в назад. Одного ударило о ствол, и он  сломал  себе
шею, другой проткнул себя своим же копьем. На третьего упада его лошадь;
отчаянно барахтаясь на земле, животное снесло  копытом  череп  всаднику.
Мелли вцепилась в руку Джека - рука была холодная и твердая, как дерево.
Мелли потянула его прочь, но не смогла сдвинуть с места.  В  испуге  она
затрясла его:
   - Джек, пойдем скорей отсюда. - Ответа не было. Он стоял  неподвижно,
уставясь вперед, и лицо его  блестело  от  пота.  -  Джек,  прошу  тебя,
очнись! - Она тряхнула его что было сил, несмотря на  боль  в  руке.  Он
повернулся к ней, и она испытала великое  облегчение.  -  Пойдем,  Джек,
пойдем. - Он смотрел на нее пустым взглядом, как будто  не  узнавал  ее.
Мелли, торопливо увлекая его за собой, все же не утерпела и  оглянулась:
люди и кони лежали на земле мертвые или истекающие кровью. Один  уползал
прочь, волоча за собой неподвижную ногу. Ветер совершенно  утих,  только
дождь лил не переставая. Мелли дрожала, не желая думать о случившемся  и
о том, почему убийственный вихрь не тронул их с Джеком.
   Держа Джека за руку, она стала спускаться  с  ним  вниз.  Его  куртка
насквозь пропиталась кровью. Мелли решила идти к восточной дороге  -  им
требовались помощь и пристанище, которых они  не  могли  найти  в  лесу.
Мелли сознавала, что это опасно, - но только там, на дороге, кто-то  мог
их спасти.
 
*** 
 
   Тавалиск облачался в свой  самый  торжественный  наряд.  Изгнание  им
рыцарей встретило столь широкое одобрение, что город устроил  шествие  в
его честь. Рорнцы обожали всяческие зрелища и ожидали  от  своих  владык
подобающей  пышности  в  торжественные  дни.  Когда-то   давно   Весней,
тогдашний первый министр, вышел к народу в  простом  сером  платье,  без
всяких украшений и даже без шапки. Рорнцы восприняли это как смертельную
обиду - ведь они-то вырядились  в  свои  лучшие  одежды.  Министр  своим
будничным нарядом показал им, сколь мало  ценит  их  мнение.  Негодующая
толпа стащила злосчастного Веснея с коня и забила насмерть.
   Самое  смешное  заключалось  в  том,  что  Весней   думал   польстить
горожанам, выказав себя человеком бережливым и дав  понять,  что  он  не
тратит выплачиваемые ими налоги на никчемные безделушки. Тавалиск  лучше
понимал рорнцев. От своих вождей они требовали только одного:  чтобы  те
блистали роскошью и великолепием, уделяя горожанам часть своего  блеска.
Рорн был богатейшим городом Обитаемых Земель, и народ желал,  чтобы  его
правители олицетворяли собой это богатство.
   Швея  делала  последние  стежки,  зашивая  на   архиепископе   камзол
ярко-желтого шелка, а Тавалиск тем временем заглядывал ей за вырез.  Тут
в дверь постучали, и вошел Гамил.
   - А, Гамил! Я как раз  думал,  когда  же  ты  принесешь  крошку  Коми
навестить меня. -  Тавалиск  недавно  завел  себе  кошку.  Это  коварное
существо занимало его целиком, поэтому  собачку  он  отдал  Гамилу  -  у
архиепископа хватало в сердце места лишь на одного любимца. Но он сильно
подозревал, что секретарь либо убил собачку, либо выбросил ее на  улицу,
и виноватый вид Гамила только усугубил подозрение.
   - Я принесу его, как только он поправится, ваше преосвященство, -  он
прихворнул.
   - Непременно, Гамил, - я тебе напомню об этом через  несколько  дней.
Мне отрадно думать, что мой милый Коми обрел хозяина, который так хорошо
о нем заботится. Не так туго, девушка! Я не хочу  походить  на  колбасу,
которая вот-вот лопнет.  После  шествия  будет  пир,  надо  и  для  него
оставить место. Ну, Гамил, какие новости ты принес мне сегодня?
   - Весть о том, что вы изгнали рыцарей, дошла до Марльса.
   - И как же сей злополучный город воспринял эту весть?
   - Народ вышел на улицы, ваше преосвященство, требуя от своих  властей
последовать вашему примеру.  Марльс  тоже  не  питает  любви  к  рыцарям
Вальдиса.
   - Превосходно, Гамил. И неудивительно - уже давно  поговаривают,  что
это рыцари занесли в Марльс чуму.
   -  Ваше   преосвященство   проявили   большую   предусмотрительность,
распространив этот слух.
   - Это разумнее всего - натравить своих соперников друг на друга. Я бы
сам с большим удовольствием посеял в Марльсе чуму, если б мог.
   - На этой неделе я ожидаю известий из Тулея.  Ваш  эдикт  должен  уже
дойти и до них.
   - Да, мне всего  интереснее,  как  воспримет  указ  Тулей.  У  них  с
рыцарством давние связи. Но Тулей, как почти все города  в  наше  время,
живет в страхе:  он  боится  вторжения,  боится  чумы,  боится  лишиться
доходов. Я буду пристально следить за Тулеем. - Тавалиск  подвинулся  на
шаг, чтобы взять кисть  винограда,  наступив  при  этом  на  руку  швее,
подрубавшей теперь его плащ. - Раз уж у нас зашла речь о славном  городе
рыбаков - что слышно о нашем рыцаре?
   - Несколько дней  назад,  ваше  преосвященство,  он  был  замечен  на
подходе к городу - он шел вместе с мальчиком, который раньше следовал за
ним.
   Архиепископ полюбовался собою в зеркале.
   - Его девка все еще у нас?
   - Да, ваше преосвященство. Но позвольте почтительно заметить вам, что
рыцарь не скоро вернется в Рорн.
   - Ах, Гамил, у  тебя  удручающе  короткая  память.  Минуту  назад  ты
восхвалял мою предусмотрительность. Я буду  держать  эту  девку  сколько
потребуется: месяцы и годы.  Я  знаю,  что  в  конечном  счете  она  нам
пригодится, - а Рорн уж как-нибудь обойдется без одной из своих шлюх.
   -  Если  это  все,  я  попрошу  вашего  позволения  удалиться,   ваше
преосвященство. Мне тоже надо подготовиться к шествию.
   - Я бы на твоем месте не трудился  переодеваться,  Гамил.  Коричневый
цвет тебе очень к лицу.
 
*** 
 
   Таул проснулся от криков на улице. Он протер глаза и подошел  к  окну
поглядеть, в чем дело. На улице  толпился  народ,  выкрикивая  что-то  и
размахивая флагами. Таул похолодел, разобрав эти крики:
   - Долой рыцарей! Пусть убираются из нашего города!
   На глазах у него толпа подожгла знамя с  эмблемой  ордена  -  кольцом
внутри кольца. Люди, глядя, как оно горит, кричали "ура" и  смеялись,  а
потом повалили по улице к центру города.
   Таулу не хотелось  верить  собственным  глазам  и  ушам.  Впервые  он
осознал до конца, сколь велика враждебность к его ордену. Как случилось,
что былое уважение сменилось ненавистью? Почему люди так  ополчились  на
рыцарей?
   - Мальчик! - потряс он спящего Хвата. - Я пойду завтракать  один.  Не
выходи из комнаты, пока я не вернусь.
   - А как же мой завтрак?
   - Не приставай. Я скоро приду. - Таул спустился вниз, решив  выяснить
причину волнений.
   В общем зале за едой и выпивкой сидело немало народу. Таул  подсел  к
какому-то человеку, который довольно подозрительно взглянул  на  него  и
стал собирать посуду.
   - Прошу вас, сударь, не уходите из-за меня. Я не хочу  причинять  вам
беспокойства.
   Незнакомец, услышав учтивую речь, успокоился.
   - Вы уж простите мое невежество, но ваш вид невольно внушает...
   - Зачем же судить о человеке по его  росту?  Даже  маленький  человек
может иметь  при  себе  большой  нож,  -  привел  Таул  известную  среди
путешественников пословицу. Таул был на добрую голову  выше  большинства
мужчин и уже привык, что людям от его вида становится не по себе.
   - Вы преподали мне урок, молодой человек,  и  за  это  я  должен  вас
угостить. - Горожанин кликнул девушку-служанку и заказал ей  принятый  в
Тулее утренний напиток - эль с козьим молоком.
   - Вы, часом, не видели толпу, которая  собралась  у  гавани?  -  Таул
поморщился, отпив глоток, - он вырос на  болотах  и  не  питал  любви  к
козьему молоку.
   - Как же, видел. Плохо дело, - устало покачал головой тулеец. - А все
из-за проныры архиепископа. Он только что изгнал рыцарей из Рорна.
   - Когда это он успел? - небрежно спросил Таул.
   - Я только сегодня услыхал об этом. У нас тоже нашлись такие, которые
хотят этого же.
   - Те, что шумят на улицах?
   Собеседник Таула беспокойно огляделся.
   - Берите выше.
   - Я думал, Тулей в дружбе с Вальдисом.
   - Никто на юге не дружит с Вальдисом с тех пор, как там стал  править
Тирен. Он норовит захватить все торговые пути на север и восток - и  при
этом то прибегает  к  силе,  то  обзывает  нас  еретиками.  -  Горожанин
приложился к своей чаше. - Тулей в большом долгу перед  рыцарями.  Около
ста лет назад они помогли нам отразить нападение варваров,  пришедших  с
моря. Никто этого не забывал, пока дело не коснулось  нашей  собственной
шкуры. Тулей живет торговлей. Гибель  нашей  торговли  означает  и  нашу
гибель. Мы имеем хороший доход, поставляя Рорну  наши  вышивки  и  рыбу.
Если Рорн захиреет, захиреем и мы: Вальдису  не  нужны  вышивки  и  рыба
нашего улова. - Горожанин с подозрением взглянул на Таула:
   - Ты сам-то откуда, парень?
   - Я родом с Великих Болот. - Таул потянул из чаши,  глядя  незнакомцу
прямо в глаза.
   - Ну, юноша, мне пора. Надо рыбу  почистить  и  засолить  хотя  засол
теперь обходится дороже по милости рыцарей. Они  прибрали  к  рукам  все
солеварни. - Тулеец встал с тяжелым вздохом. - Заваривается крутая каша,
но не один Вальдис вертит ложкой в горшке. Рорн и  Брен  тоже  не  прочь
помешать варево. - Горожанин  учтиво  поклонился  Таулу.  -  Желаю  тебе
доброго дня и побольше рыбы.
   Таул, простившись с ним, решил выйти в город и поглядеть, что  станут
делать недовольные.
   В Тулее жизнь кипела с раннего утра.  Город,  обращенный  к  востоку,
принимал на себя первые солнечные  лучи.  Таул,  направившись  к  рынку,
скоро услышал знакомые крики. Он пошел на шум и уперся в толпу.  К  тем,
кого он видел из окна, присоединилось множество других. Была  тут  также
кучка сторонников рыцарства - на них  шикали  и  закидывали  их  рыбьими
головами. Рассерженная толпа кричала:
   - Долой рыцарей!
   - Рыцари приносят чуму!
   - Они подрывают нашу торговлю!
   - Вальдис прогнил насквозь!
   Таул, не в силах больше выносить это, вернулся в гостиницу. Еще никто
из людей, кого он встречал по выходе из тюрьмы, слова доброго не  сказал
о Вальдисе. Имя Тирена не сходило с уст, и все клеймили его  шарлатаном.
Он, Таул, давным-давно  не  бывал  в  Вальдисе  -  как  знать,  что  там
происходит? В Рорне  он  почти  безотчетно  опровергал  дурные  слухи  о
рыцарях.  Рорн  -  порочный  город,  и  архиепископ  сделал  все,  чтобы
восстановить население против ордена. Но  Тулей  не  таков.  Люди  здесь
набожны и трудолюбивы, притом они, как сказал тот человек в  таверне,  в
большом долгу перед Вальдисом.
   Впервые Таул принужден был признаться самому себе, что в слухах  есть
доля правды. Но Тирен? В это он не мог поверить. Тирен, в сущности, спас
ему жизнь и без всяких оговорок спас его душу. Это Тирен привел Таула  в
Вальдис и встал на его защиту, когда другие заявляли, что простолюдин не
может  стать  рыцарем.  Тирен  отстаивал  Таула,  утверждая,  что  орден
нуждается  в  притоке  здоровой  крестьянской  крови.  Таул  не  уставал
восхищаться  мужеством  своего  покровителя.  Тирен  отважился  восстать
против незыблемых правил ордена и добился того, что на  испытание  стали
брать всех независимо от происхождения.
   В то время как Таул проходил свое  двухлетнее  обучение,  Тирен  стал
главой ордена. Его предшественник Фаллсет умер загадочной смертью -  его
нашли мертвым в  борделе  на  окраине  Вальдиса.  После  столь  позорной
кончины рыцари решили избрать своим вождем человека высоконравственного,
и выбор пал на Тирена.
   Что же произошло в  Вальдисе  в  отсутствие  Таула?  В  начале  своих
странствий он с гордостью показывал всем свои кольца - и  они  открывали
ему двери многих домов. В них видели эмблему чести, храбрости и веры - а
теперь они стали позорным клеймом,  которое  следует  прятать  от  чужих
глаз.
   Таул закатал рукав и выставил кольца напоказ. В них заключается  весь
смысл его жизни, и он не  станет  скрывать  их  из-за  каких-то  гнусных
сплетен. Он устыдился своих сомнений. У рыцарей  превыше  всего  ценится
верность, и поверить хотя бы на миг в истинность порочащих орден  слухов
- значит изменить ордену.
   Никто не задирал Таула, пока он шел по городу, - и к лучшему, ибо  он
так и рвался в драку. Злая участь  постигла  бы  того,  кто  вздумал  бы
отпустить нелестное слово о кольцах Таула в это ясное утро.
   В гостинице Таул  с  удивлением  обнаружил,  что  Хват  раз  в  жизни
послушался его и все это время просидел в комнате.
   - Чего ты так долго? - заныл было мальчик, но,  увидев  лицо  рыцаря,
притих и принялся укладывать пожитки.
   Они зашли на конюшню и  забрали  своих  скакунов.  Выведя  кобылу  на
дневной свет, Таул остался доволен своим  выбором  -  это  было  гибкое,
грациозное создание. Еще пуще он повеселел, увидев  пони:  тот  оказался
крепким и норовистым на вид, в жесткой, песочного  цвета  шерстке.  Таул
так и прыснул, глянув на негодующее лицо Хвата.
   - Не поеду я на этом поганом муле.
   - Уверяю вас, молодой человек, это вовсе не мул,  -  обиделся  хозяин
конюшни. - Это пони,  выращенный  в  наших  холмах,  -  славная  рабочая
лошадка.
   - Он нам вполне подойдет. - Таул отсчитал  хозяину  семь  золотых.  -
Сколько с меня причитается за седла и овес?
   - Еще  два  золотых.  -  Торговец  поскреб  каждую  из  монет  ножом,
проверяя, не скрывается ли под золотом неблагородный металл. Таул  знал,
что тот запрашивает слишком много, но ему не  хотелось  торговаться.  Он
уплатил, и они с Хватом вышли со двора.
   Таул потрепал свою лошадь по холке, давая ей время привыкнуть к нему.
Хват последовал его примеру - и пони тут же его укусил.
   - Ах ты скотина! Ну я тебе  отплачу.  -  Хват  задумался,  приискивая
достойную кару. - Знаешь, какое имечко я тебе за это подберу?  Будешь  у
меня Пачкун.
   - Не такое уж плохое имя, - заметил Таул, осматривая седло и сбрую.
   - А ты не знаешь, кто такие пачкуны? Так называют тех, кто выискивает
монеты и прочую поживу  в  уличной  грязи.  В  Рорне  "пачкун"  -  самое
страшное оскорбление: ниже их никого нет.
   - А мне имя нравится - думаю, и пони не будет против. - Таул уселся в
седло.
   - Ну а ты как свою назовешь?
   - Придумай сам - у тебя это здорово получается.
   - Лепесток. У меня раз была ручная крольчиха - я  звал  ее  Лепесток,
потому что она любила есть цветы. Цветочницы  от  нас  прямо  на  стенку
лезли.
   - Лепесток так Лепесток. Ну, Хват, поехали. Я  хочу  сегодня  покрыть
хороший кусок дороги. - Взяв поводья, Таул заметил, что его  кольца  все
еще на виду. Он подавил желание спрятать их, решив хотя  бы  сегодня  не
давать спуску никому, кто оскорбит рыцарей в его присутствии.
 
*** 
 
   Мейбор снял с себя мокрую одежду и стоял, дрожа,  перед  огнем,  пока
слуга подавал сухое платье. Проделав длинный путь  по  скверной  погоде,
Мейбор озяб и устал. Он сердито прикрикнул на Крандла, подгоняя  его,  -
предстояло еще много дел.
   Одевшись, Мейбор вышел из своих  комнат.  Давно  пора  нанести  визит
Баралису - этот человек слишком долго испытывал его терпение. Он  выжмет
правду о своей  дочери  из  этой  хилой  оболочки.  Мейбор,  однако,  не
собирался рисковать, зная,  на  что  способен  Баралис.  К  королевскому
советнику он пойдет не один - и не даст Баралису случая превратить  его,
Мейбора, в головешку.
   Он постучался к Кедраку и,  не  слыша  ответа,  вошел.  Сын  лежал  в
постели с женщиной.
   - Да ты, Кедрак, даром времени не теряешь. Ведь и часу не прошло, как
мы расстались. - Мейбор был доволен, что застал сына за таким  занятием,
- Кедрак, видно, унаследовал свой пыл от него.
   - Что вам угодно, отец? - Кедрак,  нимало  не  смутившись,  продолжал
ласкать девушку под одеялом.
   - Я решился прямо спросить Баралиса о твоей  сестре.  Он  знает,  где
она, а нам пора выяснить, что этот змей замышляет. Ты идешь?
   Кедрак, голый, вскочил с постели и  убежал  в  гардеробную.  Пока  он
одевался, Мейбор разглядел девушку - это была не кто иная, как горничная
госпожи Геллиарны.
   - Тебя как звать, девочка? - Та, смущенная и напуганная, не отвечала.
- Говори, не бойся.
   - Лилли, - прошептала девушка.
   - А что, Лилли, понравилось  тебе  спать  с  моим  сыном?  -  спросил
Мейбор, косясь на дверь гардеробной.
   - Да, ваша милость, мне с ним было хорошо.
   - Подумай, милая Лилли, если сын хорош, то насколько лучше отец?
   Девушка, уловив намек, осмелела.
   - Не пойму, о чем это вы, ваша милость? - прощебетала  она,  позволив
покрывалу как бы нечаянно соскользнуть со своей груди, и тут же натянула
его до подбородка, очаровательно зардевшись.
   - Приходи ко мне через  час  после  того,  как  стемнеет,  и  я  тебе
растолкую.
   - Отец, - сказал, выходя, Кедрак, - разумнее было бы, пожалуй,  взять
с собой еще кого-то из людей.
   Мейбор сделал вид, будто разглядывает скрещенные  мечи  на  стене,  а
девушка юркнула под одеяло.
   - Нет, мы пойдем одни. Возьми оружие.
   Вскоре они остановились перед дверью Баралиса, испещренной  странными
знаками. Мейбор постучал в нее рукоятью своего меча. Дверь отворилась, и
тень Кропа накрыла обоих посетителей.
   - Где твой хозяин? Я требую встречи с ним. - Мейбора не  мог  смутить
ни один слуга, каким бы огромным тот ни был.
   - Лорда Баралиса видеть нельзя. - Слуга говорил так, будто  затвердил
наизусть, что надо отвечать, но не понимает своих слов.
   - Если он у себя, я его увижу.
   - Лорду Баралису нездоровится, и он никого не принимает.
   - Ну, меня-то он примет! - Мейбор попытался пройти мимо Кропа, но это
было все равно что попытаться пройти сквозь стену - Пропусти меня, живо!
   - Пропусти его, Кроп. - За спиной у слуги возник сам Баралис. Его вид
поразил Мейбора: слуга не лгал, говоря, что его  хозяин  болен.  Баралис
был бледен как привидение. Кедрак выступил вперед. - Нет,  Мейбор,  -  с
трудом выговорил Баралис, - мы  будем  говорить  наедине  или  не  будем
вовсе.
   Кедрак взглянул на отца, и Мейбор кивнул, сочтя, что Баралис вряд  ли
способен причинить ему вред в своем теперешнем состоянии.
   Мейбор никогда еще не бывал у Баралиса, хотя, как и все, был наслышан
о полных крови сосудах, заспиртованных  мозгах  и  скелетах,  -  но  тут
ничего подобного не оказалось. Комната  была  уютна  и  обставлена,  как
сразу подметил искушенный глаз Мейбора, скромно, но дорого. Пол устилали
синие шелковые ковры, стены украшали великолепные гобелены из  Тулея,  а
мебель была изготовлена из ценнейшего тропического дерева.
   - Могу  я  что-нибудь  предложить  вам?  -  спросил  Баралис,  знаком
приглашая Мейбора садиться.
   - Вашего вина я пить не стану.  -  Мейбор  начинал  чувствовать  себя
мухой, попавшей в паутину.
   - Как угодно. А я, с вашего разрешения, выпью немного. Я, как видите,
нездоров, и бокал красного подкрепит мои силы.
   - Вам, думается, известно, зачем я пришел к вам. - Все  шло  не  так,
как задумал Мейбор, - он, сам того не желая, позволил Баралису завладеть
ходом разговора.
   - Увы, я теряюсь в догадках, лорд Мейбор.
   - Что сделали вы с моей дочерью? -  гневно  выпалил  Мейбор.  Баралис
преспокойно наполнил свой бокал.
   - Я не знаю, где ваша дочь.
   - У меня есть основания полагать, что  ваши  наемники  увезли  ее  из
Дувитта.
   - Полно, лорд Мейбор. Вы же знаете наемников  -  сегодня  они  служат
одному, завтра - другому. Не отрицаю, я пользовался их услугами в  деле,
касающемся только меня, но у меня нет ни времени, ни  охоты  выслеживать
вашу блудную дочь.
   - Лжете, Баралис. - Мейбор едва сдерживал себя, и его рука тянулась к
мечу.
   - Не вам,  лорд  Мейбор,  называть  меня  лжецом,  -  резко  произнес
Баралис. - А теперь я прошу вас удалиться.
   Мейбор встал и обнажил меч, с удовлетворением увидев  страх  на  лице
Баралиса. Клинок сверкнул в пламени свечей.  Кроп  метнулся  вперед,  но
Мейбор уже вложил меч в ножны.
   - Не нужно недооценивать меня, Баралис. -  Их  глаза  встретились,  и
взаимная ненависть полыхнула между ними, как  огонь  костра,  в  который