ннэка восходит на холм не одна, но с букетом живых  луго-
вых цветов.
   Она восходит медленно, ибо долгие годы согнули ее спину... Ветер лас-
кает ее плотные, совершенно белые, как первый снег, волосы.
   Она мягко положит цветы на черный гранит и поднимет свои очи к небу -
в свет - в очах горящий родник, в них - Дева. Из этих  родников,  словно
две вечности, два мира любви, вспыхнут две слезы, падут на гранит, а вы-
соко в теплом небе запоет ей черный ворон: "Я люблю тебя, люблю..."

      21.05.98







                       ВСЕ КРУГИ АДА

                                      Женечке этот рассказ посвящаю.

                                      Вновь мир погибнет и вновь возродится
                                      И целую вечность этот ад будет длиться.


   Год 1490. Рим. Италия.

   - Проклятая духота, проклятая вонь! - с такими словами вскочил с кро-
вати юноша лет двадцати и чуть было не ударился затылком о низкий  пото-
лок. Да, юноша был прав, вонь стояла та еще - она проникала в  его  ком-
натку с улицы через приоткрытое окошко которое не мыли наверное  со  дня
Великого потопа!
   Но духота в комнате стояла жуткая и потому юноша подбежал к окну рез-
ким движением распахнул его полностью и перевесившись  через  подоконник
глубоко задышал смрадным городским воздухом.
   Вот над головой его затрещали раскрываемые ставни  и  он  едва  успел
увернуться от летящих помоев... Отошел от окна и быстрым шагом  прошелся
по своей комнатке. Он был высок, этот юноша, черноволос, а звали его Ан-
тонио. Два года жил он уже в Риме в услужении у ткача  Жака  к  которому
устроил его отец - бедный крестьянин в надежде на то  что  сын  вернется
мастером....
   - Духота! Как же душно здесь! - воскликнул Антонио, выскочил из двери
на скрипящую лестницу, промчался по  ней  перепрыгивая  через  несколько
ступеней и вот выбежал, нет вылетел на узкую улочку... Он  сморщился  от
непереносимой вони... Эта вонь особенно сильна была в этот,  только  что
наступивший жаркий летний день. Вонь и духота.
   За спиной Антонио раздался крик ткача Жака:
   - Эй ты! Куда это ты собрался?! Давай-ка назад, сегодня работы много!
   Антонио согнулся от отвращения когда представил грязный подвал в  ко-
тором шумел ткацкий станок. Не оборачиваясь он крикнул:
   - Скоро вернусь!
   И не слушая проклятья и угрозы Жака, который с утра уже  успел  поря-
дочно набраться, рванулся вверх по узкой  улочке...  Его  влекло  что-то
вперед...
   Рев толпы. О да, теперь он слышал: голоса кричали на Круглой площади.
Антонио знал этот рев, этот звериный, безжалостный  людской  рев.  Толпа
ревела в преддверии зрелища - сожжения человека. Антонио ненавидел  этот
кровожадный рев! Ненавидел он эту толпу, жестокую, безумную!  Да  право,
какая толпа не безумная - в любой толпе нет отдельных людей, нет личнос-
тей, а есть только одна масса... толпа.
   "Что орут эти безумцы?"
   Антонио прислушался:
   "-Ведьма! Ведьма!"
   Сколько ненависти в этих криках, Антонио зажал уши и тут увидел ее...
Он полюбил ее. Просто полюбил. Она была прекрасна, чиста, и ее тело было
изуродовано инквизиторами.
   В каком-то лихорадочном бреду,  шатаясь  Антонио  расталкивал  что-то
кричащее, что било его и толкало.
   Но для него не существовало больше ни грязного города  ни  толпы,  он
шел за повозкой, смотрел на нее, страдал... О как он  страдал!  Мира  не
было больше, только он и она... Ее глаза - она смотрела на него. И он  с
жадностью смотрел на нее и вдруг начал говорить:
   - Меня зовут Антонио, а тебя?
   "Маргарита" - прозвучал в его голове ответ.
   - Маргарита, знаешь чего я хочу?
   "Чего же?" - голосок был таким тихим, нежным, понимающим.
   Голосок этот зажег в Антонио пламя:
   - Хочу я чтоб мы были вместе. Чтобы всегда мы были вместе, что бы  не
было никого, только я ты и бесконечный мир: поля, реки, озера и звездное
небо. Ты ведь любишь смотреть на звездное небо?
   "-О да," - прозвенел голосочек, "-А еще я люблю закаты, когда большой
красный диск солнца окунается в пелену облаков."
   - И я тоже люблю закаты! - подхватил восторженный Антонио. О,  он  не
страдал более, душа его почти что отделилась уже от  тела...  И  он  все
шептал, или говорил, или кричал не в силах оторвать взора от прекрасного
личика Маргариты, от ее глаз:
   - Как здорово! Мы всегда значит будем вместе! Как же я раньше жил без
тебя не представляю! Родная ты моя!
   С ужасом он увидел что Маргарита объята пламенем. Кожа на лице ее на-
дувалась и лопалась от чудовищного жара. И голос, милый  голос  сменился
пронзительным воем.
   Антонио понял что сам кричит. Орала и толпа...
   Он рванулся, вперед к ней, крича:
   - Не уходи! Меня подожди! Прошу подожди!
   Но она ушла и он остался один. Что-то пинало его  и  било,  что-то  в
черном подхватило его уже у самого костра к  которому  он  пробивался  и
отбросило назад, он вновь рванулся и вновь его отбросили...
   Очнулся он на пустой площади, залитой раскаленными лучами полуденного
солнца. Вновь вонь, духота и одиночество.
   О какая это адская боль - одиночество!
   - МАРГАРИТА!!! - заорал он пронзительно, роняя из носа  капли  крови.
Вскочил на ноги, огляделся ища ее и зная что ее нет, что он один! Да  он
был один, что-то правда шевелилось вокруг него, что-то говорило какие-то
слова, но ее не было.
   Но образ ее все еще стоял перед глазами юноши. О как он  желал  вновь
услышать ее голосок, как желал! Но была только вонь, духота и одиночест-
во, мучительное жуткое одиночество!
   - Что же мне делать дальше! - прокричал он в отчаянии, терзаемый  та-
кими муками что все пытки инквизиции по сравнению с ними были ничем...
   - Что же мне вернуться сейчас к мастеру  Жаку?  В  этот  душный  под-
вальчик, прясть там... а потом, потом вновь спать в душной комнатушке...
Нет!!! Этого уже не будет, никогда это  уже  не  вернется!  Я  не  смогу
больше жить! Не смогу! Она ушла, но я... я догоню ее!
   Крича так он рванулся по городским улицам  и  прыгнул  в  реку.  Вода
сомкнулась над его головой и он пошел ко дну...


   Год 1943. Бухенвальд. Германия.

   Андре стоял и с ужасом, не смея даже пошевелиться, взирал  на  беско-
нечный поток тел что протекал подле него. Скрюченные, сгорбленные, в ка-
ком-то грязном рванье, такие тонкие что казалось это скелеты  восставшие
из могил. Восставшие за тем лишь чтобы спустя какое-то время быть  обра-
щенными в пепел... Метрах в ста вздымались в низкое  серое  небо  черные
трубы из которых валил густой-густой дым и вливался в серые облака. Анд-
рэ вздрогнул когда ему вдруг подумалось что неба - высокого синего  неба
на которым он еще в детстве любовался в деревне  у  дядюшки  Ганса,  нет
больше. А вместо него всю землю застилает это ужасное облако поднявшиеся
из печей концлагеря - тысячи, миллионы сожженных...
   Андре сжал покрепче ружье и вздохнув опустил глаза: страшно ему  было
смотреть на эти измученные лица, жутко было смотреть на этот поток обре-
ченных на мучительную гибель в пламени людей.
   "О господи, да что же я здесь делаю?" - проносилось в его  голове,  -
"Что же за безумие это?! Зачем все это?! Как могут люди  так  ненавидеть
друг друга? И я... я ничтожество, частица этого безумия. Я  простой  па-
рень, натянули на меня форму, дали в руки ружье, внушили что все  так  и
надо, и вот теперь я стою здесь не в силах изменить что либо..."
   - Эй ты! - окрикнул его приятель - Питер, тоже охранник,  тоже  малая
частица большого безумия, - Что приуныл то? А?!... Что  спрашиваю  приу-
ныл?! Пойдем сегодня напьемся, девок возьмем..."
   Андрэ сделалось тошно от этого голоса, голова его раскалывалась: "Да,
напиться и забыться в объятиях шлюх, вот он мой удел -  удел  ничтожест-
ва...". В мольбе задрал он голову к небу, словно ища  там  спасения,  но
небо было скрыто серой тучей, все было затянуто этим грязным покрывалом.
   Вновь он глянул испуганный взгляд в толпу смертников и увидел ее: де-
вушка лет двадцати, лицо худое, под глазами синяки. А глаза от этого ка-
жутся такими большими-большими и черными, в них  кажется  собралась  вся
боль, все отчаяние и вся надежда этих людей... Она совсем ослабла,  едва
на ногах держалась и что бы она не упала ее поддерживал какой-то человек
- быть может ее отец, может брат, а может любимый, трудно  было  сказать
ибо лицо его было обезображено шрамами, а волосы стали седыми от пережи-
тых мук...
   Еще не понимая что делает Андрэ рванулся к девушке и  схватив  ее  за
руку выдернул из толпы, и заговорил ей с жаром:
   - Кто бы ты ни была, знай что я... я... Да, черт, да полюбил я  тебя!
- и по щекам его покатились слезы, - Место то жуткое какое, да,  да?!  -
выпаливал он быстро-быстро, - А мы вот  встретились  в  нем...  я  знаю,
знаю, все это отвратительно, мерзко, мне это мерзко до смерти и  я  зна-
ешь, знаешь я тоже убежать отсюда хочу, нет, улететь, улететь! Не уходи,
спаси меня! Спаси - любовь не уходи! - кричал Андрэ в исступлении.
   А она вдруг плюнула ему в лицо и сказала несколько  гневных  слов  на
незнакомом ему языке. Тут подбежал тот  с  изувечнным  лицом,  оттолкнул
Андрэ в сторону и нежно спросил что-то у девушки -  Андрэ  понял  только
имя ее - Маргарита.
   Появились охранники - штук десять, они налетели на двоих, стали изби-
вать их ногами и прикладами... кровь... кровь. И Маргарита и тот кто был
с ней все уже были окровавлены.
   Дико крича Андрэ бросился к Маргарите, растолкал, схватил ее за окро-
вавленную, слегка вздрагивающую ручку и попытался  вытащить,  но  кто-то
ударил его в спину, и отбросил в сторону.
   Он упал в грязный снег и словно в бреду увидел склонившегося над  ним
Питера, тот что-то говорил ему, но Андрэ не слушал его, он только  видел
лицо - лицо той девушки Маргариты.
   Вот встал он пошатываясь и увидел как ее  окровавленную,  едва  живую
подхватили и волоком, за ноги, потащили  в  сторону  собачника  -  Андрэ
знал, там ее ждет жуткая смерть в клыках специально обученных псов.
   - Да вы звери, оставьте ее, вы гады! - заорал он.
   На него закричали что-то и поволокли Маргариту дальше.
   - Да вы...вы! - Андрэ задыхался, слова застряли у него где-то в  гор-
ле, в глазах его потемнело и он зашептал качаясь из стороны в стороны  в
сторону от разрывающей его боли душевной, - Да ведь это же ад.  АД!!  За
что я здесь... - и заорал вновь поднимая свой автомат,  -  Оставьте  ее,
оставьте, вы, ничтожества! Да как вы смеете... - и он нажал на курок вы-
пуская в их сторону заряды смертоносного свинца, и вновь кровь, кровь  -
весь снег уже был залит кровью, а потом что-то ударило Андрэ в  грудь  и
еще и еще, отбросило назад и он почувствовал  что  тело  не  принадлежит
больше ему. Он лежал в окровавленном грязном снегу,  а  в  остекленевших
глазах его застыло низкое серое покрывало.


   Год 1997. Москва. Россия.

   Антон стоял у входа на станцию метро и  беседовал  со  своим  другом.
Подле него проплывал бесконечный людской поток. Этот поток, стекал  сюда
с улиц, как грязная вода стекает в сточную  канаву  после  дождя.  Поток
этот, гудящий словно растревоженный улей, просачивался меж турникетов  и
по эскалатором стекал куда-то в рычащую преисподнюю.
   Антон старался не смотреть на это бесконечное мельтешение лиц,  смот-
рел он на своего друга Сашу и слушал его рассказ о художниках эпохи воз-
рождения. Антону приятно было слышать голос друга: не так  то  часто  он
общался с кем либо, к тому же Антон сам был художником...
   Что-то заставило оторвать его взгляд от лица друга и он увидел  ее  -
ее лицо мелькнуло в толпе и что-то вспыхнуло в Антоне.
   Все вдруг: и толпа, и друг его, как бы расплылись и стали ничем,  ос-
талась только она одна.
   Он летел за ней не слыша и не видя ничего нагнал ее уже у самого  эс-
калатора...
   - Меня зовут Антон, - выпалил он восторженно  вглядываясь  в  светлые
черты ее лица, в глаза ее, где-то в глубинах которых была спрятана  веч-
ная любовь и гармония.
   - Очень приятно, - сказала она холодно, но молодому художнику показа-
лось что голос ее слаще всего что есть на свете. Он даже весь засиял  от
своей радости...
   - А вас как зовут? - спросил или даже скорее выкрикнул он  восторжен-
но.
   Она смутилась, и проговорила нехотя:
   - Маргарита.
   - Маргарита! Маргарита! - Антон несколько раз пропел это имя, оно ему
казалось самым дивным, самым чудным именем на всем свете.
   - Маргарита как здорово что  мы  встретились!  Я  так  счастлив,  так
счастлив. Ведь мы теперь никогда не расстанемся! Маргарита!
   Девушка еще более смутилось, но Антон не замечал этого, он был  пере-
полнен любовью и счастьем и никого кроме нее не существовало для молодо-
го художника на всем белом свете.
   С каким-то неземным упоением смотрел он как откинула она со лба прядь
волос. "О как совершенны ее черты, что-то блеснуло на ее  пальце  и  это
чудесно, чудесно. Вся она есть вечная любовь!"
   - Мы ведь теперь всегда будем вместе! - восклицал он, -  Ну  вырвемся
сейчас из этих стен и на простор полей и лугов, к морю, к горам, к звез-
дам, правда ведь?! Ну конечно же, как же может быть теперь иначе то... о
как счастлив я, как счастлив!
   - Да что вы вообразили себе такое молодой человек! - в крайнем смуще-
нии и растерянности проговорила она, но Антон не понял ее слов, он услы-
шал только прекрасный звонкий голос поющий какую-то дивную песнь.
   - Осторожно! - воскликнула она и Антон  почувствовал  что  споткнулся
обо что-то и падает... Конец эскалатора.
   Кто-то подхватил его под руки... все вдруг  завертелось,  закружилось
перед глазами молодого художника. Нахлынула вдруг со всех сторон  толпа,
лица, лица стремительно мелькающие, стремительно говорящие  что-то  друг
другу. Он оглядывался выискивая взглядом ее... Подпрыгнул, закричал:
   - Маргарита!
   И вот увидел мелькнула она, садясь в  электричку.  Антон  рванулся  к
ней. Что-то мешало ему, но он расталкивал это что-то и прорывался к ней.
Он видел ее лицо, она стояла в набитой электричке держась за поручень.
   "Б-бах!" - звук закрываемых  дверей  показался  Антону  пронзительным
криком, он и сам закричал: "-НЕТ!!!",  когда  электричка,  набирая  ход,
скрылась в черной дыре туннеля. В отчаянии он забегал по платформе, пов-
торяя без конца:
   - Маргарита, Маргарита...
   Вот подъехала другая электричка и Антон впихнулся в нее. Сердце коло-
тилось быстро-быстро, оно готово было выскочить из его груди, он то хва-
тался за поручни то отпускал их, бился головой о стекло с  надписью  "НЕ
ПРИСЛОНЯТЬСЯ".
   Наконец эта дверь распахнулась и Антон выбежал на  другую  платформу,
зовя ее по имени, во весь голос. А вокруг него все та же  толпа,  тысячи
лиц, шум, рев, грохот...
   - Любовь моя где же ты! - заорал Антон с полными слез глазами.  -  Да
что же это... ее эта толпа поглотила, она теперь в этой массе,  как  мне
найти ее... как?
   Антон плакал... Его окрикнул кто-то. Какой-то мужчина в форме...  Ан-
тон бросился бежать все выкрикивая ее имя, высматривая ее в толпе...
   Вновь эскалатор, он бежал теперь по нему вверх перепрыгивая сразу че-
рез несколько ступеней. Вот и улица он словно порыв ураганного ветра вы-
летел на нее...
   Ох, вечерний зимний город, грязный снег, улицы  полные  машин,  улицы
полные чего-то текущего куда-то. Как же много  лиц,  как  же  много!  Он
схватился за голову и долго метался по улице выискивая ее. Он горел,  он
кричал, а все вокруг было так равнодушно к его боли,  к  его  чудовищной
боли. Сердце разрывалось от боли, гудела голова из носа текла кровь...
   - МАРГАРИТА!!! - его надрывистый крик потонул в реве машин и вновь он
бросился в метро сметая все на своем пути.
   Что-то взрывалось и лопалось в его голове, вот мчится электричка,  он
втискивается в нее... новая станция, вновь толпа  и  вновь  он  мечется,
выкрикивая ее имя.
   А боль в сердце все увеличивалась, он один, один, вновь он  один!  Он
не мог переносить эту боль, она была чудовищной всепоглощающей.
   Заревела приближающиеся электричка  и  Антон  схватившись  за  голову
прокричал:
   - Почему нет любви! Почему?!! Я ведь хочу любить, хочу гореть,  я  не
могу жить дальше без нее, без Маргариты, без вечной любви, ни минуты!  О
этот АД! Где же выход из этого круга! Где?!! Маргарита-А-Ааа!
   И с этим криком он бросился на рельсы. Его тело было  разрезано  над-
вое.



   Год 2278. Лос-Анджелес. Содружество свободных государств.

   - Холодно, как же холодно! -  с  такими  словами  вскочил  с  кровати
Альберт и подбежал к окну. Там он остановился с ненавистью глядя на ули-
цу - он ненавидел улицу. Она словно грязная, распутная шлюха лежала  за-
жатая меж небоскребов. По ее  покрытой  грязью  поверхности  текла  бес-
чувственная масса из плоти и железа. Ревели машины,  они  проносились  в
отравленном воздухе...
   Альберт посмотрел вверх - там где исполины из стекла и стали терялись
в плотном грязно-сером облаке которое накрыло весь мир еще в те  незапа-
мятные времена когда погибло последнее дерево...
   Альберт вдруг сам того от себя не ожидая со всего размаху ударил  ку-
лаком по стеклу; кулак был разбит в кровь, а стеклу ничего не  сделалось
- еще бы! Стекло не пробил бы и боевой бластер модели А-15. Оно предназ-
началось для защиты его жилища от кислотных дождей которые терзали  шлю-
ху-улицу каждый день.
   За его спиной включился телеком и голос его друга Джонни проговорил:
   - Эй "старик" как дела?...
   Да его звали "стариком". Альберт вполне заслужил это свое прозвище, и
не имел ничего против, ибо он хоть и был молод, но в душе чувствовал се-
бя стариком. О, он чувствовал какую-то страшную усталость, и часто каза-
лось ему что все он уже видел и жизнь его  повторялась  уже  много-много
раз... Он чувствовал усталость и какую-то страшную тоску. Он никогда  не
смеялся ибо смех казался ему чем-то совершенно противоестественным,  ка-
ким-то диким насилием над собой. Сидел он часто один, погруженный в себя
с глазами полными слез и смотрел в одну точку. Если бы в такой миг спро-
сил бы у него кто-нибудь о чем он думает, он бы пожал плечами  и  сказал
бы что ни о чем. На душе и на сердце его были только боль, одиночество и
усталость... Страшная усталость...
   - Да-да! - крикнул он раздраженно Джонни, хотя и не понял о  чем  тот
говорил, отключил телеком и вновь подбежал к окну. Там сжал он  окровав-
ленные кулаки и вжался лицом в холодное стекло:
   - Как же стар этот мир! - воскликнул он, - Как же он мертв и  я  тоже
мертв! Да мертв! Что, разве я живу?! Но я хочу большего, о как же я хочу
большего! - глотая слезы прошелестел он, глядя на низкое ядовитое  обла-
ко, которое вот уж два века заменяло человечеству небо...
   В дверь постучали:
   - Войдите! - крикнул не оборачиваясь Альберт. По  ровному  шороху  он
понял: въехал робот привез на завтрак пиццу...
   Спустя пол часа Альберт уже топтал  ногами  грязную  шлюху-улицу.  Он
топтал ее с остервенением, с самой настоящей ненавистью. Он шел в защит-
ном костюме, и мир за мутным стеклом представлялся расплывчатым,  словно
грязевое пятно...
   Над головами пролетела проекция из лазерных лучей изображающая  пяти-
метрового космопроходца Джона и голос доносящийся из этой  проекции  ве-
щал:
   - Сегодня! Спешите на премьеру пятой  серии  голографического  фильма
"Джон-космопроходец -Битва с Русзами!" спешите не пропустите. В  главной
роли супер звезда наш несравненный Урбан Егорт!"
   Альберт бросил взгляд на улыбающегося Джона и заспешил дальше.  Город
гремел и стонал, все вокруг перемешивалось в какой-то  безумной  пляске.
Мелькание, мельтешение, что-то рвущееся куда-то, стонущие  и  пустое.  О
как много раз он видел уже все это раньше!... У него закружилась  голова
- каким же он чувствовал себя старым и одиноким...
   Он проходил подле огромного сверкающего небоскреба из которого лилась
приятная музыка и слышались громкие голоса объявляющие что-то...
   И за большим прозрачным стеклом он увидел ее -