кого-то, хоть немного выходящего из зачаточного существования. С помощью
радиации он развил в них  мутации,  с  которыми  развились  они,  обрели
сплошь состоящий из заблуждения и комплексов разум; почувствовали  Оора,
придумали ему тысячи наименований, стали приносить ему жертвы,  молиться
ему. Постепенно, развиваясь, стало у них и больше жертв: какие-то безум-
ные войны, суета, боль - Оор, поглощал остающийся после их смерти прими-
тивный, но все же весьма сильный энергетический потенциал.
   Век от века цивилизации эти становились все более изощренными и сует-
ными; все больше, полнясь своими ограниченными  эмоциями,  гибли:  пока,
наконец, не стали разрастаться стремительно, засоряя все попадающиеся на
пути планеты.
   Оор, проведший около них несколько десятков  тысячелетий,  подсчитал,
что вред от галактики от этих мелких, случайно найденных сорняков ничто-
жен, и даже меньше чем от "красного дракона", но, все-таки, и от  подоб-
ного маленького сорняка неплохо бы избавится.
   Оор поглотил эту, разросшуюся, но так и не вышедшую  из  зачаточного,
чрезвычайно ограниченного состояния цивилизацию и, наблюдая, как разрас-
тается Оуа, медленно поплыл среди звезд.
   Делать, в течении нескольких миллионов лет, было  совершенно  нечего;
отдыхать уже не хотелось...

                           *            *            *

   Дрог-дрог шел по полю и втыкал в зелено-слизкую землю похожие на  ал-
мазные  копья  семена  Тью,  единственного,  что  прорастало  на  родине
Дрог-дрога.
   Виной всему были природные условия: на небе постоянно то убывали,  то
прибывали, выстраиваясь в какие-то причудливые форма, различные светила,
что, впрочем, не вызывало ни у кого удивления, ибо так  и  было  испокон
веков. Испокон веков планету сотрясали, растягивали, разминали в слизкую
массу небывалой силы приливные волны, от которой сминались горы, испаря-
лись моря, только вот Дрог-дрогам и растению Тью было все ни почем.
   Недаром Дрог-дроги спокойно разрывали камни и поглощали алмазное Тью;
недаром сами Дрог-дроги выглядели, как лепешки, из которых, по мере  на-
добности, вырывалось несметное количество хватательных приспособлений...
   Сейчас начинался прилив: на небе зажглась, выстроилась в ряд с други-
ми светилами зеленая звезда: тут  же  стали  вдавливаться  вглубь  земли
дальние горы, все ближе, ближе...
   Ничего необычного: обычная, для восемнадцатого месяца погода.
   Слизь вокруг покрылась трещинами, из которых, обволакивая плоское те-
ло Дрог-дрога вырвались огненные потоки; трещины стали разъезжаться; од-
нако Дрог-дрог держался, удлиняющимися конечностями за их края и спокой-
но продолжал передвигаться вперед, втыкая алмазные семена Тью.  Под  ним
взметнулась новая гора - Дрог-дрог оказался на ее вершине, усеял ее  се-
менами Тью, ловко проехался по огненному склону и засеяв его, даже запел
Урожайную песнь, да так пронзительно и задорно, что молодые скалы  лопа-
лись и осыпали его сияющими белизной глыбами.
   Дрог-дрог, обрадовавшись нынешней хорошей погоде, проглотил даже нес-
колько этих глыб и побежал обратно, наполняя хранительный живот  созрев-
шим урожаем Тью...
   А вот и племя его: собрались стоят друг на друге двадцативерстной го-
рой, разговаривают, читают написанные на алмазных плитах расчеты  мудре-
цов, со всех сторон возвращаются сборщики урожая, а они все читают,  чи-
тают...
   А что читать? И так, ведь, все ясно: скоро начинаются ненастные меся-
цы: на небо приходят, как и положено, большие светила, поверхность вели-
кого запада будет все время поглощаться к ядру; нормально тут не посеешь
- все время придется скользить по лаве; все  время  относится  за  сотню
верст приливными волнами, да и жарко станет, от небесного пламени.
   Скоро уходить, а жаль: Дрог-дрог даже  проглотил  от  досады  другого
Дрог-дрога, но тут же впрочем был проглочен и переварен кем-то другим.

                           *              *             *

   Ооор развлекся немного тем, что составил из звезд  несколько  мозаик,
изображая свои мысли, но устал, подкормился энергией нескольких зачаточ-
ных цивилизаций и решил, что уж лучше хорошенько выспаться в  оставшиеся
перед схваткой миллионы лет;  и  убаюканный  звездным  ветром,  действи-
тельно, погрузился в приятный сон...

                          *               *              *

   Аштут медленно карабкался на вершину коричневого облака, рядом с  ним
взбиралась лучшая его подруга Этти.
   - Давай, ради Р. - предложила она. - они  раскрыли  облако  и  вскоре
вышли из него с маленьким Р, вновь стали взбираться на вершину облака.
   - Зачем мы туда взбираемся?
   - Чтобы на ледяной птице посеять великий дождь и обрести  свободу.  -
отвечал Аштут и Этти.
   Тут облако раскололось и, они в потоках пламени, над  звездным  небом
полетели.
   - А почему мы летим? - спросил Р.
   - Потому что летим. Потому что мы есть, такова сущность.
   И вновь они ползли по коричневому облаку, на этот раз к  вершине,  но
было она внизу. Рядом пролетели несколько Р, задающих друг другу  вопро-
сы, откуда-то снизу слетела кровавая струйка и тут же по склону пробежа-
ли некто двое, взявшиеся за руки.
   - А кто мы? - спрашивал Р.
   - Мы частички сна Оора.
   - А где мы?
   - Мы внутри Оора и каждый из нас есть Ооор, ибо без  частичек  нет  и
целого.
   - А кто такой Оор?
   - Дух, который парит среди звезд; и видения его столь же реальны, как
и окружающий его космос; мы эти видения - мы бессмертны так  же,  как  и
он.
   Тут выяснилось, что они стоят пред храмом сплетенным из слизкой,  зе-
леной земли; по поверхности храма ползали и сажали семена Тью  Дрог-Дро-
ги.
   - Хочешь, я тебя съем? - спросила у Р Этти.
   - А зачем?
   - Ты просто поймешь, что все мы частичка сна Оора - оказавшись у меня
внутри, ты окажешься в этом самом месте.
   - Да ешь, пожалуйста.
   Этти проглотила Р и он оказался в том же самом месте только теперь он
был храмом по которому ползали Дрог-дроги и безразлично взирал на входя-
щих в него Этти и Аштута.

                           *             *             *

   Прошли миллионы лет сладкого сна  и  вот  Оор  очнулся:  оказывается,
звездный ветер отнес его в иную часть галактики, что, впрочем, было сов-
сем неважно. Ооор чувствовал себя хорошо отдохнувшим; тем более  уверен-
ности придавал растянувшийся огненным щитом Оуа; этот раскаленный  крас-
ный блин накрывал уже всю галактику, хоть толщины в нем было всего  нес-
колько сантиметров - но и этой толщины должны было хватить, если Оор  не
ошибся, а он не мог ошибиться...
   Без труда перенесся он к этому красному щиту, послал ему импульс при-
ветствие; тот, однако, отвечал ему воплем дикого, бесконечного  ужаса  -
за миллионы лет Оуа лишился разума и единственное, что осталось в нем  -
были ужас, и мощь.
   Растянувшийся во все стороны на тысячи световых лет, он все  еще  пи-
тался из черной дыры и все эти годы взирал  на  наползающую  раскаленную
тьму - миллионы лет она все приближалась и жар в ней  был  столь  велик,
что разрушались даже и атомы; она должна была поглотить и его...
   Оор попытался утешить Оуа, сказать, что потом его  ждет  награда;  но
тут понял, что любые утешения давно уже бесполезны...
   Оставалось совсем немного: пять-шесть столетий.
   Межгалактический газ был совсем уже близко; и уже не  было  видно  за
ним иных галактик...
   Оуа - это кровавое огненное поле,  размеры  которого  мог  постигнуть
разве что Оор или какой-нибудь другой Эллев, стонал жалобно, иногда  за-
ходился пронзительным воплем и тогда по поверхности его бежали оранжевые
волны.
   Оставалось двадцать лет: черная  дыра  была  разодрана  надвигающейся
довременной тьмою; тогда Оор постиг ее истинные размеры, и суть; и  ска-
зал:
   - Оуа, теперь совсем немного. Благодаря тебе, будут спасены пятьдесят
миллионов звездных систем. Ты уж помни об этом... Оуа об этом,  конечно,
не помнил и по прежнему не понимал и не чувствовал ничего, кроме ставше-
го за миллионы лет одиночества бесконечным, ужаса.
   Четыре, три года осталось... Оор почувствовал как что-то вязкое, при-
шедшее извне, заползает в его сущность. Шипение слышалось  из  той  тьмы
где даже и атомы не могли существовать. Оор отступил за  кровавого  Оуа,
прошептал:
   - Теперь вся надежда только на тебя, не подведи.
   Два года, один год... Вот он  -  затерявшийся  среди  миллионов  лет,
краткий миг столкновения!
   Нет, Оор, не ошибся, тогда, миллионы лет назад - он правильно опреде-
лил сложнейший, не поддающийся воссозданию химический состав Оуа,  точно
определил его реакцию на  столкновения  с  межгалактической  тьмою.  Они
столкнулись и Оуа сразу же затвердел, стал прочнее  любого  другого  ве-
щества в галактике - те несколько сантиметров плоти его  сдерживали  те-
перь наплыв межгалактического жара; и чем  сильнее  был  этот  жар,  тем
больше затвердевал Оуа; чем больше становилось давление, тем тоще стано-
вился он, поглощая в себя эту тьму... Ооор подождал пятьсот  тысячелетий
по истечении которых все облако, врезаясь постепенно в  Оуа,  спрессова-
лось в глыбу, протяжностью во всю галактику, и толщиной в несколько  де-
сятков световых лет. Теперь глыбу требовалось провести через пояс темных
галактик к одному из квазару: шару раскаленного газа,  в  несколько  раз
большему, чем самая массивная из галактик - только квазару было под силу
переварить, расплавить эту глыбу: однако это было  задание  уже  другого
Элля, который только родился в центре родной галактики.

                            *           *           *

   Такова история путешествия Оора, уберегшего галактику от значительных
повреждений. Ему, если бы могли,  выразили  бы  благодарность  пятьдесят
миллионов звезд и семьсот тысяч крутящих вокруг них, или между ними  ци-
вилизаций; находящихся, правда, по большей части в зачаточном состоянии.
   Оор, таковой благодарности не требовал, да и утомительно было бы выс-
лушивать речь каждого муравья из спасенного муравейника. Нет - его  уто-
мили эти домашние дрязги - он, ведь, выполнил этот  старый,  как  космос
обычай, исполнил одно доброе дело во благо родной  галактики;  и  теперь
вернулся в центр ее, чтобы получить благословение к началу странствий  и
постижению ИСТИНЫ за пределами космоса.



                       ВИЗИТЫ В МЕРТВЫЙ ДОМ

   Началась вся эта история в серый, промозглый день, в середине ноября.
Погода стояла отвратительная: в такую лучше всего сидеть дома  с  чашкой
крепкого чая и читать навевающий неторопливые  размышления  классический
роман.
   К сожалению, в такую погоду люди, а особенно городские, часто заболе-
вают и мой долг - долг врача,  обязывает  преодолевать  любые  ненастья,
чтобы помочь им.
   Обычно, утром мне выдают список сделавших накануне в "Медицинскую по-
мощь" звонок, с которым я и хожу по адресам, осматриваю больных,  назна-
чаю лечение; если это пожилые люди хожу к ним часто, приношу необходимые
лекарства, и, несмотря на разницу в  возрасте  (мне  сейчас  только  29)
быстро нахожу с ними общий язык; да, многие из них мне уже,  как  родные
бабушки да дедушки - кто пирог испечет, кто любимого моего крепкого чай-
ку заварит.
   Ну так вот - в тот день последней в списке была Анна Михайловна: оди-
нокая пенсионерка, живущая в маленькой, но уютной,  наполненной  запахом
парного молока комнатке. На улице уже темнело; тугими порывами ударял  в
окно морозный ветер несущий мокрый снег, а в комнатке тепло -  Анна  Ми-
хайловна только приняла лекарство от боли в сердце и теперь на  кухоньке
заваривала чайник, да готовила яблочный пирог.
   Я намеривался посидеть у нее до темноты - послушать  фронтовые  исто-
рии, которых знала она великое множество, да и во многих делах героичес-
ких сама принимала участие: недаром в коробочках хранились у нее  многие
ордена, медали, которые одевала Анна Михайловна только на 9 мая.
   Но сначала надо было позвонить в "Медицинскую помощь"  -  узнать,  не
поступало ли новых неотложных звонков.
   - А вот и ты, Сережа! - раздался в трубке голос медсестры Кати.
   - Да, слушаю. - негромко говорил я, вдыхая аромат крепкого чая.
   Голос ее мне сразу не понравился: обычно спокойный, он только в самые
тяжелые минуты становился слегка подрагивающим - теперь же  от  волнения
она иногда даже сбивалась:
   - Поступил еще один звонок.
   - Понятно, значит, не придется мне у Анны Михайловны почаевничать.
   - Да... видно...
   - Так, я записываю.
   - Что?
   - Ну, адрес...
   - Конечно, адрес. Просто сбилась немножко после этого звонка. Знаешь,
голос такой... мерзкий, как у змеи.
   - Да что ты... - я покосился на Анну Михайловну, которая вошла в  это
время с кухоньки с подносом наполненным вкусно дымящимися  дольками  яб-
лочного пирога.
   - Да, да, Сереж, ты не смейся. То ли мужчина, то ли парень говорил и,
казалось, что он сейчас вот сорвется, наорет на меня, изобьет... Заказы-
вал для свой бабушки, как он сказал "карге".
   - Понятно...
   - Да он и не бандит, каких много сейчас; не  какой-нибудь  блатной...
здесь, что-то иное, душевное.
   - Ну ладно - слышу короткий разговор произвел на тебя  огромное  впе-
чатление.
   - Да уж, говорю - змея какая-то...
   - Поговорим об этом после.
   - Да, да. Записывай...
   Через минуту я уже попрощался с Анной Михайловной в маленькой  прихо-
жей и, жадно поглощая теплый пирог, бежал по лестнице - если мои больные
живут ниже чем на пятом этаже, так я сбегаю от них по лестнице -  разве-
ваю опорно-двигательную систему.
   На улице вздрогнул от неожиданно злого порыва ветра. Поправил  ворот-
ник своего пальто, покрепче перехватил ручку чемоданчика - казалось, что
ветер хотел вырвать мои лекарства и исцелить ими свое промерзлое,  смор-
кающееся мокрым снегом нутро.
   Вздохнул, вспоминая о яблочном пироге и крепком чае; и быстрым шагом,
через подворотни поспешил по указанному адресу.
   За время работы я прекрасно изучил свой район, знал все переходы, все
эти узкие горбатые улочки, грязные арки, ведущие в проходные дворы,  на-
конец, дома по большей части старые, построенные еще до революции, и уже
после войны реконструированные и реставрированные, но, как у нас и пола-
галось - так себе; да им и не помогла бы никакая  реконструкция;  внешне
мрачные, темные, хранили они в своих квартирках какие-то маленькие  уст-
роенные жильцами мирки.
   "Кто же это такой?" - размышлял я, проходя в темно-серых,  почти  уже
ночных арках. Страха я не испытывал, возможно потому, что раньше в прак-
тике мне не доводилось встречаться с какими-либо опасными людьми.
   Темно, холодно; от падающего с небес частого, мокрого снега видимость
сужалась до нескольких шагов; дальше же все тонуло в таинственном, враж-
дебном мареве. Где-то, в нескольких минутах ходьбы шумели большие  улицы
загроможденные потоками машин; но здесь, на  этих  старых,  перекошенных
улочках царил совсем иной мир...
   Я не люблю людскую толпу, не люблю скопления машин, но  в  те  минуты
мне страстно захотелось броситься прочь и бежать на эти оживленные улицы
- холодная темнота, зажатая между ветхих домов, гнала меня прочь...
   Вот, наконец дошел я до темной, подсвеченной лишь несколькими тусклы-
ми окнами громаде.
   Раньше я много раз проходил возле этого дома, но  каким-то  стечением
обстоятельств, заходить внутрь мне не доводилось.
   Двери ведущие в подъезды находились во внутреннем дворике и я занялся
поисками ведущей туда арки; завернул на узкую боковую улочку, где не бы-
ло ни одного фонаря и видимость сужалась практически до нуля.
   Где-то в темноте под ногами хлюпала студенистая грязь, а на  расстоя-
нии вытянутой руки продвигалась темная стена.
   Тут я вздрогнул - черный провал! Да, эта старая, промороженная  стена
и вдруг - черный провал в ней!
   Я уж давно не верю в страшные сказки, но тогда, казалось, наброситься
на меня из этой плотной, совершенно непроглядной, веющей мертвенным, ка-
менных холодом черноты какое-нибудь чудище.
   Отступил на несколько шагов и тогда только понял, что это арка.
   "Вот занесло! Кто ж здесь живет? Да как тут  вообще  жить  можно?"  -
размышляя так, я сжал покрепче свой чемоданчик и шагнул в черноту.
   Шаг, другой - странно, в лицо мне бил холодный, до костей  пронзающий
ветер. Там, впереди, ведь, должен был замкнутый между  стен  дворик,  но
ветер дул такой, будто впереди поджидало меня бескрайнее и страшное, го-
лое поле. Ветер низко и беспрерывно выл со всех сторон: "У-у-у!" - слов-
но огромный плачущий волк.
   И не видно ни зги! Выставил вперед руки, чтобы не налететь на стену и
шагал осторожно, чтобы не споткнуться обо что-нибудь - и споткнулся!
   Налетел на какую-то железяку, не удержался и упал в эту грязно-снего-
вую кашу. Выставил руку, да и рука заскользила, отъехала куда-то в  сто-
рону и в результате уткнулся я лицом в мокрый, грязный холод. Слава  бо-
гу, хоть чемоданчик не выронил.
   Поднялся, стянул перчатку, нащупал в кармане платок и вытер им лицо.
   Здесь, неожиданно, и словно бы в насмешку на до мной,  оборвался  ве-
тер. Я потерял направление!
   Сделал два шага в сторону и уперся в стену...
   Сейчас, сидя в уютной комнате, при свете электричества, не могу воск-
ресить в себе тогдашних чувств, в такой обстановки кажутся они совершен-
но не возможными; но тогда, ничего не видя, не  зная  куда  идти  я  по-
чувствовал себя замурованным среди этих стен. А во тьме, казалось, стоят
и смотрят на меня зловещие призраки...
   Помню, как сделал несколько осторожных шагов вдоль стены,  напряженно
вспоминая обстоятельства своего падения, пытаясь определить иду ли я  во
двор или же возвращаюсь обратно на улицу.
   И тут сильный, злой порыв завизжал и ударил меня в спину  и  едва  не
повалил в грязь.
   Так, значит! Я, помню, почувствовал тогда раздражение.
   "Да ведь это абсурд какой-то! Хожу в темени, ищу не ведомого кого!"
   Я быстро развернулся навстречу ветру и, ведя рукой по  стене,  слегка
выгнувшись, быстро пошел вперед.
   Вот стены разошлись и... вокруг тьма - сверху летит,  гонимая  ветром
снеговая каша, под ногами грязь и что-то черное высится по сторонам -  я
знал, что это стены дома и в тоже время чувствовал,  что  это  развалины
древнего замка с приведеньями, черный лес с ведьмами  или  еще  какая-то
чертовщина...
   Ночь, ветер, холод, заунывное пение арки за моей  спиной  -  все  это
преображало этот темный внутренний дворик в нечто чуждое.
   И там, в черной стене, где-то в сорока шагах предо мною, горел  квад-
ратный, белесый глаз. Был в нем и  черный  зрачок:  тонкий  и  черный  -
только потом я понял, что это человек, стоявший около окна...
   Вновь мне захотелось повернуться и бежать прочь  от  этого  страшного
места. Но тогда я решил так: "Что же это старый,  гнетущий  своей  мрач-
ностью дом - но здесь нет бандитов - они бы выбрали дома  побогаче.  Так
чего же ты боишься? Нечистой силы? Но ведь это же смешно, в конце концов
- ты врач, ученый, ты институт заканчивал и боишься темноты  -  какие-то
бабушкины предрассудки тебе в голову лезут. Иди же вперед."
   Здесь было четыре подъезда и я, конечно, не знал  в  каком  находится
нужная мне квартира - зато чувствовал, что это  именно  там,  где  горит
квадратный глаз. Потому и направился туда через дворик.
   Вот и подъезд; потянул на себя дверь, и она стала медленно и с  тяже-
лым скрипом открываться.
   В подъезде я ожидал наконец шагнуть в свет; но там на меня  нахлынула
все та же темень да холодная сырость, ветер не дул, но  гудел  где-то  в
стенах.
   Дальше ожидал меня долгий подъем по лестнице - при  этом  я  держался
рукой за перила и по прежнему ничего не видел. Раз ноги мои  погрузились
во что-то рыхлое и раздался такой звук будто рвалась протухшая, отсырев-
шая ткань...
   - Квартира 59! - крикнул я громко и вздрогнул - где-то наверху  хлоп-
нула дверь.
   - Я пришел к вам по вызову! - никакого ответа.
   - Эй, есть здесь кто?! Откройте мне дв