анизация, - оценил Дункан.  -  Требуется
масса связей и личной энергии, чтобы заполучить такие записи.
     - Вы весьма проницательны, - вот все, что сказал Эшвин.  Вид  у  него
при этом был весьма самодовольный.
     - Дункан радовался. Его послания вызвали такую бурю, на которую он  и
не рассчитывал. Как сохранить этот взрыв, как сделать, чтобы боевой дух не
умирал?
     Ответ был один: не он, а народ должен совершить это. Одному  человеку
не под силу ни разрушить мир, ни спасти его. Люди должны  сохранять  гнев,
пока он не уничтожит прогнившие основы.
     Слабость этого полувосстания - а пока оно  таковым  и  было,  -  этой
наспех  сработанной  революции  в   отсутствии   монолитной   организации,
достаточно   мощной,   чтобы   действовать   открыто.   Необходим    также
целеустремленный  лидер,  который  мог  бы  координировать  действия  всей
организации. Возможно, тот порыв, который иногда  овладевает  подсознанием
масс, может принести победу. Великим множеством людей - случалось такое не
раз и до Новой Эры - овладевает  дьявол,  заставляющий  их  действовать  в
унисон. Доведенные до бешенства, выступая как многоголовый, но единодушный
организм,  они  свергали  с  пьедесталов  тиранов  и  в  клочья  раздирали
правительства.
     После полудня Дункан и Сник, сопровождаемые Эшвином и  его  коллегой,
предприняли дальнюю прогулку в лес. Затем Эшвин предложил им покататься на
лошадях. Хотя никому из них никогда не доводилось сидеть верхом на  лошади
и, возможно,  никогда  более  и  не  придется,  они  оседлали  благородных
животных и целый час катались по петляющей лесной тропе  за  ранчо.  Эшвин
непрерывно инструктировал их в пути. Сразу же  по  окончании  обеда  Эшвин
спустился к ним по большой деревянной лестнице. Остановившись возле стола,
он объявил:
     - Полковник хочет видеть вас сейчас. Пожалуйста, следуйте за мной.
     Он провел их вверх по ступенькам, потом вниз, в холл. У дверей стояли
двое вооруженных гэнков. Эшвин постучал. Глубокий голос Симмонса пригласил
их войти. Полковник сидел за просторным письменным столом красного дерева;
стол был уставлен корзинками, полными небольших разноцветных сфер - лент и
стопок распечаток. Симмонс  поднялся.  Его  улыбка  излучала  ликование  и
доверие, безграничное удовлетворение. Выступающий  подбородок  с  глубокой
ямкой, казалось, проецировал свет, словно он был передающей антенной.
     - У меня добрые новости  для  вас.  _Н_а_д_е_ю_с_ь_,  вы  сочтете  их
хорошими. Если вы согласны - сегодня вечером мы отправляемся в Цюрих.



                                   21

     - Цюрих? - повторил Дункан. - Столица мира?
     - Да, - улыбаясь подтвердил Симмонс. Глаза его остановились  на  лице
Дункана, будто он с усилием  пытался  добраться  до  его  мыслей.  -  Штат
Швейцария.  Именно  здесь  Мировой  Совет  только  что  подготовил  список
кандидатов на место Ананды.
     - Я не заметила этого в новостях, - вставила Сник.
     - Список еще не объявлен.
     Дункан уже более не удивлялся доступности для Симмонса  непубликуемой
информации.
     - Почему? Я хотел сказать - зачем вам надо, чтобы мы ехали в Цюрих?
     - Садитесь, пожалуйста. - Симмонс откинулся на спинку кресла, сомкнув
руки на затылке. - Вы ускользнули от органиков и безнаказанно провели свои
нападения  благодаря  вашей  смелости.  L'audace,  toujours  l'audace  [из
известного призыва деятеля Великой французской революции  (1789-94)  Жоржа
Дантона - de l'audace, encore de l'audace, toujours de l'audace -  смелей,
еще смелей и всегда смелей]. Вы знаете, что это значит?
     Дункан и Сник отрицательно покачали головами.
     - Смелей, всегда смелей.  Эта  великая  фраза  из  великого  языка  -
французского, к сожалению, уже мертвого, как и латынь.  Но  галльский  дух
жив. Смелей, всегда смелей. В вас обоих воплощен этот дух. Но  вы  слишком
долго  убегали,  настало  время,  чтобы  вы...   мы...   нанесли   удар...
стратегический  ход,  который  даст  значительно   больший   эффект,   чем
ослепление  Лос-Анджелеса  дважды  подряд.  Ваши  действия  -  всего  лишь
раздражающий фактор, хотя я допускаю,  что  жители  Лос-Анджелеса  считают
отключение электричества  не  просто  досадным  происшествием.  -  Симмонс
положил руки на стол, склонился  вперед,  словно  пытаясь  приблизиться  к
слушателям. - Вот что я предлагаю.
     Дункан и Сник дослушали Симмонса до конца не прерывая, хотя с  трудом
сдерживали себя.
     - Все, - объявил полковник. - Что выдумаете об этом? Смело, не правда
ли?
     - Или самоубийственно безрассудно, - произнесла  Сник.  Поймите  меня
правильно. Я согласна с вами в принципе. Но тут  все  зависит  от  случая.
Либо пан, либо пропал. Разве есть реальные шансы на успех?
     - Мы не знаем этого, пока не совершим дело, - ответил Симмонс. -  Что
вы думаете, Дункан?
     - В случае успеха вашего плана все может закончиться для нас  большой
победой. Я сказал -  может.  Недостатки...  как  бы  это  выразиться...  я
ненавижу отдавать себя в руки врагов... Сник тоже. Едва ли все пойдет, как
задумано. С другой стороны, подобное относится к любому смелому действию.
     - Риск велик, я признаю, -  сказал  Симмонс,  -  но  это  никогда  не
останавливало вас в прошлом. Кроме того, что еще  реально  предпринять  на
этой стадии игры?
     -  Власти  будут  глубоко  поражены,  -  заметил  Дункан.   -   Такое
подействует обезоруживающе, выведет их из равновесия.
     Он взглянул на Сник.
     - Нам нужно немного порассуждать. Одним.
     Симмонс встал.
     - Конечно. Я так и предполагал,  что  вы  захотите  все  обстоятельно
обсудить между собой. Можете воспользоваться этой комнатой. Обещаю, вас не
станут прослушивать.
     Полковник вышел. За ним Эшвин. Когда дверь закрылась, Дункан сказал:
     - В этом плане достаточно гарантий. Гэнки  не  осмелятся  стрелять  в
нас. Слишком много глаз будет вокруг.
     -  _Е_с_л_и_  Симмонс  сможет  выполнить  все  задуманное.  Но   меня
беспокоит роль самого полковника. Зачем он сам делает это?  Он  подвергает
себя такой же опасности, как и нас.
     Подозрения Сник казались Дункану обоснованными. Он тоже не переставал
размышлять о мотивах полковника.
     - Власть, - проронил Дункан. - Если  он  поднимется  на  вершину,  то
получит огромную власть. Полковник, должно быть, крайне  честолюбив,  коль
решается на такое. Награда, которую он получит, перевесит жертву - так  он
думает.
     - Допускаю, что он убежденный революционер, - заметила Сник.
     - Да. Но и они движимы отнюдь не исключительно высокими идеалами. Они
стремятся подорвать власть  правительства,  против  которого  восстают,  и
обычно  это  правительство  заслуживает  свержения.  Но  в  глубине   души
подсознательно их одолевает жажда власти.
     - Ну, а мы? Это относится и к нам? - продолжала дискуссию Сник.
     Дункан рассмеялся.
     - Не думаю. У меня никогда не было стремления править другими. Но кто
знает, что творится в  нас  самих,  когда  внутри  просыпается  безмозглый
зверь? Так или иначе побуждения Симмонса - не самое главное сейчас.  Важно
то, что произойдет в Цюрихе.
     - Мы едем?
     - Я - да.
     - Тогда и я тоже. Только...
     - Только - что?
     -  Давным-давно  я  видела  представление  о  Французской  революции.
Главный  персонаж,  его,  кажется,  звали  Дантон,  был   великим   вождем
восстания. Каждый француз испытывал смертельный ужас  при  упоминании  его
имени. Он послал на гильотину тысячи людей. В конечном счете он  тоже  был
осужден и ему отрубили голову. Он сказал своим судьям... подожди-ка... дай
вспомнить... а, вот. Он сказал:  Революция  подобна  сатане:  она  поедает
собственных детей.
     Дункан не ответил.
     Детское лицо, его  собственное,  словно  метеорит,  вспыхнуло  в  его
сознании. И как падающая звезда, исчезнув, оставляет после себя лишь мрак.
Это лицо обернулось ужасом и отчаянием.
     - В чем дело? - что-то неладное с ним заметила Сник.
     -  Все  эти  головы  скатываются  в  корзины.  Пустяки.  История   не
обязательно повторяет себя.
     - Но природа человеческая неизменна, - сказала Сник. - Ты прав. Мы не
можем отказываться от  действий  лишь  потому,  что  нечто  происходило  с
другими. Мы - не они.
     Дункан прошел к двери. Эшвин стоял, исправно неся свою службу.
     - Передай Симмонсу: мы готовы.
     Почти тотчас же полковник в сопровождении Эшвина крупным шагом  вошел
в комнату. Он улыбался, как будто и не сомневался в их самом благоприятном
решении.
     - Мы участвуем, - объявил Дункан. - От начала до конца.
     - Прекрасно!  Подобно  Юлию  Цезарю,  переходящему  Рубикон.  "Жребий
брошен.  Мосты  за  нами  сожжены.  Погибнуть  или  победить",  -  ликовал
полковник.
     - Он победил. Но позже его ждал плохой конец, - заметила Сник.
     - И ты, Брут, - улыбка не покидала Симмонса.  Несмотря  на  всю  свою
осмотрительность и цинизм. Цезарь доверял некоторым людям,  полагаться  на
которых не следовало бы. Я не повторю его ошибок. "Нет, - думал Дункан,  -
вы совершите свои собственные".
     - Я сообщу вам необходимые подробности,  -  продолжал  Симмонс.  -  К
полуночи, когда мы отправимся, вы получите все сведения и оснащение.
     Через час Дункан прошел в спальню. Он лежал, закрыв глаза  и  пытаясь
извлечь из глубин памяти все, что он знал о Джефферсоне Сервантесе  Кэрде.
Симмонс объявил ему, что он отправится в Цюрих под видом личного служителя
полковника. Все, что от него требуется во время путешествия, - это молчать
и следовать правилам, установленным для лиц, попадающих во внутривременные
зоны. Он может также начать думать о себе как о Кэрде, а не о Дункане.
     Но в скольких других личностях  был  воплощен  он!  Боб  Тингл,  Джим
Дунски, Виат Репп, Чарли Ом, отец Том Зурван,  Вилл  Ишарашвили  и  Вильям
Сен-Джордж  Дункан.  Нет,  это  не  просто  принятые  им   образы   -   он
с_т_а_н_о_в_и_л_с_я_  каждым из них. Короткий период, когда  его  снабдили
идентификационными картами Дэвида Грима и Эндрю Бивольфа, он просто  носил
эти имена, знал сфабрикованные биоданные - играл их роли. Теперь же, чтобы
вновь _с_т_а_т_ь_ Джефферсоном Сервантесом  Кэрдом,  ему  надо  продраться
обратно сквозь Дункана и других к подлинному, рожденному женщиной Кэрду.
     Нелегкая это была задача. Пожалуй, никто в  мире,  кроме  психопатов,
страдающих  раздвоением  личности,  не  принимал  столько  образов.  Он  -
единственный, кто мог  справиться  со  всем  этим  по  своему  усмотрению,
с_т_а_т_ь_  всеми. Но сбросить их с себя, снять их шкуру -  совсем  другое
дело.
     Спустя немного времени он отказался от попыток избавиться от  Дункана
- самого последнего своего персонажа. Он тяжело дышал.  Его  необычные,  а
порою  "автоматические"  умственные  способы  воспроизведения  сознания  и
подсознания оказывались бесполезными. Дункана словно вонзили в глубину его
мозга. До всех других его "я" также было не добраться.  Они  разговаривали
четкими, хоть и тихими голосами. Считая себя мертвыми и похороненными, они
настаивали на воскрешении, на  том,  чтобы  сдвинулись  надгробия  над  их
могилами. Все они были сверхбогами или, скорее, сверхвампирами. Нет, нет -
не "сверх": они явились не откуда-то сверху,  пребывают  глубоко  внизу  и
потому они суббоги и субвампиры.
     Он опять назовется Кэрдом, но в действительности он все еще Дункан. А
полностью проясненные воспоминания Кэрда и его душа не принадлежали ему по
воспитанию.  Голоса  его  предшественников,  которых  он  сотворил   себе,
раздавались отовсюду. Они сталкивали его с цели, к которой  он  стремился,
как это делало то лицо ребенка... Они превращали  его  в  самоискажающуюся
параболу, в кривую траекторию. Мозг его пронзали  синусоиды,  пересекаемые
прямоугольными волнами. Голоса рождали физический свет,  который,  в  свою
очередь, вызывал подъемы и падения энергии. Пальцы Дункана, если можно так
выразиться, отнюдь не всегда  управляли  его  ментальным  реостатом.  Руки
других старались овладеть им.
     Он вздохнул, пытаясь одновременно сообразить, был  ли  это  лишь  его
вздох. Он не знал - полностью или незначительно управляли им те, другие, и
какие мысли принадлежали только Дункану.
     Он чувствовал себя не очень хорошо. Однако когда он  спустился  вниз.
Сник приветствовала  его  как  _Д_ж_е_ф_а_.  Само  это  имя  казалось  уже
начальным шагом к обретению им первой  личности,  его  подлинности.  Будто
распахнулась  дверь  в  темную  комнату  и  его  вдруг  полоснуло  светом.
Настроение решительно улучшилось, когда он увидел новые записи  на  экране
для  пассажиров.  Некоторые  ленты  предназначались  общественным  каналам
новостей, другие готовились Департаментом органиков исключительно для глаз
высокого начальства.
     Передачи новостей шли из трех десятков крупных городов всего  мира  и
от  каждого  дня.  Хотя   факты   тенденциозно   оценивались   с   позиций
правительства и передачи, без сомнения, подвергались цензуре, очевиден был
размах беспорядков и смятения повсюду. Кэрд отметил,  что  некоторые  люди
демонстрировали свою поддержку правительства и имелись случаи их нападения
на протестующих. Он не удивлялся этому. Многие граждане и думать не желали
об изменении привычной жизни. Сама мысль об этом не только беспокоила  их,
но более того - страшила и вызывала гнев.
     Ленты органиков говорили о толпе  значительно  больше,  чем  новости.
Хотя и среди них был  скучнейший  материал  -  наставления  высоких  чинов
органиков на тему о том,  как  контролировать  демонстрации  и  изматывать
вожаков. Приводилась  статистика  о  числе  демонстрантов  и  компьютерные
прогнозы успехов правительственных попыток  подавить  выступления.  Больше
всего  Кэрда  интересовала   оценка   числа   граждан,   изготовляющих   и
использующих незаконный эликсир, замедляющий старение. Как определить  их?
По налетам и ночным кражам в биохимических лабораториях? По арестам людей,
продающих  эликсир?  "Продающих"  -  нет,  это  не  совсем  точное  слово.
Обладатели эликсира сбывали  его  за  подарки,  приобретаемые  посредством
кредитных карточек покупателей. В  некоторых  случаях  не  было  и  этого:
владельцы эликсира просто раздавали его.



                                   22

     В 10:32 утра группа из пятнадцати человек вылетела из ранчо в большой
аэролодке. Она держала путь на северо-запад - сто двадцать  километров  до
Армада Филд. Небо было плотно затянуто облаками. Автоматически управляемая
лодка скользила над  верхушками  деревьев  и,  следуя  рельефу  местности,
огибала  холмы,  ныряла  в  долины.  Все  видимые  огни  были   отключены;
инфракрасные лучи и радар надежно нащупывали путь. Защищенные от дождя, но
отнюдь не от урагана мыслей, не от напряжения  и  тревожных  предчувствий,
пассажиры молчали. Кричали лишь внутренние голоса.
     Было 10:53. Рассеянный свет  -  отражение  облаками  земных  огней  -
извещал о приближении к цели. Лодка пролетела над гребнем холмов -  внизу,
на  безлесной  равнине,   лежал   Армада   Филд.   Он   расползся   словно
переливающийся осьминог. Водонапорные башни, диспетчерские вышки, ракеты и
сверхзвуковые самолеты вспарывали горизонталь неба. Вокруг огромного  поля
не видно было никаких ограждений. К чему они, если нет врагов? Более  двух
тысяч облет не было войн, а датчики тотчас засекут любого незванного гостя
размером больше опоссума. Симмонс ни словом не обмолвился о  том,  как  он
собирается воспользоваться аэродромом, как группа попадет  в  Цюрих.  Кэрд
предполагал, что  указания  на  этот  счет,  вероятно,  зашифрованные,  он
получил через банк данных органиков. Это могло произойти  вполне  законно,
хотя конечная цель Симмонса отнюдь не была таковой.
     Засветился экран перед пилотом. Тот тихо произнес что-то в  микрофон,
свисавший со шлема. Автопилот отключился,  человек  принял  управление  на
себя. Лодка сбросила скорость  и  опустилась  точно  на  отмеченное  место
парковки. Выползшие шасси вцепились в покрытие округлыми пористыми лапами.
Откинулся фонарь кабины, открылись боковые двери. Каждый  пассажир  выходя
тащил тяжелый большой ранец.
     Группу поджидали двое. Одна - высокая женщина в форме гэнка и длинном
зеленом плаще. Она быстро о чем-то перебросилась словами  с  Симмонсом,  а
остальная группа направилась в здание. В  помещении  оказались  лишь  трое
служащих аэропорта. Голоса их глухо резонировали в огромной комнате.
     Симмонс подошел к ним. Члены группы, скинув тяжелые  ноши,  расселись
где попало; кто-то направился облегчиться с дороги.
     Кэрд, глядя в просторное окно на портовый простор, заметил  еще  одну
приземляющуюся аэролодку. Из нее появились  две  женщины  и  двое  мужчин.
Огромные рюкзаки возвышались над их головами, а в руках  прибывшие  тащили
внушительных размеров коробки. Кэрд сразу узнают одну пару - Барри и Донна
Клойды.
     Он  был  и  удивлен  и  обрадован,  словно  нежданно  встретился   со
старинными друзьями. Донна, опустив свою ношу и  улыбаясь,  устремилась  к
нему. Она обняла и поцеловала Кэрда в щеку и бросилась  к  Сник  повторять
ритуал, но та с приветливым выражением лица легким  поклоном  отстранилась
от объятий Донны.
     - В чем дело, Тея! Не будь такой неприветливой.
     Барри сжал в объятиях Кэрда и решительно обнял Сник, даже не успевшую
выказать свою сдержанность. Ей ничего не оставалось как  более  или  менее
вежливо покориться его порыву.
     Симмонс объявил, что они отправляются в путь -  Кэрд  даже  не  успел
задать ему хоть пару вопросов. Полковник провел их по просторному  залу  в
другую большую комнату.  Оттуда  проследовали  по  наклонному  переходу  и
оказались у другого помещения, где их ожидали мужчина и  женщина  в  форме
пилотов.  По  узкому  проходу  группа  потянулась  за  ними   к   большому
летательному аппарату. Через десять минут аппарат, пятясь от  перегородки,
медленно развернулся и по пандусу вырулил в  катапульту.  Убедившись,  что
все пассажиры пристегнуты, а кресла достаточно откинуты назад -  пассажиры
почти распростерлись в них -  мониторы  включили  предупреждающий  сигнал.
Голос старшего  пилота  велел  пассажирам  приготовиться  к  пуску.  Вновь
провыла сирена.  Повсюду  засветились  оранжевые  огни.  Включился  отсчет
времени в предстартовой готовности. На нулевой отметке пассажиров  глубоко
вдавило в упругие объятия кресел. Кровь  отхлынула  к  ногам.  Кэрд  почти
отключился,  затем  почувствовал  невесомость.  Это  было   физиологически
обманчивое ощущение. Двигатели Гернхардта работали, аппарат резко  набирал
высоту, с силой толкаемый вперед взаимодействием магнитных систем  корабля
с магнитным полем Земли. Через  минуту  включились  реактивные  двигатели.
Фюзеляж вибрировал, так и не прекратив свою дрожь до самого конца полета.
     На высоте 60.000 футов раздался звонок. Вновь вспыхнули огни. Старший
пилот  предложил  пассажирам  немного   поднять   сиденья,   однако   люди
по-прежнему оставались накрепко пристегнутыми плетеными ремнями.
     Пассажиры, погруженные в себя, с тревогой размышляли о том, что  ждет
их в ближайшем будущем и сбудутся ли оптимистические заверения Симмонса. В
головах разворачивались дюжины возможных сценариев - все с весьма  мрачным
финалом. И Кэрду рисовались не самые радужные  перспективы.  Что  творится
сейчас в неприступном уме Сник? Быть может, ей представляется, как,  попав
в опасную ситуацию, с оружием в руках она прокладывает себе выход из нее -
весьма приятные для Сник видения.  Сдается,  она  вообще  единственная  на
борту, кого радует предстоящий конфликт с властями. Разве  что  и  Симмонс
предвкушает картины успеха, но его образы отнюдь  не  похожи  на  кровавые
сцены ее воображения.
     Аппарат вздрогнул  -  ракетные  двигатели  обратной  тягой  замедлили
движение. Через десять минут они отключились  вовсе,  и  за  дело  взялись
генераторы  Гернхардта.  Пассажирам  разрешили  встать,  размяться,   даже
п