отрит на опустевшее
новое здание Института радия.  Думает о своих сотрудниках, ныне фронтовиках,
о  своем  любимом  ассистенте, геройски  погибшем  поляке  Яне  Данише.  Она
вздыхает. Когда же кончится этот кровавый ужас? И  когда можно  будет  снова
взяться за научную работу?
     Мари не томится в бесплодных мечтах и, не переставая воевать, готовится
к мирной жизни. Она находит средства перевезти лабораторию с улицы Кювье  на
улицу Пьера Кюри. Упаковывая, нагружая  и разгружая, ведя свой рентгеновский
автомобиль  от  одного здания к  другому, она  выполняет  свой труд муравья,
который   вскоре  дает  результат:  новая  лаборатория  готова!  Мадам  Кюри
завершает свое дело,  защитив  внушительным укреплением из  мешков с  песком
пристройку,  укрывшую  радиоактивные  вещества.   В  начале  1915  года  она
перевезла из Бордо свой запас радия и отдала его на службу стране.
     Радий, подобно рентгеновским лучам, оказывает  на человеческий организм
различные терапевтические действия. Мари посвящает  свой грамм радия "службе
эманации". Каждую неделю она посылает пробирки с эманацией радия в различные
госпитали. Они способствуют лечению  неудачно зарубцевавшихся ран  и  многих
повреждений кожи.
     Рентгеновские  автомобили,  рентгеновские  станции, служба  эманации...
Этого  недостаточно.  Мари  заботит  отсутствие  лаборантов.  Она предлагает
правительству   организовать   и   обеспечить  подготовку   специалистов  по
радиологии.  Вскоре  около двадцати  слушателей  первого курса  собираются в
Институте  радия.  В  программе  теоретические  занятия  по электричеству  и
рентгеновским лучам, практические занятия и анатомия. Преподаватели -  мадам
Кюри, Ирен Кюри и одна очаровательная женщина-ученая, мадемуазель Клейн.
     Сто пятьдесят будущих сестер-радиологов, которых Мари обучает с 1916 по
1918 год, набраны отовсюду. Многие из них почти совсем не имеют образования.
Престиж мадам Кюри вначале отпугивает учениц,  но сердечный прием, оказанный
им  ученой-физиком,  покоряет  девушек.  Мари  обладает даром  делать  науку
доступной простым  умам. Она относится с  такой любовью к хорошо выполненной
работе, что,  когда ученице  -  бывшей  прислуге  -  удается  безукоризненно
проявить рентгеновскую пленку, это ее радует, как личный успех.
     Союзники Франции,  в свою  очередь,  обращаются к  знаниям мадам  Кюри.
Начиная с 1914 года  она  часто посещает  бельгийские госпитали. В 1918 году
она  командирована  в  Северную  Италию, где изучает  местные  радиоактивные
источники. Немного позднее  она примет в своей лаборатории  человек двадцать
солдат американского  экспедиционного корпуса, которых ознакомит с явлениями
радиоактивности.

     * * *

     Новая специальность приводит Мари в соприкосновение с самыми различными
людьми. Некоторые  хирурги, которые понимают пользу  Х-лучей,  считают мадам
Кюри  ценным  сотрудником и крупным  ученым.  Другие,  более невежественные,
относятся  к  ее  приборам  с  чертовским  недоверием.  Но после  нескольких
просвечиваний  они убеждаются,  что это  дело стоящее,  и  едва верят  своим
глазам, когда находят под скальпелем, в месте, точно указанном Мари, осколок
снаряда, который они тщетно  искали в поврежденном теле.  И, сразу уверовав,
они готовы видеть в этом чудо...
     Элегантно  одетые  женщины,  "ангелы-хранители"   госпиталей,  на  глаз
определяют  положение  этой скромно  одетой  личности,  не  считающей нужным
называть себя, и порою обращаются с ней, как  с мелкой служащей. Мари только
забавляет их ошибка.
     Мадам Кюри, подчас сдержанная  и недоступная,  бывает  очаровательной в
обращении  с ранеными. Крестьяне, рабочие пугаются рентгеновского аппарата и
спрашивают,  не будет ли им больно при просвечивании. Мари успокаивает: "Вот
увидите,  что  это  та   же  фотография".  Ей  это  удается   вполне,  этому
способствует красивый  тембр  ее  голоса,  легкая  рука, большое терпение  и
огромное,  благоговейное  уважение  к  человеческой  жизни.   Чтобы   спасти
человека, избавить его  от ампутации, от увечья, она готова  на самые тяжкие
усилия. Она не отступает от больного, пока не использованы все возможности.
     Мари никогда не говорит о трудностях и риске,  которым подвергается. Не
говорит  ни о несказанном  утомлении,  ни  о  смертельной  опасности, ни  об
убийственном  действии рентгеновских лучей  и радия на  ее слабый  организм.
Перед товарищами у нее  беззаботное,  даже веселое лицо, более веселое,  чем
когда-либо прежде.  Война предписала ей хорошее настроение как лучшую личину
мужества.
     А на душе у нее невесело. Ее  гнетут глубокая тоска по своей прерванной
работе, по  родным в Польше, от которых нет известий, и  ужас от охватившего
весь  мир  бессмысленного исступления... Воспоминания о тысячах искромсанных
тел, о стонах и рыданиях, надолго омрачат ей жизнь.
     Пушечный салют  в знак перемирия застает Мари в лаборатории. Ей хочется
украсить  флагами Институт  радия, и  она вместе с сотрудницей Мартой  Клейн
бежит  искать  по  магазинам французские  знамена. Их  нигде  нет. Тогда она
покупает три  отреза ткани нужных  цветов, а уборщица, мадам Бардине, наспех
сшивает их и вывешивает на окнах.  Мари трепещет от волнения и радости  и не
может  усидеть  на  месте.  Она   и  мадемуазель  Клейн  садятся  в   старый
радиологический автомобиль, измятый, изрубцованный за эти четыре года всяких
приключений. Лаборант Школы физики  и химии садится за руль и  ведет  машину
наудачу по  улицам, в  водовороте  счастливого и  торжествующего  народа. На
площади  Согласия  толпа  не дает проехать. Люди влезают  на крылья  "рено",
взбираются на крышу.  Когда же автомобиль вновь  трогается  в  путь,  то уже
везет   на   себе  десяток  лишних  пассажиров,   которые  и   просидят   на
импровизированном империале все утро.

     * * *

     У Мари  не  одна,  а две победы.  Польша  возрождается из  пепла  после
полуторавекового рабства и становится независимой.
     Урожденная пани Склодовская вспоминает свое детство под ярмом  царизма,
свою юношескую борьбу. Не зря она когда-то прибегала к скрытности и хитрости
с царскими чиновниками, не зря вместе  с товарищами тайком посещала "Вольный
университет",  собиравшийся  в бедных комнатках  Варшавы,  и  учила  грамоте
крестьянских детей в Щуках... Патриотическая мечта, во имя которой она много
лет тому назад  чуть  было не пожертвовала своим  призванием  и даже любовью
Пьера Кюри, на ее глазах становится действительностью.
     Мари - Юзефу Склодовскому, 31 января 1920 года:

     Итак, мы,  "рожденные в рабстве, в цепях с колыбели", увидели то, о чем
мечтали: возрождение нашей страны. Мы не надеялись дожить до этой минуты, мы
думали, что ее увидят разве  только  наши дети,  - и  эта  минута наступила.
Правда,  страна  наша дорого заплатила за это  счастье,  и  ей  придется еще
расплачиваться за него. Но можно ли сравнивать сегодняшние тучки с горечью и
унынием, которые мы испытали бы после  войны,  останься Польша по-прежнему в
цепях и раздробленной на кусочки? Я, так же как и ты, верю в будущее.

     Эта  надежда, эта мечта утешает Мари Кюри в ее личных невзгодах.  Война
помешала ее научной работе. Война подорвала ее здоровье. Война разорила  ее.
Деньги,  которые она  вручила  государству, растаяли, как снег на солнце, и,
задумываясь над своим материальным положением, она грустит. Ей за пятьдесят,
и она почти бедный  человек. У нее только профессорское жалованье - двадцать
тысяч  в  год. Хватит  ли у нее сил еще несколько лет,  до получения пенсии,
совмещать  преподавательскую  работу  с   директорством  в  лаборатории?  Не
оставляя  своей новой военной профессии  (еще  два года предстояло  учащимся
слушать курс радиологии в Институте радия), Мари вновь отдается страсти всей
своей жизни - физике. Мари уговаривают написать  книгу "Радиология и война".
В ней она превозносит благо научных открытий, их общечеловеческую  ценность.
Трагический опыт войны дал ей новые основания для преклонения перед наукой.

     История  военной  радиологии  дает   разительный   пример  неожиданного
размаха,  который  может  получить  в  определенных   условиях  практическое
приложение чисто научных открытий.
     В  довоенное время Х-лучи имели весьма ограниченное применение. Великая
катастрофа,   разразившаяся  над   человечеством,  вызвала  такое   страшное
количество человеческих жертв, что появилось горячее желание спасти все, что
только можно,  и употребить для  этого  все средства,  способные  сберечь  и
защитить человеческие жизни.
     И тотчас, как мы видим, рождается стремление взять от Х-лучей предельно
все,  чем  они могут быть полезны.  Казавшееся трудным  оказывается легким и
сразу  получает  нужное решение. Оборудование,  штат  - все множится, как по
волшебству;  люди  несведущие  обучаются,  а равнодушные отдаются  делу. Так
научное открытие в конце концов завладевает  своим настоящим полем действия.
Такой же путь развития прошла и радиотерапия, то есть применение в  медицине
радиоактивных веществ.
     Какой же вывод  мы можем сделать из этой неожиданной удачи, выпавшей на
долю  новым видам  излучений, открытым в конце ХIХ  столетия?  По-моему, она
должна  вселить в нас  еще  большее  доверие  к бескорыстным исследованиям и
усилить наше восхищение и преклонение перед наукой.

     В этом  сухом  научном  произведении  невозможно уловить  все  значение
личной  инициативы Мари Кюри. Сколько  в нем  дьявольски  безличных  формул,
сколько упорства в желании стушеваться,  остаться  в тени! Мари не враждебна
своему "я":  оно просто не существует.  Кажется, что вся  ее  работа сделана
какими-то  неведомыми  существами,  которых   она  называет   то  "лечебными
учреждениями", то просто  "они" или же в крайнем случае "мы". Само  открытие
радия относится к "новым видам излучений, открытым в конце ХIХ столетия".  А
если мадам Кюри вынуждена говорить о себе, она пытается слиться с безымянной
толпой:

     Изъявив  желание, как и  многие  другие,  послужить  делу  национальной
обороны в пережитые нами годы, я сразу обратилась к области радиологии...

     И все же одна мелочь доказывает нам,  что  Мари  отлично сознает, какую
помощь  оказала она Франции.  Когда-то она отказалась - и впоследствии снова
откажется - от  ордена Почетного легиона. Но близким  ее известно, что, если
бы в  1918  году ее  представили к награде "За военные заслуги", это был  бы
единственный орден, который она бы приняла.
     Ее избавили  от  необходимости  поступиться  своими  правилами.  Многие
"дамы"  получили  знаки  отличия,  орденские розетки...  моя  мать - ничего.
Несколько недель спустя роль, сыгранная ею в великой трагедии, изгладилась у
всех из памяти. И, несмотря на ее  исключительные заслуги,  никто не подумал
приколоть солдатский крестик к платью мадам Кюри.


        "МИР. КАНИКУЛЫ В ЛАРКУЕСТЕ"

     Мир  снова  обрел покой. Мари  все  с меньшим доверием следит издали за
теми, кто налаживает мир.
     Мари  -  участница  мировой  войны  -  не стала  ни  милитаристкой,  ни
сектанткой.  Это чистейшей воды ученая,  и в 1919  году мы снова видим ее во
главе своей лаборатории.
     Она  с  горячим нетерпением ждала  минуты, когда здание на  улице Пьера
Кюри  наполнится  рабочим  гулом.  Первая  ее забота  -  не  ослаблять  дела
исключительной  важности,  начатого  во  время войны.  Снабжение  эманацией,
распределение   "активных"   пробирок   по   госпиталям   продолжается   под
руководством  доктора Рего,  который,  демобилизовавшись, снова  вступил  во
владение  зданием  биологического отделения. В здании физического  отделения
мадам  Кюри и ее сотрудники  занимаются опытами, прерванными в  1914 году, и
приступают к новым.
     Более правильный образ  жизни позволяет  Мари заняться будущим  Ирен  и
Евы,  двух крепких  девушек,  таких  же  стройных, как  она  сама.  Старшая,
студентка двадцати одного года, спокойная, удивительно уравновешенная, ни на
минуту  не сомневается  в  своем призвании. Она намерена быть  физиком,  она
намерена,  и  это уже точно, изучать радий. Удивительно просто и естественно
Ирен  Кюри вступает на путь, по которому следовали Пьер и Мари Кюри.  Она не
задается  вопросом, займет ли  она в  науке такое  же  большое место,  какое
заняла ее мать, и не чувствует тяготеющего  над ней слишком  громкого имени.
Ее   искренняя  любовь  к  науке,  ее  дарование  внушают  ей   только  одно
честолюбивое желание: работать всю жизнь в лаборатории, которая строилась на
ее глазах и где в 1918 году она значится "прикомандированной лаборанткой".
     Благодаря удачному  примеру  Ирен  у  Мари  создается  уверенность, что
молодым  существам просто  найти  дорогу  в лабиринте жизни. Ее  озадачивают
какое-то  томление  и резкие перемены  настроения  у  Евы.  Благородное,  но
чрезмерное  уважение  к  личности  детей,  переоценка  их  благоразумия   не
позволяют  ей самой  воздействовать  на подростка. Она  хотела бы, чтобы Ева
стала врачом и изучала применение  радия  в лечебных целях. Однако  Мари  не
навязывает ей этот путь. С  неослабным сочувствием поддерживает она любой из
капризно   изменчивых   проектов  дочери.  Радуется  ее  занятиям   музыкой,
предоставляя ей  выбор преподавателей  и  метода занятий...  Она дает полную
свободу  существу,  раздираемому  сомнениями  и  нуждавшемуся  в  подчинении
строгим  предписаниям. Как было  заметить свою  ошибку этой женщине, которую
все  время  направлял безошибочный  инстинкт таланта и, наконец, довел до ее
предназначения, несмотря на все препятствия?
     До  конца  своих  дней  она  будет  окружать неусыпной нежностью  своих
дочерей, совершенно различных от рождения,  ни одной  из  них  не  выказывая
предпочтения. При  всяких обстоятельствах их жизни Ирен и Ева находили в ней
защитницу и горячую союзницу.  Когда впоследствии Ирен тоже станет  матерью,
Мари посвятит свои заботы и тревоги обоим поколениям.
     Мари - Ирен и Фредерику Жолио-Кюри, 29 декабря 1928 года:

     Дорогие дети, шлю вам  свои наилучшие пожелания  к Новому году -  желаю
вам  доброго здоровья, хорошего настроения, плодотворной работы, желаю вам в
этом  году  чувствовать каждый день  удовольствие от жизни,  не искать в них
приятное потом, когда они уже пройдут, и не рассчитывать на приятное  только
в  будущем.  Чем  больше  стареешь,  тем  сильнее  чувствуешь,   что  умение
наслаждаться настоящим - драгоценная способность.
     Я думаю  о  вашей  маленькой Элен и шлю  ей мои  пожелания счастья. Так
трогательно  наблюдать  за   развитием   крошечного  существа,   которое   с
безграничным  доверием  ждет от  вас всего лучшего  и твердо верит,  что  вы
можете  его  избавить от любого страдания. Настанет день,  когда она узнает,
что ваша  власть не простирается так  далеко,  а как бы хотелось иметь такую
власть  ради своих детей! Надо  по  крайней мере приложить все усилия, чтобы
дать  малышам здоровье,  мирное,  ясное  детство  в  атмосфере  любви, среди
которой их чудесное доверие продлится как можно дольше.

     Мари - дочерям, 3 сентября 1929 года:

     ...Я  часто  думаю  о предстоящем мне годе  работы. Думаю и о каждой из
вас, о  вашей нежности  ко мне,  о  тех  радостях  и  попечениях,  какими вы
награждаете  меня. Вы - мое настоящее богатство, и я прошу у жизни  оставить
мне еще несколько хороших лет совместного существования с вами.

     * * *

     То ли после изнурительных лет  войны с  наступлением мира улучшилось ее
здоровье и наступил покой старости, но мадам Кюри становится умиротворенной.
Тиски траура и болезни разжались, время притупило страдания...
     Мари - Броне, 1 августа 1921 года:

     ...Я столько страдала  в  своей жизни,  что дошла  до  предела:  только
настоящая  катастрофа  еще  могла  бы  на  меня подействовать.  Я  научилась
смирению и стараюсь найти хоть какие-то маленькие радости в серых буднях.
     Скажи  себе,  что  ты  можешь  строить  дома,  сажать  деревья,  цветы,
любоваться их ростом и ни  о чем не думать. Жить осталось недолго, зачем  же
нам еще мучить себя?

     Ирен  и  Ева выросли  рядом  с женщиной, боровшейся  с горем, а  теперь
находят  в  ней новую подругу,  постаревшую  лицом, но  помолодевшую душой и
телом. Ирен, неутомимая спортсменка, подстрекает мать  следовать ее примеру,
совершает  с  ней долгие  прогулки  пешком, берет  ее с  собой  кататься  на
коньках, ездить верхом и даже понемногу ходить на лыжах.
     Летом Мари приезжает к  дочерям  в Бретань. В Ларкуесте, восхитительном
крае, не наводненном пошлой толпой, три подруги проводят отпуск.
     Население  этой  деревушки,  расположенной на  берегу  Ла-Манша,  возле
города  Пемполь,  состоит  исключительно  из   моряков,   земледельцев  и...
профессоров  Сорбонны.  "Открытие"  Ларкуесты  в 1895 году  историком Шарлем
Сеньобосом и биологом Луи Лапиком получило в университетских кругах значение
открытия Америки Христофором Колумбом. Мадам Кюри, явившаяся  с опозданием в
эту  колонию  ученых,  которую  один остроумный  журналист  окрестил:  "Форт
Наука", сперва  ютилась в доме у  местного жителя, затем сняла дачу, а потом
ее  купила.  На  возвышенном  песчаном  побережье,  над  безмятежным  морем,
усеянным  бесчисленными  большими  и  маленькими островами, которые  не дают
морским  валам  набегать  прямо  на  берег,   Мари  выбрала  место  наиболее
безлюдное,  наиболее защищенное от ветров. Она  любит такие  дома-маяки. Все
летние дачи, какие  она  снимала, да и те,  какие  она впоследствии  строила
сама, похожи друг на друга:  на  большом участке  - скромный домик. Неудобно
расположенные  комнаты, запущенные, бедно  обставленные,  а  вид  из окон  -
превосходный.
     Редкие  прохожие,  которых  Мари  встречает  по  утрам,  -  сгорбленные
старухи, медлительные крестьяне, улыбающиеся дети - все звучно приветствуют:
"Добрый день,  мадам Кю-ю-юри!" - по бретонски растягивая гласный звук. Мари
не  избегает этих встреч и с улыбкой  отвечает в тон: "Добрый день, мадам Ле
Гофф... Добрый день, месье Кентэн" - или просто: "Добрый день", если к стыду
своему,  не  узнает приветствующего. Деревенские  жители вполне  сознательно
обращаются к ней с простыми, спокойными приветствиями, как равные  к равной,
без назойливости или любопытства, а выражающими  только дружбу. Не радий, не
тот факт, что "о ней пишут  в газетах", снискали ей такое уважение. Ее сочли
достойной женщиной лишь после двух или трех летних  сезонов, когда бретонки,
прячущие  волосы под  белыми  остроконечными чепцами,  признали  в ней свою,
крестьянку.
     Дом  мадам  Кюри  ничем не  отличается от  десятка других.  Центром  же
колонии, великосветским дворцом в Ларкуесте считается низкая хижина, доверху
увитая диким виноградом,  пассифлорой, вьющейся фуксией. Хижина  эта зовется
по бретонски: "Taschen-Vihan" -  "Маленький виноградник".  При нем на склоне
разбит  садик,  где  яркие цветы, посажанные  без  всяких  затей,  растут на
длинных клумбах. Дверь домика всегда  растворена настежь,  кроме дней, когда
дует  восточный  ветер.  Здесь  живет  юный  чародей  семидесяти  лет  Шарль
Сеньобос, профессор истории в Сорбонне. Это очень маленький, очень подвижной
старичок,  чуть  горбатый, одетый в  неизменный костюм  из  белой фланели  в
черную  полоску,  залатанный и  пожелтелый. Местные жители  зовут  его месье
Сеньо,  а  друзья  -  Капитаном.  Словами  не  выразить  того  восторженного
поклонения,  каким он  окружен, а  тем  более не  объяснить,  какими чертами
своего характера он заслужил всеобщее обожание и нежность.
     По  извилистой  и  крутой  тропинке  Мари спускается  к "Винограднику".
Человек пятнадцать  приверженцев уже  сидят  и  расхаживают  перед  домом  в
ожидании поездки на острова. Появление мадам Кюри не вызывает никаких эмоций
у собравшихся, напоминающих группу эмигрантов  или  цыганский  табор.  Шарль
Сеньобос, посматривая  своими чудесными,  но скрытыми за очками  близорук