старалась держаться поближе и пошла за ним шаг в шаг. - Ну что-нибудь о себе. Что-нибудь веселое. Кстати, как у вас с сердцем?
     Аксенов расхохотался. Ире стало стыдно. Ну и ляпнула! Расскажите что-нибудь веселое о своем больном сердце!
     - Извините, я не хотела.
     - Да нет, ничего страшного. С сердцем у меня все в порядке. Это тогда прихватило, потому что не туда свернул.
     - Как это? - удивилась Ира.
     Он взглянул на нее снисходительно, даже в такой кромешной тьме чувствовалось, что снисходительно.
     - Просто не туда свернул, а болезни для того и существуют, чтобы дать понять - стоп, притормози и подумай.
     Точно как Ленка. Говорит странные вещи и притом уверен, что это само собой разумеется, всем давно известно и только одна Ира этого не знает. Словно в школах или институтах учат, что все болезни не от инфекции, а от того, что над жизнью вовремя не задумался.
     - А вы мне тогда очень помогли, когда сказали, что меня на все не хватит, - чуть помедлив, признался Аксенов. - Я и в самом деле не тем занимался - лез всюду сам. Уж очень приятно себя незаменимым чувствовать. А нужно совсем другое. Нужно после себя не стены и акции оставить, а систему отношений построить.
     - Получается? - вполне искренне заинтересовалась Ира.
     - Пока не особенно, - тоже вполне искренне ответил он.
     - А... - догадалась она. - А я-то думаю, что Аксенов делает в этом номенклатурном поселке, да еще с теннисной ракеткой? Это вы характер выдерживаете, смотрите, как там без вас обходятся?
     - Обязательно, - засмеялся он. - Только пока и в теннис не получается, и характер выдерживать. Все равно на комбинат тянет. Очень уж хорошо себя незаменимым чувствовать.
     - Ничего, - шутливо успокоила его Ира. - У вас получится. - И вспомнила фразу из того сибирского разговора. - Вы же не похожи на человека, у которого может что-то не получиться.
     Но он на ее шутку не отозвался, посерьезнел и сказал:
     - Не знаю. Все-таки каждому человеку позарез нужно чувствовать себя незаменимым. Хоть в чем-то.
     - А почему мы идем в обход? - ведомая шестым чувством, перевела разговор на другую тему Ира. - Через поле гораздо ближе. Там всего лишь несколько деревьев и поселок. Я огоньки вижу.
     И действительно, там, куда она протягивала руку, что-то светилось. Или ей показалось, что светилось. Зато тропинка, по которой они шли, терялась в темноте, полнейшей, хоть глаз выколи, темноте.
     - Но мы же не знаем той дороги, - неожиданно мягко возразил Аксенов.
     - Да что тут знать! - воодушевилась Ира. - Пересечь это поле, и все. Я днем запомнила.
     - Ладно, пошли, - неохотно согласился он и взял ее за руку.
     Так стало намного спокойнее. Во-первых, она чувствовала рядом живое тепло, вернее, не просто живое, а человеческое, к тому же не просто человеческое, а мужское, что в данной ситуации гораздо уместнее. И можно даже не разговаривать, раз уж Аксенов так этого не любит. Странно только, как такие угрюмые молчуны умудряются стать популярными личностями. А во-вторых, цель становилась все ближе и ближе. В том, что впереди светятся огни поселка, не оставалось никаких сомнений. Плохо только, что открытые босоножки - не самая подходящая обувь для прогулок по полям. К тому же Аксенов шел очень быстро, и Ира с трудом за ним успевала, но пришлось приспособиться, лишь бы не вынимать свою ладонь из безопасного уюта его руки.
     Но тут случилось нечто ужасное. Ужасное потому, что из-за проклятой темени невозможно было увидеть и понять, что же именно случилось. А то, чего не можешь понять, и есть самое ужасное. Аксенов куда-то провалился и, уже провалившись, крикнул вначале: "Тьфу ты, черт!", а потом: "Стой на месте!" - и разжал пальцы, в которых была ее ладонь. Но Ира остановиться сразу не смогла и по инерции сделала еще шаг вперед. И наступила не на горизонтальную поверхность, а на отвесную, почти вертикальную. Левая нога послушно повторила этот трюк, а правая была уже на шаг впереди, и в результате Ира неслась с бешеной скоростью, едва касаясь каблуками земли и зная о своем направлении только одно - вниз.
     - Падай! - крикнул Аксенов откуда-то довольно близко, но Ира продолжала нестись на всех парах, потому что первым делом и очень отчетливо представила себе, как, упав, она покатится со склона с задравшимся подолом, под которым ничего нет. Поэтому она зажмурила глаза и покорилась абсолютно не слушающимся ее, несущим неизвестно куда ногам, пока каблуки не увязли и она не шлепнулась с разбегу в мокрую траву. Надо признать, что удар был довольно чувствительным и несколько секунд способность соображать возвращаться не спешила.
     Но при первой же возможности оценить положение Ира с удовлетворением убедилась, что юбка не подвела - красиво раскинулась вокруг нее колоколом, прикрыв все то, что больше ничем не было прикрыто. Ноги, которые только что были своенравно-резвы, теперь были так же своенравно-неподвижны - не болели, не ныли, а просто отказывались ее поднимать. Она оперлась на ладони и попыталась встать, но шлепнулась обратно.
     - Ир! Ира! У тебя все в порядке? Ты ничего не поломала?
     Аксенов не видел ее, пока не подбежал к ней вплотную. Зато она теперь видела его прекрасно - его затянутый в джинсу силуэт очень четко выделялся на фоне белого отвесного склона мелового обрыва, с которого она совершила такой чудесный скоростной спуск. Ира представила себе, как она на высоченных каблуках и с зажмуренными глазами мчится-летит башкой вниз, насмерть перепуганная, что задерется платье, и расхохоталась. А Аксенов в ответ на это почему-то еще больше испугался и, сев перед ней на корточки, принялся со знанием дела ощупывать ее руки и ноги. Ей стало щекотно, и она расхохоталась еще больше, с трудом бормоча сквозь приступы хохота:
     - Ой, умора! Ой, не могу!
     Она уже смогла встать, а все продолжала смеяться.
     - Тьфу, черт! Ну ты меня и напугала! Ты же могла башку свернуть. Нужно было падать. Говорят тебе - падай, значит, падай. Не известно, что могло оказаться тут внизу. Чего гогочешь как ненормальная? - рассвирепел Аксенов, когда убедился, что она цела и невредима.
     Она только предположила, не рассказать ли ему о том, ради чего, собственно, пришлось рисковать здоровьем, и расхохоталась еще неудержимее. Да так, что свирепый Аксенов не выдержал и заразился, тоже захохотал.
     Сквозь хохот они еле расслышали телефонный трезвон.
     Аксенов открыл крышку и с трудом выдавил из себя вразумительное: "Все в порядке. Скоро буду".
     - Я сумку где-то уронила, а там паспорт, - сказала она, когда смогла говорить, и они долго лазили по меловой горе в поисках сумки, а потом, цепляясь за редкие кустики, выбирались из рва на другую сторону.
     - Слушай, - подтрунивала Ира, напрочь забыв, что рядом с ней сам Аксенов, а не верный друг детства Володька Вороненок, - а вдруг там, наверху, еще какие-нибудь препятствия, ну там логово Змея Горыныча или избушка на курьих ножках?
     - Сказочница, - хмыкнул Аксенов. - Сказки сочиняешь, а не знаешь, что добры молодцы всегда побеждают, чтоб не уронить себя в глазах красных девиц.
     - В самом деле, - согласилась уличенная в непрофессионализме Ира и стала оправдываться:
     - Я знаю, просто забыла. У меня и главный герой - Толька - тоже побеждает потому, что рядом с ним девчонка.
     - Я помню, ты рассказывала, - сказал Аксенов и сделал последний рывок, чтобы выбраться на поверхность, в то время как Ира довольно устойчиво стояла на маленькой меловой ступеньке. Но пока он свешивался вниз, чтобы протянуть ей руку, она уже ловко зацепилась за высокую траву на краю обрыва, подтянулась и выкарабкалась наверх вполне самостоятельно. Подошла к свесившемуся вниз Аксенову, тронула за плечо и невинно спросила:
     - Простите, вы кого-то ищете?
     - Ты что вытворяешь? - вспылил Аксенов, отползая назад. - Могла бы обратно сорваться!
     - Ага! - крутанулась на каблуке Ира (все равно босоножки теперь пропали!). - Не дала тебе выполнить благородную миссию по спасению красной девицы. Все-таки жаль, что я ногу не сломала. Представляешь, завтра, нет, завтра не успеют, послезавтра в газетах появился бы трогательный снимок, запечатлевший, как ты вносишь на руках несчастную травмированную сказочницу в пункт охраны. Дети счастливы, что спасена любимая писательница! Работники комбината и все жители города умилены, что их директор оказался настоящим добрым молодцем.
     Или нет, лучше наоборот, там у вас и так никто не сомневается в твоем героизме. Сломал ногу ты. А еще лучше две ноги, на одной еще можно как-то доковылять. А я как доблестный боец избирательного фронта вытаскиваю на себе из страшной пропасти столп отечественной промышленности, который, в свою очередь, вытаскивает из пропасти Россию! Здорово?
     - Дурз! Я никуда избираться не собираюсь. Своих забот полон рот, - серьезно констатировал факт Аксенов.
     Ира удивилась его серьезности и обиделась на "дуру".
     Ладно бы "дурочка", в этом есть симпатичная, если в меру, конечно, мужская снисходительность к женской слабости, а "дура" - это уж слишком.
     - Сам дурак! - Оказывается, Ира сохранила в первозданном виде моментальную детскую реакцию, даже забыла о том, что со старшими так говорить не полагается, а ведь он старше на целых двенадцать лет.
     - Оба дураки, - не стал спорить Аксенов, показав на ров. - Это ж надо в такую яму свалиться!
     Ира оглянулась на терявшиеся внизу белесые очертания рва. "Яма" - было слишком мягко сказано, это была почти пропасть.
     - Пошли скорее домой, - шепнула она, задним числом не на шутку испугавшись. - Я промокла и замерзла.
     При входе в поселок Аксенов сунул в щель замка магнитный пропуск, но хитрое устройство мерзко запищало и пропустило только его одного. Ире пришлось доставать паспорт и записываться в журнал у недовольного охранника, который профессионально не обратил внимания на потрепанный вид ночных путешественников. Аксенову тоже пришлось расписаться в графе "Пригласивший".
     До его дома в поселке они добрались слишком быстро, и Ира не успела сообразить, как избежать того, чтобы входить внутрь. Не один же он живет. Сам сказал "мы этот дом недавно купили". Да и женат он. Ира хорошо запомнила, что он говорил про жену-москвичку, которая не знает своих двоюродных. И вот вам, пожалуйста, среди ночи гостья приперлась, принимайте, люди добрые. Но чем ближе к дому, тем больше Аксенов ускорялся, и она догнала его уже на веранде, когда пробежала мимо охранника, открывшего им дверь.
     - А можно... - начала она, чтобы попросить сразу отвезти ее домой.
     - Конечно, можно, - ответил Аксенов. - Вот там ванная, полотенца и халаты - все чистые.
     И ушел в другую комнату. Зато следом вошел охранник и не смог сдержаться: с удивлением осмотрел Ирину с головы до ног. Само собой, он очень хотел сделать вид, будто ее не замечает, но не смог. Еще бы, посреди хорошо освещенного паркетного холла стоит ранее нигде не замеченная странная особа - в сыром, мятом, испачканном мелом и травой платье да еще без нижнего белья. Она слишком поздно спохватилась, что при электрическом свете сквозь влажную тонкую ткань отсутствие белья будет очевидно каждому не совсем слепому человеку.
     Пришлось ответить молоденькому охраннику строгим взглядом учительницы первых классов, и он понял, поспешил ретироваться. А Ира разозлилась, окончательно осознав глупость своего положения. Сейчас лето, жена Аксенова, наверное, где-нибудь на курорте, и охранник вполне резонно принял ее за маленькое приключение шефа.
     Отвратительно, когда о тебе думают совсем не то, что есть на самом деле. Еще отвратительнее доказывать, что ты не верблюд. Поэтому ни в какую ванную она не пойдет, а сразу же, грязная и в мокром платье, поедет в Москву. Пусть Аксенов сейчас же отвезет ее домой!
     Причем сам, как обещал.
     Ира решительно распахнула дверь, в которую ушел Аксенов, и остановилась на пороге, привыкая к переходу от освещенного холла к темной комнате, которая оказалась спальней. Аксенов сидел на широченной кровати, примостившись с краешку и опустив голову. От неожиданности и резкости ее появления он вздрогнул. А Ира вдруг поняла, что не знает, как его зовут. Тогда, в командировке, конечно, знала, но теперь забыла и за весь этот вечер ни разу никак его не назвала. Не скажешь же - товарищ Аксенов, или господин Аксенов, или гражданин Аксенов... Пока в неловкой паузе она думала, как к нему обратиться, он встал, медленно сделал ей навстречу несколько шагов и сказал:
     - Останься. - И чуть погодя добавил:
     - Пожалуйста!
     Если бы он сказал что-нибудь вроде "ты мне безумно нравишься", или "я тебя хочу", или, что еще пошлее, "ты просто прелесть"... Если бы он не прибавил это "пожалуйста", которое обрело свой первоначальный смысл и звучало как "пожалей меня"... Если бы он нетерпеливо полез ее ощупывать, словно экспонат в школьном кабинете биологии, как это обычно делают мужчины при случайном знакомстве... Если бы он сделал хоть что-нибудь из этого "джентльменского набора", Ира немедленно развернулась бы и ушла. Прямо так, в темноту, пешком. Но он просто попросил: "Останься. Пожалуйста!" - и просто стоял и ждал. Но то, как он ждал, заставило ее самую малость, едва уловимо качнуться ему навстречу на своих злополучных каблуках, и этого оказалось достаточно, чтобы он сделал резкий выдох и сильно, очень сильно и очень быстро, прижал ее к себе.
     - Ирка... - шепнул он, скользнул ладонью к ее затылку, откинул назад ее голову и заглянул в глаза.
     Она не могла ответить его именем, а потому закрыла глаза и ответила поцелуем.

Глава 7

     Хуже нет просыпаться не дома. Ира даже у Ленки не оставалась ночевать и к маме из-за этого ездила очень редко. Видимо, потому, что в детстве слишком часто меняла обстановку - то у бабушки, то у родителей - и с трудом понимала, где же ее дом. И в это утро, проснувшись, она довольно долго лежала с закрытыми глазами вовсе не потому, что жалела о случившемся. Собственно, ничего особенного не случилось - нормальный, можно сказать, рядовой, секс между нормальным мужчиной и нормальной женщиной. Она долго не открывала глаза, потому что не хотела рассматривать чужие обои и искать туалет в чужом доме. Но надеяться, что чем дольше пролежишь с закрытыми глазами, тем больше шансов открыть их в собственной квартире, не приходилось.
     Часы с огромным циферблатом на белой стене напротив кровати показывали двенадцать. Аксенов отсутствовал. Причем отсутствовал так прочно, словно его здесь никогда и не было - вычурный дубовый спальный гарнитур стоял пустой, как в магазине. Хотя и в магазинах сейчас чаще всего кладут на тумбочку какой-нибудь журнальчик, а на туалетный столик ставят флакончик из-под духов. Так что аксеновская спальня выглядела скорее не мебельным магазином, а складом, разве что пыли нет.
     Снаружи еле слышно доносился разговор. Ясно, что разговаривают мужчина и женщина, но слов разобрать невозможно. Ира была далека от мысли, что в этом явно не обжитом доме можно нарваться на семейную сцену, и все же обрадовалась, когда увидела, что вход в ванную комнату и туалет находится прямо в спальне. Она приняла душ, вымыла голову, просушила под стенным феном волосы и оставшийся в пакете сырым купальник и, вернувшись обратно в спальню, обнаружила, что ее платья нигде нет. Заглянула под кровать, в тумбочку, в шкаф, где болтался одинокий светло-серый костюм. Платья не было.
     - Что за дурацкие шутки! - громко высказалась она и от всей души хлопнула фигурной дверцей шкафа.
     Плевать, что он итальянский и дорогой. Если Аксенов смеет трогать ее вещи, то и она не пожалеет его шкаф. Но ее смелый разрушительный порыв некому было оценить.
     Где-то в глубине дома по-прежнему бубнили приглушенные голоса. Пришлось влезть в полосатый махровый халат, который она приметила в ванной, и выйти на неизведанную территорию, ориентируясь на голоса.
     - Ой, не знаю, Володечка, - сетовал женский голос. - Все бы ничего: и от дома только полчаса добираться, и зарплата приличная, но эта Маргарита Сергеевна ваша... Как приедет, так меня ноги на работу не несут.
     Молодая вроде, симпатичная, а прям зверем смотрит, аж сердце заходится. Хоть бы она приезжала пореже. "Постельное белье нужно каждый день менять". А то я без нее не знаю! Я у министров работала и у маршалов работала, без ее указок знаю, как хозяйство вести. Всякие хозяйки бывали, но такой, как эта ваша Маргарита, не видала. Ну все ей не так, все не этак! Она небось вам там совсем жизни не дает.
     - Маргаритка-то? - хихикнул кто-то в ответ. - Да не... Маргаритка к нам нос не сует. У нас Петрович всем заправляет, Петровича Сам слушается, ему Маргаритка нипочем. Она все больше по личной части...
     Ира уже вошла в просторную кухню, где седая женщина с аккуратной короткой стрижкой стояла за гладильной доской, а хихикающий субъект, оказавшийся вчерашним молодым парнем-охранником, что-то сосредоточенно жевал. Она, конечно, не стала бы слушать чужой разговор, но не сразу сообразила, что сказать. Узнать, куда делся Аксенов? Спросить, где ее платье? Глупо.
     - Доброе утро, Ирина Сергеевна. Минуточку подождите, пожалуйста, я уже заканчиваю. Только-только из машины вытащила, - увидев Иру, приветливо улыбнулась женщина, словно знала ее давным-давно.
     Так. Неплохо! Эти люди, оказывается, уже в курсе, как ее зовут. Более того, эта совершенно посторонняя женщина мягкими точными движениями как ни в чем не бывало гладит ее пропавшее платье. Такое самоуправство возмутило Иру еще больше, чем отсутствие платья на месте. Неужели эта женщина заходила в спальню, когда она была еще в постели. Иначе как платье попало бы в ее руки? Может быть, тут еще видеокамеры в каждой комнате наставлены? От дома, где по-домашнему чувствует себя только обслуга и охрана, хозяин только появляется на ночлег, а хозяйка, как выражается домработница, прям зверем смотрит, можно ожидать чего угодно. Казенное радушие улыбчивой женщины показалось Ире еще неуютнее, чем вчерашнее ночное поле.
     - Вам чаю или кофе? На завтрак омлет с сыром. Есть еще ветчина и мюсли, - таким же ровным тоном продолжала женщина. - Володечка, налей в кофеварку воды.
     "Отдайте мое платье и оставьте меня в покое!" - хотела крикнуть Ира, но сумела сдержаться и вежливо ответила:
     - Спасибо, ничего не нужно. Я должна срочно ехать.
     Я уже опаздываю.
     Володечка, с явным удовольствием орудовавший кофейным агрегатом, растерялся:
     - А Александр Николаевич сказал, что вы его дождетесь, велел вас на пляж проводить. Он в четыре будет.
     И машины сейчас нет...
     "А Александр Николаевич не сказал, кто за меня платежки и договора подпишет, и не велел, чем меня кормить на обед - манной кашкой или гречневой? Или, может, он горит желанием представить меня своей злобной Маргарите Сергеевне?" - чуть не вырвалось у Иры.
     Нет, надо скорее отсюда уходить, иначе говорить одно, а думать совсем другое войдет у нее в привычку.
     - Я сейчас позвоню... - сказал охранник и потянулся к лежавшей на обеденном столе трубке, но Ира резво его опередила и схватила трубку первой.
     - Не надо, я сама доберусь до Москвы.
     Быстро набрала номер своего офиса, но едва отпустила последнюю кнопку, в трубке послышались короткие гудки.
     - Через ноль, - подсказала женщина, повесила ее платье на плечики и куда-то с ним ушла.
     Через ноль с первого же гудка ответила Настенька.
     - Ой, Ирина Сергеевна, наконец-то, а то мы тут все переволновались... - начала она, но ее оборвал голос Максима:
     - Ир, ты откуда? Ты что, с ума сошла? Я уже всех на уши поставил, водитель говорит, осталась с каким-то мужиком, и нет тебя и нет... Позвонить хоть могла бы?
     Максим совсем забылся, при Настеньке и при Екатерине Михайловне говорил с ней так, что все об их отношениях было понятней некуда. Но она сама виновата - совсем не подумала, что Максим будет волноваться. А ведь уже двадцать раз могла бы ему позвонить.
     - Извини, - искренне повинилась она, преисполненная чувством благодарности и тихой, внутренней удовлетво