Неизвестный корабль оказался на диво проворен. Целый день мы шли за ним по
ветру,  но не догнали,  хотя и приблизились.  К вечеру Блуд ещ„ раз поднялся на
мачту и  углядел,  что те  помогали парусу в„слами.  Блуд ясно видел бурунчики,
вскипавшие и гаснувшие у бортов. 
     - Похоже,  они славно нагружены и не хотят бросить добро,  -  сказал вождь
Плотице и  улыбнулся:  -  Я уж думал,  ты разучился держать правило в руках,  и
оттого мы еле полз„м. 
     Кормщик огрызнулся: 
     - А я думал,  вс„ потому,  что иные на двух ногах хуже держатся,  чем я на
одной. 
     Слышавшие засмеялись, кто-то предложил отвязать в„сла. 
     - Ни к чему,  -  сказал вождь.  -  Вс„ равно не угоним до темноты.  Пускай
притомятся, завтра так борзо не побегут. 
     Кормщик стал считать что-то  на  пальцах,  сбился,  сосчитал снова и  тихо
спросил, чтобы слышал лишь воевода: 
     - А может, домой? 
     К ночи,  когда небо померкло и чужой корабль больше нельзя было различить,
мы повернули к берегу.  Вождь полагал,  что преследуемые, уморившись на в„слах,
наверняка сделают то же. 
     - Если  на  рассвете  их  не  увидим,   пойд„м  домой,  -  сказал  Плотица
решительно.  Было заметно,  как не хотелось ему длить погоню. Воевода ничего не
ответил. 
     Ещ„  утром я  мыслила провести эту  ночь  уже  дома,  на  лавке у  очага в
дружинной .избе,  и, когда наш корабль осторожно втянулся в пролив между голыми
гранитными островами,  где свистел ветер и, леденея, плескалась вода, мне стало
обидно чуть не до слез. 
     Подумаешь, одна лодья прошла бы мимо не спрошенная куда да откуда. А что я
вообще  делаю  здесь,  на  боевом  корабле,  среди  тридцати  свирепых  мужчин,
ужаснулся кто-то  другой,  словно впервые глянувший со  стороны.  Мо„  место  в
т„плых стенах избяных, у печи... у люльки... за мужем... 
     Ребята  приволокли облепленное сырым  снегом бревно,  живо  раскололи его,
обнажая белое сухое нутро,  огонь разгорелся,  в кот„л натаскали воды.  Вс„ как
всегда. Скоро я зачерпнула варево длинной изогнутой ложкой: 
     - Отведай, вождь. 
     И он,  как всегда,  отведал и даже не посмотрел на меня. А что ему на меня
смотреть.  Я  готовила вкусно,  кмети хвалили,  но от него доброго слова мне не
дождаться. Потом загасили огонь и натянули над палубой широкий кожаный полог, и
мы с Блудом прижались друг к другу под одеялами. 
     Если бы  мне снова проснуться и  увидать Славомира,  стоящего на  коленях.
Если бы.  Каждый наживает воспоминания,  от которых боль казнит сердце. Славный
младшенький братец был бы у тех двоих, подраставших теперь в городке... 
     Грендель громко храпел под  соседней скамь„й,  я  подумала,  вот  кому вс„
нипоч„м, потом вспомнила тень побратима и устыдилась. 
     Догоним  завтра  корабль и  увидим  на  н„м  Славомира и  других  м„ртвых,
приплывших забрать  нас  на  солнечные поляны,  где  зимой  поют  соловьи,  где
отдыхает колесница Перуна и пасутся распряж„нными вороные и белые жеребцы,  где
Дочь с Матерью без устали шьют т„плые шубы ещ„ не рожд„нным зверям... 
     Рука сама рванулась стиснуть у шеи оберег.  Тв„рдые края вмялись в ладонь.
Чего  доброго,  скоро увижу с  моря  знакомые,  заросшие сосновым лесом холмы и
гряды щетинистых островов,  загромоздивших разлив...  Мы  ведь шли вдоль нашего
берега и были уже много севернее Нета-дуна. Одного жаль, не покажутся мне дымки
над родными крышами и  Злая Бер„за,  похожая на руку,  воздетую из-под земли...
Хорошо выбрал пращур место для  изб,  нарочно так,  чтобы никто не  разглядел с
корабля... 
     Воевода осторожно прош„л мимо нас на корму, я узнала шаги. 
     Я вс„ же очень надеялась,  что за ночь другой корабль куда-никуда денется,
пропад„т.  Какое  там!  Ещ„  до  света  мы  начали  сворачивать полог,  сгребая
навалившийся снег.  Кмети смывали остатки др„мы лютой водой из-за борта и сипло
ругались,  разбирая в„сла и спотыкаясь впотьмах.  Ветер дул с моря, под парусом
было не выйти меж островов.  Низкое небо еле серело, когда воевода велел убрать
державшие лодью канаты, и лысые гранитные лбы начали уплывать за корму. 
     В этот раз он не пытался забыть меня на берегу.  Наверное,  оттого,  что я
больше не  ссорила его с  братом.  Или понял,  что вдругорядь меня на мякине не
провед„шь.  А  может,  уверился наконец,  что я не осрамлю его в битве...  хотя
какая битва,  ведь князь велел миловать гостей из Северных Стран,  даже датчан,
если первыми не полезут...  Эти первыми не полезут,  думала я.  Ишь удирают, не
викинги, те бы давно уже резались с нами борт в борт... 
     Чужая лодья показалась почти сразу,  и ближе, чем накануне. Теперь не один
Блуд -  все  разглядели усердные в„сла и  п„стрые щиты на  бортах.  Там  хотели
обмануть нас -  отойти подалее в  открытое море и проскочить мимо на юг.  Но не
успели и  только уменьшили расстояние,  торопливо сворачивая на  север.  Ещ„ до
вечера воевода прижм„т их  к  берегу и  допросит,  кто  таковы.  А  потом вдруг
заглянет проведать моего дядьку... Да нет, навряд ли заглянет, наша сторона ему
не удачливая. 
     - А ведь это Оладья,- сказал Плотица совсем неожиданно. 
     Вождь покосился: 
     - Это свейский корабль. Сивая борода воинственно встала торчком. 
     - Молод ты  меня поучать.  Я  сам вижу,  что это свейский корабль,  но  на
правиле та же рука, я-то не ошибусь. 
     Вождь не отмолвил на этот щипок. Дурной признак. 
     Немалое время он молча приглядывался, потом пробормотал: 
     - Кабы знать ещ„, при н„м ли Нежата. 
     - Не люблю оладий,  когда они из тухлой муки,  - подал голос Грендель, а я
подумала  про  Нежату,  и  вновь  вспомнились ласковые  глаза  красивого парня,
ласковые слова.  О том, как он шарахнулся, предал меня в крепости, вспоминать я
не  стала.  Что  с  ним приключилось?  Видно,  мало хорошего,  то-то  ложка его
укатилась в ту ночь, когда согревали умерших. Если в Новом Граде остался - вряд
ли  кметю,  носящему Соколиное Знамя,  даже  в  дружеском доме  там  было нынче
уютно...  А если ш„л с Оладьей в поход, и тот убегал от нас, не чая пощады?.. А
если нам только мстить останется за Нежату?.. 
     Теперь-то вождь нипоч„м не бросит погони.  После полудня я начала узнавать
берега.  Я никогда не видела их с воды,  но вс„-таки я их узнавала.  Что значит
дом!  Даже глупый бекас летит в  родное болото и  мимо не ошиб„тся.  Мне только
совсем не нравились тучи,  волнами катившиеся с моря.  Иногда ветер рвал их,  и
вода вдали вспыхивала удивительной синевой,  а сосновый лес из угрюмого делался
бело-зел„ным и  очень нарядным,  почти как  перед весной,  когда синица пробует
голос и  от снежного блеска слезает кожа со скул...  но солнце и  синева быстро
гасли,  видение  вешнего  дня  сменялось  померклым предзимьем,  а  на  вершины
деревьев  наваливалась новая  туча...  Полосы  летящего  снега  казались издали
ч„рными.  Мудрые птицы наверняка загодя кормились в  лесу по  тихим местам.  Не
случилось бы вьюги назавтра или ночью. Тут станет, пожалуй, не до погони. 
     Мне  захотелось,  чтобы Стрибог послал бурю  и  Вождь захотел переждать е„
там, где однажды гостил. 
     Дыхание сп„рло от  сладкой боли в  груди:  уже вечером я  обняла бы мать и
сестр„нок, поклонилась дедушкиной могиле... Молчана, может быть, разыскала... о
Яруне что-нибудь вызнала... 
     На  преследуемом корабле  гребли  изо  всей  мочи,  расстояние сокращалось
неохотно. 
     - Зря я хвалил этого кормщика,  -  буркнул Плотица,  когда очередной шквал
накрыл нас сплошной пеленой летучего снега и неминуемо порвал бы парус, если бы
парни его не сбросили вовремя.- Кто же в такую непогодь прижимается к берегу? 
     - Откуда тебе знать,  что у них на уме, - сказал вождь, придерживая шапку,
чтобы не унесло. 
     Но  когда  вокруг посветлело и  вновь стал  виден берег,  мне  показалось,
Плотица досадовал справедливо.  Корабля не  было.  Лишь прибой с  р„вом бился о
скалы.  А за скалами вставали круглые горки, те самые, с которых я полтора года
назад  увидела парус-Берег здесь выгибался к  востоку,  входя в  море  каменным
гребнем. 
     - Он за мысом,  -  предположил Блуд.  Мы миновали мыс, и на какое-то время
берег  открылся почти до  небоската.  Корабля не  было.  Зато  явила себя  наша
протока,  и  сердце мало не выпрыгнуло из груди.  А ведь если не знать -  ничей
глаз е„ не приметил бы среди островков,  бухточек и мысков... я жадно глядела и
каждый камень была готова обнять. 
     - Бывает,  лодья сразу тонет,  когда е„  клад„т шквалом набок,  -  поскр„б
затылок Плотица.  -  Особо если  нагружена...  Он  теперь либо на  дне,  либо в
протоке, или пусть отгни„т моя борода. 
     - Знать бы, при н„м ли Нежата,- повторил вождь, словно про себя. 
     Блуда взогнали на мачту,  и  он долго вертел головой,  высматривая тонущих
людей в волнах или полосатый парус в разливе,  за прибрежной грядой.  Но ничего
не увидел. 
     - Оладья мог  лечь за  островом,  сняв мачту,-  сказал воевода.-  Войд„м в
протоку, посмотрим. 
     Воины  спустили парус и  сели  за  в„сла,  потому что  русло было  узкое и
каменистое. 
     - Какая ещ„ протока?  - спросил Грендель, устраиваясь на скамье. Я указала
рукой, и он недоверчиво покосился: - Ты-то, девка, поч„м знаешь? 
     - Она здесь жила, - ответил за меня побратим. 
     У  меня стыдно дрожали губы,  казалось,  корабль прямиком вплывал в родную
избу,  так отч„тливо знала я все муравейники,  все шмелиные норки по берегам...
но  для  других вокруг был  лишь чужой лес,  гудевший и  рокотавший под ударами
ветра.  И жестокий враг впереди.  Вождь стоял на носу и внимательно разглядывал
одетые в снежные шапочки камни,  торчавшие из воды. Если Оладья ш„л перед нами,
он  мог  оставить следы.  Однако в  протоке было течение,  быструю воду ещ„  не
схватило ледком, а потревожить снег на камнях могло не только весло... 
     Если у  них Нежата,  сообразила я  вдруг,  он вполне может вывести их и  к
деревне.  Это он  показал им протоку,  некому больше.  А  ну не восхочет Оладья
леденеть в разливе на вьюжном ветру; снявши мачту, играть с нами в прятки между
бесчисленных островов... восхочет в т„плую избу, где можно сытно поесть и девку
за косу изловить?! 
     За ворот хлынули муравьи, я давно уже так не пугалась. Корабль еле полз: я
схватила бы  из-под  палубы  лыжи  и  кинулась берегом,  по  целине,  своим  на
подмогу... Блуд потом говорил, на меня жалко было смотреть, так я взметалась. А
ведь  уходила  навек,  Белену  себе  взамен  старшей  назвала и  воеводе крепко
клялась, мол, из рода извергнулась... 
     Мы  наконец одолели протоку.  Перед нами  легла путаница островов,  и  что
сотворил загнанный в ловушку Оладья, знать было неоткуда. 
     - Если Нежата пров„л их сюда,  мог провести и  к  деревне,-  сказал вождь,
когда бросили якорь.- Я брался защищать этих людей. 
     Я знала:  Нежату он вырастил если не как сына,  то как братучадо.  Плотица
ответил: 
     - А  может,  Оладья сидит за  тем островком и  выскочит в  море,  когда мы
уйд„м. 
     - А пусть бы выскакивал,  ну его, - проворчал Грендель и зевнул, натягивая
рукавицы. 
     - Я Нежату не брошу,-  сказал Мстивой.  Он не стал добавлять,  что Нежате,
если он был там,  теперь,  может, смертью грозили. Я вспомнила про кривые ножи.
Он  наклонился и  поднял крышку трюмного лаза,  где были спрятаны лыжи.  Кого в
наворопники избер„т? 
     Пальцев одной руки хватило бы счесть,  много ли раз я  набиралась мужества
первая к нему обратиться... 
     - Пошли меня, воевода, - взмолилась я, и голос сразу охрип.- Я бы скоро, я
дома тут... 
     - Чтоб девки впер„д мужей лезли хоробрство-вать,  болячка тебе... - гневно
начал Плотица, но вождь перебил: 
     - Сам пойду. 
     Спрыгнул в трюм и выкинул на палубу свои лыжи.  Он был л„гок на лыжах,  но
вс„ же не так, как я или Блуд. 
     - Бренн...-  в четверть голоса молвил Плотица,  и мне показалось,  будто с
наст„ганных ветром  скул  кормщика  сошла  краснота.  Он  редко  называл  вождя
истинным именем, чаще словенским прозванием. 
     Вождь оп„рся о края и вылез из трюма: 
     - Мне, может, правда девку послать? 
     Идти первыми - дело вождей, и все это знали. 
     - Я  с  тобой,  -  поднялся Грендель и снял с борта свой щит,  и сделалось
ясно,  что нет силы,  способной ему помешать пойти с  воеводой.  Тот и  не стал
отговаривать, лишь спросил: 
     - Не забыл лыж за три-то года? 
     - Кто,  я забыл? - захохотал Грендель, ничуть не обидевшись. Плотица кинул
ему звонкий рог: 
     - Позов„шь, если вдруг что. 
     - Позову,  - обещал Грендель весело. Они надели кольчуги сверху рубах, под
полушубки.  Устроили мечи в  ножнах за спинами,  чтобы не мешали и  чтобы можно
было сразу схватить. Так чаще всего носят мечи в пеших походах. 
     Они ушли полуденным берегом,  откуда всего прежде станут видны наши дворы.
Мы провожали их взглядами,  пока они не скрылись в лесу.  Долго прислушивались,
не вскрикнет ли рог, многие приготовили лыжи - лететь на выручку немедля... вс„
было тихо, лишь ветер гудел в вышине, раскачивая деревья. 
     Мы ждали до сумерек,  не зажигая костра. Небо по-прежнему время от времени
прояснялось, в разрывах туч ярко горела поднявшаяся луна... но что-то двигалось
с моря и упад„т нам на головы не позже утра.  Нутром,  кожей, звериным чуть„м я
ощущала опасность,  тем самым чуть„м, что пас„т волка, бегущего через болото по
синему весеннему льду... Плотица тоже поглядывал в сторону моря и наконец велел
переставить корабль носом к  ветру и завести на берег растяжки.  Потом приказал
вытащить полог.  Никто не знал,  долго ли прид„тся сидеть, а дружина, у которой
не гнутся руки и ноги, - скверные воины. 
     Я куталась в плащ и думала то о деревне,  то об ушедшем вожде,  и не могла
решить, что страшней. Гейсы всегда приканчивают тех, на кого возложены, и любое
"когда-нибудь" обязательно наступает. А чего доброго, уже наступило. 
     Случись  что  с  вожд„м,  новогородцев мы  вырежем до  человека.  Там,  на
кургане,  когда будут засыпаны угли.  Руки сводило на рукояти меча:  может, там
уже зарубили дядьку и братьев, не возмогших отбиться дроворубными топорами, и с
хохотом ловили по полю женщин... так баяла мне сквозь плач корелинка Огой... 
     Смыкались тусклые сумерки,  подступала новая ночь. Ночь перед Самхейном. Я
поняла  наконец,  что  высчитывал на  пальцах  Плотица и  почему  он  не  хотел
отпускать воеводу.  Ночь перед Самхейном, когда лучше не задерживаться в пути и
не оглядываться на шум шагов за спиной...  Я видела: никого не боявшимся кметям
было не по себе. 
     - Да  где  ж  они  там!  -  не  вынеся,  смерил  палубу  Деревянной  ногой
измучившийся Плотица.  Вот тогда я  вылезла из-под полога и отряхнула с меховых
штанов снег. Я сказала: 
     - Позволь, я схожу гляну, что с ними стряслось. Воины заворчали, а кормщик
сж„г меня взглядом: 
     - Вот что, девка... 
     Я сказала сквозь зубы: 
     - Я в другом месте девка,  а здесь я кметь.  И пусть тот лает на меня,  от
кого я на лыжах не убегу. Ядовитый Блуд засмеялся: 
     - Вс„ верно, Плотица, даже тебе е„ не догнать. 
     Дружный хохот на миг разогнал обступившие тени...  Плотица оглядывался, не
зная, гневаться или шутить, а я твердила сво„: 
     - Меня Лешие знают,  и  Болотники,  и  Водяной.  Я тут „лку от „лки ощупью
ведаю. Схожу и приду, не впервой небось... Да ничего со мной не случится! 
     - Одна, что ли? - насторожился Блуд.- Одну не пущу! 
     - Нет,  брат,  -  покачала я головой.  - Ты здесь не родился. Пойд„шь, оба
пропад„м. 
     - Говорят, в Самхейн парни девками рядятся,- подал голос кто-то из воинов.
Я сказала: 
     - А пробовал ты,  Плотица,  просунуть руку в кувшин?  Твоя застрянет, моей
просторно покажется. 
     - Выдерет мне бороду воевода...-  простонал кормщик.  Как был бы  он  рад,
если бы  тот вдруг вернулся да  и  ухватил его за  честную бороду.  Он попросил
почти: - Подожд„м. 
     - Чего ждать,  - сказала я с досадой, но села послушно. Тридцати храбрецам
непросто смириться,  что девка никч„мная выполнит дело им  не по могуте.  Ночь,
когда нечисть рыщет на воле,  чужая ч„рная ночь в стонущем от ветра лесу.  Но в
этой ночи за  меня встанут Лешие,  ещ„ не  сл„гшие в  спячку,  растопырят сухие
сучья деревья,  Болотник даст  пробежать,  а  погонится кто,  продышит лунки во
льду, схватившем трясину... Я здесь своя. 
     Я  достала кошель и вытряхнула кольчугу,  завещанную Славомиром.  Над„жная
была кольчуга,  хороший заслон и от нечисти,  и от шальной стрелы.  Я надела е„
под т„плую куртку и затянула ремень.  Привязала за спину меч,  надела тетиву на
дедушкин лук, пристегнула чехол с топориком. Вынула лыжи. 
     - Перун  храни  тебя,  дитятко,-  сказал наконец Плотица.  Обнял  меня.  И
поцеловал в лоб: - Поспешай! 
     Я шла на лыжах ночным заснеженным лесом,  и луна то пряталась в тучах,  то
обливала деревья зеленоватым мертвенным светом. Вс„ это уже было со мной. Много
раз я  так возвращалась зимой после охоты.  Я держала руку у пояса,  на рукояти
длинного боевого ножа. Никто не застанет меня врасплох. 
     Я  бежала по  следу и  не  боялась его  потерять,  несмотря на  начавшуюся
поз„мку:   лыжи  Гренделя  продавили  снег  до   травы,   до  зел„ного  густого
брусничника.  К  тому  же  воевода и  кметь не  удалялись от  берега,  чтобы не
заблудиться... 
     Довольно скоро я нашла место, где они попали в засаду. 
     Я  выбралась на  поляну,  и  поз„мка обняла мои  колени,  сухо шурша...  Я
увидела человека, наполовину вросшего в кровавый сугроб, и сердце остановилось.
Мне  кинуться бы  -  но  взяла сво„  вкоренившаяся воинская привычка.  Сперва я
уверилась, что нету новой засады, и лишь тогда подошла. 
     Это был Грендель,  совсем м„ртвый и неподвижный.  Опрокинутый навзничь, он
держал меч в левой руке, потому что правой не было по плечо, он сражался им ещ„
какое-то время,  и  на лице застыла не мука,  не ярость битвы,  а  счастье.  Он
наконец уш„л с побратимом. Он положил жизнь за единственного человека, которого
любил... 
     Ужас  взд„рнул меня  с  колен,  метнул по  сугробам -  искать зарубленного
воеводу.  Но не было воеводы. Лишь жуткие пятна крови по всей поляне до берега.
Волосы приподняли шапку,  я  в  два  прыжка подлетела к  краю  камышей,  ожидая
увидеть  его  сапоги  торчащими  из  дымной  ч„рной  воды...   Нет.   Тоненький
припорош„нный ледок у прогалины в прибрежных ракитах был цел, только посередине
протоки темнел узкий,  длинный пролом,  словно бы туда метнули с размаху что-то
тяж„лое... 
     Я  опять нагнулась к следам,  луна мне помогала.  Вот здесь стоял воевода,
расшвыривая врагов.  Его  обложили,  как вепря,  которого злобная свора рв„т со
всех  сторон,  пока  хозяин подбегает с  копь„м.  Сколько их  было?  Не  меньше
десятка,  и они отлетали визжащими псами,  ломая с треском кусты.  Вот здесь он
свалился, и золотая полоска вдоль лезвия вспыхнула в сумерках прощальным огн„м,
проламывая л„д посередине протоки... Я окинула взглядом деревья: осины да „лки,
бер„з не было... Вот глубокие борозды и опять кровь, где его тащили по снегу...
Что же дальше?  Связали вер„вками,  заперли в холодной клети? Или утешили раны,
за стол с собой посадили, как он их в Нета-дуне сажал? 
     Колени  дрожмя  дрожали,  так  властно  звал  меня  ясно  видимый след.  Я
превозмогла себя и  возвратилась к  м„ртвому Гренделю.  Если бы  он протрубил в
рог,  может,  мы ещ„ услышали бы. Но когда приспело время трубить, побратим уже
ш„л к  нему в  серебристых струях поз„мки,  и  Грендель не вспомнил о роге и не
разобрал, что кричал ему воевода... рванул зубами кожу щита и со смехом кинулся
на врагов,  и  пена шла изо рта,  замерзая на бороде...  больше не будет обидно
задирать меня и надсаживать ворот рубахи, поч„сывая волосатую грудь... 
     Если бы  воевода сразу послал меня на  вороп,  я  бы ныне вернулась уже на
корабль и рассказывала, что делалось в деревне и где жд„т засада на берег