я взяли на другой день после его операции  возмездия,  спящим  у
друга  на  квартире.   Командир   башкирского   ОПОНа   получил   приказ
ликвидировать задержанного при попытке сопротивления, однако Буй-Тур  не
сопротивлялся и остался жив.
   Его допрашивали сначала  в  местной  прокуратуре,  потом  отослали  в
Москву по требованию Генпрокуратуры. А там, на  следующее  утро,  пятого
августа, к нему  прямо  в  камеру  в  Лефортово  пришли  двое  мужчин  в
штатском, один помоложе, с короткой стрижкой и шрамом на  виске,  второй
постарше, лет под пятьдесят, седой, с удивительно  прозрачными  глазами.
Иногда он хмурился, хотя это и не относилось к нюансам беседы. Просто он
скорее всего вспоминал какие-то неприятные моменты своей работы.
   - Здравствуйте, Гордей Миронович, - сказал седой глуховатым  голосом.
- Мы в курсе ваших злоключений,  поэтому  пришли  побеседовать  о  вашей
судьбе. Она повернулась к вам темной стороной, а это несправедливо.
   - Спасибо за сочувствие, - иронически хмыкнул Буй-Тур. -  Хотя  видит
бог, я в нем не нуждаюсь. Сесть не предлагаю, негде.  Кто  вы  и  с  чем
пожаловали?
   - У нас к вам деловое предложение.
   - У кого это - у нас?
   - Мы из службы ППП.
   - Никогда не слышал о существовании такой службы.
   - Надеюсь, вы в курсе  событий,  происходящих  в  стране.  Поголовная
коррупция, криминал полез  изо  всех  щелей  во  власть,  беспредельщики
отстреливают  бизнесменов,  мэров  и  губернаторов   десятками,   разгул
бандитизма достиг критической точки, террористы перешли в наступление...
в общем, дела неважные.
   Вы и сами ощутили, что такое криминальная  структура,  поддерживаемая
чиновниками всех уровней, политиками, силовиками и правительством.
   Буй-Тур глянул на визитеров исподлобья.
   - Выражайтесь конкретнее, я лекций не люблю.
   - Мы знаем, - без эмоций кивнул младший из гостей.
   - Вас повязали не потому, что вы без суда и следствия замочили банду,
- продолжал седой, - а в связи с тем, что вы  осмелились  пойти  дальше,
замахнулись  на  "крышу"  бандитов.  Ваш  настоящий  противник  сидит  в
милицейских сферах, большой начальник, и добраться до него нелегко. Даже
нам. А пока в милиции, полиции и  Национальной  гвардии  будут  работать
подонки, обиратели и вымогатели, идиоты, карьеристы и предатели, порядка
в стране не будет.
   - А вы, значит, этот самый порядок наводите? ППП -  это  случайно  не
"прямое поддержание порядка"?
   - Это служба профилактики и пресечения преступлений.  Она  создана  в
недрах... одной тайной организации,  сведения  о  которой  вы  получите,
когда согласитесь работать с нами.
   - А если не соглашусь?
   - Тогда вы просто забудете о нашем визите. Но вы согласитесь.
   - Почему вы так уверены?
   - Потому что страна требует глобальной  чистки  от  всякой  мрази,  -
убежденно сказал молодой, со шрамом. - Потому  что  только  наша  служба
сможет это сделать. Потому,  наконец,  что  только  с  нами  вы  сможете
восстановить справедливость,  найти  мерзавца,  торгующего  человеческим
горем, и покарать его.
   Буй-Тур закрыл глаза, откинулся спиной на стенку камеры. Сказал после
паузы:
   - Ваша служба... законна?
   - В рамках Конституции - нет,  -  улыбнулся  седой.  -  В  глобальном
человеческом ведическом смысле - да.
   Гордей не обратил внимания на слово "ведический".
   - Допустим, я согласен. Что дальше? Как вы меня вытащите  из  тюрьмы?
Что потом? Кто вы?
   - Официально мы работаем в Управлении  специальных  операций  ФСБ,  а
неофициально - на организацию, которая называется  Русским  национальным
орденом.
   Буй-Тур невольно качнул головой.
   - Не слышал. И чем он занимается, ваш орден?
   - О целях и задачах ордена вам  расскажут  позднее,  но  обязательно,
гарантирую. Главное сегодня - ваше согласие.
   - Чем я буду заниматься?
   - Ликвидацией бандитов и деятелей,  до  которых  наше  правосудие  не
доходит.
   Без суда и следствия, разумеется. Точнее - без гражданского суда. Суд
будет - наш!
   - А вы не находите, что это жестоко? Вдруг  произойдет  ошибка  и  вы
накажете не того человека?
   - Мы еще ни разу не ошиблись, - пожал плечами молодой.
   - Ну а если?
   - Наше  общество  вообще  жестоко,  -  сказал  седой.  -  Жестоко  по
отношению к тысячам детей в детских домах, к беспризорникам, к старикам,
инвалидам, к тем, кто оказался на дне не по своей воле. Мы  сталкиваемся
с жестокостью каждый день, и вы это отлично знаете.  Вовсе  не  факт,  к
примеру, что подростки  и  молодые  люди,  участники  групповых  драк  и
беспорядков, - нетрезвые или "обкуренные".
   - Они "волки"...
   -  Верно,  "волки",  не  знающие  и  не  пытающиеся   понять   законы
общественной жизни и  нравственности.  Но  кто  их  сделал  такими?  Кто
провоцирует их на "стихийные протесты"?
   - Телевидение...
   - Не только, хотя за ним стоят конкретные люди, кому  выгодно,  чтобы
страна все время воевала сама с собой и всего боялась. Вот от них вам  и
предстоит избавить общество.
   - Их миллионы, - усмехнулся Буй-Тур. - А я один.
   - У вас будет группа.
   - Все равно.
   - Таких групп у нас несколько. Одни работают за  рубежом,  отстаивают
интересы государства, другие внутри страны. Но об этом мы еще поговорим.
   Буй-Тур еще раз покачал головой, собираясь с мыслями, помял  ладонями
лицо.
   - Вы меня озадачили...
   - К сожалению, времени на размышления у  вас  нет,  -  немного  мягче
сказал седой. - Ваше дело хотят запустить как "образцово-показательное",
наказать "по всей строгости  закона",  чтобы  убедить  общественность  в
"справедливости власти".
   Поэтому решайте сейчас.
   - Уже решил. Я с вами. Как вы меня вытащите отсюда?
   - Завтра вас повезут для  допроса  в  Генпрокуратуру.  По  дороге  вы
попытаетесь бежать, и вас "убьют".
   - Круто!
   - Здесь подробности операции. - Молодой передал Гордею  два  листочка
папиросной бумаги. - Прочтите и съешьте.
   - Хорошо. Что еще?
   - Больше у меня все, как  говорил  один  генерал,  с  улыбкой  развел
руками седой.
   - Дальнейшие инструкции получите после освобождения, - добавил парень
со шрамом. - До встречи.
   Седой протянул руку.
   - Удачи, полковник.
   Буй-Тур пожал сухую и жесткую ладонь  гостя,  затем  второго,  и  они
ушли.
   Звякнули засовы на двери камеры. Гордей  остался  один.  Спохватился,
что не спросил имен вербовщиков неведомой службы ППП, потом прочитал два
раза текст инструкции, разжевал листочки папиросной бумаги и  проглотил.
В душе поднялось волнение, которое он попытался успокоить  хождением  по
камере и физическими упражнениями. Затем лег и уснул.
   На следующий день его "убили" при попытке к бегству.
   Так бывший подполковник Национальной гвардии Гордей Буй-Тур  оказался
в сверхсекретной службе ППП  Русского  ордена  и  получил  в  подчинение
группу "Сокол" в количестве пяти человек. Через месяц он прошел  "боевое
крещение", уничтожив генерала уфимской  милиции,  покровительствовавшего
бандитам...
 
*** 
 
   Поезд замедлил ход.
   Гордей открыл глаза, выглянул в окно.
   Показались  пригороды  Нижнего  Новгорода.  Пора  было  готовиться  к
высадке.
   В  купе,  кроме  него,  ехали  двое  пожилых  мужчин,  с   увлечением
обсуждавших газетные новости, и старушка с удивительно светлым лицом,  с
которого не сходила добрая полуулыбка. Она охотно участвовала в  беседах
мужчин, имея собственное мнение по всем вопросам, но никого,  в  отличие
от них, не ругала и не обвиняла.
   Хотя более всего Буй-Туру понравилась ее  готовность  всем  помочь  и
всех успокоить. У него тоже были еще живы бабушки, которые когда-то  его
воспитывали по очереди, и теперь он с нетерпением ждал встречи  с  одной
из них - бабулей Аграфеной, матерью отца. Жила Аграфена  Поликарповна  в
Нижнем Новгороде одна, похоронив мужа  еще  в  начале  девяностых  годов
прошлого столетия, и недавно прислала письмо, в  котором  просила  внука
заступиться перед властью. Буй-Тур не понял толком, чего хотела бабушка,
но отказать ей не мог и отпросился у  начальства  ППП  на  три  дня  "по
личным обстоятельствам". Благо ему не надо было  являться  на  работу  к
определенному часу каждый день. Операции же по "лечению" чиновного  люда
и ликвидации бандитов обычно случались не чаще одного раза в неделю.
   Попрощавшись с попутчиками, Буй-Тур вышел на привокзальную площадь  и
поймал частника, согласившегося отвезти его в центр города,  на  Большую
Покровскую улицу, всего за "скромных" две сотни рубликов.
   Однако на улице Большой Покровской его ждал сюрприз.
   Двухэтажный деревянный дом, в котором жили четыре семьи, в том  числе
- Аграфена Поликарповна с двумя кошками, оказался наполовину  сгоревшим.
Пожар случился уже давно, судя по убранной территории, но в воздухе  все
еще пахло гарью. Тем не менее жители  дом  не  покинули,  только  забили
досками и затянули полиэтиленовой пленкой окна. Подивившись такой  любви
к "малой родине", Гордей нашел квартиру бабушки Аграфены  и  постучал  в
обуглившуюся снаружи, обклеенную вокруг ручки газетами дверь.
   - Входи, милок, - послышался за дверью знакомый голос.
   Буй-Тур  потянул  дверь  за  ручку,  переступил  порог,  стараясь  не
испачкаться.
   Кутаясь  в  шаль  -  в  доме  температура  явно  была  намного   ниже
оптимальной, на дворе стоял сырой и холодный ноябрь, - на гостя смотрела
хозяйка  квартиры,  высокая,  худая,  с  морщинистым  суровым  лицом   и
прозрачно-голубыми глазами, в глубине  которых  мерцал  упрямый  огонек.
Бабушка   Аграфена   всегда   казалась   Гордею   слишком   строгой    и
требовательной,  и  все  же  он  ее   любил   и   в   детстве   слушался
беспрекословно.
   - Гордеюшка! - узнала гостя хозяйка, протянула к нему дрожащие  руки.
- Приехал! Уж и не чаяла увидеть!
   Буй-Тур обнял старуху, чувствуя подступивший к горлу ком.
   - Я письмо получил, вот и приехал. Что тут у вас случилось?
   - Это я от отчаяния написала. Холода наступают, а жить в этой  халупе
зимой нельзя, никто не хочет  ни  ремонтировать,  ни  в  новую  квартиру
переселять.
   Да ты проходи, раздевайся, - засуетилась Аграфена Поликарповна.  -  У
меня на кухне газ горит, там теплее. А в комнате плюс десять всего.
   Гордей снял куртку, прошел в  комнату,  оглядел  небогатое  бабушкино
хозяйство - все было знакомо и не менялось много лет, - кинул взгляд  на
фотографии в рамочках на стене. Покачал головой.
   - Это я виноват. Давно надо было забрать тебя в город.
   -  Да  я  бы  не  поехала,  Гордеюшка,  -  махнула   рукой   Аграфена
Поликарповна. - Тут моя родина, тут я отца твоего родила и выходила, тут
и помирать буду.
   Только вот хотя бы последние денечки хочется пожить в тепле и  покое.
Проходи, позавтракаешь, я тебе омлет сделаю царский, твой любимый.
   - Не откажусь, - улыбнулся Буй-Тур.
   Они прошли на  крохотную  кухню,  и  ожившая,  повеселевшая  старушка
занялась плитой, начала пересказывать новости:
   - Мы уже второй раз горим, Гордейша. Поджигают, антихристы, чтобы  им
пусто было, чуть не каждую неделю. Дома на улице старые,  им  по  сто  с
хвостиком лет будет, но крепкие еще, столько же простоят,  а  кому-то  в
верхах очень хочется тут строительство многоэтажных гаражей  развернуть,
вот и выгоняют нас отсюда таким способом. Соседский дом  тоже  подожгли,
все сараи сгорели, даже кирпичный с магазином пытались поджечь, спасибо,
пожарные отстояли.
   - Да глупости это все, - не поверил Гордей. - Никто в наше  время  не
станет терроризировать население таким образом, ради новостройки,  проще
договориться с мэрией и выселить людей официальным путем. Дать им другие
квартиры. Дешевле обойдется.
   - Может, оно и так, да только слухи  идут,  что  схватились  какие-то
крымальные  группировки  меж  собой,  нашу  улицу  не  поделили,  вот  и
поджигают дома друг другу в отместку.
   - Наверное, не крымальные, а криминальные? улыбнулся Буй-Тур.
   - А один бес!
   - Вы не пробовали в милицию обращаться, к властям?
   - Как же, не один раз петиции писали и на прием ходили, да так ничего
и не выходили. Если квартиры и дают, то у черта на куличках, в  Гнилицах
или в Сормове, где ни магазинов, ни рынка поблизости не видать,  а  куда
мне старой ездить по магазинам,  по  транспортам  клыпать,  коли  я  еле
ползаю? Как-никак девяносто пятый годок пошел. Да что это я все о  себе?
Рассказывай, как живешь.
   Женился иль бобылем ходишь? Давненько я от тебя весточки не получала.
   Буй-Тур почувствовал угрызения совести,  обнял  бабушку,  пробормотал
виновато:
   - Прости неразумного, я человек  военный,  подневольный,  служу  там,
куда пошлют,  оглянуться  по  сторонам  не  успеваю.  Но  теперь  обещаю
приезжать чаще.
   Разберусь тут  с  вашими  ЖЭКами  и  хозяйственными  службами,  уеду,
конечно, но по весне обязательно навещу.
   - Да я не в обиде, - мягко сказала  бабушка  Аграфена.  -  Сама  была
молодая, родителей не  часто  вспоминала.  Правда,  время  было  другое,
тяжелое, послевоенное, учиться надо было и работать. Погоди-ка, помешаю,
а то сгорит все.
   Гордей сел за стол, любуясь суетой бабушки.
   - Да и наши времена не из легких, бабуля.  Без  войны  нас  завоевали
супостаты, до сих пор прийти в себя не могу, поверить, что великая  Русь
стала подневольной Россией. Куда ни кинь взгляд, что ни  тронь  -  везде
завоеватели у власти, нами управляют. Отсюда и все беды наши.
   - Я тоже это  вижу,  внучек,  не  слепая,  -  пригорюнилась  Аграфена
Поликарповна. - Смотрю телевизор, а там все нерусские люди об устройстве
русской жизни рассуждают. При коммунистах и то такого не было. А уж  при
царе - тем боле.
   - Цари  нынче  другие  пошли,  -  усмехнулся  Гордей.  -  Президенты,
премьер-министры, депутаты... и все норовят  отхватить  кусок  пожирней,
украсть или отнять. Живем, как в той песне:
   Нас побить, побить хотели, Нас побить пыталися.
   А мы тоже не сидели, Того дожидалися.
   Бабушка  оглянулась  на  внука,  с  лукавой  усмешкой  погрозила  ему
пальцем.
   - Ой, не верю я, что ты из тех, кто дожидается.  Сызмальства  упрямый
был, упертый, как Мирон-покойник говорил, царство ему  небесное.  Всегда
окорот хулиганам давал. Неужто изменился?
   Буй-Тур засмеялся.
   - Ты права, бабуля,  не  изменился.  Терпеть  ненавижу,  когда  врут,
воруют, обижают маленьких и предают своих! Вмешиваюсь,  знамо  дело,  за
что и получаю подзатыльники. Вот недавно иду по улице, вижу, к  торговой
палатке машина милицейская подъезжает. Выходят  двое  бравых  служителей
порядка, что-то говорят женщине-продавщице, и  она  безропотно  начинает
набивать  пакет  фруктами,  протягивает  им.   Да   еще   Деньги   сует!
Представляешь? Ну, я не удержался...
   - Эк, удивил, - не обратила старушка внимания на  обмолвку  внука.  -
Все знают, что милиционеры дань собирают  со  всех  торгашей.  Я  их  не
оправдываю, но и торговцев не привечаю. У нас в  Нижнем  всей  торговлей
кавказцы заправляют, чего их жалеть?  Ты  где-нибудь  в  других  городах
видел, чтобы торговцы русскими были?
   - Редко, - признался Гордей, жалея, что затронул эту тему.
   - Вот и у нас все рынки в городе -  черные  заполонили.  Азербайжаны,
армяны, таджики и чечены... А власть  берет  с  них  мзду  и  ничего  не
делает, чтобы нас защитить.
   - Ничего, все скоро изменится, - пообещал Гордей.  -  Найдутся  люди,
наведут порядок в стране. Будет и на нашей улице праздник.
   Аграфена  Поликарповна  поставила  на  стол  дымящуюся  сковороду   с
омлетом.
   - Ешь, вот грибочки соленые, капустка, огурчики, свое все. Летом-то я
на участке живу, а зимой... Ладно, не буду жаловаться. Я так  рада,  что
ты приехал!
   - Она села напротив, подперла кулачками голову. - Скучаю я  по  тебе,
внучек. По мамке твоей скучаю тоже, по Светочке... - В  глазах  старушки
набухли слезы. - Так хочется на могилку  к  ним  сходить,  да  уж  очень
далеко Уфа-то...
   Буй-Тур пережил сердечную судорогу,  с  трудом  удержался,  чтобы  не
заплакать самому.
   - Весной я заберу тебя, и мы слетаем в Уфу.
   - Доживем - увидим. Где ж ты теперь служишь? Все  там  же,  в  Чечне?
Письмо я тебе на старый адрес послала.
   - Мне его передали в Москве. Я теперь в столице  живу,  а  работаю  в
одной секретной службе.
   - Военной? Али в фэсэбэ?
   - Не в ФСБ, но тоже в очень  серьезной  и  крутой,  улыбнулся  он.  -
Наводим страх на бандитов. Доберемся и до Нижнего Новгорода.
   - Хорошо бы, - покивала старушка. - Только ты на  рожон-то  не  лезь,
знаю я тебя, бедового. Ты всегда норовил прежде всех в огонь кинуться.
   - Не буду кидаться, - пообещал Гордей. - Я в начальниках хожу, других
вперед посылаю.
   - Генерал, что ль?
   - Не генерал, но полковник. - Он не стал говорить бабушке правду.  Ей
ни к чему было знать, что полковник он теперь липовый, хотя  в  ППП  его
так и звали - полковник. - Расскажи-ка,  к  кому  ты  ходила  по  поводу
ремонта и переселения.
   - В ЖКУ ходила, к заместителю начальника Управы района ходила, и даже
в МЧС вместе с соседями обращалась. А толку никакого.
   - Ничего, будет толк. Сама-то ты чего  хочешь?  Переехать  или  здесь
остаться?
   - Я бы здесь осталась, Гордеюшка. Соседи переезжать  хотят,  их  дело
молодое, а я старая уже по квартирам бегать.
   - Вряд  ли  Управа  согласится  ремонтировать  дом,  покачал  головой
Буй-Тур.
   - Развалится он скоро, стены вон снаружи все  в  дырках  и  трещинах.
Придется, наверное, переезжать.
   - Я понимаю, прикажут - перееду, только не на Гнилицы же, поближе  бы
к родным местам. Ты уж там  не  шуми,  Гордейша,  а  то  еще  в  милицию
заберут.
   -  Не  беспокойся,  бабуля,  все  будет  хорошо.  Я  знаю,  как  надо
разговаривать с этими деятелями.
   Позавтракав, Гордей переоделся,  выяснил  адреса  коммунальных  служб
района  и,  успокоив  бабушку  еще  раз,  отправился  выяснять  истинную
подоплеку пожаров.
   Сначала он посетил районное ЖКУ.
   К начальнику управления была очередь. Буй-Тур терпеливо простоял час,
потом понял, что может потерять весь день, и зашел в приемную.
   - Мне к начальнику.
   - Клара Тимофеевна занята,  -  бросила  на  него  недовольный  взгляд
смазливая белобрысая секретарша,  болтавшая  с  кем-то  по  телефону.  -
Выйдите, не мешайте работать.
   - Я по делу, - сухо сказал Буй-Тур, показал красную  книжечку  и  без
дальнейших переговоров  открыл  обитую  коричневым  дерматином  дверь  с
табличкой:
   "Начальник ЖКУ № 43 Сидорович К.Т.".
   Кабинет начальника управления был  невелик,  но  довольно  уютен.  За
столом с компьютером  сидела  немолодая  женщина  с  ярко  напомаженными
губами, в обтягивающей большую грудь белой кофте. У  стола  маялись  два
мужика в рабочих робах.  Еще  один  посетитель  -  в  дубленке  -  сидел
напротив начальницы и курил.
   Все четверо оглянулись на вошедшего.
   Брови начальницы сошлись над переносицей.
   - Я занята! Кто вас пропустил?
   Дверь приоткрылась, выглянула секретарша с виноватым выражением лица.
   - Клара Тимофеевна, он...
   - Я же сказала никого  не  пускать!  Выйдите,  гражданин!  -  сказала
начальница ЖКУ. - Сегодня приема по личным вопросам не будет.
   - У него удостоверение... - пискнула секретарша.
   Начальница, собравшаяся было добавить что-то нелицеприятное,  открыла
и  закрыла  рот,  окинула  посетителя  недобрым  взглядом   и,   видимо,
почувствовала в нем что-то необычное. Посмотрела на мужчину в дубленке.
   - Найди материал и сделай к вечеру. Я проверю.
   - А с пожарной сигнализацией что нам  делать?  -  заискивающим  тоном
поинтересовался мужик в робе, худой и усатый.
   - Отключите пока. Приедет комиссия,  будет  разбираться,  почему  она
гудит.
   Все, идите.
   Мужики вышли, дверь закрылась.
   - Слушаю вас, - попыталась смягчить свой тон начальница ЖКУ. - Вы  по
какому вопросу?
   Буй-Тур подошел к столу, сел без приглашения.
   - Собственно, дело простое, хотя и требует кое-каких  организационных
усилий. Ваше управление обслуживает улицу Большую Покро