--  Идемте,
судари мои, пора покидать владения Уицраора, вельми тяготят они меня.
     Они выбрались из космического корабля  на каменную осыпь под его бортом
и  увидели  гигантского  Волка  Волков, одетого в  вуаль прозрачного сияния.
Увидев их, зверь поклонился, открывая пасть и высовывая язык.
     --  _Холодно_  у  вас  здесь,  неуютно. Вакуум "шатается",  трескается,
течет. Скоро этот мир исчезнет.
     --  Знакомьтесь, -- мягко  сказал Будимир. -- Вольх,  это мой  папа  --
Никита и дядя Толя... Тоява.
     -- Посланник и оруженосец предыдущей мобилизации.
     -- Мы знакомы? -- прищурился Сухов-старший.
     --  Лично не встречались, но  я  знаю о вас от  отца. Не ошибусь,  если
предположу, что вас  знает и помнит каждый магожитель Шаданакара. Итак,  я к
вашим услугам, друзья.
     -- Мы почувствовали, что нас помнят, -- невозмутимо произнес Такэда, --
когда вышли в путь и сразу попали в засаду.
     -- Не грузи его нашими заботами и горестями, -- проворчал Сухов. -- Мне
сказали, что ты свободно перемещаешься по Шаданакару.  Сможешь перенести нас
на Олирну? А вот его потом,  --  Никита кивнул  на Ростислава, -- на Аркону?
Там его ждет девушка Ненагляда, которую ты отнес на родину.
     -- Нет ничего проще. Садитесь на меня, друзья.
     Вольх  присел. Люди залезли  на  него, помогая друг  другу.  Кинули  по
взгляду на пейзаж Маана --  "замка"  Уицраора,  на бесконечный поток ледяных
глыб, прощаясь с этим негостеприимным и неуютным миром.
     Вольх выпрямился и прыгнул сквозь потенциальный хронобарьер, отделяющий
мир Великого игвы от соседних, унося на себе четверку землян.

Глава 2
     С  высоты  холма  он  смотрел на  город,  окруженный рекой,  и  не  мог
налюбоваться его красотой  и гармоничной  завершенностью, уходящей корнями в
русское  теремное зодчество. Город  был  столицей  Белобог-Руси,  занимавшей
самый большой материк Арконы, и назывался Руян-градом. По словам Вольха, ему
исполнилось уже более пяти тысяч лет, но благодаря особым методам сохранения
строений  выглядел  он молодо  и празднично, совсем не так,  как современные
российские города на Земле -- в вечных лесах подъемных кранов, долгостроев и
ремонтов.
     По  меркам  земного жителя столица Белобог-Руси  была невелика, едва ли
вмещая более пятидесяти тысяч  человек. Ни одной коптящей трубы Ростислав не
заметил, да и вообще не  увидел никаких  труб и технологических конструкций.
Лишь десятки и сотни  сверкающих куполов  -- без  единого  креста или шпиля,
причем не золоченых, а голубых, синих, салатного цвета, розового, белого, со
звездами и без них, и  терема, терема  -- высокие  и низкие, со стрельчатыми
окнами и  витражами, в ажурной  вязи фронтонов и резных украшений, с крышами
из янтарного светящегося  или  серебристого  материала.  Ни  одного  серого,
темного,   мрачного  здания!  Ни  одного  полуразрушенного,   покосившегося,
требующего ремонта дома!  Белый  камень,  красный  камень, оранжевый камень,
мраморные   плиты,   туф,   известняк,  ракушечник,  изредка   --  дерево...
Впоследствии  Ростислав  узнал,  что горные породы  на Арконе отличаются  по
составу  от земных и  называются иначе, но по  виду они были точно такие же.
Дух захватывало от яркой красоты  города, с небывалым мастерством вписанного
в  равнинно-холмистый  ландшафт,   воплотившего  все  архитектурные  приемы,
принципы "золотого сечения" и "золотого вурфа".
     Разглядывать  этот город можно было часами, и Ростислав смотрел, затаив
дыхание,  находя все новые сюжетные  линии  и  краски,  искал  подспудно дом
Ненагляды,  вслушивался в необычно  тихий городской шум и стоял  бы на холме
еще долго, если бы Вольх деликатно не напомнил о себе:
     -- Я еще нужен, защитник?
     Ростислав очнулся, оглянулся  на  гигантского  Волка, терпеливо ждущего
его решения.
     --  Прости, дружище, загляделся! Ты свободен. Я побуду здесь  не больше
суток, и обратно к своим. Конечно, хотелось бы  посмотреть на здешнюю  Русь,
проехаться по  ее городам и деревням, да времени нет.  Гебе не  кажется, что
Руян-град маловат для столицы?
     -- В этом  хроне реализована иная  топологическая структура социального
пространства,  -- ответил  Вольх,  --  с  главенством  общинной  формации  и
хуторским расселением. Большинство бело-русов живут на хуторах  в  пять-семь
домов, семьями. Благо, они не нуждаются в транспорте.
     -- Действительно, никаких машин и повозок я в городе не заметил. Как же
они перемешаются на большие расстояния? С помощью магии?
     -- _Прислушайся_ к пространству планеты, защитник. Аркона являет  собой
особое структурное образование, реализующее магическое управление природными
процессами. Каждый ее житель имеет возможность управлять такими процессами в
пределах  компетенции, если соблюдает законы  общественного жизнеустройства.
Транспортные системы здесь ни к чему.
     -- Какой же тип отношений победил на Арконе?
     --  Победил  --  не то слово,  эти  отношения  создавались естественным
путем,  без  войн  и конфликтов.  В  Белобог-Руси правит  людьми  ведический
социализм, если использовать земной термин.  Основа -- оптимальное сочетание
стремлений к социальному равенству, возможности индивидуального обогащения и
различий в оплате труда  в зависимости от квалификации и творческого уровня.
Самые богатые люди на Арконе -- творчески реализовавшиеся личности.
     -- Мечта! -- поцокал языком Ростислав. -- Вот бы у нас в России создать
такое!
     -- Судя по имеющейся у меня информации,  вы идете верным путем, хотя  и
медленно.  Тем не  менее русская культура  --  главная  база развития  вашей
цивилизации,  прежде  всего духовно,  несмотря  на все усилия  тупиковых  ее
ветвей нейтрализовать духовное измерение.
     -- Спасибо за добрые слова...
     -- Не за что, защитник. Зови, если понадоблюсь.
     --  Подсказал  бы, где стоит  терем Ненагляды. Отсюда  они  все кажутся
прекрасными.
     Морда зверя выразила лукавую улыбку.
     -- Разве тобой не владеет некое сильное чувство? Руководствуйся им, ищи
сердцем, не промахнешься. И Волк исчез. Ростислав невольно  покачал головой,
усмехнулся.
     -- Легко сказать  --  руководствуйся...  коли б  я уверен был... Однако
ничего не поделаешь, придется искать... сердцем.
     Он  еще  раз  огляделся,  отмечая  природные  особенности  окрестностей
Руян-града.  Несмотря  на  отсутствие   транспорта,  как  летающего,  так  и
бегающего на  колесах,  дороги здесь имелись. По некоторым из них  двигались
фигурки.  Очевидно,  аборигены  любили   ходить  пешком,  либо   неторопливо
прогуливались в отсутствие забот, либо  отдыхали,  либо решали таким образом
какие-то задачи.
     Наблюдались пешеходы и на  улицах города,  покрытых травой, с шеренгами
деревьев, с  лентами дорог из цветного  стекла  -- как показалось Ростиславу
издали. Бросив взгляд  на высоко стоящее солнце -- температура воздуха здесь
не превышала двадцати пяти градусов по Цельсию, воздух  был напоен ароматами
трав и цветов,  так что его  можно было пить,  --  Светлов двинулся с  холма
вниз, к ближайшей дороге, ощущая стеснение, волнение и нетерпение. Состояние
"саммай"  пришло само  собой, и он  услышал  чей-то  тихий  голосок, а перед
глазами встала прозрачная  фигурка Ненагляды  в  сарафане  и  кокошнике. Она
_звала_ его...
     Ростислав невольно  ускорил шаг и не заметил, как пространство послушно
_сдвинулось_,  и он  уже  буквально через минуту оказался у  первых  теремов
столицы  Белобог-Руси.  Сдержал шаг,  заметив идущую навстречу пару: женщину
средних лет и молодого парня  с русой  вьющейся бородкой.  На  женщине  было
длинное цветастое платье с оборками и головной убор -- не платок и не шапка,
нечто  среднее, воздушное, украшенное красивыми блестящими кольцами. Мужчина
носил атласный кафтан голубого цвета,  обшитый бисером, подпоясанный кожаным
витым  ремешком,  прямые  штаны  фиолетового  цвета  и нечто  вроде  кожаных
мокасин.  Глянув  с любопытством  на Светлова в  серебристом скафандре,  они
поклонились ему и прошествовали дальше.
     Он  оглянулся,  невольно потрогав свой гладкий подбородок. Удивительное
дело:  после  бритья в замке Даймона  позаимствованной у  хозяина  "бритвой"
волосы на лице Ростислава больше не росли.
     Появился еще один прохожий -- мужчина в возрасте, черноволосый, но  без
бороды и  усов.  Его  одежда состояла из  жемчужно-серого кафтана свободного
кроя,  без пояса, и малинового цвета штанов. На  Светлова он практически  не
обратил внимания,  кивнул,  как своему  знакомому,  и  зашагал дальше. Когда
Ростислав оглянулся, его уже не было на дороге.  Исчез, словно растворился в
воздухе.
     Телетранспортация, подумал Ростислав.
     _Легкоступ_,  поправил его кто-то внутри.  Это сработал  канал  связи с
Хрониками  Веера,  вытащив  оттуда  термин,   коим  назывался  этот   способ
пространственного преодоления в мирах Шаданакара славянского типа.
     Начались  пригороды Руян-града, мало чем отличимые от кварталов центра,
разве что  высотой  зданий и большими  расстояниями,  отделяющими  терем  от
терема. Пешеходов стало больше, хотя ни в какое  сравнение  их  количество с
потоками  пешеходов  в  российских городах  не  шло.  И  все  они  кланялись
Светлову,  но  не  останавливались,   чтобы  посмотреть   вслед,  и  особого
любопытства не проявляли.
     Город был полон  жителей, Ростислав это чувствовал, поэтому странным  и
удивительным  казалось их отсутствие на улицах, странным  и  необычным  было
отсутствие  каких-либо  машин,  грузовых  транспортных   средств,   а  также
всадников  и телег, каких было  предостаточно на Земле в  Средние века. Лишь
однажды Ростислав увидел летящий над улицей  объект, напоминающий сплющенную
цистерну ярко-желтого  цвета.  Но  ничего даже близко  похожего на привычный
взору землянина воздушный транспорт!
     Руководствуясь  обострившейся  интуицией,  он  прошел два  перекрестка,
свернул  на  более  широкую и  зеленую  улицу, имеющую сходство с  березовой
рощицей, и сразу _увидел_ дом Ненагляды.
     Никаких  заборов  в городе не  было и в помине, и  дом  -- трехъярусный
терем вырастал из земли памятником самому себе, янтарно-белоснежной  птицей,
взлетающей в небо. Сразу было видно -- по архитектурной пластике и системной
иерархии,  по декору, образованному арками  и  проемами,  пучками лопаток  и
полуколонок, поясками  и карнизами, резными капителями и фронтонами,  -- что
создавал всю  эту  совершенную композицию  великолепный мастер.  А поскольку
Ростислав помнил, что отец Ненагляды был ваятелем и зодчим, он ни секунды не
сомневался, что перед ним ее дом.
     Приблизившись к высокому крыльцу  с резными столбиками и балясинами, он
остановился на небольшой площадке  перед крыльцом с  мозаикой каменных плит,
пытаясь успокоить  разбежавшееся  сердце, не зная, постучать ли  по столбику
или просто позвать хозяев.
     Что-то белое мелькнуло в широких  окнах первого яруса дома, и тотчас же
распахнулась  резная  дверь  прихода  и  на  крыльцо  выбежала  Ненагляда  в
кружевном  сарафанчике, с  румянцем во  всю щеку и с радостным изумлением  в
глазах. Она _услышала_ его мысленный зов!
     -- Слав?! Это правда ты?!
     -- Я, -- с радостным облегчением подтвердил Ростислав.  -- Вот завернул
на денек. Не откажешь путнику в питье и ночлеге?
     -- Ой, да нет же! -- всплеснула руками  девушка, слетела как на крыльях
по  лесенке вниз, чмокнула его в  щеку, тут  же смутилась, схватила за руку,
потащила за собой, звонко крикнула: -- Мама, Потаня, Селюнь, выходите, к нам
гость пришел!
     На крыльцо вышли  одна за  другой две женщины, одна седая, дородная,  в
длинном платье, отливающем всеми оттенками шелковой зелени, вторая помоложе,
лет под сорок, но тоже в строгом платье, со множеством оборок и фестончиков.
Седая  на голове несла настоящую корону со сверкающими драгоценными камнями,
молодая -- только нитку жемчуга  на лбу и  длинные серьги. Лишь Ненагляда не
надела никаких украшений, хотя, на взгляд Ростислава,  и не нуждалась в них.
Ее главными драгоценностями были роскошные волосы, сверкающие зеленые глаза,
яркие  губы, белые зубки, прямой носик  и  нежный овал  лица  -- все то, что
складывалось в понятие ненаглядной _красоты_.
     -- Мама, это Слав из Руссии,  он меня  спас, я рассказывала. -- Девушка
оглянулась. -- А где Дим? Почему не пришел?
     --  У   него  дела  с  отцом,  --   пробормотал  Ростислав,  ежась   от
пронизывающего взгляда матери Ненагляды,  поклонился низко. -- Здравствуйте,
хозяюшка.
     -- Здрав будь, добрый человек, -- поклонилась в ответ седая.
     -- Слав, это мама Смирена, а это моя сестра Селюнь.
     За спинами женщин появился мужчина в красивом белом кафтане, сильный, с
черными волосами и короткой бородкой. Глаза у него были синие, как  вечернее
небо.
     -- А это Потаня, муж Селюнь. Потаня, знакомься, это Слав.
     Мужчина степенно сошел с  крыльца и оказался выше Ростислава чуть ли не
на голову и шире в плечах. Он прижал ладонь к груди, поклонился. То же самое
сделал  Ростислав. Очевидно,  в  этом  мире  у мужчин не существовал  обычай
пожимать друг другу руки.
     -- Проходи, гость дорогой. Ненагляда тебя заждалась.
     Девушка  вспыхнула  под взглядом Ростислава, снова взяла его за руку  и
повела в дом вслед за матерью и сестрой.
     Последующие  несколько часов  слились  для Светлова в один суетливый  и
счастливый  миг.  Его сводили  в  баню, переодели в  домашнее,  накормили  и
напоили,  показали  хозяйство   и  повели  в  город  посмотреть  на  местные
достопримечательности.
     Уже  к вечеру Ростислав почувствовал,  что полон впечатлений  до ушей и
готов  взмолиться,  чтобы  дали передышку. Ненагляда, полная энергии  и сил,
поняла его состояние без слов и повела домой.  Он уже не удивился,  осознав,
что путь от окраины города к его центру, где красовались древняя крепость --
пятнадцатибашенный кремль  и  семибашенный храм Белобога, который они прошли
за три часа, в обратном направлении оказался вдесятеро короче. Руян-град был
насквозь магическим  городом и  сам ненавязчиво подстраивался и  ухаживал за
его жителями и гостями.
     Вечер  прошел  в  беседах  с  родичами  Ненагляды  в  количестве десяти
человек,  мужчин и женщин разного возраста. Все уже  знали историю  спасения
Ненагляды и хотели  познакомиться с  ее освободителем, о  котором она  много
рассказывала и с нетерпением ждала в гости. Время в мире Арконы шло быстрее,
чем в других  хронах Веера, и на планете прошло около месяца, в то время как
после  расставания с девушкой, по  расчетам Ростислава, прошло  всего четыре
земных дня.
     Солнце зашло, родственники девушки разошлись по домам.  Ушли и Селюнь с
Потаней, забрав детей -- двух мальчиков и двух девочек в возрасте от семи до
пятнадцати лет  (арконских, ненамного отличавшихся от земных), сославшись на
какое-то  _служение_.  Мать Ненагляды еще  какое-то время возилась  в  доме,
неслышно возникая в комнатах  и так  же тихо пропадая как привидение. Она не
была  колдуньей  или  магиней, о  чем  было  подумал Ростислав,  заметив  ее
исчезновение.  Просто  магически организованное пространство  дома выполняло
все ее желания, и это было в порядке вещей.
     Стемнело.
     В  гостином зале  или,  как  его называли,  в видуше  зажглись  искусно
спрятанные  в  стены  светильники, и  зал преобразился,  все его барельефы и
скульптурные детали,  созданные отцом  Ненагляды, буквально ожили. Ростислав
почувствовал  легкое  головокружение,  насторожился,  посмотрел на  девушку,
сидевшую напротив на низком топчане в форме лебедя.
     --   Что-то   мне   не   по  себе,  хозяюшка.   --  Мать  звала   дочку
уменьшительно-ласкательным  именем  Наля,  но Ростиславу оно  не пришлось по
душе. -- Я чувствую _взгляд_...
     -- Не  беспокойся,  Слав,  --  улыбнулась  девушка, поглаживая пушистое
животное, похожее одновременно и на кошку, и на мышь; животных этих называли
домушами. -- Просто тебя признал здан (так она называла дом-терем),  ты  ему
понравился.
     -- Он разве живой?
     --  Не  живой, как  мы, но и не  снулый,  не мертвый.  Он все  видит  и
понимает, только не говорит.
     --  У  тебя  родственники  хорошие.  Не  знаю, произвел  ли  я  на  них
впечатление, но они мне симпатичны.
     -- Ты им тоже.
     -- А маме?
     -- Маму трудно очаровать, но ты ей тоже понравился.
     -- А тебе?
     Вопрос  вырвался в  шутливой интонации,  и  Ростислав  сразу пожалел об
этом, однако на Ненагляду он произвел совсем другое впечатление.
     Глаза ее потемнели, легкая улыбка сбежала с губ.
     --  Я  буду твоей, -- просто и серьезно сказала  она. --  Даже если  ты
потом не придешь и забудешь меня. И ничего не говори, если не хочешь.
     Он  встал, подошел к  девушке, опустился на  колени  у ее  ног, взял за
руку, глядя в глаза снизу вверх:
     --  Я не могу взять тебя с собой, ты и сама понимаешь  это. Но я приду!
Веришь?
     -- Верю... -- прошептала она.
     -- Замуж пойдешь?
     -- Пойду...
     Она  закрыла глаза,  и Ростислав поцеловал  ее в  раскрывшиеся пунцовые
губы...
     * * *
     Ночью  он   проснулся  от  неосознанной  тревоги:  сторожевой  "датчик"
организма  еле  слышно звякнул и умолк. Но  Ростислав привык доверять  своей
интуиции, никогда не срабатывающей зря,  и, несмотря на  отсутствие реальных
раздражителей, успокаивать  себя  привычным: показалось  -- не  стал.  После
многодневной гонки по мирам Шаданакара он уже понял, что случайных встреч, а
также счастливых минут и подарков, равно как и тревог и волнений, не бывает.
Чувствительность его психосферы возросла многократно, и  если  она  подавала
сигнал -- что-то изменилось  в окружающей обстановке. Пусть на тонком плане,
на уровне внутриядерных процессов,  вызывающих естественные электромагнитные
шумы, но изменилось.
     Ростислав открыл глаза, осмотрелся.
     Спал он один.
     После  долгих  часов  _откровения_  и узнавания  друг  друга  Ненагляда
оставила его,  шепнув, что придет под  утро. Он остался в спальне,  долго не
мог уснуть,  вновь  и  вновь  переживая небывалую радость  обладания любимой
женщиной,  искупался в специальной ухожь-комнате, где вода лилась по  первой
мысли прямо с потолка,  потом заставил  себя успокоиться и лечь. Думать  он,
конечно, ни о чем, кроме того, что произошло между ним и Ненаглядой, не мог.
Но и виноватым себя не считал. Ненагляда любила его, это было ясно, однако и
он испытывал  те  же  чувства,  усиленные  тоской прежнего  образа  жизни  и
казавшейся несбыточной  мечтой  о счастливой  встрече с _единственной_.  Эта
встреча  произошла, а  значит, кто-то на небесах благосклонно  отнесся к его
мечтам  и  позволил   испытать  доселе  неизведанное   наслаждение,  главным
ощущением  в котором было не  чувство обладания самой  красивой  девушкой на
свете, а чувство _отдачи_. Он неистово желал, чтобы и ей было так же хорошо,
как и ему,  а  то,  что она  ушла,  не говорило о пресыщении или  раскаянии.
Ненагляда  хотела  побыть  одна,  помолиться и  повиниться перед  родными  и
проверить  свои  чувства,  позвавшие  ее к  _новому_ состоянию, к  состоянию
женщины.
     Снова  еле  ощутимый  холодный ручеек беспокойства шевельнул  волосы на
затылке.
     Ростислав включил  "саммай", сразу оказавшись в призрачно засветившемся
мире:  волновой  спектр  зрения  расширился,  и  он   мог  теперь  видеть  в
инфракрасном  диапазоне  и даже  в  радиоволновом. Бесшумно  натянув  халат,
который ему дали  после бани, он вытащил из кармана скафандра нож -- подарок
Веселина, и  выскользнул  из спальни в коридор. Остановился, прислушиваясь к
биению ментальных полей внутри здания.
     Стало  ясно, что  некий  гость  вошел в него, сумев не  поднять тревоги
дома, как  свой,  и  теперь  затаился  где-то, выпустив,  как  и  Ростислав,
невидимые  виртуальные  "щупальца"  пси-поиска.  В  доме  все  спали,  кроме
Ненагляды (он это чувствовал), и не догадывались о появлении чужака