лось  встречаться  с долом,  так  что  он чутко
вслушивался во тьму, пытаясь распознать малейший звук среди безбрежного поля
костей вокруг. Даже в этом страшном месте он определил для себя план и цель,
ибо  многим из тех, с кем ему доводилось  беседовать раньше, хоть  что-то да
было известно о Пноте. Кратко говоря, это вроде бы было то самое место, куда
все  упыри  явного  мира  сбрасывают  объедки  своих пиршеств, и,  если  ему
улыбнется удача,  он сможет найти огромный утес, вознесшийся даже выше пиков
Трока, который отмечает рубеж их  владений. А направление поисков укажет ему
сброшенная  сюда  новая  порция  костей, и,  найдя нужный  утес,  он  сумеет
окликнуть упыря и  попросит  сбросить ему  веревочную лестницу, ибо, как  ни
странно, между ним и этими ужасными тварями существовала удивительная связь.
     В Бостоне он знавал одного человека -- художника, писавшего причудливые
полотна в укромной студии в  старинном мрачном переулочке близ кладбища,  --
который  подружился  с упырями и научил Картера понимать простейшие фразы их
отвратительного визгливого лопотанья. Этот  художник в конце  концов куда-то
исчез, и Картеру почему-то подумалось, что именно  здесь он сумеет его найти
и впервые за все время  пребывания в сновидческом мире  воспользуется давним
английским языком своей прежней жизни наяву. Во всяком случае, ему казалось,
что  он сумеет  убедить  упырей  вывести  его  из Пнота,  так  что  лучше уж
встретить тут упыря, которого хотя бы можно рассмотреть,  чем дола, которого
видеть не дано никому.
     Итак, Картер двинулся  во  тьме, и, когда ему почудился  какой-то шорох
среди костей, он перешел на бег. Один раз он  наткнулся на  каменный склон и
понял,  что  это,  скорее  всего, подножие  пиков Трока.  Потом  он  услыхал
чудовищный  грохот высоко наверху и  понял, что подошел к утесу  упырей. Он,
однако, усомнился,  что упыри услышат  его голос с вершины утеса, которую от
него  отделяли многие мили, но ведь ему было известно, что в подземном  мире
свои особенные законы. Пока он об этом размышлял, падающая кость ударила его
да так сильно, точно это  был целый череп. Теперь-то, зная наверняка, что он
стоит  у судьбоносного  утеса, Картер, собравшись  с силами, издал протяжный
визг -- призывный клич упырей.
     Звук  летит  медленно, так  что  прошло немало времени,  прежде чем  он
услыхал ответное лопотание. Но все же он его услышал, и вскоре ему сообщили,
что сейчас сбросят веревочную лестницу. Он ждал ее с тревожным  нетерпением,
ибо  не  знал,  какую  мерзкую  тварь,  притаившуюся  в  горах  костей,  мог
потревожить его крик. И  действительно, очень скоро до  его  ушей  донеслось
тихое шуршание вдалеке. И по мере приближения этого пугающего шороха Картеру
становилось все тревожнее, ибо ему не хотелось уходить  с того  места,  куда
должна  была  упасть   спасительная  лестница.  Наконец  нервное  напряжение
достигло предела, и он уже собрался в ужасе убежать, как вдруг что-то  упало
на  кучу свеженаваленных костей  и отвлекло его внимание  от приближающегося
шороха. Это была лестница, и после минутной борьбы с непослушной веревкой он
крепко  в  нее вцепился.  Но шорох не стихал и  преследовал его, пока он лез
наверх. Картер уже одолел футов пять, когда грохот внизу стал громче и после
того,  как он поднялся  еще  футов на пять,  кто-то стал сильно трясти снизу
конец веревочной лестницы. На  высоте в десять,  а то  и пятнадцать футов он
почувствовал, как  по  его  боку  скользнуло  что-то  длинное,  скользкое  и
извивающееся, которое  становилось то выгнутым, то вогнутым... После чего он
с  утроенной  силой  стал  карабкаться  вверх,  чтобы  избежать  нестерпимых
прикосновений отвратного  объевшегося дола, чей  облик  не может увидеть  ни
один из смертных.
     Несколько  часов  он  поднимался  вверх,  руки у  него  болели,  ладони
покрылись волдырями,  и вот он вновь увидел  серый смертный огонь и страшные
пики Трока.  Наконец он  различил над своей  головой нависший край огромного
утеса упырей, чью отвесную  стену он разглядеть не смог,  но несколько часов
спустя увидел диковинную  морду, свесившуюся через край утеса точно горгулья
на соборе Парижской Богоматери. Картер едва  не лишился чувств и не выпустил
из  рук веревочной  лестницы,  но  через  мгновение  пришел в  себя, ибо его
пропавший друг  Ричард Пикман однажды познакомил его  с  одним упырем, и  он
узнал  эту собачью морду и неуклюжую фигуру и чудовищные повадки. Так что он
сумел  сохранить присутствие  духа,  когда  ужасная  тварь вытащила  его  из
головокружительной бездны и перетащила через край утеса, и он не вскричал от
ужаса при виде кучи обглоданных костей и сидящих кружком упырей, которые, не
переставая жевать, вперили в него изумленные взоры.
     Он находился на тускло освещенной  равнине, покрытой редкими валунами и
испещренной черными норами. Упыри  отнеслись к нему уважительно, хотя кто-то
из них и попытался его ущипнуть, а прочие оценивающе оглядели его исхудавшее
тело. Воспользовавшись своими познаниями в их языке,  он спросил их о  своем
пропавшем друге и узнал,  что тот превратился в  высокопоставленного упыря и
обитал  в безднах близ самых границ с явным миром. Зеленоватый старец  упырь
предложил  перенести  Картера  к нынешнему местожительству Пикмана, так что,
невзирая на естественное отвращение, Картер последовал за чудовищем в нору и
несколько часов полз следом  за ним в вонючей тьме. Они выползли на равнину,
где  повсюду  были  разбросаны  странные  памятники  земного мира --  старые
надгробия, сломанные  кладбищенские вазы и  обломки древних  изваяний,  -- и
Картер с волнением понял, что за все время своих скитаний по миру сновидений
с того  самого  момента,  как он  одолел семьсот  ступенек от  пещеры огня к
вратам Глубокого Сна, впервые оказался так близко к пределам явного мира.
     И  тут, на  надгробии  1768 года,  украденном  с  бостонского  кладбища
"Гранари",  восседал  упырь,  ранее  бывший   художником  Ричардом   Антоном
Пикманом.  Он  был  голым  и скользким,  и  в  чер--тах  его  лица появились
настолько  явные  черты  сходства  с упырьим  племенем, что его человеческое
происхождение  стало  неопознаваемым.  Однако  он  все  еще  немного  помнил
английский и  смог вести беседу с Картером,  употребляя  простейшие  слова и
помогая себе то и дело упырьим лопотанием. Узнав, что Картер хочет добраться
до  зачарованного  леса,  а  оттуда  до  города  Селе-фаис в  Оот-Наргае  за
Танарианскими горами, тварь глубоко задумалась, ибо упыри бодрствующего мира
не  промышляют  на  кладбищах  верхнего  сновидческого   мира  (оставляя  их
красноногим вампирам,  обитающим  в  мертвых  городах), и  на пути между  их
владениями  и зачарованным  лесом таится много опасных  препятствий,  в  том
числе и ужасное царство гугов.
     Гуги,  волосатые гиганты, некогда воздвигли те самые круги  из камней в
лесу и принесли ужасные жертвы Иным богам и ползучему хаосу Ньярлатотепу, но
вот однажды ночью их отвратительные стенания достигли ушей земных богов и их
изгнали в подземные пещеры. Лишь  одна  потайная каменная дверь  с  железным
кольцом связывает владения земных упырей с зачарованным лесом, и ее-то  гуги
и  опасаются  открывать  из-за  ниспосланного на  них  проклятья.  И  просто
непостижимо, что  смертный сновидец смог вторгнуться  в  их тайные пределы и
обнаружить эту дверь, ибо смертные сновидцы служили прежде им пищей и они до
сих пор помнят рассказы об аппетитном вкусе таких сновидцев,  хотя изгнавшие
гугов боги ограничили их диету  ужасными гастами  -- омерзительными тварями,
которые умирают  на  свету, живут в подземных склепах  Зина и  передвигаются
по-кенгуриному, прыгая на длинных задних ногах.
     Итак  упырь,  ранее бывший Пикманом, посоветовал  Картеру либо выйти из
бездны близ Саркоманда, заброшенного города в долине под Ленгом, где из мира
сновидений  к  нижним  пределам  ведут  черные  смрадные  лестницы,  которые
сторожат крылатые львы, либо  вернуться  через церковный двор в бодрствующий
мир и  начать  свой  поиск  заново,  спустившись  по  семидесяти  ступенькам
неглубокого сна  к пещере огня  и  затем  к семистам  ступенькам, ведущим  к
вратам Глубокого  Сна  и  к  зачарованному  лесу.  Но  это нашего путника не
устраивало,  ибо  он  не знал  дорогу  от  Лен-га к  Оот-Наргаю  и равно  не
испытывал желания пробуждаться, дабы не позабыть  всего того, что он узнал в
этом сне. Забвение величественных и божественных  лиц тех моряков с  севера,
которые торговали ониксом в Селефаисе и которые,  будучи сынами богов, могли
указать ему дорогу к холодной пустыне  и к Кадату, где обитают Великие боги,
имело бы катастрофические последствия для его поиска.
     После долгих уговоров упырь согласился провести своего гостя за великую
стену царства гугов.  У  Картера была одна  лишь возможность проскользнуть в
сумеречные пределы круглых каменных башен --  в час, когда гиганты, наевшись
досыта,  будут храпеть внутри, он сумеет  добраться до  центральной башни со
знаком Кота  и до лестницы в  ней, которая ведет к потайной каменной двери в
зачарованном лесу. Пикман даже согласился отрядить ему в помощь трех упырей,
чтобы  те  помогли  ему  могильным ломом  поднять  каменную дверь, ибо  гуги
побаивались  упырей и частенько при виде  этих тварей, пожирающих мертвецов,
улетали прочь.
     Он  также  посоветовал  Картеру  самому  переодеться упырем  --  сбрить
отросшую бороду  (ибо  у упырей бороды нет), вываляться голым в глине, чтобы
придать  телу соответствующий  вид,  и ходить типичной для упырей  неуклюжей
походкой, а одежду нести в узелке, точно деликатес, только что выкопанный из
могилы. Они доберутся по нужной норе до города гугов -- которым и ограничено
все их царство -- и вылезут наружу на кладбище неподалеку от башни Кота, где
и находится та самая лестница. Им  только следовало опасаться большой пещеры
близ кладбища,  ибо  то был  вход  в подземные  склепы  Зина,  где  коварные
сторожа-  гасты  вечно  поджидают  пришельцев  из  верхних  пределов дольней
бездны,  которые приходят  охотиться  на них. Гасты обычно появляются, когда
гуги спят,  и нападают на упырей равно как  и на  гугов, ибо они не могут их
различить. Это весьма  примитивные твари, и они  пожирают даже  друг  друга.
Гуги выставляют часового в узком про- • ходе в подземных склепах Зина, но он
вечно  дремлет на посту, а иногда его застают врасплох отряды  гастов.  Хотя
гасты  не  переносят дневного света, они способны часами выдерживать сумерки
дольней бездны.
     Итак,  в  конце  концов Картер  пополз  по  бесконечным норам  с  тремя
помощникамм-  упырями,  прихватив  с  собой  аспидное  надгробие  полковника
Непемии Дерби, почившего в 1719 году и похороненного на сейлемском  кладбище
на Чартер-стрит. Когда же они вновь вынырнули в сумерки, то оказались в гуще
поросших лишайниками гигантских монолитов, чьи верхушки терялись  в выси, --
то были скромные надгробия гугов. Справа от лаза, в который они протиснулись
на  поверхность,   между  рядами  монолитов,  теснилась  неисчислимая  толпа
циклопических  круглых  башен,  устремивших  свои  вершины  в  бесконечность
дольних пределов  земли.  Это  был великий город  гугов,  где дверные проемы
поднимаются в высоту на тридцать футов. Упыри часто наведываются  сюда,  ибо
один умерший гуг может в течение  года кормить целый поселок упырей,  и даже
при всех  опасностях,  подстерегающих  их тут,  они  предпочитают  отрыть из
могилы гута, чем  копаться в людских  могилах.  Картер  теперь понял, откуда
взялись те исполинские кости, на  которые  он натыкался,  блуждая во тьме по
долине Пнота.
     Сразу за кладбищем вздымалась голая отвесная  скала, у подножия которой
зиял  зев  огромной  страшной  пещеры. Упырь  предупредил  Картера, чтобы он
держался  от нее подальше, ибо это был вход в мерзкие склепы Зина,  где гуги
во  мраке охотятся  на  гастов.  И  верно,  очень скоро  это  предупреждение
подтвердилось,   ибо  один  из  упырей  медленно  приближался  к  башням  --
посмотреть,  не настал ли час  отдыха гугов, и тотчас  из  мрака исполинской
пещеры сверкнула сначала одна пара  красно-желтых глаз, потом другая, и  это
значило, что гуги лишились одного часового  и  что у гастов вправду  отменно
острое  обоняние.  Итак  упырь  вернулся  в нору  и  жестом  приказал  своим
спутникам   замолкнуть.   Самое  разумное  было  дать   гастам   возможность
насладиться плодами  победы, к тому же  они, вполне  вероятно,  скоро должны
были и  вовсе  уйти,  ибо, естественно,  они  утомились  после  нападения на
часового-гуга в мрачном  склепе. Через мгновение  какая-то тварь  размером с
жеребенка выскочила в серые сумерки, и Картеру  едва не стало дурно при виде
этого  гнусного  зверя,  чья  морда  странным  образом   имела  сходство   с
человеческим лицом, несмотря на отсутствие носа, лба и прочих важных черт.
     Потом  еще  три гаста выскочили из  подземелья к своему соплеменнику, и
упырь тихо  пролопотал Картеру, что отсутствие на  их  теле боевых шрамов --
дурной  знак.  Выходит,  они  и  не вступали  в  битву с  часовым, а  просто
прошмыгнули мимо него, пока тот спал,  так  что ни силы, ни ярости у них  не
убавилось и  не убавится до тех  пор, пока они  не встретят  и не  уничтожат
очередную  жертву.  Противно  было смотреть  на  этих  грязных  и  уродливых
животных,  число  которых скоро приблизилось  к пятнадцати.  Они копались  в
земле и прыгали  по-кенгуриному  в серых сумерках близ  исполинских  башен и
высоченных монолитов, но еще омерзительнее гасты становились в те мгновения,
когда заговаривали  друг с другом кашляющими горловыми выкликами.  И  все же
как ни отвратны они  были  на вид,  куда ужаснее  оказалось то, что внезапно
вылезло следом за ними из пещеры.
     То была лапа двух с половиной  футов шириной с исполинскими когтями. За
ней показалась другая лапа, а потом уже покрытая черной  шерстью исполинская
рука,  с  которой  обе  лапы  были соединены  короткими  перешейками.  Потом
сверкнули  два  розовых  глаза  и  появилась  огромная,  как  бочка,  голова
разбуженного гута- часового.  Его глаза под костистыми  выростами, покрытыми
мохнатой щетиной, выпирали в стороны на два дюйма. Но самое отвратительное в
этой голове была  исполинская пасть. Из  пасти торчали  желтоватые клыки,  а
начиналась   она  от   верхушки  до  самого   низа  головы,  и  раскрывалась
вертикально, а не горизонтально.
     Не  успел  жуткий  гут вылезти  из  своей  берлоги  и  встать  в полный
двадцатифутовый рост,  как  коварные гасты налетели на него со всех  сторон.
Картер на  мгновение  перепугался,  что  часовой  подаст  сигнал  тревоги  и
призовет сюда всех своих соплеменников, но упырь тихо  сообщил ему, что гуги
безголосы  и  общаются  между  собой  лишь  посредством  мимики. Разразилась
чудовищная битва. Разъяренные  гасты бросались со  всех сторон на ползающего
гута,  сопя, ввинчивая в него свои рыла  и осыпая его  смертоносными ударами
тяжелых и острых копыт. И они то и дело возбужденно кашляли и визжали, когда
гут время от времени впивался своей вертикальной пастью в одного из  бойцов,
так что шум  боя, без сомнения, переполошил бы весь город, если бы слабеющий
часовой  не  отступал  все  глубже  и  глубже  в  пещеру, увлекая  за  собой
нападавших.  Так что вскоре шум утих в подземном мраке, и лишь резкое гулкое
эхо злобных воплей свидетельствовало о продолжающейся схватке.
     Потом  самый чуткий  из упырей  сигналом  призвал остальных уходить,  и
Картер  последовал за ковыляющей троицей, так  что вскоре они вышли из  леса
монолитов  и очутились на зловещей  улице жуткого города,  чьи циклопические
каменные башни устремлялись вверх и терялись из виду. Они бесшумно прошли по
мостовой,  с омерзением  вслушиваясь  в приглушенный храп из  темных дверных
проемов --  гуги  спали.  Понимая,  что  час отдыха близится  к концу, упыри
перешли  на  рысцу,  но тем  не  менее  путь  им  предстоял  неблизкий,  ибо
расстояния в городе гигантов весьма и весьма приличные. Наконец они вышли на
открытую площадь перед  башней,  что  была  куда  больше прочих,  и  над  ее
колоссальным входом  был укреплен  чудовищный символ-барельеф,  и  от одного
только взгляда на  него невольная дрожь пробирала тело. Эта была центральная
башня  со знаком  Кота, и огромными  каменными  ступенями, едва  заметными в
мрачном  чреве  башни, начиналась длинная лестница  к  верхнему  уровню мира
сновидений и к зачарованному лесу.
     В кромешной тьме они двинулись вверх по лестнице, и  из-за исполинского
размера  ступеней, выложенных  для гигантов гугов, по ним было  очень трудно
подниматься, ведь каждая была в ярд высотой. Картер  скоро  потерял им счет,
ибо очень быстро выбился из сил, и не знавшие усталости проворные упыри были
вынуждены прийти к нему на подмогу. В продолжение всего бесконечного подъема
их неотступно преследовал страх,  как  бы их не обнаружили и не пустились за
ними в  погоню, ибо хотя гуги и  не рискуют поднимать каменную  дверь в лесу
из-за ниспосланного  проклятия Великих,  ни в башне, ни  на  лестнице им эта
преграда не страшна, и беглых гастов  очень часто настигали на этой лестнице
-- даже на самых  верхних  ступенях.  Ибо у гугов настолько острый слух, что
они могли услышать даже  легкий шорох рук и ступней беглецов, и  быстроногим
гигантам,  за  время  долгой  охоты  на  гастов  в  подземных  склепах  Зина
научившимся  ориентироваться во мраке, не  составляло труда  схватить  столь
ничтожную и  тихоходную  жертву на  этой  циклопической  лестнице. Картер  с
горечью  размышлял  о   том,  что   безмолвные  преследователи  гуги   могут
подкрасться неслышно и внезапно, как вихрь, напасть во тьме на беглецов. И в
этом угрюмой ловушке, где гуги имели несомненное преимущество, уповать на их
привычный страх  перед  упырями  было  бессмысленно.  Опасаться следовало  и
коварных  и сторожких гастов, которые частенько проникали в  башню во  время
отдыха  гугов.  Если гуги проспят  долго, а гасты быстро вернутся  из  своей
ужасной экспедиции в пещеру, то эти мерзкие и зловредные твари тотчас  учуят
запах беглецов, а в этом случае уж лучше быть сожранным гутами.
     И  потом после бесконечного  восхождения по  лестнице  из тьмы  наверху
неожиданно раздался кашель, и дело приняло  тревожный оборот. Было очевидно,
что гаст, а может  быть и несколько гастов, попали в  эту  башню  задолго до
Картера и его провожатых, и еще было очевидно, что опасность подстерегает их
совсем близко. Через секунду бегущий впереди  упырь оттеснил Картера к стене
и выстроил своих соплеменников боевым порядком, причем они подняли старинное
аспидное  надгробие наподобие  тарана,  чтобы нанести им сокрушающий удар по
врагу, буде он появится в поле зрения.  Упыри способны видеть в темноте, так
что  под их  защитой  Картер был  в  большей безопасности,  чем  если  бы он
оказался тут один. В следующее мгновение раздался цокот копыт сверху,  выдав
приближение  по  меньшей мере  одного  зверя,  и упыри приготовились нанести
чудовищный  удар  гранитным   орудием.  Вскоре   во   мраке   сверкнули  два
желтовато-красных глаза, и шумное сопение гаста заглушило цокот копыт. Когда
он вспрыгнул  на  ступеньку над упырями, те с неимоверной  силой обрушили на
него  древнее надгробие,  так что  раздался лишь булькающий всхлип, и жертва
рухнула замертво. Похоже, наверху  затаился  лишь один этот зверь, и, выждав
немного,  упыри схватили Картера  под руки  и повлекли дальше  вверх. Как  и
прежде, им пришлось ему  помогать,  и он  был  рад покинуть поле боя, где во
тьме остался лежать поверженный гаст.
     Наконец  процессия  упырей  остановилась,  и  Картер  понял,  что   они
наконец-то достигли тяжелой  каменной двери. Отодвинуть массивную плиту было
просто  немыслимо,  но  упыри  надеялись  чуть приподнять ее и  просунуть  в
образовавшуюся щель надгробие как подпорку, чтобы Картер  смог проскользнуть
наружу.  Сами  же они намер