ороший тридцатник.
   Алек лучезарно улыбнулся.
   - Прошу прощения у прекрасной дамы, но я попросил  бы  позволить  мне
отнять у нее кавалера на несколько минут...
   И  киска,  оттрахавшая  меня  минувшей  ночью  не  хуже,   чем   рота
ландскнехтов  беззащитную  девственницу,   проследовала   в   подвальный
ресторанчик, залившись краской и не возразив ни словечком.
   Вот единственное, за что я всегда завидовал Алеку: меня бабы  никогда
не стеснялись поиметь, но никак не желали  слушаться  беспрекословно.  С
Алеком же - и то, и другое. Хотя, говоря откровенно,  на  каждую  хитрую
задницу  рано  или  поздно  найдется  болт  с  левой  резьбой;   великий
разбиватель сердец Аллан  Холмс  тоже  споткнулся  на  смазливой  рожице
малолетки Катьки Мак-Келли.
   - Пошли, - коротко сказал Аллан, крепенько подхватил меня под  локоть
и повел в крохотный барчик на этаже. Я шел покорно,  смирившись  с  тем,
что пообщаться не выйдет, поскольку Алек, выходит, опять  на  работе,  и
всей-то свиданки будет минут на десять делового разговора. Жаль. Я очень
соскучился по нему...
   - Коньяк. "Камю". Две по сто, - приказал Холмс  бармену  неподражаемо
полицейским тоном. - Закуски не надо...
   Сели в уголке. Вздрогнули. Повторили. Теперь только я сообразил,  что
супермен наш выглядит плоховато: во всяком случае,  таким  потерянным  я
его не видел, пожалуй, со дня похорон Рамоса. Я тогда знал то же, что  и
он; собственно, от меня он и узнал суть дела.  Но  я  рассказал  ему,  и
никому больше. Наверное, именно тогда, шесть лет назад, мы  и  перестали
быть друг для друга просто добрыми приятелями.
   - Слушай, Янька, - он, как всегда, взял быка  за  рога,  -  что  тебе
известно о Клубах Гимнастов-Антикваров?..
   - Ничего! - коротко ответил я.
   - Ясно. А о квэхвистах?
   Тааак. Дархайские квэхвисты тут явно ни  при  чем.  Что  же  касается
земных... я ухмыльнулся и поведал Алеку все как  есть,  в  том  числе  и
относительно нефа в психушке.
   Против ожидания, он не ухмыльнулся в ответ и не стал острить.
   Выслушал. Кивнул. И сказал:
   - Понимаю. Еще что-то?
   "Ого!" - подумал я. Ежели Холмс говорит таким  тоном,  да  еще  и  со
мной, значит, дело действительно серьезное. Ладненько...
   -  Слушай,  Алек,  -  я  доверительно  понизил  голос,  -   не   надо
выпендриваться, говори, что нужно...
   Холмс прищурился.
   - Лады. Есть, понимаешь ли, психи. Хорошо владеют  оружием.  Кидаются
на людей. И все - квэхвисты. Смекаешь?
   Я посмекал.
   - Каким оружием?
   - Всяким. Мечи, алебарды, луки, бумеранги...
   Вот эти-то "бумеранги" меня и добили. Я перегнулся через столик.
   - Тебя это сильно беспокоит, Алек?
   - Представь себе.
   - Так вот... - Если  Холмса  что-то  беспокоит  всерьез,  я  открываю
копилку  нараспашку.  Дальше  Аллана  не  уйдет,  а  к  тому  же   через
недельку-другую мнение будет сделано,  Договор  подписан  и  Контрольная
Служба не будет иметь ко мне претензий. - Слушай сюда, парень!  При  чем
тут бумеранги? Не пройдет и месяца, как от Большого Оружия  и  следа  не
останется. Не важно, каким образом...
   И я многозначительно ткнул пальцем вверх.
   Глаза Холмса сузились и неприятно похолодели.  Сейчас  он  был  очень
похож на покойного Рамоса.
   - Понял тебя. А как насчет малого?
   - Хрен его знает... - Я и вправду не знал ответа: заказчики  об  этом
не упоминали. - Изымут, наверное...
   - Яа-асненько...
   Он слышал меня, но, похоже, не  видел.  И  на  скулах  его  медленно,
словно живя своей  отдельной  жизнью,  ходили  желваки.  Ого!  Всяким  я
видывал Холмса, и таким тоже. Но редко.
   - Спасибо, Яник! Счастливой охоты, - заключил он. И сгинул, словно не
сидел только что напротив. Умеет же,  стервец.  Впрочем,  тотчас  возник
снова - уже повеселевший.
   - Да, кстати! На свадьбе будешь свидетелем. Ясно?
   Ответить я не успел - Холмс исчез окончательно.
   - Счастливой охоты! - сказал я в пространство.
   Потом, прикинув, заказал еще стопочку. Новость того стоила.  Еще  бы,
Холмс женится! Представляете? Значит, блудливые малолеткины  глазки  его
все-таки отпустили. Такую радость не грех отметить!
   Рассчитался. Спустился в подвальчик. И обнаружил Эльмиру  за  угловым
столиком с каким-то унылым типом. Причем на удивление знакомым.  Откуда?
В  памяти   всплыли   разрозненные   обрывки:   приспущенный   флаг   на
штаб-квартире Союзного Космофлота, детские лица в траурных рамках... Да,
помню ту статью, помню... "Гада на виселицу!" - так она называлась...  и
тысячи писем помню в поддержку: да, мол, надо вешать... в общем, крепкий
материал, хотя и не сенсация... и это самое лицо... нет! - тот хмырь  не
может сейчас так выглядеть, ему  ж  уже  под  полтинник.  Скорее  просто
похож...
   Поймав мой  заинтересованный  взгляд,  мужичок  дернулся  и  растаял,
почище,  чем  Алек.  Ну  что  ж,  люблю  предупредительных  парней,   не
обременяющих меня лишними скандалами. Даже если это и вправду был  всего
лишь муж Эльмириной кузины...
   Официант подскочил с меню, грянула музыка, сочный  голос  незабвенной
Ози доверительно сообщил, что она, сильная женщина - тра-ля-ля! - ждет у
окна своего мужчину,  и  в  такт  тягучей  мелодии  где-то  глубоко  под
скатертью  маленькая  ладошка  прикоснулась  к   моему   колену,   нагло
устремляясь дальше, под шорты.
   Я укоризненно  посмотрел  на  владелицу  шаловливых  пальчиков.  Лицо
Лемуры  выражало  полнейшую  незаинтересованность,  и  синеватый   дымок
тоненькой  сигареты   поднимался   аккуратным   столбиком,   под   стать
обрабатываемому под столом предмету...
   Отпуск начинал удаваться!

ГЛАВА 5

   ...И призри, и пощади, и огради, и не обидь малых мира сего, Господи,
ибо  благ  и  человеколюбив  еси.  Кому  и  спасти  их,  как  не   Тебе,
многомилостивому? Не обрати гнева Своего на них, слабых, не виновных  ни
в чем перед Тобою, даже и в рождении своем, ибо не их была на  то  воля,
но Твоя, более же ничья; обогрей их теплом любви Своей, коль  скоро  все
они суть дети Твои, Ты же  есть  велик  во  благости,  и  благость  Твоя
безраздельна. Снизойди к ничтожеству их и даже в великом гневе сумей  не
повредить им, Господи?..

Рассказывает Катрин МАК-КЕЛЛИ. Сотрудник аппарата Звездного Дома. 23 года.
Гражданка ДКГ

17 - 20 июля 2215 года по Галактическому исчислению

   Я плачу только на кухне  у  мамы.  Мама  гладит  меня  по  макушке  и
называет  красавицей,  куколкой,  умничкой,  а  я  сначала  реву  белуга
белугой, а потом постепенно успокаиваюсь и только всхлипываю, прижавшись
к теплому маминому плечу. Странно, да? Катенька  Мак-Келли,  мечта  всех
мужиков Галактики, - и вдруг плачет. Никто б не поверил. А на самом деле
ничего странного. Ну да, не урод, сама знаю, а толку? Хотя завидуют  мне
по-страшному, и всегда завидовали, и подруг у меня никогда не  было  как
раз поэтому. Не считая, конечно, Чалы и Эвелины. Но Чала, она мне скорее
старшая сестра, да и сама писаная красавица, куда  там  мне  до  нее,  а
Эвелина - совсем особый случай. А так... просто ужас! Девчонки  в  школе
терпеть меня не могли. Как же, самые крутые  мальчики,  кто  с  третьего
класса, а некоторые даже со второго, срочно обзавелись  песиками  всяких
пород, и эти песики все  время  хворали,  так  что  мальчишки  постоянно
толклись в папиной приемной, чтобы хоть мельком повидаться со мной...
   Да ну их, девчонок! Разве я виновата, что в семь лет стала "Мини-Мисс
Галактикой"? И в шестнадцать, и в восемнадцать я тоже никак не надеялась
получить корону. И вовсе ни с кем не спала,  как  болтали!  Просто  жюри
решило так, и даже в газетах писали, что оно в тот раз было объективным.
И папа тогда сказал, что газетам можно верить. А сама  я  никогда  и  не
думала, что так уж красива.  И  никак  не  ожидала,  что  после  второй,
взрослой уже, короны меня невзлюбит, а после третьей  люто  возненавидит
как раз  та  половина  человечества,  прелести  которой  я  должна  была
олицетворять.
   Ну и пусть шипят! Зато нас с мамой все это просто спасло, когда  умер
папа. Ветлечебницу, конечно, пришлось закрыть  и  продать:  мама  зверей
всегда побаивалась, а мне вести дело было совсем не по силам. И жить  бы
было совсем не на что. Вы представляете: вечно замотанная уроками мама и
я, молоденькая, совсем глупая девчонка. Да еще бабушка тогда была  жива,
хорошая, добрая, но совсем уже старенькая...
   И как бы мы выжили, если бы не я?
   Я долго думала, куда пойти работать, советовалась с  мамой,  пыталась
даже сама разобраться в предложениях, а  потом  решилась  -  и  вытянула
наугад. И не ошиблась нисколечки! Конечно, модельный салон мадам  Чалори
Ранкочалария-Нечитайло  -  это  не  гигант  вроде  "Кардена"   или   "Ив
Сен-Лорана", но к тем я бы и побоялась идти, а у  мадам  Чалори  платили
никак не меньше, и самая шикарная публика все  чаще  заказывала  обновки
именно там.
   А главное - сама хозяйка! Разве могла я подумать, что  грозная  мадам
Ранкочалария-Нечитайло, великая кутюрье, окажется просто Чалой, милой  и
доброй Чалой, умеющей все понять и всегда помочь? Обидно, что мы  теперь
так редко видимся, зато каждое воскресенье я звоню ей, и мы  болтаем  по
полчаса, если не больше.
   Она и теперь такая  же  красивая,  как  пять  лет  назад,  совсем  не
расплылась, фигурка высший класс, и глаза темные и глубокие, как у  всех
дархаек. У меня, правда, глаза получше, да и ноги, наверное, тоже, ну  и
что? Господин Нечитайло все равно в ней души не чает,  и  она  его  тоже
обожает, хотя и держит в ежовых рукавицах. Прямо не знаю, как так можно!
Смешно даже: он - огромный, бородатый, а Чала - маленькая и хрупкая,  но
стоит ей повысить голос,  и  Игорь  Иванович  становится  по  швам,  как
солдатик из музея. Жуть, правда?
   Вообще, там у них  была  интересная  история:  Чала  на  Дархае  была
замужем за тамошним президентом, или премьером, или еще кем-то, я в этом
не разбираюсь, и Игорь Иванович ее спас от бандитов и увез  с  собой  на
Землю, даже каюту ей отдал, а сам спал всю дорогу  в  трюме,  вот,  -  а
потом супруг начал требовать, чтобы ему вернули жен, но наши власти  так
ему и ответили, что здесь ему не Дархай и жены сами могут выбирать,  кто
у них теперь мужья...
   Ой, да что ж это я! Вы ж, наверное, сами помните, это во всех газетах
было, даже и  по  стерео  показывали.  Я  тогда  была  маленькая,  и  то
запомнила, как мама сидела у визора, аж обед один раз подгорел...
   Процесс  "Ранкочалар  против  Ранкочаларий",  вспомнили,  да?  Только
представьте: пятьдесят жен, и  ни  одна  не  пожелала  остаться  с  этим
занудой профессором! Противный очкарик, конечно, проиграл дело,  хотя  и
нанял самых лучших адвокатов... а потом он хотел даже украсть Чалу и еще
одну ее подружку,  но  тут  уж  вмешался  Игорь  Иванович,  и  остальные
астрофизики из их лаборатории тоже вмешались, и те гады еле ноги унесли!
   А день окончания процесса у нас в салоне всегда отмечали как семейный
праздник, и приходили все кто мог из подружек Чалы,  конечно,  вместе  с
мужьями - такими бравыми, красивыми, молодыми еще;  я  даже  удивлялась,
отчего это такие здоровенные мужики, а почти все уже на пенсии?..
   Как здорово было! Я даже решила выйти  за  астрофизика  и  вышла  бы,
наверное, потому что сын пана Ярузека (это приятель Игоря  Ивановича  из
Единого Союза, очень интересный мальчик, между прочим)  за  мной  вполне
серьезно ухаживал и у нас уже начало намечаться кое-что...
   Но тут я встретила Аллана. Аля.  И  Чала  через  пару  месяцев  вдруг
подошла ко мне и намекнула, что  возраст  -  не  помеха,  и  что  Аллан,
кажется, любит меня, и что она уже поговорила с  моей  мамой  и  все  ей
объяснила... а я тогда только и могла радоваться,  что  кто-то  за  меня
думает, потому что сама думать не могла. Мне хватало и  того,  что  есть
Аль, что он рядом и что он - со мной. И когда он  вдруг  исчез,  оставив
непонятную, глупую записку (ну хорошо, я сама знаю, что  была  виновата,
но я бы попросила прощения!), я поклялась, что никогда больше не  приеду
в город, где мы познакомились...
   И все же вот она, Одесса, - за окном земной резиденции  шефа.  Как  и
тогда, четыре года назад, шумная, солнечная, веселая. Хороший город.  Он
дважды подарил мне Аллана Холмса - тогда и  сейчас;  я  люблю  Одессу  и
больше совсем не сержусь на нее!
   Шефа пока что нет, и Эвелины тоже - она, как всегда, при шефе, и  Аль
вернется только завтра. Ой, как много времени у  тебя,  Катька!  На  все
хватит... а все-таки представляю, как удивится шеф,  когда  узнает,  что
любимая сотрудница  убежала  под  венец,  даже  не  предупредив  заранее
начальство. И пусть себе удивляется, сердиться-то не станет, я знаю; Аль
ему понравится, они ж даже знакомы немного, шеф сам вручал ему орден  за
какую-то там работу, не знаю какую, Аль мне не рассказывал подробно... а
вот чего я боюсь, так это не взревновала бы Эвелина. Ведь на нее  иногда
находит: прижимается ко  мне,  рычит  на  всех,  никого  не  подпускает.
Глупая! Она, конечно, тоже полюбит  Аля!  Я  специально  купила  мягкого
розового слоника; Аль подарит его Эвелине,  и  они  подружатся,  девочка
обожает новые игрушки и тех, кто их дарит...
   Вообще Эвелина моя - существо  капризное,  хотя  и  очень  доброе.  Я
потому и приехала  сюда  на  целую  неделю  раньше  нее  и  шефа,  чтобы
подготовить комнатку и резиденцию по ее вкусу; кроме меня, это никому не
удается, разве что шефу, но у него не всегда хватает времени на Эвелину.
Конечно, на все церемонии они ходят вместе, как полагается. Шеф ведет ее
за руку, и она висит на нем, словно ребенок. Даже смешно  бывает,  когда
приезжает какая-нибудь шишка из Единого Союза и  приволакивает  с  собой
полдюжины хорошеньких девчат - ведь вся Галактика прекрасно  знает,  что
это за мымры, и что  все  эти  референточки  умеют  стрелять  не  только
глазками, тоже всем известно. А вот шеф не признает никаких  охранников,
потому что раз избран народом, так и  защищаться  не  от  кого.  Так  он
говорит, и очень правильно, по-моему, потому что охранники - это  просто
дураки какие-то, все время цепляются, проходу не дают, и ну их вообще! А
вот Эвелина, так это ведь просто маленькая слабость  сильного  человека.
Она, между прочим, очень забавная в своей матроске и шортах:  все  время
ухмыляется, почесывается, клянчит конфеты. И очень  сильно  любит  меня.
Кажется, даже больше, чем шефа...
   Ой, совсем заболталась!  Дел  ведь  полно!  Прическу  нужно  сделать?
Нужно! Платье подобрать нужно? А как же!  Ресторан  заказать  к  приезду
Аля, чтоб все как у людей, тоже надо. И с пастором насчет  венчания  кто
договорится, если не я? Не Аллан же! Ему это как  раз  безразлично,  он,
по-моему, и в Бога не очень-то верит, а вот меня папа научил  относиться
к этому серьезно. Папочка сейчас, конечно, в раю, и он будет  недоволен,
если  родная  дочь  пойдет  замуж  без   венчания,   просто   придет   и
распишется...
   Я вышла из ванной, скинула халатик, оделась.
   Села на краешек  кровати,  взглянула  в  лицо  Алю.  Он  замечательно
получился на этой фотографии,  спокойный  такой,  мужественный  и  очень
красивый.  Три  года  я  прятала  этот  снимок  в  комоде,  не   решаясь
выкинуть...
   Посмотрела. Показала язык. Дурак ты, Алька! Ну  виновата  была,  сама
знаю, так ведь я же совсем дурочка была, а ты большой, сильный,  мог  бы
понять. Эти мальчики ничего же не значили,  ни  Алексис,  ни  Жэка,  так
просто, на пляж сбегать, пока ты по командировкам своим...  ну,  поругал
бы, даже побить мог, если захотел... было за что... А ты взял и  сбежал.
Кого испугался тогда? Катьки  своей,  что  ли?..  Глупо.  Катька,  между
прочим, наглоталась тогда снотворного, сунула  твое  фото  под  подушку,
написала записку маме и Чале и легла спать.  Сама  не  догадываюсь,  как
Чала сообразила тогда, что к чему; может, почувствовала что-то  или  еще
как, а только влетела ко мне, выбив двери, вместе с Игорем Ивановичем  и
с Ози, ну да, той самой, знаменитой.
   Ози,  по-честному,  лучшая  Чалина  подруга,  она  очень   добрая   и
несчастная; наверное, они поэтому  с  Чалой  и  подружились.  Чала  ведь
сильная баба, любит всех опекать, а Ози - она  слабая,  хотя  на  вид  и
большая, и пьет она здорово. Но зато она хорошая! Бывало, приедет к  нам
в салон, поставит на стол бутылку, и пьет, и плачет: вот, мол, девчонки,
опять с мужем надо расходиться, а я его люблю, и он меня тоже  любит,  и
третьего своего я тоже ведь сильно жалела, он у меня нервный был, а  вот
приходится разводиться, чтобы волну поднять по новой, а мне  плевать  на
тот рейтинг клятый, я счастья хочу-у-у!.. Плачет в  три  ручья  и  жизнь
свою проклинает...
   И никогда в компании, когда даже в духе была, ни  песенки  не  спела,
как ни просили.
   А вот в тот раз я Чалу даже и не заметила сразу; Ози Игоря  Ивановича
тут же вытолкала, а ее послала за  врачом,  даже  накричала,  кажется...
подумайте только: на Чалу кричать!.. а сама села рядышком  со  мной,  ну
точно как мама, взяла за руку и  говорит:  ты,  девонька,  меня  слушай,
Чалку не слушай, она у нас королева, а мы-то с тобой дуры  бабы,  вот  я
тебе, как дура дуре, и скажу: мужичишка твой к тебе еще приползет, козел
старый, не может того быть, чтобы к такой, как ты, да не приполз, а  вот
сама ты, Катюнечка, слушай-слушай,  так  вот,  ты  сама  уматывай-ка  из
моделей, потому как сейчас, не приведи  Господь,  выскочишь  со  зла  да
сдуру за какого-нибудь лоха, вроде моего  первого...  я  ведь,  говорит,
такая же дурочка была, в  первую  машину  прыгнуть  норовила,  жизни  не
знала, Аркашку не  слушалась...  так  что  ты,  девонька  моя,  меня  не
повторяй, мне-то, идиотке старой, уже некуда отступать...
   Сидели мы, значит, и выли вдвоем; а тут и Чала входит с  доктором,  и
Ози ей с ходу: слышь, Чалка, Катюха у тебя больше не работает, к маме ее
отправляем, ясно?! А Чала, умница, поглядела на нас, глаза  пришурила  и
головой кивнула: ладно, мол. И вдруг  подсела  к  нам,  обняла,  да  как
завоет - куда там нам с Ози!..
   Так и ревели мы, три бабы-дуры, пока доктор, спасибо ему, каплями  не
отпоил...
   А полгода спустя я познакомилась  с  Эвелиной.  Сестра  милосердия  в
зооклинике  -   это,   конечно,   не   ведущая   модель   салона   мадам
Ранкочалария-Нечитайло, но на жизнь нам с мамой хватало вполне, и бабулю
похоронили честь по чести, а на мужиков  я,  честно  скажу,  глядеть  не
могла, хотя и подкатывались. Вот и привезли к нам Эвку  -  на  длиннющей
черной машине  с  затемненными  стеклами;  я  в  такой  каталась  только
однажды, когда меня вовсю кадрил сынок кого-то из  кобальтовых  воротил.
Привезли, тут же на носилки и сразу в операционную. Ранения были  не  то
чтобы так уж опасны, но очень  странные  для  зверюшки;  она  вела  себя
молодцом, только тихонько скулила и смотрела на нас большими  печальными
глазами. Я взяла ее за руку, как Ози меня, и погладила по голове, а  она
посмотрела на меня, словно ребенок и вдруг начала тереться щекой...
   Это потом уже зоопсихологи объяснили мне, что  Эвелина  -  не  совсем
обезьяна. То есть обезьяна, конечно, но не совсем. Не  знаю,  как  лучше
сказать. Но у нее не только глаза человеческие, а и разум тоже почти как
у нас. И умеет она очень многое...
   За восемь ночей, что я просидела над  ее  постелью,  бедняга  отвыкла
быть без меня; когда ее приехали забирать,  сперва  хныкала,  упиралась,
кричала, потом начала отмахиваться от санитаров, а потом вдруг  взвилась
с места - и я увидела в первый и, надеюсь, в последний раз, что на самом
деле умеет ласковая и послушная Эвочка... Я тогда  перепугалась  ужасно,
думала: кого-нибудь она обязательно убьет, но все обошлось; теперь-то  я
знаю, что Эвелина  убивает  только  тогда,  когда  без  этого  никак  не
обойтись...
   Крутили ее ввосьмером и не сразу справились,  но  все  же  связали  и
увезли. А напослезавтра меня пригласили в Звездный Дом, угостили кофе  с
молоком, как я люблю, и р