вуков небес заменить не могли
     Ей скучные песни земли.
     205
     СТАНСЫ
     Я не могу ни произнесть,
     Ни написать твое названье:
     Для сердца тайное страданье
     В его знакомых звуках есть;
     Суди ж, как тяжко это слово
     Мне услыхать в устах другого.
     Какое 'право им дано
     Шутить святынею моею?
     Когда коснуться я не смею,
     Ужели им позволено?
     Как я, ужель они искали
     Свой рай в тебе одной? -- едва ли!
     Ни перед кем я не склонял
     Еще послушного колена;
     То гордости была б измена:
     А ей лишь робкий изменял;
     И не поникну я главою,
     Хотя б то было пред судьбою!
     Но если ты перед людьми
     Прикажешь мне унизить душу,
     Я клятвы юности нарушу,
     Все клятвы, кроме клятв любви
     Пускай им скажут, дорогая,
     Что это сделал для тебя я!
     Улыбку я твою видал,
     Она мне сердце восхищала,
     И ей, так думал я сначала.
     Подобной нет -- но я не знал,
     Что очи, полные слезами,
     Равны красою с небесами.
     Я видел их! и был вполне
     Счастлив -- пока слеза катилась,
     В ней искра божества хранилась,
     Она принадлежала мне.
     Так! все прекрасное, святое,
     В тебе -- мне больше чем родное.
     Когда б миры у наших ног
     Благословляли нашу волю,
     Я эту царственную долю
     Назвать бы счастием не мог,
     Ему страшны молвы сужденья,
     Оно цветок уединенья.
     Ты помнишь вечер и луну,
     Когда в беседке одинокой
     Сидел я с думою глубокой,
     Взирая на тебя одну...
     Как мне мила тех дней беспечность!
     За вечер тот я б не взял вечность.
     Так за ничтожный талисман,
     От гроба Магомета взятый,
     Факиру дайте жемчуг, злато,
     И все богатства чуждых стран:
     Закону строгому послушный,
     Он их отвергнет равнодушно!


x x x
     Ужасная судьба отца и сына
     Жить розно и в разлуке умереть,
     И жребий чуждого изгнанника иметь
     На родине с названьем гражданина!
     Но ты свершил свой подвиг, мой отец,
     Постигнут ты желанною кончиной;
     Дай бог, чтобы, как твой, спокоен был конец
     Того, кто был всех мук твоих причиной!
     Но ты простишь мне!
     Я ль виновен в том,
     Что люди угасить в душе моей хотели
     Огонь божественный, от самой колыбели
     Горевший в ней, оправданный творцом?
     Однако ж тщетны были их желанья:
     Мы не нашли вражды один в другом,
     Хоть оба стали жертвою страданья!
     Не мне судить, виновен ты иль нет;
     Ты светом осужден? Но что такое свет?
     Толпа людей, то злых, то благосклонных,
     Собрание похвал незаслуженных
     И стольких же насмешливых клевет.
     Далеко от него, дух ада или рая,
     Ты о земле забыл, как был забыт землей,
     Ты счастливей меня, перед тобой
     Как море жизни -- вечность роковая
     Неизмеримою открылась глубиной
     Ужели вовсе ты не сожалеешь ныне
     О днях, потерянных в тревоге и слезах?
     О сумрачных, но вместе милых днях,
     Когда в душе искал ты, как в пустыне,
     Остатки прежних чувств и прежние мечты?
     Ужель теперь совсем меня не любишь ты?
     О, если так, то небо не сравняю
     Я с этою землей, где жизнь влачу мою;
     Пускай на ней блаженства я не знаю,
     По крайней мере я люблю!
     Пусть я кого-нибудь люблю:
     Любовь не красит жизнь мою.
     Она как чумное пятно
     На сердце, жжет, хотя темно;
     Враждебной силою гоним,
     Я тем живу, что смерть другим:
     Живу -- как неба властелин --
     В прекрасном мире -- но один.


К ДРУГУ
     Забудь опять
     Свои надежды;
     Об них вздыхать
     Судьба невежды;
     Она дитя:
     Не верь на слово;
     Она шутя
     Полюбит снова;
     Все, что блестит,
     Ее пленяет;
     Все, что грустит,
     Ее пугает;

     Так облачко
     По небу мчится
     Светло, легко;
     Оно глядится
     В волнах морских
     Поочередно;
     Но чужд для них
     Прошлец свободный;

     Он образ свой
     Во всех встречает,
     Хоть их порой
     Не замечает.


x x x
     Пора уснуть последним сном,
     Довольно в мире пожил я;
     Обманут жизнью был во всем,
     И ненавидя и любя.


ИЗ ПАТКУЛЯ
     Напрасна врагов ядовитая злоба,
     Рассудят нас бог и преданья людей;
     Хоть розны судьбою, мы боремся оба
     За счастье и славу отчизны своей.
     Пускай я погибну... близ сумрака гроба
     Не ведая страха, не зная цепей.
     Мой дух возлетает все выше и выше
     И вьется, как дым над железною крышей!
     * * *
     Я не для ангелов и рая
     Всесильным богом сотворен;
     Но для чего живу, страдая,
     Про это больше знает он.
     Как демон мой, я зла избранник,
     Как демон, с гордою душой,
     Я меж людей беспечный странник,
     Для мира и небес чужой;
     Прочти, мою с его судьбою

     Воспоминанием сравни
     И верь безжалостной душою,
     Что мы на свете с ним одни.


ПОРТРЕТ
     Взгляни на этот лик; искусством он
     Небрежно на холсте изображен,
     Как отголосок мысли неземной,
     Не вовсе мертвый, не совсем живой;
     Холодный взор не видит, но глядит
     И всякого, не нравясь, удивит;
     В устах нет слов, но быть они должны:
     Для слов уста такие рождены;
     Смотри: лицо как будто отошло
     От полотна, -- и бледное чело
     Лишь потому не страшно для очей,
     Что нам известно: не гроза страстей
     Ему дала болезненный тот цвет,
     И что в груди сей чувств и сердца нет.
     О боже, сколько я видал людей,
     Ничтожных -- пред картиною моей,
     Душа которых менее жила,
     Чем обещает вид сего чела.


x x x
     Настанет день -- и миром осужденный,
     Чужой в родном краю,
     На месте казни -- гордый, хоть презренный
     Я кончу жизнь мою;
     Виновный пред людьми, не пред тобою,
     Я твердо жду тот час;
     Что смерть?-- лишь ты не изменись душою
     Смерть не разрознит нас.
     Иная есть страна, где предрассудки
     Любви не охладят,
     Где не отнимет счастия из шутки,
     Как здесь, у брата брат.
     Когда же весть кровавая примчится
     О гибели моей,
     И как победе станут веселиться
     Толпы других людей;
     Тогда... молю! -- единою слезою
     Почти холодный прах
     Того, кто часто с скрытною тоскою
     Искал в твоих очах...
     Блаженства юных лет и сожаленья;
     Кто пред тобой открыл
     Таинственную душу и мученья,
     Которых жертвой был.
     Но если, если над моим позором
     Смеяться станешь ты
     И возмутишь неправедным укором
     И речью клеветы
     Обиженную тень, -- не жди пощады;
     Как червь, к душе твоей
     Я прилеплюсь, и каждый миг отрады
     Несносен будет ей,
     И будешь помнить прежнюю беспечность,
     Не зная воскресить,
     И будет жизнь тебе долга, как вечность,
     А все не будешь жить.
     Будь со мною, как прежде бывала;
     О, скажи мне хоть слово одно;
     Чтоб душа в этом слове сыскала,
     Что хотелось ей слышать давно;
     Если искра надежды хранится
     В моем сердце -- она оживет;
     Если может слеза появиться
     В очах -- то она упадет.
     Есть слова объяснить не могу я,
     Отчего у них власть надо мной;
     Их услышав, опять оживу я,
     Но от них не воскреснет другой;
     О, поверь мне, холодное слово
     Уста оскверняет твои,
     Как листки у цветка молодого
     Ядовитое жало змеи!


ПЕСНЯ
     Желтый лист о стебель бьется
     Перед бурей:
     Сердце бедное трепещет
     Пред несчастьем.
     Что за важность, если ветер
     Мой листок одинокой
     Унесет далеко, далеко,
     Пожалеет ли об нем
     Ветка сирая;
     Зачем грустить молодцу,
     Если рок судил ему
     Угаснуть в краю чужом?
     Пожалеет ли об нем
     Красна девица?


К НЭЕРЕ
     Скажи, для чего перед нами
     Ты в кудри вплетаешь цветы?
     Себя ли украсишь ты розой
     Прелестной, минутной, как ты?
     Зачем приводить нам на память,
     Что могут ланиты твои
     Увянуть, что взор твой забудет
     Восторги надежд и любви?
     Дивлюсь я тебе: равнодушно,
     Беспечно ты смотришь вперед;
     Смеешься над временем, будто
     Нэеру оно обойдет.
     Ужель ты безумным весельем
     Прогнать только хочешь порой
     Грядущего тени? ужели
     Чужда ты веселью душой?
     Пять лет протекут: ни лобзаньем,
     Ни сладкой улыбкою глаз
     К себе на душистое ложе
     Опять не заманишь ты нас.
     О, лучше умри поскорее,
     Чтоб юный красавец сказал:
     "Кто был этой девы милее?
     Кто раньше ее умирал?"


ОТРЫВОК
     Три ночи я провел без сна -- в тоске,
     В молитве, на коленах, -- степь и небо
     Мне были храмом, алтарем курган;
     И если б кости, скрытые под ним,
     Пробуждены могли быть человеком,
     То, обожженные моей слезой,
     Проникнувшей сквозь землю, мертвецы
     Вскочили б, загремев одеждой бранной!
     О боже! как? -- одна, одна слеза
     Была плодом ужасных трех ночей?
     Нет, эта адская слеза, конечно,
     Последняя, не то три ночи б я
     Ее не дожидался. Кровь собратий,
     Кровь стариков, растоптанных детей
     Отяготела на душе моей,
     И приступила к сердцу, и насильно
     Заставила его расторгнуть узы
     Свои, и в мщенье обратила все,
     Что в нем похоже было на любовь;
     Свой замысел пускай я не свершу,
     Но он велик -- и этого довольно;
     Мой час настал -- час славы иль стыда;
     Бессмертен иль забыт я навсегда.
     Я вопрошал природу, и она
     Меня в свои объятья приняла,
     В лесу холодном в грозный час метели
     Я сладость пил с ее волшебных уст,
     Но для моих желаний мир был пуст,
     Они себе предмета в нем не зрели;
     На звезды устремлял я часто взор
     И на луну, небес ночных убор,
     Но чувствовал, что не для них родился;
     Я небо не любил, хотя дивился
     Пространству без начала и конца,
     Завидуя судьбе его творца;
     Но, потеряв отчизну и свободу,
     Я вдруг нашел себя, в себе одном
     Нашел спасенье целому народу;
     И утонул деятельным умом
     В единой мысли, может быть напрасной
     И бесполезной для страны родной;
     Но, как надежда, чистой и прекрасной,
     Как вольность, сильной и святой.


БАЛЛАДА
     В избушке позднею порою
     Славянка юная сидит.
     Вдали багровой полосою
     На небе зарево горит...
     И, люльку детскую качая,
     Поет славянка молодая...
     "Не плачь, не плачь! иль сердцем чуешь,
     Дитя, ты близкую беду!..
     О, полно, рано ты тоскуешь:
     Я от тебя не отойду.
     Скорее мужа я утрачу.
     Дитя, не плачь! и я заплачу!
     Отец твой стал за честь и бога
     В ряду бойцов против татар,
     Кровавый след ему дорога,
     Его булат блестит, как жар.
     Взгляни, там зарево краснеет:
     То битва семя смерти сеет.
     Как рада я, что ты не в силах
     Понять опасности своей,
     Не плачут дети на могилах;
     Им чужд и стыд и страх цепей;
     Их жребий зависти достоин..."
     Вдруг шум -- ив двери входит воин.
     Брада в крови, избиты латы.
     "Свершилось! -- восклицает он, --
     Свершилось! торжествуй, проклятый!..
     Наш милый край порабощен,
     Татар мечи не удержали --
     Орда взяла, и наши пали".
     И он упал -- и умирает
     Кровавой смертию бойца.
     Жена ребенка поднимает
     Над бледной головой отца:
     "Смотри, как умирают люди,
     И мстить учись у женской груди!.."


СИЛУЭТ
     Есть у меня твой силуэт,
     Мне мил его печальный цвет;
     Висит он на груди моей,
     И мрачен он, как сердце в ней
     В глазах нет жизни и огня,
     Зато он вечно близ меня;
     Он тень твоя, но я люблю,
     Как тень блаженства, тень твою.
     * * *
     Как дух отчаянья и зла,
     Мою ты душу обняла;
     О! для чего тебе нельзя
     Ее совсем взять у меня?
     Моя душа твой вечный храм:
     Как божество, твой образ там;
     Не от небес, лишь от него
     Я жду спасенья своего.


x x x
     Я не люблю тебя; страстей
     И мук умчался прежний сон;
     Но образ твой в душе моей
     Все жив, хотя бессилен он;
     Другим предавшися мечтам,
     Я все забыть его не мог;
     Так храм оставленный -- все храм,
     Кумир поверженный -- все бог!


СТАНСЫ
     Мгновенно пробежав умом
     Всю цепь того, что прежде было, --
     Я не жалею о былом:
     Оно меня не усладило,
     Как настоящее, оно
     Страстями бурными облито
     И вьюгой зла занесено,
     Как снегом крест в степи забытый.
     Ответа на любовь мою
     Напрасно жаждал я душою,
     И если о любви пою --
     Она была моей мечтою.
     Как метеор в вечерней мгле,
     Она очам моим блеснула
     И, бывши все мне на земле,
     Как все земное, обманула.
     1830 -- 1831


ЗВЕЗДА
     Вверху одна
     Горит звезда,
     Мой ум она
     Манит всегда,
     Мои мечты
     Она влечет
     И с высоты
     Мне радость льет.
     Таков же был
     Тот нежный взор,
     Что я любил
     Судьбе в укор;
     Мук никогда
     Он зреть не мог,
     Как та звезда,
     Он был далек;
     Усталых вежд
     Я не смыкал,
     Я без надежд
     К нему взирал!


РАСКАЯНЬЕ
     К чему мятежное роптанье,
     Укор владеющей судьбе?
     Она была добра к тебе,
     Ты создал сам свое страданье.
     Бессмысленный, ты обладал
     Душою чистой, откровенной,
     Всеобщим злом не зараженной,
     И этот клад ты потерял.
     Огонь любви первоначальной
     Ты в ней решился зародить
     И далее не мог любить,
     Достигнув цели сей печальной.
     Ты презрел все; между людей
     Стоишь, как дуб в стране пустынной,
     И тихий плач любви невинной
     Не мог потрясть души твоей.
     Не дважды бог дает нам радость,
     Взаимной страстью веселя;
     Без утешения, томя,
     Пройдет и жизнь твоя, как младость.
     Ее лобзанье встретишь ты
     В устах обманщицы прекрасной;
     И будут пред тобой всечасно
     Предмета первого черты.
     О, вымоли ее прощенье,
     Пади, пади к ее ногам,
     Не то ты приготовишь сам
     Свой ад, отвергнув примиренье.
     Хоть будешь ты еще любить,
     Но прежним чувствам нет возврату,
     Ты вечно первую утрату
     Не будешь в силах заменить.


ВЕНЕЦИЯ
     Поверхностью морей отражена,
     Богатая Венеция почила,
     Сырой туман дымился, и луна
     Высокие твердыни серебрила.
     Чуть виден бег далекого ветрила,
     Студеная вечерняя волна
     Едва шумит под веслами гондолы
     И повторяет звуки баркаролы.
     Мне чудится, что это ночи стон,
     Как мы, своим покоем недовольной,
     Но снова песнь! и вновь гитары звон!
     О, бойтеся, мужья, сей песни вольной.
     Советую, хотя мне это больно,
     Не выпускать красавиц ваших жен;
     Но если вы в сей миг неверны сами,
     Тогда, друзья! да будет мир меж вами!
     И мир с тобой, прекрасный Чичизбей,
     И мир с тобой, лукавая Мелина.
     Неситеся по прихоти морей,
     Любовь нередко бережет пучина;
     Хоть и над морем царствует судьбина,
     Гонитель вечный счастливых людей,
     Но талисман пустынного лобзанья
     Уводит сердца темные мечтанья.
     Рука с рукой, свободу дав очам,
     Сидят в ладье и шепчут меж собою;
     Она вверяет месячным лучам
     Младую грудь с пленительной рукою,
     Укрытые досель под епанчою,
     Чтоб юношу сильней прижать к устам;
     Меж тем вдали то грустный, то веселый
     Раздался звук обычной баркаролы:
     Как в дальнем море ветерок,
     Свободен вечно мой челнок;
     Как речки быстрое русло,
     Не устает мое весло.
     Гондола по воде скользит,
     А время по любви летит;
     Опять сровняется вода,
     Страсть не воскреснет никогда.
     Я видел раз ее в веселом вихре бала;
     Казалось, мне она понравиться желала;
     Очей приветливость, движений быстрота,
     Природный блеск ланит и груди полнота --
     Все, все наполнило б мне ум очарованьем,
     Когда б совсем иным, бессмысленным желаньем
     Я не был угнетен; когда бы предо мной
     Не пролетала тень с насмешкою пустой,
     Когда б я только мог забыть черты другие,
     Лицо бесцветное и взоры ледяные!..


ПОДРАЖАНИЕ БАЙРОНУ
     Не смейся, друг, над жертвою страстей,
     Венец терновый я сужден влачить;
     Не быть ей вечно у груди моей,
     И что ж, я не могу другой любить.
     Как цепь гремит за узником, за мной
     Так мысль о будущем, и нет иной.
     Я вижу длинный ряд тяжелых лет,
     А там людьми презренный гроб, он ждет,
     И до него надежды нет, и нет
     За ним того, что ожидает тот,
     Кто жил одной любовью, погубил
     Все в жизни для нее, а все любил.
     И вынесть мог сей взор ледяный я
     И мог тогда ей тем же отвечать.
     Увижу на руках ее дитя
     И стану я при ней его ласкать,
     И в каждой ласке мать узнает вновь,
     Что время не могло унесть любовь!..


К ДУРНОВУ
     Довольно любил я, чтоб вечно грустить,
     Для счастья же мало любил,
     Но полно, что пользы мне душу открыть,
     Зачем я не то, что я был?
     В вечернее время, в час первого сна,
     Как блещет туман средь долин.
     На месте, где прежде бывала она,
     Брожу беспокоен, один.
     Тогда ты глаза и лицо примечай,
     Движенья спеши понимать,
     И если тебе удалось... то ступай!
     Я больше не мог бы сказать.
     Повесь ее в дому против окна,
     Чтоб ветер осени играл над ней
     И чтоб ему ответила она
     Хоть отголоском песен прошлых дней;
     Но не проснется звонкая струна
     Под белоснежною рукой твоей,
     Затем что тот, кто пел твою любовь,
     Уж будет спать, чтоб не проснуться вновь.
     На темной скале над шумящим Днепром
     Растет деревцо молодое;
     Деревцо мое ветер ни ночью, ни днем
     Не может оставить в покое;
     И, лист обрывая, ломает и гнет,
     Но с берега в волны никак не сорвет.
     Таков несчастливец, гонимый судьбой;
     Хоть взяты желанья могилой,
     Он должен влачить одинок под луной
     Обломки сей жизни остылой;
     Он должен надежды свои пережить
     И с любовию в сердце бояться любить!


АРФА
     ПЕСНЯ
     Когда зеленый дерн мой скроет прах,
     Когда, простясь с недолгим бытием,
     Я буду только звук в твоих устах,
     Лишь тень в воображении твоем;
     Когда друзья младые на пирах
     Меня не станут поминать вином.--
     Тогда возьми простую арфу ты,
     Она была мой друг и друг мечты.
     Не знаю, обманут ли был я,
     Осмеян тобой или нет,
     Но клянуся, что сам любил я
     И остался от этого след.
     Заклинаю тебя всем небесным
     И всем, что не сбудется вновь,
     И счастием мне неизвестным,
     О, прости мне мою любовь.
     Ты не веришь словам без искусства,
     Но со временем эти листы
     Тебе объяснят мои чувства
     И то, что отвергнула ты.
     И ты вздохнешь, может статься,
     С слезою на ясных очах
     О том, кто не будет нуждаться
     Пи в печали чужой, ни в слезах.
     И мир не увидит холодный
     Ми желанье, ни грусть, ни мечты
     Души молодой и свободной,
     С тех пор как не видишь их ты.
     Но если бы я возвратился
     Ко дням позабытых тревог,
     Вновь так же страдать я б решился
     И любить бы иначе не мог.


ПИР АСМОДЕЯ
     (Сатира)
     У беса праздник. Скачет представляться
     Чертей и душ усопших мелкий сброд,
     Кухмейстеры за кушаньем трудятся,
     Прозябнувши, придворный в зале ждет.
     И вот за стол все по чинам садятся,
     И вот лакей картофель подает,
     Затем что самодержец Мефистофель
     Был родом немец и любил картофель.
     По правую сидел приезжий
     По левую начальник докторов,
     Великий Фауст, муж отличных правил
     (Распространять сужденья дураков
     Он средство нам превечное доставил)-
     Сидят. Вдруг настежь дверь и звук шагов;
     Три демона, войдя с большим поклоном,