В управдомы?
   - В покойники. Никто никому не нужен.
   - Позволь не согласиться.
   - И кому ж нужен ты?
   - Позволь оставить это в тайне. Ты зачем Петро обидел?
   - Да он мне надоел.
   - Ты сам себе надоел.
   - А хоть бы и так.
   - Это не причина других обижать. Он же тебе как сын. Короче, разгружаем
уголь.
   - Э-э, стоп. Тут уж я Петро найду. Что ж нам, вдво„м костылиться?
Старый батько должен вкалывать, а младой сын по рельсам сопли размазывать?
Так стихи, значит, не почитаешь?
   - Почитаю. Если перед Петро извинишься.
   - Значит, не почитаешь. А хош, спорю, что это он ещ„ передо мной
извинится?
   - Не надо. Не будем спорить.
   - А жаль. Я б выиграл.
   - Выиграл бы. Поэтому и жаль тебя.
   - Примкнись, ты.
   Митяй вскочил и кинулся искать Петро. Я взял лопату и по-новой принялся
за уголь.
   "Какой же я счастливый человек, - подумалось вдруг мне. - Русланчик,
милый мой Русланчик..."
   Через десять минут вернулся Митяй. С Петро. Петро утирал последние
сл„зы, но выглядел вполне счастливым. Похоже, Митяй его как-то утешил.
Петро снова любил Митяя, любил меня, любил уголь, который тут же стал
выгребать из вагона с энтузиазмом нашкодившего и прощ„нного реб„нка. Я тут
же присоединидся к нему.
   Митяй ещ„ несколько секунд медлил, разминая между пальцами сигарету,
затем сунул е„ за ухо и, схватив лопату, тоже принялся выгребать уголь.
   Короче, через час мы покончили с обоими вагонами. Друг с другом в это
время больше не разговаривали.
   - Ну что, пошли к Ивахненко? - предложил Митяй, сбросив последнюю
лопату угля на рампу.
   Получив по два червонца каждый ("Так швыдко?" - удивился Ивахненко), мы
вышли со станции. Было уже совсем темно, ж„лтый фонарный свет запл„вывался
посыпавшим по-новой снегом.
   - Ну, бывай здоров, стихотворец. - Митяй протянул мне лапу.
   - Ну, бывай. - Я протянул в ответ ладонь.
   Петро отчего-то не удержался и хлопнул меня по плечу. Я хлопнул его в
ответ.
   - Так думаю, свидимся ещ„, - сказал Митяй.
   Не знаю, с чего он это взял, но у меня тоже было подобное предчувствие.
   - Прич„м не на угле, - добавил Митяй, лукавясь своей красной мордой. -
Ну, может, прочт„шь напоследок какой стишок?
   Я посмотрел на него.
   - Стишок тебе? Ну, вот, слушай:
   Уедем отсюда к ч„рту Во Тьму-Таракань куда-то Протянем к аэропорту
Краснеющий луч заката Отправимся в поднебесье Торчащее в горле костью И
будем срывать созвездья Висящие белой гроздью Мы выдавим гроздь в бокалы И
зв„здного хмелю выпьем Завоем степным шакалом Заплачем болотной выпью
Шатаясь межзв„здной пьянью В космической тьме пантеры Мы руки в не„
протянем Корявые как антенны Которые синий ветер Колышет камышной пляской
Наложим на солнце вето Утешимся лунной сказкой В ночи нас никто не тронет
Она нам дана от Бога В ней скачут вдоль речки кони Отведав луны и грога На
их пропотевших спинах Нам мчится легко и ясно Так пишут стихом картины Так
пишут поэмы маслом Никто ничего не скажет Никто ни о ч„м не спросит Лишь
Бог елеем помажет Когда нас на Землю сбросят Обвяжет нам раны бинтом
Укроет тулупом ватным И мы пойд„м лабиринтом Меж жизнью и непонятным.
   - Ладно, катись на хер, - сказал Митяй после паузы.
   - Покачусь. С удовольствием покачусь. Бывайте. Только не заблудитесь в
лабиринте.
   - В каком лабиринте? - не понял Петро.
   - В жизненном.
   - Не по адресу, Тезей. Сам не заблудись.
   - Ты ещ„ и про Тезея знаешь?
   - Пош„л на хер, Минотавер.
   На том мы и расстались.
   Ключ в замочной скважине я постарался повернуть как можно тише, чтобы
не разбудить Руслана. Но Руслан не спал. Он, собака, просто лежал в
постели и читал, включив ночник, "Приключения Робинзона Крузо".
   - Привет, - сказал он надтреснутым голосом. - Ну ч„? Купил сигарет?
   - Ой, Русланчик, совсем забыл. Счас сбегаю.
   - Не изволь беспокоиться. Я уже сбегал и купил две пачки.
   - Ты солнышко. - Я нагнулся, чтоб поцеловать Руслана, но он отстранил
меня тв„рдой рукой.
   - Что? - не понял я.
   - Где ты был?
   - Где я был, там меня уже нет.
   - Разгружал-таки вагоны?
   - А хоть бы и так. - Я достал из кармана два червонца и, пошелестев ими
перед носом Руслана, бросил ему на одеяло.
   - Думаешь, меня это радует? - Руслан сбросил мои червонцы на пол.
   Я нагнулся и поднял деньги.
   - Даже если и не радует - не очень-то швыряйся, - сказал я. - Я три
часа разгружал уголь за них. Сеч„шь?
   - А кто тебя просил?!
   - А что, ты один должен бабки в дом приносить? Ты не допускаешь во мне
если не чувства гордости, то хотя бы ущербности?!
   - Я думал, мы любим друг друга, - тихо сказал Руслан. - А, значит,
никаких долгов - финансовых - у нас друг перед другом быть не может.
   - Ты скучал без меня? - спросил я.
   - Да, - просто ответил Руслан.
   - А я каждый будний день по восемь часов без тебя скучаю! - заорал я. -
Так что ж мне - приказать тебе: Русланчик, не ходи на работу? Или ты
хочешь, чтоб только ты для меня что-то делал, а я был вечным получателем?
   Руслан некоторое время глядел в потолок, затем перевернулся и уткнулся
носом в подушку.
   - Прости, - сказал он. - Я, наверное, действительно слишком любящий
эгоист.
   - Если любящий - значит, не такой уж и эгоист, - ответил я,
присаживаясь на постель и обнимая его.
   - Спасибо.
   - А зачем ты читал Дефо?
   - Чувствовал себя одиноким, как Робинзон.
   - У него появился Пятница.
   - Да... Простишь меня?
   - При одном условии.
   - При каком?
   - Если ты меня простишь.
   Русланчик наклонил меня к себе и поцеловал в губы.
   - Ты говорил, вроде, сигарет купил?
   - Ну, купил.
   - Давай сперва покурим.
   - Давай. - Руслан встал с постели.
   - Чего это за трусы на тебе? - удивился я. - Даже как-то глупо
смотрятся.
   - Я ж не знал, прид„шь ты или нет. А ты вообще одетый.
   - Эту несуразность легко устранить.
   Пару минут спустя мы сидели голые и курили "Космос".
   - До чего же хорошо, - сказал я.
   - А вагоны разгружать, небось, плохо было?
   - Не скажи. Встречаешь интересных людей. Митяя, например. Петро. Да
хоть и Ивахненко.
   - Насыщенная жизнь. А, главное, Ига, давай ссориться больше никогда не
будем.
   - Ну, хрен с тобой, давай.
   - Дурак ты.
   - Сам дурак.
   Мы не выдержали и снова поцеловались.
   - А я, может, ещ„ буду вагоны разгружать!
   - Дурак ты, Игор„шка.
   - Почему это?
   - Потому что я тебя люблю.
   - А, тогда я действительно, может, дурак.
   - Мы дураки.
   - Да. Влюбл„нные дураки.
    
  
  
 * * *
  
 - Не, к завтрему никак не вырыть, - с удовольствием сказал Сер„жка, глядя
в невыразительные глаза бледной дамочки, сидящей по другую сторону стола.
   - Как же так! Ведь директор кладбища обещал...
   - А ежели он обещал, так пускай он же и роет. Верно, Корнеич? - Сер„жка
повернулся к напарнику.
   Корнеич, сидя сбоку и пуская ртом бесцветные пузыри, умил„нно хмыкнул.
   - Это возмутительно! - Дама вскочила со стула. - Или, вы думаете, на
вас нет управы? К вашему сведению, мой покойный муж был полковником,
начальником штаба дивизии...
   - Мадам, - галантно произн„с Сер„жка, - у нас тут и генералы лежат. И
все дожидались своей очереди. Скажи, Корнеич?
   - Как не хуй делать, - подтвердил Корнеич.
   Дама оскорбл„нно вспыхнула.
   - Я сюда пришла не за тем, чтоб выслушивать ваши матюги! Директор
кладбища узнает о нашей встрече вс„!
   - Мадам! - Сер„жка с якобы укоризной взглянул на Корнеича. - Вы уж
простите простого человека, всю свою сознательную жизнь отбарабанившего на
кладбище. Ваш покойный муж, начальник штаба дивизии, наверняка выражался
куда деликатнее.
   Дамочка покраснела.
   - Вс„! - вскочила она со стула. - Директор кладбища узнает обо вс„м
немедленно!
   - И метнулась к двери.
   - Перчатки! - крикнул ей в спину Сер„жка.
   - Что? - Дамочка обернулась уже на пороге.
   - Вы забыли перчатки. - Сер„жка протянул ей пару ж„лтых замшевых
перчаток.
   - Спасибо, - коротко бросила дамочка, подошла, хотела вырвать перчатки
из Сер„жкиной руки, но тот неожиданно ухватил е„ за талию и усадил на стул
напротив.
   - Мадам, люди должны не угрожать друг другу, а договариваться. Мне не
хотелось бы, чтоб мы расстались врагами. Давайте попробуем договориться.
Корнеич, подыши.
   Старик встал и покорно вышел за дверь.
   - Поверьте, - сказал Сер„жка, когда дверь захлопнулась, - я ведь вовсе
не хам какой-нибудь. Я вполне разделяю ваше горе. Вам хочется как можно
скорее похоронить любимого мужа. Подумать только - такой молодой... И уже
до полковника дослужился.
   - С чего вы взяли, что он был молодым?
   - Каждый из нас был когда-нибудь молодым.... Шучу. Просто глядя на
вас...
   - Мой муж был старше меня на двадцать лет.
   - Да что вы! - Сер„жка всплеснул руками. - Удивительно. Такая
преданность...
   Даже после смерти. Достойно всяческого восхищения.
   - Молодой человек! - Дамочка нахмурилась. - Прекратите юродствовать.
   Сер„жка удивл„нно вскинул брови.
   - Во-первых, я не юродствую, - сказал он. - Я вами совершенно искренне
восхищаюсь. А во-вторых, почему же я для вас молодой человек? Вы,
по-моему, моложе меня года минимум на два. Мне ведь уже двадцать семь.
   Мадам зарделась.
   - Вы хотите сказать, что я выгляжу на двадцать пять? - спросила она.
   - А что я должен сказать, если вы так и выглядите?
   - Сначала вы вели себя как беспросветный хам, - покачала головой
дамочка. - Теперь - как милый лжец.
   - А что вам больше нравится?
   - Мне тридцать три, - ответила дамочка не на заданный ей вопрос. - Я
этого не скрываю и не нуждаюсь в комплиментах на этот сч„т.
   - А я хотел бы говорить вам комплименты.
   - Потому что вы милый лжец?
   - Нет, потому что я беспросветный хам. Хотите чаю? А, может, хотите
выпить?
   - Для чаю у вас душновато.
   - А вы снимите шубку.
   Дамочка послушно сняла шубку и села на прежнее место возле Сер„жки,
разве что придвинув стул чуть поближе к нему.
   - А выпила бы я вс„ равно чего-нибудь покрепче.
   - Вуаля! - Неведомо откуда Сер„жка извл„к и поставил на стол бутылку
коньяка.
   - Вы фокусник? - удивилась дамочка.
   - Нет, - печально ответил Сер„жка, - я простой гробокопатель.
Могильщик, что лопатою сырою всю жизнь другим удачно ямы роет, не думает,
что срок его прид„т, что сам он в эту яму попад„т.
   - Так вы ещ„ и поэт?
   - Увы. Не люблю хвастаться тем, чего не сделал. Это стихи моего друга
Игоря Матушинского. Слыхали?
   - Увы. По-моему, вы просто скромничаете.
   - Если б мой друг Игорь Матушинский услышал, что я умею скромничать, он
бы помер со смеху.
   - А вы бы его зарыли. Так коньяку наль„те?
   - Из кружки не побрезгуете?
   - А я вообще не брезгливая.
   - Тогда - салю!
   - Чего?
   - Извиняюсь. Люблю щегольнуть французским, потому что толком его не
знаю. Ужасно я с вами откровенен что-то. Прозит!
   - Чего?
   - А уж немецкого и вовсе не знаю. Я всегда откровенен с теми, кто мне
понравится. Извините за грубый комплимент. Короче, по-русски - выпьем.
   Они чокнулись алюминиевыми кружками и выпили.
   - А вы заметили, - сказал Сер„жка, ставя пустую кружку на стол и
вытирая небритые губы ватником, - что у самой пьющей нации - у нас,
русских, - нет „мкого слова для тоста? Ни французского "салю", ни
немецкого "прозит", ни английского "чирз", ни скандинавского "скаль". Не
странно ли это, мадам?
   - Пожалуйста, не называйте меня "мадам", прошу вас.
   - А как вас называть?
   - Люда.
   - Тогда меня - Сер„жа.
   - Нет, вс„-таки здесь у вас слишком душно... Адски жарко... Если вас не
смутит, я сниму эту кофточку... Зачем вы это руку мне на грудь?
   - Извините... Она у вас такая круглая... И... мягкая, оказывается... Не
сдержался... Извините...
   - Извиню, - продышала Люда.
   - Неужели вы действительно так любили своего покойного мужа?
   - Сер„жа. Идите на хуй. Вместе с моим покойным мужем.
   Сер„жка опешил и покрылся красными пятнами. Невероятное - впервые в
жизни его вогнали в краску. Впрочем, он быстро оправился.
   - Вместе с ним - то есть, в могилу.
   - А вы остры на язычок.
   - Хотите проверить?
   - Было бы недурно.
   - Тогда давайте рассчитаемся, - спокойно сказал Сер„жка.
   - Вы хотите предложить мне за это деньги? - обомлела Люда.
   - Нет, я хочу получить деньги с вас.
   - За ЭТО? С МЕНЯ?
   - За похороны вашего мужа. За то, чтоб могилка была вырыта сегодня.
   Люда резко вскочила со стула, схватила кофточку, натянула е„.
   - А вы редкостный мерзавец, - сказала она.
   - Почему? - искренне удивился Сер„жка. - Потому, что не хочу
воспользоваться ситуацией и изнасиловать вас?
   - Потому... потому что мерзавец! - крикнула Люда.
   - Аргумент принят, - кивнул Сер„жка, подливая себе в кружку ещ„
коньяку. - А вотр, мадам!
   - А к директору вашему я схожу, не сомневайтесь! Немедленно!
   - И что же вы ему скажете? Что я не пожелал вас трахнуть?
   - Скажу, что вы... что вы пьянствуете на работе!
   Сер„жка расхохотался так, что чуть не расплескал коньяк из кружки.
   - Ох, хотел бы я присутствовать при этой сцене! Он же вас за
душевнобольную примет.
   - Он так уверен в вашей святости?
   - Нет, с вами и цирка не нужно! Да пь„м мы вместе! Мы тут на кладбище
все в одной лодке.
   Люда устало откинула прядь со лба.
   - Я так и думала, - сказала она. - Ладно, сколько вы хотите?
   - От это другой разговор, дамочка! - довольно воскликнул Сер„жка, сразу
переходя с французского на нижегородский. - Ну, чтоб не разорять бедную
вдову начальника штаба дивизии, ограничимся стольником.
   - Граб„ж! - взвизгнула дамочка.
   - М-да, - сокруш„нно покачал головой Сер„жка. - А если б я запросил два
стольника, вы бы назвали меня убийцей. Это не граб„ж, мадам, это акт
милосердия.
   Подумайте, у меня взрослая мама, у Корнеича больная печень, у директора
кладбища дядя с, пожалуй, парализоваными ногами...
   - Прич„м тут ваш директор?
   - А делиться? Бог ведь что велел? Бог, мадам, велел делиться с
директором кладбища. Не то, говорит, ребята, не пить вам больше коньяк в
уютной сторожке - директор П„тр, говорит, вас живо за борт оформит. Он у
вас, говорит, мужчина строгий - брада седая, брови густые, машина "Волга",
окраска ч„рная.
   - Да лучше я своего мужа на помойке зарою!
   - Да, - вздохнул Сер„жка, - что с нами любовь делает... Любовь к
деньгам, я имею в виду. Не выйдет у вас с помойками, мадам - вмешается
милиция, вмешается санэпидемстанция - это вам уже не в стольник влетит.
   - Мерзавец.
   - А вы повторяетесь. Хотите прокрутить весь разговор по-новой?
   - Да подавитесь вы! - Дамочка раскрыла сумочку и швырнула оттуда
стольник на стол. - Я бы ещ„ столько же заплатила, лишь бы никогда вас
больше не видеть.
   - Ид„т, - согласился Сер„жка и протянул руку.
   - Не прикасайтесь ко мне своими грязными руками! И чтоб могила была
готова уже сегодня.
   - Не волнуйтесь, мадам, у нас как в аптеке: утром деньги - вечером
могила; вечером деньги - утром могила.
   - Ну, вс„, прощайте. - Дамочка направилась к выходу.
   - Не прощайте, а до свидания. - Сер„жка хитро поднял палец кверху. - Вы
ведь стольник за "никогданеувидимся" так и не заплатили.
   Дверь хлопнула.
   Сер„жка с довольным видом подлил себе коньяку и медленно выцедил.
   Вош„л Корнеич.
   - Ну, как? - робко спросил он.
   - Пляши, Корнеич! - Сер„жка грохнул о стол пустой кружкой. - Заработал
ты свой червонец. Богатеешь, плесень. Скоро твои дети будут пить один
коньяк.
   - То исть... как? - не понял Корнеич.
   - А так - из бутылочки с сосочкой.
   - Я в смысле... Как же... всего червонец?
   - Скупость, Корнеич, скупость заедает нынче человека.
   - Какого человека?
   - Меня, например. Да нет, Корнеич, я-то как раз мужчина широкий. Спичку
поднести подкурить, друзей на трамвае покатать - на вс„ готов. А вот
клиент нынче такой пош„л - деньгу из него не выжмешь. Да ты садись,
Корнеич, коньячку хлебни...
   Тебе червонец как - цельной бумажкой выдать или пятачками отсчитать?
   - Сергей Василич... Да как же... - Глаза Корнеича наполнились влагой. -
Ведь всегда ж по двадцать пять...
   - Да ты подумай, Корнеич, ведь червонец - это целая бутылка водки или
пять кило ирисок!
   Корнеич часто заморгал глазами. Потянулся за кружкой с коньяком, выпил
залпом и закашлялся. Сер„жка участливо похлопал его по спине.
   - Что, не в то горло попало? Не береж„шь ты себя, Корнеич. Коньяк-то
хорош?
   - Хорош, - хрипло сглотнул Корнеич.
   - Ну, держи свой червонец.
   - Спасибо, Сергей Василич. - Почерневшими от земли, потрескавшимися от
мороза пальцами Корнеич потянулся к красненькой. Сер„жка неожиданно
припечатал червонец ладонью к столу. Корнеич заморгал глазами ещ„ чаще.
   - Ты ч„, совсем дурак? - Сер„жка пристально и как-то зло поглядел на
Корнеича.
   Затем достал из кармана три таких же червонных бумажки, швырнул их
перед Корнеичем веером и подмахнул к ним прижатую рукой.
   - Ну, чего таращишься, чучело? Сгребай. Да бери ты свою долю. Приш„л и
на нашу улицу праздник - клиенточку я распотрошил на стольник. Сорок тебе,
сорок мне, двадцать Петру Алексеевичу.
   Корнеич, вс„ ещ„ не веря, пугливо взял бумажки и сунул их в карман
ватных штанов.
   - Хотя стоило б тебя тринадцатой лишить, - сурово покачал головой
Сер„жка, - раз шуток не понимаешь.
   Корнеич угодливо хихикнул.
   - Ладно, старик, бери лопату - и за работу. К вечеру могила должна быть
готова.
   Я сво„ дело сделал, делай же и ты сво„.
   Корнеич с готовностью схватил лопату и глянул на Сер„жку глазами
собачьей благодарности.
   - Сер„женька... Сергей, то есть, Васильевич...
   - Иди, Корнеич, иди работай.
   - Тьфу, - сказал он, когда дверь за Корнеичем вежливо прикрылась.
   У директора кладбища Петра Алексеевича Тимошенко не было ни дяди с
парализованными ногами, ни седой бороды, ни густых бровей, но ч„рная
машина "Волга" несомненно была. Были и очередные посетители - молоденький
лейтенант милиции и молодая же заплаканная женщина - судя по внешности,
скорее сестра, чем жена лейтенанта.
   - Ну чем же я могу вам помочь, дорогие мои! - вспл„скивал руками П„тр
Алексеевич. - Нет места на кладбище, нет! Сам недавно любимую т„тю в
Энгельсе похоронил. И даже там очередь на год впер„д. Это что-то ужасное,
как возросла смертность.
   - Но поймите, - робко сказал лейтенант, - это же был наш папа...
   - Вс„ понимаю, вс„ понимаю и сочувствую, но поделать, увы, ничего не
могу.
   Женщина заплакала. Лейтенант погладил е„ по голове и сделал шаг впер„д.
   - Мы могли бы договориться, - сказал он, покраснев.
   - Что вы имеете в виду? - Тимошенко поднял на него недоумевающие глаза.
   - Ну-у... - Лейтенант явно не знал, как начать. - У нас, в общем, есть
с собой... ну, определ„нная сумма...
   Тимошенко грозно поднялся из-за стола.
   - Лейтенант, - укоризненно сказал он, - вы ведь ещ„ так молоды.
   - А что? - неожиданно резко вскинулся лейтенант. - Что делать-то?
   - Не начинать свой жизненный путь с преступления. Я уж не говорю о
чести мундира. Вот если б вы остановили меня за превышение скорости, а я
начал предлагать вам взятку, как бы вы поступили?
   - Повесил бы, - неожиданно зло ответил лейтенант. - На первом же столбе.
   - Что-о? - у Тимошенко округлились глаза.
   - Пойд„м, Ваня... - Заплаканная женщина потянула лейтенанта за рукав.
   - Без всякой жалости, - вырываясь, добавил лейтенант. - Высоко и
коротко.
   - Вон!!! - завопил Тимошенко. - Вон из моего кабинета!
   Лейтенант только рукой махнул, и они с сестрой направились к дверям. Те
вдруг сами раскрылись перед ними.
   - Можно к вам, П„тр Алексеевич? - спросил Сер„жка. - Здравствуйте, -
кивнул он посетителям.
   - До свидания, - свирепо буркнул лейтенант, хлопая дверью.
   Сер„жка повернул к директору удивл„нное лицо.
   - Проходи, Сер„жа, проходи, - ласково сказал Тимошенко. - Вот видишь,
чего только не приходится... Лейтенант милиции взятки предлагает... Я ещ„
с ума не сош„л - от представителя властей взятки брать. Вот будь он
генерал или, хотя бы, полков