ли бы захотел, мог бы даже спрыгнуть с дьявольской
птицы  шантак, которая  по  приказу Ньярлатотепа  неукоснительно несла его к
погибели. Он  мог бы  спрыгнуть  и нырнуть в глубины  ночи,  зияющие  далеко
внизу,  в  бездны  страха,  которые вряд  ли  ужаснее  безымянной  погибели,
ожидавшей его  в самом средоточии хаоса.  Он может повернуться и двинуться и
спрыгнуть... он сможет -- он должен... он должен ...
     И  обреченный  сновидец  в  отчаянье  спрыгнул  со  спины  исполинского
лошадиноголового крылатого чудовища и полетел в бесконечную бездну разумного
мрака. Мчались световые годы,  галактики  умирали  и рождались вновь, звезды
превращались  в  туманности,  а туманности в звезды,  но Рэндольф Картер все
падал сквозь бесконечную пустоту разумного мрака.
     А потом медленно, неспешным  путем вечности, космос  совершил очередной
цикл, вновь возвратившись к точке бесполезного завершения, и все вновь стало
таким же, как и прежде, вернувшись  на неисчислимые  калпы назад. Материя  и
свет родились заново такими же,  какими они некогда возникли в пространстве,
а кометы,  солнца и  миры возгорелись к новой  жизни, хотя ничего не уцелело
для напоминания о том, какими они были в миг  рождения и в миг исчезновения,
в вечной смене начала и конца и возврата к бесконечному началу.
     И  вновь возникла  твердь, и ветер, и сияние пурпурного  света в глазах
падающего  сновидца.  Возникли  боги,  и  твари, и  воля, красота и  зло,  и
жалобные вопли гибельной ночи, лишенной своей добычи. Ибо в неведомом вечном
цикле  выжила  мысль и видение  детства сновидца, и его  бодрствующий мир, и
милый его  сердцу  древний  город возродились, дабы  воплотить  все  сущее и
придать ему смысл. Из пустоты фиолетовый  газ Снгак метил  путь,  и  древний
Ноденс изрыгал наказы из неведомых бездн.
     Звезды сменились рассветами, а рассветы взорвались  золотыми, пунцовыми
и  пурпурными фонтанами, но сновидец продолжал падать. Эфир разрывали жуткие
крики, когда шлейфы  света  гнали прочь исчадия внешней тьмы. И седой Ноденс
поднял вой  торжества, когда Ньярлатотеп, уже было овладевший своей добычей,
был  остановлен,  ослепленный  рассветным  сиянием,  обратившим полчище  его
бесформенных охотников в серый прах. Рэндольф Картер и впрямь достиг наконец
широкой мраморной  лестницы, ведущей  к его  чудесному  городу, ибо он вновь
вернулся в родную Новую Англию, в мир, который его породил.
     С криком и содроганием  пробудился в своей бостонской спальне  Рэндольф
Картер,  оглушенный  органным  аккордом   утреннего   щебета  и  посвиста  и
ослепленный блеском рассветного  солнца, чьи  лучи,  отразившись  в огромном
золотом куполе ратуши на холме, проникли сквозь пурпурные окна. Птицы пели в
потаенных садах, и пьянящее благоухание  аккуратно подвязанных лоз струилось
из сада, посаженного  еще его дедом. Красота и свет плясали на  классическом
камине, и на резном карнизе, и на стенах в причудливых узорах, а  лоснящийся
черный кот,  разбуженный громким криком хозяина,  поднялся, зевая, со  своей
лежанки. И далеко-далеко, за  вратами Глубокого Сна, за зачарованным лесом и
садами,  за  Серенарианским  морем  и  за сумеречными просторами  Инкуанока,
ползучий хаос  Ньярлатотеп задумчиво вошел  в  ониксовый  замок  на  вершине
неведомого Кадата в  холодной  пустыне  и  принялся надменно упрекать добрых
земных  богов,  чье  упоительное веселье в чудесном закатном городе  он  так
грубо прервал.