жом или "адской плетью". На этот раз ему (или ей)
просто не хватило времени спрятать тело. Бедный Пит.
     Начальник КСБ Хайнс смещен, и глава  городской  администрации  Прюетт
получает  от  Его  Величества  разрешение  набрать,  обучить  и  вооружить
городскую полицию в количестве двадцати человек. Подумывают о проверке  на
детекторе лжи всего населения Града Поэтов, всех шести  тысяч  человек.  В
кафе спорят о гражданских правах... Формально мы - вне Гегемонии. Так есть
ли у нас вообще какие-нибудь права? Вынашиваются какие-то  бредовые  планы
поимки убийцы...
     И вот тут начинается форменная бойня.


     В убийствах - никакой системы. Находят то два трупа, то три, то один,
а то и вовсе ничего. Некоторые исчезают бескровно, после  других  остаются
лужи крови. Свидетелей нет, нет  и  уцелевших.  Убить  могут  где  угодно.
Скажем, семья Веймонт жила на отдаленной вилле,  а  Сира  Роб  никогда  не
выходила из своей мастерской, расположенной в башне неподалеку  от  центра
города; два человека сгинули поодиночке во время ночной  прогулки  в  Саду
Дзен. А вот дочь канцлера Ломана имела личных телохранителей  и,  несмотря
на это, исчезла  из  собственной  ванной  на  седьмом  этаже  королевского
дворца.
     На Лузусе, ТК-Центре и других  крупных  планетах  Сети  смерть  тысяч
людей проходит практически незамеченной -  столбик  цифр  в  конце  сводки
новостей или на вкладыше утренней газеты,  не  более.  Но  в  городе,  где
проживает шесть из пятидесяти тысяч обитателей  колонии,  десятка  убийств
достаточно, чтобы оказаться в центре всеобщего  внимания  и  чтобы  каждый
ощутил себя персонажем набившей оскомину логической задачки о преступнике,
которого должны повесить завтрашним утром.
     Одну из первых жертв я хорошо знал. В свое время  Сиссиприсса  Харрис
была одной из первых (и самых  восхитительных)  моих  побед  на  сатировом
поприще.  Блондинка  с  неправдоподобно  мягкими,  длинными   волосами   и
нежнейшими щечками  (персик,  да  и  только),  к  которым  даже  в  мыслях
прикоснуться  боязно  (вдруг  помнешь),  короче  совершенство  немыслимое:
взглянув на такого ангелочка, любой  самец,  даже  самый  робкий,  мечтает
сорваться с цепи и... А тут кто-то действительно с  цепи  сорвался.  Нашли
только ее голову, стоявшую на мостовой, в центре  площади  лорда  Байрона,
словно Сиссиприссу погрузили по самую шею в ставший на мгновение жидким, а
потом вновь затвердевший мрамор. Узнав эти подробности, я сразу же  понял,
с кем мы имеем дело: на Земле, в матушкином поместье, у меня  была  кошка,
имевшая обыкновение чуть ли не каждым  летним  утром  оставлять  на  южном
патио подобные приношения - то голову мышки, с истинно мышиным  изумлением
глядящую вверх, то оскаленную в белозубой улыбке голову белки -  охотничьи
трофеи гордого, но голодного хищника.


     Печальный Король Билли зашел ко мне, когда я работал над "Песнями".
     - Доброе утро, Билли, - поздоровался я.
     - Ваше Величество, - сердито  проворчал  Его  Величество  (иногда  он
все-таки вспоминал о своем титуле). Кстати, с того  самого  дня,  как  его
челнок приземлился на Гиперионе, он перестал заикаться.
     - Доброе утро, Ваше Величество Билли.
     Мой сюзерен прорычал в ответ что-то нечленораздельное и, отодвинув  в
сторону кучу  черновиков,  вознамерился  усесться  в  единственную  лужицу
пролитого кофе на сухой скамье.
     - Опять пишете, Силен?
     Я не видел причины подтверждать то, что не нуждается в  подтверждении
в силу своей очевидности.
     - Вы что, всегда пользуетесь пером?
     - Нет. Только тогда, когда мне нужно записать что-нибудь стоящее.
     - А это, по-вашему, стоящая вещь? - Он  указал  на  маленькую  стопку
исписанных листков - плод моей двухнедельной работы.
     - Да.
     - Да? В самом деле _д_а_?
     - Да.
     - И когда я смогу с ней познакомиться?
     - Никогда.
     Король Билли опустил глаза и обнаружил, что левая штанина намокла  от
кофе. Нахмурившись, он отодвинулся и вытер обмелевшую лужицу краем мантии.
     - Никогда? - переспросил он.
     - Разве что вы меня переживете.
     -  Что  я  и  намерен  сделать,  -  сказал  король.  -  Поскольку  вы
разыгрываете из себя самого настоящего козла, не пропускающего  ни  единой
козочки в королевстве.
     - Это что, метафора?
     -  Никоим  образом,  -  ответил  король  Билли.  -  Просто  жизненное
наблюдение.
     - Да чихать я хотел на козочек. Я еще в детстве пообещал  матушке  не
драть их без спросу. - И пока король Билли  грустно  смотрел  на  меня,  я
пропел несколько строк из старинной песенки "Где же ты, моя козочка".
     - Мартин, - сказал он, - кто-то или что-то убивает моих людей.
     Я отодвинул в сторону перо и бумагу.
     - Да, знаю.
     - Мне нужна ваша помощь.
     - Какая же? Скажите, Христа ради! Может, вы хотите, чтобы я  выследил
убийцу, как какой-нибудь детектив из голографического фильма?  Или  вызвал
его на смертный бой над замудоханным Рейхенбахским водопадом?
     - Это было бы неплохо, Мартин. Но пока я всего-навсего  хочу  с  вами
посоветоваться. Что вы, собственно, обо всем этом думаете?
     - Что я думаю? Во-первых. Глупо было сюда соваться. Во-вторых.  Глупо
здесь оставаться. А совет один, первый и последний: уносить ноги.
     Король Билли скорбно кивнул:
     - Откуда? Из города или с планеты?
     Я пожал плечами.
     Его Величество  поднялся  и  прошествовал  к  окну  моего  маленького
кабинета, из которого открывался вид на кирпичную  стену  регенерационного
завода-автомата. Некоторое время он изучал этот пейзаж и наконец спросил:
     - Вам не приходилось слышать древнюю легенду о Шрайке?
     - Только отрывки.
     - Туземцы связывают это чудовище с Гробницами Времени.
     - Туземцы курят нерекомбинированный табак и мажут пузо краской, когда
справляют праздник урожая.
     Король Билли кивнул, признавая мудрость этих слов, и произнес:
     - Первая исследовательская экспедиция Гегемонии вела себя здесь очень
осторожно. Главную базу они разместили к югу от Уздечки, а здесь отставили
только многоканальные самописцы.
     - Я не понимаю. Ваше Величество, чего вы  хотите?  Отпущения  грехов?
Да, действительно, место  для  города  выбрано  неудачно.  Ну  и  ладушки.
Ступайте, сын мой, и больше не грешите.  Отпускаются  вам  грехи  ваши.  А
теперь. Ваше Королевское Величество, если вы не возражаете - adios. У меня
на языке крутится парочка смачных  лимериков,  которые  обязательно  нужно
записать.
     - Так вы, Мартин, рекомендуете эвакуировать город? - спросил  король,
не отводя взгляда от окна.
     Я колебался лишь секунду:
     - Конечно.
     - А сами-то вы уедете?
     - Почему бы и нет?
     Король Билли повернулся и посмотрел мне в глаза:
     - И все-таки, вы _у_е_д_е_т_е_?
     Я помолчал, потом не выдержал и отвел взгляд.
     - Так я и думал, - сказал правитель планеты. Сцепив свои пухлые  руки
за спиной, он снова уставился в окно. - Будь я детективом, - продолжил он,
- я бы насторожился. Самый  большой  творческий  неудачник  нашего  города
после десятилетнего молчания берется за перо, причем  всего...  вы  что-то
сказали, Мартин?.. всего через два дня после первых убийств. Он совершенно
оставляет общественную жизнь, в которой доселе играл весьма заметную роль,
корпит над  эпической  поэмой...  тихоня  этакий,  и  даже  юные  девы  не
опасаются более его козлиной похоти.
     Я вздохнул:
     - Козлиной похоти, государь?
     Король Билли оглянулся.
     - Хорошо, - сказал я. - Вы изобличили меня.  Признаюсь.  Я  убивал  и
купался в их крови.  Это  обалденно  стимулирует  творческую  потенцию.  Я
думаю, еще две... нет, пожалуй, три сотни жертв... и моя новая книга будет
готова.
     Король Билли отвернулся и вновь уставился в окно.
     - В чем дело, - спросил я, - вы мне не верите?
     - Нет, не верю.
     - Почему же?
     - А потому, - ответил король, - что знаю настоящего убийцу.


     Мы сидели в затемненной нише и смотрели, как Шрайк убивает романистку
Сиру Роб и ее любовника. Света было маловато: из-за  этого  казалось,  что
слегка перезревшая плоть Сиры тускло фосфоресцирует, а  белые  ягодицы  ее
куда более юного приятеля словно бы плавают в полумраке спальни,  отдельно
от его загорелого тела Их любовный акт достиг  своего  апогея,  как  вдруг
произошло нечто необъяснимое. Юноша, уже готовый замереть перед  оргазмом,
внезапно взлетел в воздух, как будто Сира  непонятным  образом  вытолкнула
его из себя. Звуковая дорожка на диске, воспроизводившая до этого  обычные
стоны, вздохи, всхлипы и неизбежные при  такого  рода  занятиях  указания,
неожиданно наполнила нишу криком. Сначала закричал он. Потом она.
     Изображение покачнулось - это тело юноши ударилось о  стену  рядом  с
камерой. Сира лежала в позе трагикомической  незащищенности:  ноги  широко
раздвинуты, руки раскинуты  в  стороны,  груди  примяты,  бедра  белеют  в
темноте. В ожидании экстаза она запрокинула было голову, но время  шло,  и
когда она снова приподняла ее, потрясение и злость на ее лице  сменили  до
странности похожую на них гримасу. Она открыла рот, собираясь за кричать.
     Но крика не последовало. Вместо  него  послышался  звук,  похожий  на
хруст разрезаемого арбуза: с таким звуком лезвие  проходит  сквозь  плоть,
серп рассекает сухожилия  и  кости.  Голова  Сиры  откинулась  назад,  рот
раскрылся  невероятно  широко...  и  ее  тело   ниже   грудины   буквально
взорвалось, а затем разошлось, словно разрубленное незримым топором. Затем
вступили в дело  невидимые  скальпели,  и  на  коже  появились  поперечные
разрезы. Казалось, мы просматриваем в ускоренном  темпе  заснятую  скрытой
камерой  операцию  хирурга-маньяка.  Это  было  жестокое   вскрытие,   ибо
совершалось оно на живом человеке. Впрочем, нет,  уже  не  на  живом.  Как
только иссяк поток крови и  прекратились  конвульсии,  руки  и  ноги  Сиры
безвольно раскинулись и  застыли,  выставив  напоказ  омерзительную  груду
внутренностей. И  вдруг,  на  какую-то  долю  секунды,  рядом  с  кроватью
возникло нечеткое красное пятно, отливающее металлическим блеском.
     - Стоп! - приказал король домашнему компьютеру. - Крупнее! Контраст!
     Пятно стало четче,  и  мы  увидели  голову  существа,  которое  может
привидеться разве что в наркотическом кошмаре:  лицо  из  стали,  хрома  и
кости, пасть - как у помеси волка с  экскаватором,  глаза,  как  рубиновые
лазеры, сверкающие сквозь кроваво-красные  самоцветы;  из  переливающегося
ртутного лба торчит кривой тридцатисантиметровый  клинок;  такие  же  шипы
воротником окружают шею.
     - Шрайк? - спросил я.
     Король Билли кивнул. Точнее, шевельнул подбородком.
     - А что с мальчишкой? - спросил я.
     - Нашли только тело Сиры, - ответил король. -  Его  хватились,  когда
обнаружили вот этот диск. Оказалось, какой-то специалист  по  развлечениям
из Эндимиона.
     - Голограмму нашли недавно?
     -  Вчера.  Служба  безопасности  осматривала  спальню  и  на  потолке
обнаружила камеру. Совсем маленькую - меньше миллиметра. У Сиры была целая
библиотека подобных записей. Очевидно, она использовала камеру только  для
того, чтобы увековечивать свои...
     - Постельные безумства, - подсказал я.
     - Именно.
     Я встал и подошел к плавающему в воздухе изображению чудовища. Провел
рукой сквозь его лоб, шипы, челюсти. Компьютер  рассчитал  величину  этого
создания и дал его в реальном  масштабе.  Судя  по  размерам  черепа,  наш
местный Грендель был более трех метров ростом.
     - Шрайк, - пробормотал я, скорее  приветствуя  его,  чем  называя  по
имени.
     - Ну, Мартин, что вы можете о нем сказать?
     Я вскинулся:
     - Почему вы спрашиваете у меня? Я поэт, а не мифоисторик.
     - Вы  обращались  к  компьютеру  "ковчега"  с  запросом  относительно
происхождения и природы Шрайка.
     Я приподнял бровь. Всегда считалось,  что  обращение  к  корабельному
компьютеру остается анонимным  и  конфиденциальным  -  как  подключение  к
инфосфере Гегемонии. Дело это сугубо личное, и анонимность гарантируется.
     - Ну и что, - парировал  я.  -  С  тех  пор  как  начались  убийства,
наверняка уже сотни людей интересовались легендой о  Шрайке.  Может  быть,
даже тысячи. Потому что кроме этой единственной легенды мы не знаем о  нем
ни хора.
     - Совершенно верно, - король весь сморщился, - но вы-то полезли в эти
файлы за три месяца до первого инцидента.
     Я вздохнул и снова плюхнулся на подушки.
     - Да, я запрашивал эти файлы. Да, я читал эту блядскую легенду. Ну  и
что? Я хотел использовать ее в своей поэме. Арестовать  меня  теперь,  что
ли?
     - И что вы узнали?
     Вот тут я разозлился всерьез. Даже топнул копытом по ковру.
     - Только то, что было в этих сраных файлах. И вообще,  Билли,  какого
черта вам от меня нужно?
     Король потер бровь и замигал, так как случайно задел мизинцем глаз.
     - Не знаю, - сказал он. - Служба безопасности хотела забрать  вас  на
корабль и устроить допрос третьей степени с полным интерфейсом. Но я решил
поговорить с вами сам.
     Я заморгал, испытывая странное чувство невесомости о желудке.  Допрос
с полным интерфейсом - это кортикальные зонды и  черепные  разъемы.  Почти
все допрошенные подобным способом со временем опять становятся нормальными
людьми. Почти все.
     - Не могли бы вы рассказать мне,  какие  именно  аспекты  легенды  вы
собирались отразить в поэме? - мягко спросил король Билли.
     - Разумеется, -  ответил  я.  -  Согласно  основной  доктрине  культа
Шрайка, возникшего у здешних туземцев, Шрайк есть Повелитель Боли и  Ангел
Окончательного Искупления. И придет он из места, находящегося вне времени,
дабы возвестить о конце  человечества.  Мне  понравился  этот  причудливый
образ.
     - О конце человечества? - повторил за мной король Билли.
     - Ага, - ответил я. - Он архангел  Михаил,  Морони,  Сатана,  Мировая
энтропия и чудовище  Франкенштейна  в  одной  упаковке.  Он  околачивается
вокруг Гробниц Времени и ждет своего часа, чтобы выйти на сцену и  вписать
своей колючей рукой человечество в хит-парад вымерших  видов  -  вслед  за
дронтом, гориллой и кашалотом.
     -  Чудовище  Франкенштейна,  -   задумчиво   пробормотал   пухленький
коротышка в помятой мантии. - При чем тут Франкенштейн?
     Я перевел дыхание.
     - Дело  в  том,  что  поклонники  Шрайка  считают,  что  человечество
каким-то образом само его _с_о_з_д_а_л_о_. (Король  Билли,  насколько  мне
известно, и сам это знал. Он много чего знал.)
     - А они знают, как его _у_н_и_ч_т_о_ж_и_т_ь_?
     - Понятия не имею. Считается, что он бессмертен, потому что пребывает
вне времени.
     - Бог?
     Я замялся.
     - Вряд ли, - произнес я наконец. - Скорее, он некое концентрированное
воплощение наших кошмаров. Что-то вроде старухи с косой, только в  отличие
от  нее  он  имеет  обыкновение  нанизывать  людские  душонки   на   ветви
гигантского дерева, утыканного шипами... конечно, вместе с телами.
     Король Билли молча кивнул.
     - Послушайте, - сказал я. - Раз уж вы так любите копаться в теологиях
отсталых миров, почему бы вам не  слетать  в  Джектаун  и  не  расспросить
жрецов культа?
     - Да-да, - рассеянно произнес король, подперев подбородок кулачком. -
Хотя нет, их ведь уже  допрашивали  на  корабле.  И  это  еще  больше  все
запутало.
     Я поднялся, собираясь уйти  (хотя  и  не  был  уверен,  что  мне  это
позволят).
     - Мартин.
     - Угу.
     - Быть может, вы вспомните  что-нибудь  еще?  Что-нибудь  такое,  что
помогло бы нам понять это существо?
     Я остановился в дверном проеме. Сердце у меня  колотилось  так,  что,
казалось, вот-вот выскочит наружу.
     - Да, - выговорил я наконец срывающимся голосом. - Я знаю, что  такое
Шрайк.
     - Да?
     - Он моя муза, - сказал я, развернулся  и  пошел  к  себе  в  кабинет
писать.


     Конечно, это я вызвал Шрайка. Я знал это. Я стал писать о нем - и  он
явился. Поистине, вначале было Слово.
     Я переименовал свою поэму в "Песни Гипериона". Речь в ней  шла  вовсе
не о  планете,  но  о  гибели  самозваных  титанов,  именуемых  людьми.  О
невероятном самомнении расы, бездумно уничтожившей свой собственный дом, а
затем, в преступной гордыне своей, устремившейся покорять звезды, но  лишь
затем, чтобы вызвать гнев божества, ею же и порожденного.  "Гиперион"  был
моей первой за долгие годы серьезной вещью, и  ничего  лучшего  я  уже  не
напишу. То, что начиналось как комически-серьезная попытка воскресить  дух
Джона Китса, стало последним оправданием моей жизни, доказательством того,
что в  наш  век  жалкого  фарса  не  иссякла  еще  эпическая  мощь.  Чисто
технически "Песни Гипериона"  были  написаны  на  таком  уровне,  с  таким
мастерством, о каком я и мечтать не  мог,  но  голос,  певший  эту  песнь,
принадлежал не мне. Я писал о гибели человечества.  А  потому  моей  музой
стал Шрайк.
     Погибло  еще  человек  двадцать,  прежде  чем  король   Билли   решил
эвакуировать Град Поэтов. Кое-кто уехал в Эндимион, Китс  и  другие  новые
города, но большинство проголосовало за то, чтобы вернуться на  "ковчегах"
в Сеть. Мечта короля Билли об идеальном городе творцов умерла, хотя сам он
не уехал - остался в своем  мрачном  дворце  в  Китсе.  Власть  в  колонии
перешла в руки Комитета  местного  самоуправления,  который  первым  делом
направил петицию о приеме в Гегемонию и организовал Силы Самообороны.  ССО
(набранные преимущественно из тех самых туземцев, которые еще  десять  лет
назад дубасили друг друга дубинками, и подчинявшиеся  самозваным  офицерам
из числа таких же туземцев) преуспели лишь в одном: отныне  мирную  ночную
тишину  то  и  дело  разрывал  рев  патрульных  скиммеров,   а   самоходки
наблюдательных   отрядов   совершенно   испохабили   прелестный   ландшафт
наступающей на город пустыни.
     К моему удивлению, не только я отказался покинуть город: осталось  не
менее двухсот человек. Общение между нами  свелось  к  минимуму  -  обмену
вежливыми улыбками во время прогулок по Бульвару Поэтов или за трапезой  в
гулкой пустоте обеденного купола (каждый садился за свой столик).
     Убийства продолжались. В среднем раз в две местные недели  кто-нибудь
погибал или исчезал. Трупы обычно обнаруживали не мы, а  местный  командир
ССО, который в конце концов потребовал, чтобы мы  регулярно  пересчитывали
друг друга по головам.
     Как ни странно,  ярче  всего  мне  запомнилась  в  этом  году  именно
массовая сцена. Вечером мы собрались на Площади, чтобы проводить последний
"ковчег". Осенний звездопад был в самом разгаре, и ночное  небо  Гипериона
горело золотыми зигзагами и алыми росчерками. Но вот включились  двигатели
- словно вспыхнуло маленькое солнце... Целый час мы следили, как  исчезает
в небесных глубинах огненный хвост  корабля...  а  вместе  с  ним  и  наши
собратья по искусству. В тот вечер с нами был и  Печальный  Король  Билли.
Направляясь к своему изукрашенному экипажу, который должен был увезти  его
в безопасный Китс, он остановился и отыскал меня взглядом. Как он  смотрел
на меня тогда!


     На протяжении последующих десяти лет я  покидал  город  раз  пять:  в
первый раз - чтобы найти биоскульптора и избавиться от  внешности  сатира,
потом лишь для приобретения провизии и прочих  припасов.  К  тому  времени
Святилище возобновило паломничества к Шрайку, и в своих путешествиях я мог
пользоваться этой столбовой дорогой к смерти, только  наоборот  пешком  до
Башни  Хроноса,  в  вагончике  подвесной  дороги  через  Уздечку,   дальше
ветровозом и, наконец, на барже, именуемой "Ладьей Харона", по реке Хулай.
На обратном пути я рассматривал паломников и гадал, кто из них останется в
живых.
     Мало  кто  посещал  Град  Поэтов.  Его  недостроенные  башни   начали
рассыпаться,  превращаясь  в  груды  развалин.  Галереи  с   великолепными
куполами из стекла и металла и крытые аркады зарастал