - Здравствуйте, мистер Бэрн, - сказал Уэйл. - Чем могу быть полезен?
   - Мы здесь одни? - спросил уполномоченный неожиданно густым баритоном.
   - Совершенно одни.
   - В таком случае с вашего разрешения я хотел бы, чтобы вы  впитали  вот
это, - он протянул Уэйлу потертый цилиндрик,  брезгливо  держа  его  двумя
пальцами.
   Уэйл взял цилиндрик, осмотрел его со всех  сторон,  взвесил  в  руке  и
сказал с улыбкой, обнажившей все его фальшивые зубы:
   - Во всяком случае, это не продукция компании "Грезы", мистер Бэрн.
   - Я этого и не предполагал, - ответил уполномоченный. - Но все-таки мне
хотелось бы, чтобы вы это впитали. Впрочем, на вашем месте я  поставил  бы
аппарат на автоматическое отключение через минуту, не больше.
   - Больше вытерпеть невозможно? - Уэйл подтянул приемник к своему  столу
и вставил цилиндрик в размораживатель, однако тут же вытащил  его,  протер
оба конца носовым платком и попробовал еще  раз.  -  Скверный  контакт,  -
заметил он. - Любительская работа.
   Уэйл нахлобучил мягкий размораживающий шлем, поправил височные контакты
и установил стрелку автоматического отключателя. Затем откинулся на спинку
кресла, скрестил руки на  груди  и  приступил  к  впитыванию.  Пальцы  его
напряглись и впились в лацканы пиджака.
   Едва  автоматический  выключатель   прервал   впитывание,   Уэйл   снял
размораживатель и сказал с заметным раздражением:
   - Грубоватая вещичка. К счастью, я уже стар и подобные вещи на меня  не
действуют.
   Бэрн сухо ответил:
   - Это еще не самое худшее, что нам попадалось. А увлечение ими растет.
   Уэйл пожал плечами.
   - Порнографические грезы. Я полагаю, их появления следовало ожидать.
   - Следовало или не следовало, но  они  представляют  собой  смертельную
угрозу  для  нравственного   духа   нации,   -   возразил   уполномоченный
министерства.
   - Нравственный дух, - заметил Уэйл, - штука  необыкновенно  живучая.  А
эротика в той или иной форме существовала во все века.
   - Но не в подобной, сэр!  Непосредственная  стимуляция  от  сознания  к
сознанию гораздо эффективнее грязных анекдотов или непристойных  рисунков,
воздействие которых несколько  ослабляется  в  процессе  восприятия  через
органы чувств.
   Это было неоспоримо, и Уэйл только спросил:
   - Так чего же вы хотите от меня?
   - Не могли бы вы подсказать нам, каково происхождение этого цилиндрика?
   - Мистер Бэрн, я не полицейский!
   - Что вы, что вы! Я вовсе не прошу  вас  делать  за  нас  нашу  работу.
Министерство вполне способно проводить собственные расследования. Я только
спрашиваю ваше мнение как специалиста. Вы сказали, что  это  не  продукция
вашей компании. Так чья же это продукция?
   - Во всяком случае, не какой-либо солидной фирмы, изготовляющей  грезы,
за это я могу поручиться. Слишком скверно сделано.
   - Возможно, нарочно. Для маскировки.
   - И это не произведение профессионального мечтателя.
   - Вы уверены,  мистер  Уэйл?  А  не  могут  профессиональные  мечтатели
работать и на какое-нибудь тайное предприятие - ради денег...  или  просто
для собственного удовольствия?
   - Отчего же? Но во всяком случае, этот цилиндрик - не их работа. Полное
отсутствие обертонов. Никакой объемности. Правда, для такого  произведения
обертоны и не нужны.
   - А что такое обертоны?
   - Следовательно, вы не увлекаетесь грезами? - мягко усмехнулся Уэйл.
   - Я предпочитаю музыку, - ответил Бэрн,  тщетно  пытаясь  не  выглядеть
самодовольным снобом.
   - Это тоже неплохо, - снисходительно заметил Уэйл. - Но в таком  случае
мне будет труднее объяснить вам сущность обертонов. Даже любители грез  не
смогли бы сказать  вам  толком,  что  это  такое.  И  все-таки  они  сразу
чувствуют, что греза никуда не годится,  если  ей  не  хватает  обертонов.
Видите ли, когда  опытный  мечтатель  погружается  в  транс,  он  ведь  не
придумывает сюжетов, какие были в ходу в старом телевидении и  кинокнигах.
Его греза  слагается  из  ряда"  отдельных  видений,  и  каждое  поддается
нес