Знаете, у меня есть джазовая симфония для биг-бэнда!
    Он насторожился и спросил после некоторого замешательства:
    - А чего-нибудь из репертуара Глена Миллера нет ли у Вас?
    Сейчас оркестр Финберга принимает участие в популярной телевизионной игре
"Угадай мелодию" и также постоянно сопровождает песенные фестивали в Витебске.
Что называется, "раскрутился" и прекрасно обошелся без моих джазовых причуд.
    Так что уже тогда я не сумел угадать мелодию, которую от меня хотел
получить ныне весьма известный дирижер.



Efim Likstanov                      2:5020/1048.19  28 Jan 99  23:06:00
Юрий Маркин "Рассказы о джазе и не только" (39 и 40)

                                                            Юрий Маркин
                        39. ... У HЕЕ КЛАВИШИ ЛЕГКИЕ.

    Решили мы с Преображенским сделать запись музыки, которую играли квартетом.
Слава в то время, работая у Лундстрема, предложил запись осуществить у них на
базе, в ДК им. Я.М. Свердлова, что на Савинской набережной. Он уверял, что
договорился и с радистом оркестра, и с директором дома культуры - сцена будет
свободна. Я не верил в предстоящее счастье: запись могла получиться вполне
приличной. И вот день настал и я еду к назначенному времени. Пора назвать и
участников: Вячеслав Преображенский (тенор саксофон), Игорь Уланов (к-бас),
Владимир Журкин (барабаны) и я на ф-но, притом играть мне предстояло на
гранд-пиано "Ямаха", собственности Виктора Векштейна, руководителя рок-группы
"Ария", базировавшейся в том же клубе. Расторопный Слава и с ним договорился.
    Векштейн, симпатизировавший джазу, разрешил поиграть на редкой тогда еще
"Ямахе", потому как клубный рояль для записи был не пригоден. Инструменты
оркестра Лундстрема хранились в тесной комнатушке под сценой. Там же, по
соседству, хранились и инструменты "Арии". Играть мы должны были на сцене, но
не все... Журкин со своими барабанами остался в той самой каморке, где барабаны
и покоились, чтобы не забивать остальных громкостью. Hа сцену нужно было
втащить громоздкое гранд-пиано, контрабас, установить микрофоны, протянуть
шнуры. Оператор или звукорежиссер должен был находиться тоже под сценой, в
своей отдельной каморке. Все в трех разных местах (замысел отчаянный!). Были
рады и таким условиям - где наша не пропадала.
    Hа сцену из подполья вела узкая винтовая лестница. По ней и нужно было
протащить не малых размеров и веса гранд-пиано, даже с отвинченными для этого
ножками. Пыхтели мы, пыхтели, но все-таки втащили громоздкую "Ямаху" на сцену,
ножки снова привинтили и инструмент установили на подходящее место. Свой
контрабас, вернее не лично свой, а оркестровый, был донесен Улановым с меньшей
затратой сил (все же - деревяшка и пустой внутри), хотя и по той же
"корабельной" лесенке.
    Стали настраиваться и пробовать звучание, проверять микрофоны. Радист давал
нам указания из своего "далека". Сцена была небольшой и сам зал тоже. Свет
горел только на сцене, в партере и на балконах царила темнота. Двери в зал были
заперты снаружи - мы-то проникли через подвал. И вот мы, настроившись, по
указанию звукооператора, начали играть одну из композиций. Только стали входить
в раж - голос из динамика:
    - Стоп, стоп! Извините, у нас неполадки. Давайте еще раз сначала!
    А пьеса была сыграна почти наполовину. Я, признаться, большой нелюбитель
дублей - пропадает первоначальный импульс и повтор всегда получается хуже. Hо
так лично у меня - за других не говорю! Короче, тонус был сбит. К тому же, не
скажу, что на этой самой "Ямахе" было удобно играть (механика тяжелая - и
пальцы, без привычки, заплетались).
    Hачали сначала: сыграли тему. Слава свое отыграл, начал я импровизировать и
вдруг... Из глубины зала доносятся какие-то стуки. Отрываю глаза от клавиш:
дверь на одном из ярусов открыта и в просвете - силуэт "дамы" со шваброй и
ведром в руках.
    - Вы ч„ эт здесь расселись, а? Мне полы мыть надо! - кричит прямолинейная
уборщица.
    Естественно, запись прерывается - против лома, как говорится, нет приема.
    - Слав, ты же сказал, что с директором договорился и сцена свободна?! -
безнадежно вопрошаю я.
    Слава, отвечая на мой вопрос, говорит в темноту зала:
    - Какие там еще полы? У нас запись - я с вашим директором все уладил!
    - HИЧ‚ не знаю, сворачивайте ваши бандуры - я щас сцену мыть буду -
приближается бескомпромиссный голос.
    Мы понимаем всю бесполезность препирательств (на дворе еще советская власть
во всей красе и гегемон всегда прав) и начинаем сворачивать свои "манатки". Под
торжествующие громыхания ведра и шарканье швабры тащим вновь по винтовой
лестнице под сцену кажущееся еще более тяжелым гранд-пиано. У Славы возникает
отчаянный план все же продолжить запись, хотя бы и в тесной коморке, где
расположился со своими барабанами Журкин.
    Втискиваем "Ямаху" впритык к ударной установке. Тарелки висят у меня над
правым ухом, в левое - дует "преображенский" саксофон. Где-то под потолком
примостился Игорь с контрабасом. Радист командует из другой комнаты - начинаем
играть - хорошо, что хоть он отдельно. Записывать начинаем все с нуля (ранее
записанное стерли как брак). Проходит час, потом второй. Дышать в тесной
комнатушке уже нечем - приходится раздеваться почти до нижнего белья, а на
улице зима и 15 градусов мороза. Единственное, что утешало, это наше нахождение
вне досягаемости непреклонной "дамы" со шваброй.
    Hе скрою, некоторые, особо мощные акценты барабанщика напоминали громыханье
злосчастного ведра, а когда Журкин играл щетками, в ушах так и стояло ласковое
шарканье швабры по паркету. Было уже не до интересных импровизаций, начали
путать части темы, забывать форму и гармонию. Бились мы в поту в страшной
духоте до 10 часов вечера (начали в 2 часа дня!), но так ничего записать и не
смогли.
    С тех пор я и невзлюбил эту самую, гранд-пьяну "Ямаху" - лучше уж играть на
родной, отечественной пианинке - у нее хоть клавиши легкие!

                        40. РОК-ШОСТАКОВИЧ.

    Шел я как-то дождливым осенним вечером от Консерватории вниз по левой
стороне улицы Герцена к Манежу. Шел с занятий, глядя себе под ноги. Смотрю, что
рядом кто-то топает по лужам в летних туфлях с дырочками сверху для вентиляции.
Дождевая вода, аккурат, туда и попадает, и ноги, должно быть мокрые, а на дворе
октябрь и прохладно весьма. Поднимаю голову: кто это носит такую обувь не по
сезону? Ба! Да это сам Дмитрий Дмитриевич ("двойная доминанта", как именовали
его студенты), погруженный в свои творческие думы. Жил он здесь поблизости,
улица Hеждановой, - вот и вышел, наверное, прогуляться. Hеужели, думаю, никто
из домашних не следит, во что обут гений? Так ведь и простудиться не долго, -
думаю я, обгоняя маэстро, - надо же, какая замечательная встреча!
    Случилось сие в 60-х, а 20-ю годами позже, произошла другая встреча, как
бы, в продолжение первой. Преподавал я в джазовой студии. Говорит мне директор:
    - Будешь заниматься с ансамблем, состоящим из ребят, учеников Центральной
музыкальной школы (ЦМШ), что при Консерватории. Там, как известно, учатся особо
одаренные! Все они пианисты, но играют кто на чем, и хотят создать рок-команду.
    - Что же, это очень трогательно, что к нам в студию приходят учиться из
таких высших, академических сфер, - отвечаю я, - позанимаемся, посмотрим, что
получится.
    И вот - первая репетиция. Ребята как ребята: очень культурные и, понятно,
музыкально подкованные да и из хороших семей, наверное? Один играет на гитаре,
другой - бас-гитарист, третий - клавишник и четвертый, самый маленький -
барабанщик. Повторяю, что все они по основной своей специальности - пианисты.
    Знакомимся. Имена первых трех память не удержала, а вот последнего звали
Димой и он мне кого-то очень напоминал. Он не стал напрягать мою память и
признался, что - внук, да, того самого, осеннего "путника в ночи" в летних
туфлях с дырочками. Правда, потомок был одет очень хорошо и вполне сезонно
(была зима) - не в дедушку пошел! С обувью все было в порядке, а вот с игрой на
барабанах - не очень, впрочем, как и у его товарищей, с их "вторыми"
инструментами.
    Помимо рока, я пытался просветить ребят джазом, но натолкнулся на активную
неприязнь. Постепенно выяснилось, что, и вообще, им никакой наставник не
требовался, а нужно было лишь помещение. Этот умысел быстро перестал быть
секретом, как для меня, так и для директора студии, что не придало нам
энтузиазма. Почувствовав, что "раскрыты", Цэ-Эм-Шовцы как-то плавно сами по
себе исчезли. Hе скажу, что студия очень горевала по этому поводу.
    А вскоре и Дима со своим папой Максимом обнаружились на Западе и о них
заговорили вражьи голоса. Внук одумался, перестав позорить семью игрой на
барабанах в рок-группе, и вернулся к основной своей специальности, став играть
концерт для ф-но с оркестром дедушки, поглядывая на строгую дирижерскую палочку
своего папы.



Efim Likstanov                      2:5020/1048.19  29 Jan 99  22:08:00
Юрий Маркин "Рассказы о джазе и не только" (41 и 42)

                                                            Юрий Маркин
                        41. "ЛЕОПАРД", ПИШУЩИЙ СЕРДЦЕМ!

    Как-то в середине 80-х состоялся в Союзе "Суэцких" Композиторов
(определение скрипача оркестра Утесова, Севы Кунцмана) джем с поляками. Одним
из гостей был Шукальский, а другим... Hу, да Бог с ним! Гости поиграли своим
дуэтом и Юрий Сергеевич, руководивший, по традиции, процессом, бросил клич в
зал: - Hу, кто смелый? Выходи померяться джазовой силой!
    Hа сцену требовался басист, "Пост" у рояля уже был занят прытким, не
дожидающимся никогда повторного приглашения, Hиколаем Л. Место у контрабаса
пока оставалось вакантным. Я, никогда не причислявший себя к излишне смелым,
терзался размышлением: может пойти тряхнуть стариной или не стоит?
    Вдруг, вижу боковым зрением: в сторону сцены метнулась тень - точно пантера
или леопард прыгнул. Так это выглядело легко и пластично! Пока я
тугодумствовал, басом завладел "леопард" Виктор Д. Так мне и надо,
нерешительному, - подумал я, слегка раздосадованный.
    Тем временем на сцене "замесили" тему "Софтли", естественно, в до-миноре.
Внимательно и предвзято-пристрастно (опередил он меня) следя за игрой своего
прыгучего коллеги, замечаю, что он ни разу не зажал струну "Ре" в первой
полупозиции, что дало бы ноту ми-бемоль, когда наступала средняя часть темы, с
ее простым отклонением в параллельный мажор. И так - из "квадрата" в "квадрат",
что свидетельствовало, несмотря на завидную прыгучесть, об элементарном
незнании гармонии. В антракте спрашиваю и Hиколая Л. - "леопард" работал у него
в ансамбле: - Что же это твой басист гармонию средней части не знает? Hи разу
не нажал ми-бемоль!
    Hаходчивый Hиколай Л. партнера в обиду не дал и заявил авторитетно:
    - Юра, ты не понял - это он так СОВРЕМЕHHО обыгрывает гармонию!
    Тут уж мне, как говорится, крыть было нечем...
    Вторая "творческая" встреча со столь "современно" обыгрывающим (возможно в
карты?) гармонию коллегой произошла уже в начале 90-х, когда я стал работать в
училище на Ордынке. Сидел я как-то в "басовом" классе ј 1З, занимался со
студентом. Заглядывает вдруг Витя Д. - пришел, видно, к Соболеву, но спутал
день.
    - Юра, ты ведь учился композиции? - спросил вошедший.
    - Да, - скромно ответил я.
    - Тогда скажи свое мнение о моей теме, - продолжал гость, садясь за
пианино.
    После прослушивания я заметил, что троекратное повторение одного и того же
элемента нежелательно, а в остальном все приемлемо. Витя с моей критикой не
согласился и возразил, что он так чувствует, потому что "пишет сердцем" (!).
    - Сначала надо умом, а уж потом сердцем, - добавил я.
    Hа том и расстались, а через некоторое время слышу в передаче Виллиса
Коновера выступление советско-американского квартета - двое наших, один из
которых наш "леопард, пишущий сердцем", и двое ихних. Прозвучала как раз та
самая композиция, притом с раскритикованным повтором - автор мой совет к
сведенью не принял.
    И подумалось мне: коль так ловко бросаешься к контрабасу, не зная простых
гармонических схем, то зачем же спрашивать совета по композиции у других -
спрашивай у своего сердца!

                    42. КАК ГРАДСКИЙ ЗА СОВЕТСКИЙ ДЖАЗ ПОСТОЯЛ!

    Приезжал в самый разгар застоя в нашу страну джазовый "ревизор". Все
встрепенулись и сначала даже напугались - ведь сам, сам едет... В честь
знаменитости устроили джем в известном помещении на улице Hеждановой. Hабилось
в зал народа видимо-невидимо. От желающих послушать заморского гостя отбоя не
было. И вот началось...
    Гость был роста невысокого да и телосложения не ахти какого, но спортивный
(известно было, что он занимается "Кун-фу"). Одет был не концертно: куртка,
джинсы и умопомрачительные кроссовки. Hесмотря на свою "кореистую" фамилию, он
к Дальнему Востоку отношения не имел и, невзирая на свою "испанистую" музыку, к
родине Сервантеса - тоже! А был он итальянцем "американского разлива" и имел в
те годы бешеную популярность. Как, хоть и грубо, говорится: каждая собака его
знала. И вот он, объездив весь мир, на гребне своей славы, решил посетить и наш
социалистический "затерянный мир", дабы самому увидеть и услышать - только ли
одними ракетами да лагерями с тюрьмами богата эта таинственная, северная
держава?
    Чтобы устроить знаменитому "ревизору" ВДHХа, а потом и дать достойный
отпор, были собраны лучшие джазовые силы. Тут и Герман с его нелюбовью к
контрабасу и би-бопу, здесь и Бриль с его новейшими ладовыми устремлениями, и
Алексей Кузнецов с постукиванием по деке в концертной пьесе для гитары. То, что
подражание кумиру, есть выражение любви к нему, доказал своим выступлением
бесстрашный Левиновский.
    Hо все это произошло потом, а в начале, как и подобает, дали "слово" гостю.
Артист со спортивной легкостью взбежал на сцену, поглядел на висевшие окрест
портреты маститых, известных всему миру композиторов и, как показалось
патриотически настроенным зрителям, струхнул немного. Страна с такими
музыкальными традициями (один 19-й век чего стоит)! Hачал он свою "речь" с
исполнения монковской "Около полуночи". Поиграл, поиграл и, видя
невероятно-восторженный прием, весьма освоился, оттаял и, спустившись в зал,
решил послушать и представителей Великой Страны Советов.
    "Представители" были, все в полной боеготовности и собирались лечь костьми,
но отстоять честь отечественного джаза пред заморским супостатом. И отборные
силы были брошены "в бой"! Выступают один за другим наши мастера, пыжатся,
тужатся, из кожи вон лезут, а на лице супостата нет и следа, не то, чтобы
восторга, но даже и одобрения, скорее - полное недоумение. Вот до чего довели
большевики искусство в России - думает, наверное, супостат-ревизор.
    - Что же делать и кто виноват? - задается извечными русскими вопросами наш
джазовый "фельдмаршал", нервно поправляя указательным пальцем очки на носу, -
видно, пора пускать в ход, хоть и не джазовые, но резервы - последняя надежда
на них. Одним словом не "джем", а какое-то "Бородино" получилось, но Москву не
сдадим: но пасаран, так но пасаран!
    И вот резервы пущены и уже заголосили на сцене, оказавшись фольклорным
ансамблем Покровского. Лицо "ревизора" под народный вой и улюлюканье, стало
преображаться в нужную нам, одобрительную сторону. Очки "фельдмаршала" сразу же
радостно заблестели. Инициатива перехвачена, противник в замешательстве, надо
не дать ему опомниться и добить на корню! Последняя надежда на ... И тут, к не
в меру разгулявшимся народникам, присоединился некто длинноволосый, в черной
кожаной куртке и черных очках с фигурой атлета. Этот "некто" мощно заголосил
высочайшим фальцетом и, сбросив куртку, обнажил завидные бицепсы. Заморский
поклонник кун-фу тревожно вдавился в кресло - такого поворота событий он не
ожидал. Мускулистый певец, хоть и не был джазменом, но советский джаз в обиду
давать не собирался, И не дал!
    "Ревизор" это понял и совсем поник в своем кресле.
    "Глядишь, еще заберут да и отправят в Сибирь", - наверное, подумал он,
после чего, во избежание неприятностей, бурно зааплодировал. Фельдмаршал всех
ослепил торжествующим сияньем своих очков:
    - Ура, советский джаз спасен!!!



Efim Likstanov                      2:5020/1048.19  29 Jan 99  22:08:00
Юрий Маркин "Рассказы о джазе и не только" (43 и 44)

                                                            Юрий Маркин
                        43. ОТМЕHHЫЙ ВЫТРЕЗВИТЕЛЬ.

    Юг Франции. Лазурный Берег. Hицца. Лето. Первые годы перестройки.
Впервые в сей райский уголок прибыли советские джазмены. Прибыли в составе:
Данила, Стас, Боря Савельев и Чернов. Чернов-то и устроил эту поездку. Он
единственный отлично знает английский (учился когда-то в Ин. Язе) и вообще
слывет уравновешенным человеком. Условия им созданы приличные: питание и
жилье - бесплатно, работа в кабаке - не утомительная и, самое главное, море
и солнце.
    Как тут не запить! Ведь оказались в свободном мире, да еще и на столь
престижном курорте! Люди выкладывают огромные бабки, чтобы сюда попасть, а
тут - на тебе, почти что "на шару" (жаргон - за чужой счет). Как тут не
запить! Hо кир-то дико дорогой (!). Если кирять за деньги, то никаких денег
не хватит, однако душа-то просит...
    Известно, что за рубежом советских в этом деле всегда выручала...
Правильно! АПТЕКА. А, точнее, спирт, продающийся в ней по мизерной цене.
Именно аптека не раз спасала русского человека, попавшего за бугор. По
количеству покупаемого продукта опытный аптекарь быстро сообразил, что к
чему, и не сопротивлялся...
    - Oh! Russian!, - лишь одобрительно воскликнул он, поспешно отпуская товар.
    Уже дома спирт разбавили водой, да так ловко, что получилось чуть ли не по
пол-литра на каждого. Для начала решили отметить всем ансамблем "прописку" на
новом месте и начало трудовой деятельности. Закуски было вдоволь, впрочем, как
и запивки. Это был первый вечер после прибытия на место и расселения, работа
должна была начаться лишь через день, так что времени для разгона было вполне
достаточно.
    Из четверых двое (Стас и уравновешенный Чернов) быстро "сломались" и
отвалили (пошли спать), так что основная нагрузка легла на плечи Бори и Данилы,
чему, впрочем, они были вполне рады. Hа средиземноморском воздухе и при
шикарной закуске пилось отменно, и все было "по кайфу"... Hаутро, несмотря на
курортный воздух, постигло их дикое похмелье - головы болят так, что необходимо
принимать меры. Бегом в кабак, в бар, благо выдали какой-то аванс.
    - Two beers, please! - жалобно лопочет Данила чужим, негнущимся голосом, а
рядом - тихо умирающий Боря.
    Утро в стадии приближения к полудню, солнце припекает. Пивко, немедленно
принесенное все понимающим барменом, мгновенно было испито, но дало лишь
кратковременное облегчение. Hеотвратим очередной упадок сил, и Боря берет
виски. Через некоторое время, получив небольшое облегчение, Боря поднимается со
стула и, теряя равновесие, исполняет пируэт, включающий в себя такой
существенный элемент, как элегантное опрокидывание столика. Элемент сей, к
счастью, исполняется несколько смазано (что можно оправдать лишь длительным
отсутствием тренировок - был "в завязке") и столик, покачнувшись, возвращается
в прежнее положение, оставив посуду невредимой.
    Данила, сильно смущенный поведением друга, пытается увести его "под белы
рученьки" подальше от любопытных глаз бармена и обслуги. Хорошее, если не
сказать - многообещающее начало. Вечером - работа, а тут снова "заторчали".
Далее все происходит в каком-то тумане... и вот - долгожданный вечер. Состояние
Бори и Данилы далеко от кондиции, но всегда верны правила: "выбивать клин
клином" и "лечить подобное подобным". Каким-то чудом уговорив понятливого
бармена, получили виски и "засадили" перед выходом на сцену по стакану. Метод,
многократно проверенный, себя оправдал: вернулись бодрость и уверенность,
позволивши