же время разъяснилась  и  загадка  радиограмм.  Из
изумрудной зелени тропического леса вздымалась  вверх  антенна  примитивно
сделанного радиоприемника.
     - Тысяча чертей, - вскричал капитан, - эти  болваны  соорудили  здесь
какую-то кривую мельницу!
     Матросы захохотали и наперебой  стали  отпускать  шуточки  по  поводу
этого нескладного детища эфиопской творческой мысли.
     От  корабля  отвалила  шлюпка  и  доставила  капитана  с  несколькими
матросами на берег.
     Первое, что бросилось в глаза отважным мореплавателям и произвело  на
них сильное впечатление, это то,  что  повсюду  виднелись  огромные  массы
эфиопов. Остров, казалось, кишел ими. При том не  только  взрослые,  но  и
огромные толпы подростков окружали капитана. У самого берега расположились
с удочками  целые  гирлянды  упитанных  эфиопских  малышей,  непринужденно
болтавших в воде своими толстыми ножками.
     - Черт меня побери, - вне себя от изумления воскликнул капитан, -  но
похоже на то, чума капитально пошла им впрок! А эти карапузы выглядят так,
словно их каждый день кормят  геркулесовой  кашей!  Ну  хорошо,  посмотрим
дальше...
     Далее их весьма поразил старый баркас, стоявший  у  берега  в  бухте.
Опытному моряку достаточно было одного  лишь  взгляда  на  это  суденышко,
чтобы убедиться в том, что баркас строился на одной из европейских верфей.
     - Это мне не нравится, - процедил Гаттерас сквозь зубы, - если только
они не украли где-нибудь эту дырявую калошу, то, значит, какая-то  каналья
во время карантина тайно посещала остров и сумела установить связи с этими
обезьянами. Ох, сдается мне, что баркас не  иначе,  как  германский!  -  И
обернувшись к эфиопам, громко спросил: - Эй, вы,  краснокожие  черти!  Где
это вы сперли вон ту посудину?
     Эфиопы ответили лукавыми ухмылками, показывая при  этом  свои  белые,
как жемчуг, зубы. Но беседовать на эту тему они явно не желали.
     - Что, вы не хотите отвечать? - капитан нахмурился. - Ладно, сейчас я
сделаю вас более разговорчивыми.
     С этими  словами  он  решительно  направился  к  баркасу,  но  эфиопы
решительно преградили ему и матросам путь.
     - Прочь с дороги! - прорычал капитан, привычным движением хватаясь за
задний карман, отягощенный увесистым кольтом.
     Но эфиопы и не думали  уступать.  В  мгновение  ока  Гаттерас  и  его
матросы были зажаты в плотной толпе. Шея капитана густо побагровела. И тут
как раз он заметил в толпе одного из тех мавров, что столь дерзко  сбежали
в свое время из каменоломни.
     - Смотрите-ка, старый знакомый! - воскликнул Гаттерас. - Ага,  теперь
знаю, что здесь подстрекатели. А ну, иди-ка сюда, грязная образина!
     Но грязная образина даже не шевельнулась  в  ответ,  а  только  нагло
прокричала:
     - Моя не пойдет!
     Взбешенный капитан Гаттерас  с  проклятиями  озирался  вокруг  и  его
фиолетовая, налившаяся кровью шея составляла красивый  контраст  с  белыми
полями пробкового тропического шлема. В руках  многих  эфиопов  он  увидел
теперь ружья, весьма напоминавшие карабины германского образца, а один  из
мавров был вооружен похищенным у лорда Гленарвана парабеллумом.
     Лица матросов,  обычно  столь  лихих  и  дерзких,  сразу  побледнели.
Капитан бросил отчаянный взгляд на черно-синее небо, а затем на рейд,  где
вдали покачивался на  волнах  его  фрегат.  Оставшиеся  на  борту  матросы
спокойно  прохаживались  по  палубе  и  явно  не  подозревали  о   грозной
опасности, которой подвергался их капитан.
     Гаттерас сделал над собой невероятное усилие и взял себя в руки.  Шея
его постепенно вновь приобрела нормальный цвет -  угроза  апоплексического
удара на сей раз миновала.
     - Пропустите меня обратно на мой  корабль,  -  необыкновенно  вежливо
попросил он охрипшим голосом.
     Эфиопы  расступились,  и  капитан  Гаттерас   со   своими   матросами
ретировались на  корабль.  Через  час  с  рейда  послышался  грохот  цепей
поднимаемого якоря, а еще через час на  горизонте  залитого  солнцем  моря
было видно только маленькое облачко стремительно удалявшегося дыма.
     Потрясенный пережитым, бравый капитан всю обратную дорогу без просыпу
пил горькую. На подходе к европейскому побережью он с пьяных глаз  посадил
свой фрегат на мель, за что и  был  снят  суровым  лордом  с  командования
кораблем и разжалован в рядовые канониры.



                           12. Непобедимая армада

     В бараках мавров у каменного карьера происходило  нечто  неописуемое.
Они издавали  потрясающие  душу  победные  клики  и  буквально  ходили  на
головах.
     В этот день им целыми ведрами выдавали первоклассный золотисто-желтый
бульон, от которого они не могли оторваться. Ни  на  ком  больше  не  было
видно прежних грязных лохмотьев, каждый получил красные ситцевые штаны,  а
также сурик для наведения боевой  раскраски.  Перед  бараками  возвышались
составленные в пирамиды скорострельные винтовки и пулеметы.
     Но Рики-Тики-Тави превосходил всех своим наиболее впечатляющим видом.
В носу его блестели кольца, волосы на голове были  украшены  разноцветными
перьями. Лицо сияло как у коверного рыжего  на  арене  цирка.  Он  носился
повсюду как шальной, без устали повторяя одно и тоже:
     - Прекрасно, прекрасно, прекрасно! Ну теперь вы у меня попляшете, мои
милые! Еще немножко, и мы будем у вас. Эх, только бы до вас добраться!.. -
он производил своими пальцами такое движение,  словно  вырывал  у  кого-то
глаз.
     - Становись! Смирно! Ура! - вопил он беспрерывно  и  носился  взад  и
вперед перед строем своих отяжелевших от бульона красавцев.
     В порту уже стояли  под  парами  три  броненосных  крейсера,  которые
должны  были  принять  на  борт  сформированные  из   иммигрантских   вояк
батальоны. В этот момент  случилась  непредвиденная  заминка,  приковавшая
всеобщее внимание. Перед уже изготовившимся к посадке строем вдруг  откуда
ни возьмись возникла оборванная исхудалая фигура с  коротко  подстриженной
головой. Озадаченные мавры, всмотревшись пристальнее  в  странную  фигуру,
неожиданно узнали в ней ни кого иного, как самого, бесследно  исчезнувшего
Коку-Коки.  Да,  это  был  он,  собственной  персоной!  Бывший  всемогущий
диктатор багрового острова, пользовавшийся столь  всеобщим  и  увы,  столь
кратковременным обожанием своих соотечественников после бегства с острова,
оказывается,  скрывался  инкогнито,  покрытый  рубищем,  в  толпе   прочих
беженцев или же слоняясь вокруг каменоломен. Как преходяща земная слава!
     И теперь он имел наглость появиться перед строем мавров и с  льстивой
улыбочкой принялся канючить:
     - Что же это, братья, меня вы уже совсем забыли, что  ли?  А  ведь  я
такой же, как и вы, мавр. Возьмите меня с  собой  на  остров,  я  вам  еще
пригожусь!..
     Но до конца он не договорил. Рики-Тики-Тави, весь  позеленев,  рывком
выхватил из-за пояса широкий, острый нож.
     - Ваше преосвященство, - от волнения командарм никак не мог вспомнить
подходящий титул, - Ваше... Ваше премногоздравие, -  дрожащими  от  ярости
губами, наконец, выговорил он, обращаясь к лорду Гленарвану, - этот... да,
вон  тот,  это  же  и  есть  тот  самый  Коку-Коки,  из-за  которого  весь
шурум-берум,  вся  эта...  ихняя  эфиопская  революция  заварилась!   Ваше
блестящее  сиятельство,  дозвольте,  бога  ради,  я  ему   своими   руками
секир-башка сделаю!
     - Это ваши внутренние дела, а мы в них не вмешиваемся. Впрочем,  если
это вам доставит удовольствие, пожалуйста, я не против,  -  добродушно,  с
отеческой лаской в голосе ответил ему лорд. -  Только  давай  по-быстрому,
чтобы не задерживать посадку на корабли.
     -  Моя  шустро  делать,  -  радостно  вскричал  главнокомандующий   и
Коку-Коки успел только  чуть  пискнуть,  как  Рики-Тики  одним  мастерским
ударом раскроил ему горло от уха до уха.
     Затем лорд Гленарван и Мишель Ардан обошли торжественно весь строй  и
лорд произнес напутственную речь:
     - Вперед, на усмирение эфиопов! Мы будем помогать огневой  поддержкой
нашей корабельной артиллерии. По завершению похода  все  получат  денежное
вознаграждение.
     Грянул военный оркестр и  под  его  бравурные  звуки  все  доблестное
воинство полезло на корабли.



                          13. Неожиданный финал

     И вот  наступил  долгожданный  день,  когда  Красный  Остров,  словно
чудесная жемчужина в океане, предстал перед взорами наших мореходов.  Суда
встали на якоря и высадили на берег отряды вооруженных  до  зубов  мавров.
Рики-Тики-Тави,  преисполненный  боевым   духом,   выпрыгнул   первым   на
прибрежный песок и, размахивая саблей скомандовал:
     - Орлы, за мной!
     И мавры посыпались, вслед за ним, из десантных шлюпок на берег.
     И тогда произошло следующее. По всему острову, словно  из-под  земли,
поднимались  навстречу  непрошенным  гостям  вооруженные   бойцы.   Эфиопы
решительно наступали сомкнутыми рядами. Их было так много, что зеленый  от
буйных  тропических  зарослей  остров  в  мгновение  ока   превратился   в
действительно багровый, словно оправдывая свое  название.  Огромные  массы
надвигались на пришельцев со  всех  сторон  и  над  этим  красным  океаном
вздымался, колыхаясь, густой лес штыков и  копий.  И  этот  грозный  океан
отнюдь не представлял собою стихии, он был строго организован - то тут, то
там виднелись в нем подобные буграм  вкрапления  -  решительные  командиры
отдельных подразделений. В них без труды можно  было  опознать  тех  самых
отчаянных беглецов, что столь дерзко ускользнули  некогда  из  каменоломен
лорда Гленарвана. Командиры мавры, как и их войны,  все  были  в  багровом
эфиопском боевом снаряжении и грозно потрясали револьверами. По  выражению
их лиц и по жестам было ясно, что терять им нечего. Они ничего  не  хотели
знать, кроме боевого призывного клича: "Вперед!" На что  эфиопы  столь  же
единодушно отвечали с таким ревом, что кровь стыла в жилах:  "Вперед!  Бей
их, собачьих детей!"
     И,  когда  противники,  наконец,  сошлись,  то   все   увидели,   что
иммигрантская  рать  во  главе  с  Рики-Тики-Тави  не  более,  чем  щуплый
островок, захлестываемый со всех сторон бурлящим красным океаном.
     - Клянусь рогами сатаны, - ужаснулся Мишель Ардан, стоявший вместе  с
лордом на флагманском мостике, - ничего подобного я никогда еще не видел!
     - Да они в момент сбросят этих наших парней назад в море!  -  добавил
сэр Филеас Фогг.
     - Прикрыть немедленно наш десант заградительным артогнем! -  приказал
лорд Гленарван и вновь прильнул к линзам бинокля.
     Капитан Гаттерас - ныне канонир  на  флагманском  крейсере  -  тотчас
повиновался  и  четырнадцатидюймовое  орудие,   извергая   огонь,   грозно
гаркнуло.  Но  поскольку  капитан  фрегата  успел  уже  с   раннего   утра
основательно приложиться к фляжке с ромом, то эффект выстрела получился не
совсем таким, на какой рассчитывали. Снаряд сделал значительный недолет и,
вместо того, чтобы врезаться в густые эфиопские ряды, ударил  аккуратно  в
стык обоих противников. Мощный взрыв разметал в клочья  25  эфиопов  и  40
мавров. Второй выстрел оказался еще более эффектен:  50  эфиопов  с  одной
стороны и 130 мавров лорда Гленарвана с другой стороны.
     Третьего выстрела уже не последовало.
     Лорд  Гленарван,  наблюдавший  в  бинокль   изумительные   результаты
артиллерийской поддержки, которую  оказывал  его  маврам  бравый  капитан,
изрыгнул такое проклятие, каких и не найдешь ни в одном, даже  оксфордском
словаре. Он швырнул на палубу свой бинокль, схватил,  подбежав,  Гаттераса
за горло и оттолкнул его от пушки.
     - Что вы делаете, пьяная скотина! - прорычал лорд, - вы же лупите  по
маврам, черт бы вас побрал! Я семь лет дрессировал  эту  банду  для  своих
целей, а вы мне ее за семь минут всю перебьете!
     А бедняги-мавры в это время, получив от капитана Гаттераса два  столь
веселых  гостинца,  были  охвачены  небывалым  смятением.  Ряды  их   были
поколеблены, отовсюду неслись  стоны  и  проклятия.  Жалобные  стенания  и
ругательства слились в один сплошной рев.
     Рычал и ревел, тщетно пытаясь перекричать своих  подчиненных,  и  сам
Рики-Тики-Тави. Вокруг него все словно кипело в каком-то диком водовороте.
Но вот из этого водоворота выделилось искаженное ненавистью лицо одного из
рядовых воинов. Он подскочил к растерявшемуся командиру и с  пеной  у  рта
выкрикнул ему прямо в лицо:
     - Ну что, докомандовался? Сначала ты заманил нас к лорду  в  гости  и
сдал всех ему в каменоломни. Там нас семь лет терзали, сколько  там  наших
костей осталось? А теперь  что?  Хочешь  и  остальных  угробить?!  Впереди
эфиопы, позади пушки!! Ааа-ах!
     Он  взмахнул  своим  ножом   и   уверенным   движением   всадил   его
обанкротившемуся вождю точно между пятым и шестым ребром слева.
     - Помо... - со  стоном  выдавил  из  себя  командарм,  -  ...гите!  -
Закончил он уже на том свете.
     - Ура! - дружно воскликнули при виде этой сцены эфиопы.
     - Мы сдаемся! Ура! Братья, мы заключаем мир! - вопили  с  энтузиазмом
мавры, крутясь в бушующих волнах эфиопского прибоя.
     - Ура! - радостно отвечали эфиопы.
     И все смешалось друг с другом в какую-то невообразимую кашу.
     - О, холера, дьявол, гром и молния! - неистовствовал Мишель Ардан, не
в силах оторваться от бинокля. - Пусть меня повесят  на  осине,  если  эти
болваны там не мирятся!!! Смотрите же, сэр, они братаются друг с другом!
     - Я вижу, - ледяным голосом ответил лорд. - Но мне хотелось бы знать,
каким образом мы сможем теперь возместить все наши убытки по содержанию  и
прокормлению этой орды?
     - Ах,  послушайте-ка,  дорогой  сэр!  -  дружелюбно  промолвил  вдруг
француз, -  ничем  вы  не  сможете  здесь  поживиться,  кроме  тропической
лихорадки. И, вообще, я бы советовал вам, сэр, кончать всю эту волынку  и,
не теряя времени сниматься с якоря... Поберегитесь! - Внезапно оборвал  он
себя на полуслове и резко пригнулся. Лорд  машинально  последовал  примеру
Ардана. И как раз вовремя -  целая  туча  эфиопских  стрел,  вперемежку  с
мавританскими пулями, пронеслась прямо над их головами.
     -  Дайте  им  как  следует!  -  проревел  взбешенный  лорд   капитану
Гаттерасу.
     Гаттерас отбросил в сторону пустую уже фляжку из-под рома, бросился к
орудию и пустил в осмелевших противников новый  снаряд.  Он  разорвался  с
большим перелетом, мощным взрывом вышибло зубы у  гревшегося  на  солнышке
крокодила, а осколками, как бритвой, срезало хвосты  у  двух  мартышек.  А
объединенное войско мавров и эфиопов ответило новой тучей  стрел,  которые
оказались гораздо точнее нацеленными. На глазах  у  лорда  семь  матросов,
скончавшись, рухнули на палубу и  забились  в  судорогах.  Лица  их  стали
медленно покрываться подозрительными пурпурно-красными пятнами.
     - К черту с этой экспедицией! - загремел на мостике решительный голос
Ардана. - Отчаливайте, сэр! Вы что, не видите - у этих парней  отравленные
стрелы! Или вы хотите приволочь с собой на хвосте чуму в Европу?
     Благородный  лорд,  стиснув  кулаки,  разразился  градом   проклятий,
которые мы совершенно не в состоянии здесь привести.
     - Всыпать им еще на прощание! - прошипел он сквозь зубы Гаттерасу.
     Вконец окосевший от рома и от всего пережитого, артиллерист  Гаттерас
сделал как попало несколько прощальных  выстрелов,  и  корабли  снялись  с
якорей. Выпущенная с берега вдогонку новая  туча  стрел  уже  не  достигла
спешно удиравшую армаду.
     Спустя полчаса корабли  экспедиции  уже  плыли  в  открытом  море.  В
пенящейся за кормой воде плыли семь трупов отравленных  и  выброшенных  за
борт матросов.
     А  остров  окутался  туманной   дымкой,   постепенно   скрывшей   его
изумрудно-зеленые берега.



                            14. Последнее прости

     Ночью  тропическое  небо  над  Красным  Островом  расцветилось,   как
никогда,  многочисленными  праздничными  огнями.  И  с  проходивших   мимо
кораблей полетели экстренные радиограммы:
     "На острове сабантуй небывалых масштабов точка По всему острову гонят
шнапс из кокосовых орехов!"
     Вслед за тем радиоантенны на Эйфелевой  башне  в  Париже  перехватили
зеленые молнии, которые преобразились в аппаратах в слова  неслыханной  по
своей дерзости телеграммы:
     "Гленарвану и Ардану! Отмечая праздник нашего  великого  объединения,
шлем  с  него  вам,  су...  (неразборчиво)  что  мы   на   вас   ложили...
(непереводимая игра слов)... с пробором... (неразборчиво) с  нашим  к  вам
почтением эфиопы и мавры".
     - Отключить аппаратуру! - взревел Мишель Ардан.
     Станция онемела. Зеленые молнии погасли, и что было дальше - никто не
знает.




                             Михаил БУЛГАКОВ

                           ПОХОЖДЕНИЯ ЧИЧИКОВА

              Поэма в двух пунктах с прологом и эпилогом



                         - Держи, держи, дурак! - кричал Чичиков Селифану.
                         - Вот я тебя палашом! - кричал скакавший
                      навстречу фельдъегерь, с усами в аршин. - Не видишь,
                      леший дери твою душу, казенный экипаж.



                                  ПРОЛОГ

     Диковинный сон... Будто бы в царстве  теней,  над  входом  в  которое
мерцает неугасимая лампада с надписью "Мертвые души", шутник-Сатана открыл
двери. Зашевелилось мертвое  царство  и  потянулась  из  него  бесконечная
вереница.
     Манилов  в  шубе  на  больших  медведях,  Ноздрев  в  чужом  экипаже,
Держиморда на пожарной трубе, Селифан, Петрушка, Фитинья...
     А самым последним тронулся он - Павел Иванович Чичиков  в  знаменитой
своей бричке.
     И двинулась вся ватага на Советскую Русь  и  произошли  в  ней  тогда
изумительные происшествия. А какие - тому следуют пункты.



                                    1

     Пересев в Москве из брички в автомобиль и летя в  нем  по  московским
буеракам, Чичиков ругательски ругал Гоголя:
     - Чтоб ему набежало, дьявольскому сыну, под обеими глазами по  пузырю
в копну величиною! Испакостил, изгадил  репутацию  так,  что  некуда  носа
показать. Ведь ежели узнают, что я -  Чичиков,  натурально,  в  два  счета
выкинут к чертовой матери! Да еще хорошо, как только выкинут,  а  то  еще,
храни  бог,  на  Лубянке  насидишься.  А  все Гоголь, чтоб ни ему, ни  его
родне...
     И размышляя таким образом, въехал в ворота той  самой  гостиницы,  из
которой сто лет тому назад выехал.
     Все решительно в ней было по прежнему: из щелей выглядывали  тараканы
и даже их как-будто больше сделалось, но были и некоторые измененьица. Так
например, вместо вывески "Гостиница" висел плакат с надписью: "Общежитие N
такой-то" и, само собой, грязь и гадость была такая, о которой Гоголь даже
понятия не имел.
     - Комнату!
     - Ордер пожалте!
     Ни одной секунды не смутился гениальный Павел Иванович.
     - Управляющего!
     Трах! Управляющий старый знакомый: дядя Лысый Пимен, который  некогда
держал "Акульку", а теперь открыл на  Тверской  кафе  на  русскую  ногу  с
немецкими затеями: аршадами, бальзамами и, конечно, с проститутками. Гость
и управляющий облобызались, шушукнулись,  и  дело  наладилось  в  миг  без
всякого  ордера.  Закусил  Павел  Иванович,  чем  бог  послал,  и  полетел
устраиваться на службу.



                                    2

     Являлся  всюду  и  всех  очаровал   поклонами   несколько   набок   и
колоссальной эрудицией, которой всегда отличался.
     - Пишите анкету.
     Дали Павлу Ивановичу анкетный лист  в  аршин  длины,  и  на  нем  сто
вопросов самых каверзных: откуда, да где был, да почему?..
     Пяти минут не просидел Павел Иванович и исписал  всю  анкету  кругом.
Дрогнула только у него рука, когда подавал ее.
     - Ну, - подумал, - прочитают сейчас, что за сокровище, и...
     И ничего ровно не случилось.
     Во-первых, никто анкету не читал, во-вторых попала она в руки барышни
регистраторши,  которая  рас