жды назвал неприятными добродетелями.
   - С неприятными добродетелями я хорошо знаком,  -  рассмеялся  Генарр.  -
Если бы ты знала, насколько усердно в свое время я пытался воспитать в  себе
хотя бы один соблазнительный порок. И ничего не получилось.
   - Я представляю. Но, по мере того как мы стареем, нам хочется все  больше
неприятных добродетелей и все меньше очаровательных пороков. Зивер, а почему
ты постоянно живешь на Эритро?  Я  понимаю,  что  кому-то  нужно  руководить
станцией, но, наверно, ты не единственный, кто  мог  бы  справиться  с  этой
работой.
   - Признаться, мне доставляет удовольствие  считать  себя  незаменимым,  -
ответил Генарр. - Впрочем, мне по-своему нравится здесь. К  тому  же  иногда
часть отпуска я провожу на Роторе.
   - И ты ни разу не зашел ко мне?
   - Если у меня отпуск, то  это  еще  не  значит,  что  и  ты  свободна.  Я
подозреваю, что ты занята намного больше меня, а после открытия  Немезиды  у
тебя вообще не было ни одной свободной минуты. Но  я  разочарован.  Я  хотел
встретиться с твоей дочерью.
   - Скоро встретишься. Ее зовут Марлена. Для меня она по-прежнему Молли, но
она не разрешает так себя называть. С тех пор как ей пошел пятнадцатый  год,
она стала просто нетерпимой и хочет, чтобы ее называли только  Марленой.  Но
ты увидишься с ней, не беспокойся. Признаться, я сама не хотела,  чтобы  она
присутствовала при нашей первой встрече. Разве могли бы мы при ней  свободно
предаться воспоминаниям?
   - Юджиния; а ты действительно хочешь вспоминать?
   - Да, кое-что.
   Генарр помедлил, потом сказал:
   - Мне жаль, что Крайл не остался на Роторе. Улыбка застыла на ее лице.
   - Зивер, я сказала "кое-что", - она повернулась и подошла к окну.
   - Между прочим, надо признать, что вы здесь неплохо поработали.  Даже  то
немногое, что мне удалось увидеть, впечатляет.  Яркое  освещение.  Настоящие
улицы. Большие дома. И все-таки станцию трудно сравнить с  Ротором.  Сколько
человек живут и работают здесь?
   - По-разному. Иногда у нас больше работы, иногда - меньше. Одно время  на
станции было почти девятьсот человек. Сейчас пятьсот шестнадцать.  Мы  знаем
каждого. Это не так просто. Ежедневно кто-то улетает, кто-то прилетает.
   - Кроме тебя.
   - И еще нескольких.
   - Но, Зивер, почему все делается только  на  станции?  Ведь  в  атмосфере
Эритро можно дышать.
   Генарр выпятил нижнюю губу и в первый раз отвел взгляд.
   - Можно, но нежелательно. На Эритро непривычный для человека свет.
   Когда выходишь из станции, окунаешься в розоватое или  даже  оранжевое  -
если Немезида стоит высоко - облако. Этот свет довольно  яркий.  Можно  даже
читать. И все-таки он кажется противоестественным. Да и сама  Немезида  тоже
выглядит как-то ненатурально, уж слишком  она  велика.  Почти  на  всех  она
действует угнетающе; человеку Немезида  представляется  символом  угрозы,  а
из-за красноватого  света  -  еще  и  предзнаменованием  чего-то  зловещего.
Немезида и в самом деле в  какой-то  мере  опасна.  Ее  свет  не  ослепляет,
поэтому человека тянет подольше посмотреть на нее, понаблюдать за пятнами на
ее  поверхности.  А  между  тем  инфракрасное  излучение  легко   повреждает
сетчатку. Поэтому - и еще по ряду причин - человек, выходящий на поверхность
Эритро, обязательно одевает специальный шлем.
   - Значит, станция предназначена прежде всего для того, чтобы поддерживать
привычные условия  для  человека  внутри  и  изолировать  его  от  атмосферы
планеты?
   - Мы не пользуемся даже здешним атмосферным воздухом. И воздух, и воду мы
берем из глубин планеты и регенерируем. Конечно, мы следим и за  тем,  чтобы
ничто с поверхности планеты не попадало на станцию, в том числе прокариоты -
знаешь, такие крохотные сине-зеленые клетки. Юджиния задумчиво кивнула.  Так
вот в чем ответ на вопрос о кислороде в атмосфере Эритро.  На  планете  есть
живые организмы, даже очень много, только все они  -  микроскопически  малые
существа, аналогичные простейшим одноклеточным организмам Солнечной системы.
   - Это действительно  прокариоты?  -  спросила  она.  -  Я  знаю,  так  их
называют, но прокариоты - земные бактерии. А эти тоже бактерии?
   - Эритрианские микроорганизмы ближе всего к  земным  цианобактериям,  тем
самым, которые обладают  способностью  к  фотосинтезу.  Впрочем,  ты  задала
правильный  вопрос.  Нет,  это  не  наши  цианобактерии.  У  них  тоже  есть
нуклеопротеин, но по структуре он принципиально  отличается  от  нуклеиновых
кислот в земных формах жизни. У них есть и своеобразный хлорофилл, в котором
нет магния и который  работает  в  инфракрасном  свете;  поэтому  клетки  не
зеленые, а скорее бесцветные. В них есть и разные ферменты, и  микроэлементы
в непостоянных соотношениях. И все  же  по  морфологии  и  строению  они  не
слишком отличаются от земных клеток, и их с полным основанием можно  назвать
прокариотами. Кажется, биологи настаивают на названии "эритриоты",  но  нас,
дилетантов, вполне устраивает и старый термин.
   - И они достаточно эффективны, чтобы  их  жизнедеятельностью  можно  было
объяснить присутствие всего кислорода в атмосфере Эритро?
   - Они очень  эффективны.  К  тому  же  здесь,  по-видимому,  нет  другого
источника кислорода. Между прочим, Юджиния, ты же астроном, ты должна  знать
- что говорят последние данные о возрасте Немезиды? Юджиния пожала плечами.
   - Красные карлики почти бессмертны. Возможно, Немезида  не  моложе  нашей
Вселенной и она способна просуществовать еще сто миллиардов лет без  видимых
изменений.  Самую  надежную  оценку  можно  получить,  определив  содержание
минорных элементов в самой звезде. Если предположить, что Немезида -  звезда
первого поколения и что вначале она  состояла  только  из  ядер  водорода  и
гелия, то ее возраст должен  быть  побольше  десяти  миллиардов  лет;  тогда
Немезида вдвое старше Солнца и Солнечной системы.
   - Значит, и Эритро существует уже десять миллиардов лет.
   - Совершенно верно. Звездные системы образуются раз и навсегда, а  не  по
частям. А почему тебя это интересует?
   - Мне непонятно, почему за десять миллиардов лет жизнь на  Эритро  так  и
остановилась на стадии прокариотов. - Зивер, здесь нет  ничего  непонятного.
На Земле  после  возникновения  жизни  первые  два-три  миллиарда  лет  тоже
существовали только прокариоты.  На  Эритро  плотность  энергии,  излучаемой
светилом, намного меньше, чем на Земле,  а  для  образования  более  сложных
организмов нужна энергия. Эта проблема очень детально обсуждалась на Роторе.
   - В этом я не сомневаюсь, -  сказал  Генарр.  -  Только  ваши  дискуссии,
очевидно, так и не дошли до обитателей станции.  Я  думаю,  все  мы  слишком
заняты нашими частными делами и проблемами  -  хотя  все,  что  относится  к
прокариотам, тоже наша проблема.
   - Если уж ты заговорил об этом, то и мы на Роторе в  свою  очередь  почти
ничего не знаем о станции.
   - Да, мы оказались  в  какой-то  степени  в  изоляции.  Но,  Юджиния,  не
забывай, что в работе станции нет ничего сенсационного. Станция - это  всего
лишь производственное предприятие, и меня  нисколько  не  удивляет,  что  ее
почти не упоминают в роторианских новостях. Все внимание роториан привлечено
к строящимся поселениям. Ты не собираешься переселиться на одно из них?
   - Ни за что. Я роторианка и  не  собираюсь  оставлять  Ротор.  Извини  за
откровенность, но и здесь меня бы не было, если  бы  не  необходимость.  Мне
нужно сделать ряд астрономических наблюдений  на  вашей  обсерватории,  база
которой намного стабильнее роторианской.
   - Об этом мне  сообщил  Питт.  Мне  приказано  оказывать  тебе  всяческое
содействие.
   - Хорошо. Я уверена, ты не  откажешь  мне  в  помощи.  Между  прочим,  ты
сказал, что вы стараетесь избежать  проникновения  прокариотов  на  станцию.
Насколько успешно? Вода здесь безопасна, ее можно пить?
   - Очевидно, безопасна - ведь мы ее пьем. На станции нет прокариотов.  Вся
поступающая  на  станцию  вода  -  и  не  только  вода  -   обеззараживается
сине-фиолетовым  светом,  в   считанные   секунды   убивающим   прокариотов.
Коротковолновые фотоны такого света несут слишком  много  энергии  и  быстро
разрушают важнейшие структурные элементы  этих  крохотных  клеток.  Впрочем,
даже если какое-то количество прокариотов и попадет на станцию, вреда от них
не будет - насколько мы можем судить, они не ядовиты и вообще безвредны.  Мы
проверили на животных.
   - Это уже лучше.
   - У этой медали есть и оборотная сторона. Наши микроорганизмы не способны
на поверхности Эритро  конкурировать  с  местными  прокариотами.  Во  всяком
случае, когда мы попробовали высеять наши бактерии в почву  планеты,  ничего
не получилось - они не росли и не делились.
   - А многоклеточные растения?
   - Мы пытались выращивать и их, но результаты оказались весьма плачевными.
Должно быть, все дело в особенном свете Немезиды. Внутри станции на почве  и
воде планеты мы выращиваем  великолепные  растения.  Конечно,  обо  всем  мы
сообщали на Ротор, но я сомневаюсь, чтобы эти данные  широко  публиковались.
Как я уже говорил, роториан  наша  станция  не  интересует.  Точнее,  мы  не
представляем интереса для грозного Питта, а на Роторе его слово решает  все,
не так ли? Генарр говорил с улыбкой, но улыбка получилась немного натянутой.
   Интересно, что бы сказала по этому поводу Марлена? - подумала Юджиния.
   - Питта нельзя назвать грозным, - возразила  она.  -  Иногда  он  слишком
настойчив и напорист, но это ведь не одно и то же. Знаешь, Зивер,  когда  мы
были молодыми, я всегда думала, что комиссаром будешь ты. Ты был  невероятно
способным.
   - Только был?
   - Я уверена, что и сейчас ты такой же. Но тогда у тебя были  оригинальные
мысли, своя политическая концепция. Я слушала тебя с восторгом. Во многом ты
был бы лучшим комиссаром, чем Питт. Ты бы прислушивался к мнению других и не
настаивал на том, чтобы все беспрекословно подчинялись тебе.
   - Именно поэтому я был бы  плохим  комиссаром.  Видишь  ли,  у  меня  нет
никакой конкретной цели в жизни.  Просто  у  меня  часто  возникает  желание
делать то, что мне кажется правильным в данный момент; я только надеюсь, что
в конце концов из этого получится  что-то  мало-мальски  стоящее.  Напротив,
Питт всегда знает, чего он хочет, и добивается этого всеми способами.
   - Зивер, ты неверно его оцениваешь. У него твердые  убеждения,  согласна,
но он очень рассудителен и благоразумен.
   - Конечно. В рассудительности ему не откажешь.  Какую  бы  цель  Питт  ни
преследовал,  он  всегда  найдет   абсолютно   благовидные,   безукоризненно
логичные, весьма гуманные доводы. Он может придумать их в  любой  момент,  и
при этом будет казаться очень искренним даже  самому  себе.  Я  уверен,  ему
всегда удается убедить человека в необходимости сделать то, что сначала тому
делать вовсе не хотелось. При этом он действует не приказами или угрозами, а
терпеливо и настойчиво  обращает  в  свою  веру,  используя  очень  разумные
аргументы.
   - Ну что ж... - неуверенно попыталась возразить Юджиния.
   - Я вижу, ты и в самом деле немало натерпелась от  его  рассудительности.
Значит, ты понимаешь  сама,  насколько  хорош  Питт  как  комиссар.  Не  как
человек, а как комиссар.
   - Я бы не назвала его плохим человеком, - сказала Юджиния, слегка покачав
головой.
   - Ну хорошо, не будем спорить. Я хотел бы встретиться с твоей дочерью.  -
Генарр встал. - Может быть, ты разрешишь нанести вам визит сегодня вечером?
   - Это было бы чудесно.
   Генарр проводил ее взглядом; улыбка постепенно сошла с его лица.  Юджиния
хотела вспомнить их молодость, а он не нашел ничего лучшего,  как  сразу  же
напомнить ей о муже - и она замолчала. Генарр вздохнул про себя:  видно,  он
еще не утратил уникальную способность  собственными  руками  разрушать  свое
счастье.

Aeaaa 27

   ?джиния сочла необходимым предупредить Марлену:
   - Его зовут Зивер Генарр, - сказала она. - Если ты захочешь обратиться  к
нему, называй его командором - он руководит всей станцией.
   - Конечно, мама. Если это его звание, то я так и буду обращаться к нему.
   - И я хочу, чтобы ты не ставила его в затруднительное положение.
   - Я не буду.
   - Это так просто, Марлена, ты же знаешь. Слушай только то, что  он  будет
говорить, и не делай никаких поправок на язык жестов.  Пожалуйста,  я  прошу
тебя! В колледже и какое-то время  после  мы  были  друзьями.  Мы  и  сейчас
друзья, хотя не виделись все десять лет, которые он провел на станции.
   - Мне кажется, вы были не только друзьями.
   - Слушай, что я тебе говорю, - настаивала Юджиния. - Я не хочу, чтобы  ты
наблюдала за ним я говорила, что он на самом деле имеет в виду, или  думает,
или чувствует. К твоему сведению, мы всегда были только  друзьями  и  уж  во
всяком случае не любовниками. Мы нравились друг  другу  -  как  друзья.  Но,
после того как появился твой отец... - Юджиния покачала  головой  и  сделала
неопределенный жест рукой. - И будь поосторожнее  в  выражениях,  если  речь
зайдет о комиссаре Питте. У меня такое  ощущение,  что  командор  Генарр  не
доверяет  комиссару  Питту...  Марлена   улыбнулась   матери,   что   бывало
чрезвычайно редко.
   - Уж не изучала ли ты подсознательное поведение командора Зивера?
   По-моему,  у  тебя  не  просто  ощущение.  Юджиния  укоризненно  покачала
головой.
   - Вот видишь? Ты не можешь остановиться ни на минуту. Хорошо,  не  просто
ощущение. Он прямо сказал,  что  не  доверяет  комиссару.  И  ты  знаешь,  -
добавила Юджиния, обращаясь больше к себе, чем к дочери,  -  может  быть,  у
него есть основания так говорить.
   Юджиния повернулась к Марлене и продолжала уже другим тоном:
   - Итак, разреши мне повторить еще раз. Ты можешь сколько угодно наблюдать
за командором и узнавать все, что тебе захочется. Но не говори ему  об  этом
ни слова. Потом все расскажешь мне! Ты поняла?
   - Мама, ты думаешь, здесь, на Эритро, есть что-то опасное?
   - Я не знаю.
   - А я знаю, - спокойным тоном констатировала Марлена. - Я знала,  что  на
Эритро нас подстерегает какая-то опасность уже тогда,  когда  комиссар  Питт
разрешил нам полететь сюда. Только я не знаю, что это за опасность.

Глава 28

   Впервые  увидев  Марлену,  Зивер  Генарр  был   просто   шокирован.   Это
впечатление только усиливалось мрачным видом девушки, который недвусмысленно
свидетельствовал, что она понимает и чувства Генарра, и их причину.
   В Марлене  не  было  совершенно  ничего  от  Юджинии  -  ни  красоты,  ни
изящества,  ни  обаяния.  Только  насквозь  пронизывающий  взгляд   огромных
блестящих глаз. Впрочем, и глаза были не от Юджинии.  Пожалуй,  только  этим
она и превосходила свою мать.
   Затем первое впечатление Генарра стало  понемногу  меняться.  За  чаем  и
десертом Марлена вела себя просто идеально. Настоящая леди, к тому  же,  как
оказалось,  очень  смышленая.  Как  там  сказала  Юджиния?  Все   неприятные
добродетели? Оказывается, это не так уж и  плохо.  Генарру  показалось,  что
Марлена, как это свойственно всем некрасивым, как было  свойственно  и  ему,
страстно хочет быть любимой. И он ощутил прилив симпатии к Марлене.
   Немного погодя Генарр вдруг сказал:
   - Юджиния, если ты не возражаешь, я бы хотел поговорить с  Марленой  один
на один.
   - У вас уже появились секреты? - попробовала пошутить Юджиния.
   - Видишь ли, именно Марлена разговаривала с комиссаром  Питтом  и  именно
она убедила его разрешить  вам  прилететь  на  станцию.  Мое  положение  как
командора станции в очень большой мере зависит от того, что  говорит  и  что
делает комиссар Питт. Поэтому мне было бы  интересно  послушать,  что  может
рассказать Марлена об этой беседе.  Я  думаю,  она  будет  чувствовать  себя
свободнее, если мы останемся вдвоем.  Генарр  взглядом  проводил  Юджинию  и
повернулся к Марлене. Та пересела в большое глубокое кресло в углу комнаты и
почти утонула в нем. Положив руки на колени, девушка  серьезно  смотрела  на
командора своими прекрасными темными глазами.
   - Кажется, твоя мама не  хотела  оставлять  нас  вдвоем  и  даже  немного
разнервничалась. Ты тоже нервничаешь? - полушутливо спросил Генарр.
   - Вовсе нет, - отозвалась Марлена. - А если мама и  беспокоилась,  то  за
вас, а не за меня.
   - За меня? Почему?
   - Ей  кажется,  что  я  способна  сказать  что-нибудь  такое,  что  может
оскорбить вас.
   - И ты скажешь?
   - Я постараюсь не делать этого, командор.
   - А я уверен, что это у тебя очень хорошо получится. Ты знаешь, почему  я
хотел поговорить с тобой один на один?
   - Вы сказали  маме,  что  хотите  побольше  узнать  о  моем  разговоре  с
комиссаром Питтом. Это так, но вы еще хотите и посмотреть на меня поближе.
   У Генарра чуть сдвинулись брови.
   - Конечно, я хотел бы узнать тебя получше...
   - Нет, не то, - быстро вставила Марлена.
   - Тогда что же?
   - Простите, командор, - сказала Марлена и отвернулась.
   - Простить за что?
   Лицо Марлены исказила гримаса отчаяния, но она не проронила ни слова.
   - Что-то не так, Марлена? - мягко спросил Генарр. - Ты  должна  объяснить
мне. Для меня очень важно, чтобы мы были  откровенны  друг  с  другом.  Мама
сказала, чтобы ты следила за своими словами,  пожалуйста,  забудь  об  этом.
Если она говорила, что я слишком обидчив и меня легко задеть,  забудь  и  об
этом тоже. Словом, я приказываю говорить со мной совершенно  свободно  и  не
бояться меня обидеть, а ты должна выполнять  мой  приказ,  потому  что  я  -
командор станции на Эритро. Марлена вдруг рассмеялась.
   - Вы действительно хотите все узнать обо мне?
   - Конечно.
   - Потому что вы не можете сообразить, как это я получилась такой,  совсем
не похожей на маму? У Генарра округлились глаза:
   - Ничего подобного я не говорил.
   - В этом нет надобности. Вы - старый мамин друг. Она  сама  мне  об  этом
сказала. Вы любили ее и так и не смогли забыть. Вы думали, что я  похожа  на
маму в  молодости,  поэтому,  когда  увидели  меня,  вздрогнули  и  немножко
отпрянули назад.
   - Вздрогнул? Это было заметно?
   - Почти нет - ведь из вежливости вы постарались не выдать  себя.  Но  это
было. Я легко заметила. А потом вы перевели взгляд на маму и снова на  меня.
Ну и еще, конечно, тон ваших первых  слов.  Все  было  совершенно  ясно.  Вы
увидели, что я совсем не похожа на маму, и были разочарованы.
   Генарр в изумлении откинулся в кресле:
   - Просто потрясающе!
   - Вы в самом деле так думаете, командор. - Довольная улыбка осветила лицо
Марлены. - Правда, вы  так  думаете.  Вы  ни  капельки  не  обиделись  и  не
испытываете никаких неудобств. Наоборот, вы рады. Вы - первый человек, самый
первый! Даже маме это не нравится.
   - При чем тут нравится или не нравится.  Это  совершенно  неважно,  когда
речь идет  об  исключительном  явлении,  о  чем-то  необычном.  И  давно  ты
научилась читать язык жестов, Марлена?
   - Я всегда умела, но с годами у меня получается все лучше и лучше.
   Мне кажется, это может всякий, если только он будет внимательно  смотреть
и размышлять.
   - Нет, Марлена, это не так. Это может далеко не каждый, поверь мне. А еще
ты сказала, что я люблю твою мать.
   - В этом нет ни малейшего сомнения. Когда вы  рядом  с  ней,  вас  выдает
каждый взгляд, каждое слово, каждое движение.
   - Как ты думаешь, Юджиния тоже заметила?
   - Она догадывается, но не хочет этого.
   - И никогда не хотела, - Генарр отвел взгляд.
   - Все дело в моем отце.
   - Я знаю.
   Марлена помедлила, потом решилась:
   - Но, я думаю, она не права. Если бы она могла видеть вас так,  как  вижу
я...
   - К сожалению, это невозможно. Впрочем, я очень  рад,  что  ты  понимаешь
меня. Ты прекрасна, Марлена.
   Марлена покраснела, немного помолчала, а потом произнесла:
   - Вы говорите правду?
   - Конечно.
   - Но...
   - Я же не могу обмануть тебя, правильно? Поэтому я и не стану  пробовать.
Если судить только по твоему лицу или по твоей ф