вряд  ли  грабители  нанесут  ферме
какой-нибудь ущерб, разве что спалив  ее  дотла.  С  тех  пор  как  мой  дед
переехал в Уитби, этим домом пользуются только пастухи,  перегоняющие  летом
стада на возвышенности.
   - А если воры захватят их овец?
   - Им очень скоро надоест с ними возиться, и они прирежут пару-другую  для
своих походных котелков, а мои кузены через несколько дней найдут  остальных
и приведут их домой. Конечно, они станут громко требовать возмездия,  однако
вряд ли смогут преследовать воров, разыскивая  стада  по  окрестным  холмам.
Паэн рассмеялся.
   - Сомневаюсь, что мне удалось  бы  заработать  много  золота,  состоя  на
службе у вашей родни. Джоанна пожала плечами:
   - Только когда мой дед стал владельцем "Рога Локи" и начал  продавать  за
море шерсть, мы начали нуждаться в охранниках и укрепленных домах. А до  тех
пор у нас было мало серебра и совсем не  было  золота,  которое  требовалось
защищать.
   Улыбка исчезла с лица Паэна.
   - Я сделаю все, чтобы вы получили назад ваше золото, Джоанна. Как  только
наступит весна, я уеду на юг и разыщу там Молеона. Если король уже вернулся,
я буду хлопотать о том, чтобы вам вернули все, что у вас отобрали, - золото,
корабли...
   Джоанна приложила палец к его губам:
   - Не надо. Знаете, Паэн, во время нашего долгого путешествия я почти ни о
чем не думала, кроме золота... Он улыбнулся:
   - Почти?
   - Выслушайте меня, Паэн. Чем больше я над  этим  размышляла,  тем  больше
склонялась к выводу, что золото Мерко не принесло мне и моей семье счастья.
   - Золото приносит то, что вы сами хотите за него  купить.  Оно  дало  вам
хороший дом в Уитби, роскошные наряды, уверенность в том,  что  вашим  детям
никогда не придется голодать... - Паэн  окинул  взглядом  залитое  солнечным
светом помещение. - Вы предпочитаете жить здесь и разводить овец?
   - Если бы когда-то, очень давно, те пираты не заблудились в тумане и если
бы мой дед потом не заявил права на спасенный корабль и не начал  возить  на
нем шерсть за море, моя семья по-прежнему жила бы на  этой  ферме,  не  имея
ничего, кроме нескольких клочков земли да еще стада овец. У нас не  было  бы
золота, а мой брат не стал бы оруженосцем, чтобы  вскоре  лишиться  жизни  в
замке Рошмарен.
   Он взял ее руку в свою.
   - Джоанна...
   - Нет, Паэн, не  перебивайте  меня.  Не  будь  этого  золота,  Мальби  не
позарился бы на мое приданое и я никогда не вышла бы за него замуж. Я  могла
бы погибнуть в Рошмарене,  как  и  мой  брат,  если  бы  не  вы.  Вы,  Паэн,
единственная радость, которую когда-либо принесло мне золото Мерко.
   - Стало быть, вы готовы расстаться со всем,  что  имели,  и  вести  здесь
жизнь обычного фермера? Джоанна улыбнулась:
   - Я уже сделала это, Паэн. Вот почему мне так нужен будущей весной  загон
для овец. Его лицо расплылось в ухмылке.
   - Тогда мне лучше не раскалывать оставшуюся часть на дрова. Где находится
усадьба?
   - В нескольких милях к  северу,  по  другую  сторону  холма,  за  Клыками
Ведьмы.
   Он слегка коснулся поцелуем ее лба.
   - И сколько всего у вас кузенов?
   - Двадцать. Ни один из них не приходится мне  близким  родственником,  но
все они для меня все равно что братья и сестры.
   Он озадаченно взглянул на нее.
   - Двадцать человек -  это  слишком  много,  Джоанна.  Я  бы  хотел,  если
возможно, сохранить вас для себя. Ничто не мешает  нам  провести  здесь  всю
зиму вдвоем.
   Она отстранилась от него и посмотрела ему в глаза.
   - Вы же сами дали мне понять, что никогда больше  не  подпустите  меня  к
себе. По  вашим  словам,  ребенок  может  навлечь  беду  на  нас  обоих.  Вы
предлагаете нам жить отдельно от моих родных, словно мы с вами муж и жена?
   Он не опустил глаз, услышав ее вопрос.
   - Ребенок может навлечь на нас беду, но и разлука  тоже  станет  для  нас
бедой. Что бы мы ни решили, риск все равно остается. - Он коснулся ее  щеки,
и она почувствовала запах свежей древесины и дыма.  То  был  аромат  зимнего
дома и животворного огня. - Я устал жить так,  словно  земли  Рошмарена  или
золото Мерко имеют для нас решающее значение, вынуждая нас расстаться. Я был
глупцом, Джоанна. Прошлой ночью, когда  я  вас  потерял  и  думал,  что  уже
никогда больше не смогу найти...
   - Но вы нашли меня. И пусть Молеон забирает себе золото  и  корабли  -  я
никогда больше вас не покину. Оставайтесь со мной, Паэн, - а  там  будь  что
будет!
   "Оставайтесь со мной".
   Вытянувшись  во  весь  рост  на  глиняном  полу,  в  ярко-зеленом  плаще,
оживлявшем своим цветом серые стены их  жилища,  Джоанна  казалась  видением
весны среди однообразного зимнего пейзажа. Ее гладкие каштановые волосы  при
свете огня приобрели более густой оттенок, а зеленые глаза поверх  плаща,  в
которых отражались золотистые искорки  огня,  притягивали  его  к  себе  как
магнитом.
   Он хотел сказать ей об этом, однако не смог произнести ни  слова.  Бросив
взгляд на очаг, Паэн увидел в его пламени лица из его прошлого и  разоренный
врагами Рошмарен. Лицо Джоанны  побледнело,  огонек  оживления  погас  в  ее
глазах.
   - Сейчас не пришло еще время для клятв и обещаний. У  нас  впереди  целая
зима, Паэн, и пока этого вполне достаточно.
   - Нет. - У него перехватило горло, и он начал снова:
   - Нет, у нас впереди больше чем одна зима - намного больше,  если  на  то
будет Божья воля. Но весной мне придется вас покинуть и снова пересечь море.
Я обязан позаботиться о безопасности моего брата и его  месте  в  аббатстве,
потому что это все, на что он когда-либо может рассчитывать.
   - Я не допущу, чтобы вам пришлось выбирать между долгом  перед  братом  и
моей любовью! - взволнованно воскликнула Джоанна. - Если  бы  мой  брат  был
жив, я бы охотно отдала все свое имущество и даже жизнь, лишь бы уберечь его
от  беды.  Делайте  что  считаете  нужным,  Паэн,  а  потом,  если  сможете,
возвращайтесь ко мне. У нас впереди целая жизнь, и если вы вернетесь...
   - Я непременно вернусь.
   - ..я буду ждать вас здесь, у этого очага. Он привлек Джоанну  к  себе  и
посмотрел в ее прекрасные зеленые глаза, полные надежд на  будущее,  на  то,
что весна когда-нибудь вернется в эти холодные, заснеженные края - и  в  его
суровую, отягощенную войной жизнь.
   - В летнее время до усадьбы можно не спеша добраться за час, - промолвила
она. - Но сейчас, когда на полях лежат сугробы...
   Паэн вздохнул:
   - В таком случае нам лучше поехать туда не откладывая, чтобы вернуться до
наступления ночи. - Он взглянул на нее. - Если бы мы  с  вами  были  в  раю,
Джоанна, то не покидали бы этот очаг две недели подряд.
   Джоанна улыбнулась:
   - Когда нагрянут крещенские морозы, вот тогда мы с  вами  и  поговорим  о
рае.
   - А как мы с вами будем проводить время, пока зима еще в самом начале?  -
лукаво спросил он.
   Ее тонкие брови приподнялись над бездонными зелеными очами.
   - Мы наколем побольше дров в рощице, которая находится прямо под нами  на
берегу реки, и заменим старые доски в загоне для овец. И...
   - И?
   Улыбка на лице Джоанны стала шире.
   - В конце концов может оказаться, что нам не  понадобится  слишком  много
дров, чтобы согреться.

***

   Усадьба  Гандейл  представляла  собой  внушительных  размеров   строение,
сооруженное в том же духе, что и скромное жилище Джоанны по  другую  сторону
холма. Ее дверные косяки, когда-то покрытые росписью, стершейся со  временем
от  прикосновения  множества  рук,  были  украшены  вырезанными  из   дерева
изображениями людей с суровыми нордическими чертами.
   Обитатели Гандейла не имели  ничего  общего  с  этими  хмурыми,  жесткими
лицами на дверных косяках. Они оказались именно такими, какими  и  описывала
их Джоанна, - трудолюбивыми, преуспевающими фермерами, не ведающими  страха,
которых мало тревожили долгие отлучки  их  норманнского  короля  из  Англии.
Несмотря на то что Паэн успел выучить язык англосаксов за те  годы,  что  он
провел в армии короля  Ричарда,  ему  было  трудно  понять  речь  обитателей
Гандейла с их странным грубоватым акцентом, и это  обстоятельство  дало  ему
повод не торопиться с ответами на неизбежные  вопросы,  смысл  которых  было
нетрудно угадать, даже не зная языка. Пусть Джоанна сама с ними разбирается.
   Старый Рольф  и  его  семья  уже  слышали  о  кончине  Хьюго  Мерко  и  о
безвременной гибели Джоанны Мерко в бретонских лесах, когда отвозили  налоги
королевскому сборщику  в  Уитби.  Последнему  утверждению  они,  однако,  не
поверили, поскольку в часовне аббатства не было никакой плиты  с  надгробной
надписью.
   Нахмурившись, старый Рольф пообещал Паэну, что, если кто-нибудь явится  в
Гандейл за Джоанной, он ответит, что ему ничего о ней не известно,  и  тайно
пошлет сообщение в домик за гребнем холма.
   - И вы заставите этих бретонских воров вернуть Джоанне  ее  состояние?  -
обратился Рольф к Паэну.
   - Ворами были не бретонцы,  а  норманны,  -  ответил  Паэн.  -  Те  самые
норманны, которые ограбили моего отца-бретонца.
   Рольф широко улыбнулся, обнажив ряд желтоватых зубов, и подозвал  к  себе
сыновей, чтобы те услышали слова гостя.
   - Похоже, родные Паэна так же пострадали от норманнских захватчиков,  как
и наш народ, - пробурчал он. - Неужели им мало тех земель, которые у них уже
есть? - Старик взял Паэна за рукав и, притянув его к себе,  хриплым  шепотом
добавил:
   - Каждое утро в день  Самхейна  я,  как  когда-то  мои  деды  и  прадеды,
поднимаюсь к Клыкам Ведьмы, оставляю ей эль и  зерно  для  наших  мертвых  и
прошу ее устроить так, чтобы норманны никогда больше сюда  не  вернулись.  И
сколько я себя помню, она меня еще ни разу  не  подводила.  Я  советую  вам,
молодой человек, сделать то же самое ради вашей  дамы  и  ради  собственного
блага.

***

   Рольфа и его домочадцев мало заботило все, что происходило  за  пределами
их маленькой долины. Они относились к Паэну как человеку их круга, однако не
спрашивали, по крайней мере в его присутствии, как могло случиться,  что  он
прибыл сюда вместе с Джоанной.
   Женщины обращались с Паэном так, словно он был мужем Джоанны, и сам он не
делал ничего, чтобы опровергнуть их убеждение. После первого часа осторожных
расспросов мужчины стали задавать вопросы  о  его  прошлом,  нахваливая  его
воинскую сноровку с тем же  невозмутимым  видом,  с  каким  они  давали  ему
советы, как лучше подготовить загон для овец Джоанны к весне.
   Помимо всего прочего,  обитатели  Гандейла  оказались  людьми  щедрыми  и
прислали им целых  две  телеги  с  провизией  и  инструментами  из  амбаров,
аккуратным четырехугольником окружавших усадьбу. Копченое мясо, зерно, эль и
бруски сушеного торфа перекочевали в тот же день через гребень холма к  дому
Джоанны.
   - Это самое малое, чем  мы  вам  обязаны,  -  пояснил  Джоанне  почтенный
патриарх Гандейла. - Хьюго Мерко никогда не присваивал себе доход от продажи
нашей шерсти и отдавал всю выручку нам, оставляя себе лишь столько,  сколько
было нужно, чтобы уплатить команде. Он делал это по  старой  дружбе,  потому
что когда-то мы помогли его отцу найти деньги на ремонт корабля, на  котором
впоследствии он стал вывозить шерсть за границу. И  ради  старой  дружбы  мы
сделаем все, чтобы вы благополучно пережили эту зиму, и  еще  будем  считать
себя перед вами в долгу.
   Мужчины из усадьбы проводили их до фермы, таща телеги, до отказа  набитые
всевозможными припасами. Они помогли им перенести в дом солонину и  мешки  с
зерном и подвесили их к низким  стропилам,  затем  прикатили  большую  бочку
дорогого заморского  вина,  поместив  ее  в  самом  дальнем  углу.  За  ними
последовали широкий  соломенный  тюфяк,  вязанка  дров,  инструменты,  чтобы
соорудить простой деревянный остов для кровати, и, наконец, глубокий, прочно
сколоченный чан для варки эля.
   Джоанна, у которой еще недавно  в  сундуках  имелось  достаточно  золота,
чтобы купить  множество  таких  усадеб,  как  Гандейл,  проявляла  искреннюю
радость при виде каждого нового мешка с зерном, каждого  шерстяного  одеяла,
принесенного с телег. Казалось, она забыла о  том,  что  когда-то  ее  семья
владела чем-то большим, нежели этот скромный домик в тени Клыков Ведьмы. Для
мужчины, подобного Паэну, никогда не имевшего собственного очага и  жены,  о
которой ему отныне придется заботиться, каждая вещь и  каждый  горшок  стали
приметами жизни,  еще  более  непривычной,  чем  даже  сарацинские  шатры  в
Палестине. На его глазах  холодное,  пустое  жилище  превращалось  в  уютное
гнездышко, где ему предстояло провести всю долгую  зиму  рядом  с  женщиной,
которую он любил.
   Они провожали взглядом длинный караван из телег, когда тот отбыл  обратно
в Гандейл, с  привязанными  к  задкам  телег  лошадьми,  которым  предстояло
провести зиму в конюшне усадьбы,  где  их  ждали  удобные  стойла  и  полные
кормушки овса  на  зиму.  На  всем  огромном  заснеженном  поле,  окружавшем
приземистый домик Джоанны, не осталось ни единого живого существа, кроме нее
и Паэна. Они стояли  перед  дверью,  наслаждаясь  последним  скудным  теплом
клонившегося к закату солнца.
   Это был самый счастливый день в его жизни.  Лицо  Джоанны  порозовело  от
счастья, а ее глаза радостно поблескивали в  слабом  свете  солнца.  Если  и
впрямь среди этих вересковых пустошей, куда еще не  успела  добраться  новая
вера, жила богиня весны,  то  Джоанна  была  ее  служительницей,  в  крепком
стройном теле которой заключались вся сила и волшебство, о  которых  пели  в
своих балладах древние.
   Она улыбнулась Паэну и погрузила руки в мягкий сугроб, нанесенный  ветром
возле каменной стены их жилища. Джоанна  расстелила  на  земле  плащ,  чтобы
набрать в него побольше снега, и затем ринулась к яме с горящим углем, чтобы
высыпать свою холодную ношу в чан, стоящий рядом с очагом. Схватив  на  ходу
ведро, она  погрузила  его  в  тот  же  сугроб  и,  наполнив  снегом,  снова
направилась к чану. Паэн взял ведро из рук Джоанны.
   - Неужели вам известно какое-нибудь колдовское  заклинание,  превращающее
талую воду в эль? Джоанна рассмеялась и взяла второе ведро.
   - Зачем нам эль, когда еще до  захода  солнца  у  нас  будет  полный  чан
горячей воды, сдобренной сухими лепестками роз из запасов Хадвин?
   - Вы можете простудиться...
   - Нет, поскольку у меня есть теплый матрас и одеяла из Гандейла...
   Паэн забрал у нее ведро.
   - Я сам наполню чан, а вы тем временем достаньте одеяла.
   Джоанна покачала головой. Теперь, когда все страхи  остались  позади,  ее
вдруг охватила робость, и близость Паэна вызывала в ней невольную дрожь.
   - Они отдали нам свой топор, - удивилась она. - Не могли бы  вы  нарубить
побольше дров из тех бревен, что мы привезли из рощи?
   Ветер со свистом пронесся под низкими балками, и тяжелые мешки  с  зерном
медленно закачались в полумраке.
   - Сначала я вскрою бочку, - отозвался Паэн, - и  налью  нам  вина.  Затем
займусь дровами.
   - Я пока согрею воду...
   - Как только я покончу с делами, - продолжал Паэн, - я поднимусь  наверх,
к Клыкам Ведьмы, и окроплю ваших древних богов вином, чтобы отблагодарить их
за помощь. А вернувшись, залезу в этот чан, смою с себя  всю  грязь  и  лягу
рядом с вами. Если вы заснете, я не стану вас будить, Джоанна.
   Она  принялась  сосредоточенно  осматривать  мешочки  с  сухими  травами,
привезенные из Гандейла.
   - Я вовсе не собиралась вас прогонять.
   - А я не собирался просить  ни  о  чем,  кроме  теплой  постели.  Джоанна
улыбнулась и подняла на него глаза.
   - Думаю, еще до того, как мы с  вами  поднялись  на  борт  корабля,  наши
отношения зашли гораздо дальше желаний и просьб. Путешествие было долгим, и,
надо полагать, мы уже не те люди, какими были, когда впервые  встретились  в
Бретани.
   Паэн кивнул, однако не сделал даже движения, чтобы дотронуться до нее.
   - Вы не жалеете о том, что отдали свое сердце чужаку?
   - Не больше, чем вы жалеете о том, что последовали  за  совершенно  чужой
вам женщиной и поселились в доме таком  низком,  что  ваша  голова  задевает
потолочные балки. - Она  подошла  к  нему  и  погладила  маленькой  холодной
ладонью его щеку. - К весне, Паэн, мы уже не будем чужими друг  другу  и  вы
успеете узнать все мои секреты.
   Он коснулся ее губ мягким, нежным поцелуем, но она отстранилась от него и
заговорила снова:
   - А я буду знать все ваши секреты -  все  до  единого,  вплоть  до  имени
последней сарацинской пленницы, которая научила вас тем приемам, от  которых
у меня захватывает дух. Все ваши секреты, Паэн. Думаю, целой зимы нам на это
хватит.

***

   Секреты. Секреты в конце концов могли привести его к гибели.
   Он облегчил бы свою душу, если  бы  поведал  Джоанне  Мерко  последний  и
единственный из секретов, имевших для него значение, - а именно, что это  он
убил ее мужа и оставил  его  холодное  окровавленное  тело  лежать  на  полу
Нантского притона.
   Зная природную жестокость Ольтера Мальби, Джоанна наверняка поймет, что у
Паэна не оставалось иного выбора. Зная алчность Ольтера Мальби,  Джоанна  не
усомнится в том, что норманнский дворянчик отправился в Нант отнюдь  не  для
того, чтобы принять предложенную Паэном крупную сумму  золотом  в  обмен  на
земли Рошмарена. Зная беспощадность Ольтера Мальби, Джоанна охотно поверит в
то, что с того момента,  как  он  выехал  из  ворот  замка  в  сопровождении
вооруженной до зубов охраны, он  уже  знал,  что  Паэн  и  все  прочие,  кто
прибудет вместе с  ним  к  месту  встречи,  должны  умереть,  а  его  золото
перекочует в кошелек Мальби, как только тело Паэна окажется на дне Луары.
   У него были все основания полагать, что  Ольтер  Мальби  погиб,  имея  на
совести грех куда более тяжкий, чем предательство. Из  рассказа  Джоанны  он
сделал вывод, что именно Мальби подстроил смерть молодого Гаральда Мерко  во
дворе замка Рошмарен. Ни один рыцарь, сколь бы неопытным и беспечным  он  ни
был, не позволит неопытному юнцу  упражняться  иначе,  как  только  с  тупым
оружием, и уж тем более не вложит заостренный меч в руку того, кому поручено
было его обучать. Он догадался об этом еще несколько дней назад, в маленькой
рощице на берегу Эска, когда показал Джоанне мечи разбойников,  презрительно
заметив, что ими нельзя зарезать даже цыпленка. Судя по тому, что он  узнал,
брат Джоанны скончался от ран, полученных во время тренировки на третий день
после его прибытия в Рошмарен. На третий день...
   Это не было несчастным случаем. Это было преднамеренное убийство  -  ведь
после смерти молодого Мерко Джоанне и ее мужу достались бы все корабли и все
состояние ее дяди Хьюго.  Вскоре  после  того,  как  его  люди  хладнокровно
прикончили младшего брата Джоанны, Ольтер Мальби оседлал коня и отправился в
Нант, чтобы забрать у Паэна заработанное с  таким  трудом  золото,  а  затем
убить и его тоже.
   Паэн громко выругался. Сколь бы недостойно юный сир Мальби ни прожил свою
жизнь, сколько бы преступлений,  порожденных  алчностью,  ни  отягощали  его
совесть, Паэн не должен забывать, что он был мужем  Джоанны.  И  Джоанна  не
знала о том, что теперь она делила постель с человеком,  который  сделал  ее
вдовой. Более того, она никогда не узнает об этом, если они проведут остаток
своей жизни здесь, в тени Клыков Ведьмы. Она ни о чем  не  догадается,  если
только сам Паэн случайно не обмолвится о своем поступке во сне или  в  бреду
или если чье-нибудь неосторожное слово, достигнув ушей Джоанны, не  заставит
нарыв его тайны прорваться наружу.
   Разумеется, с его стороны это было  трусостью.  Первую  из  двух  тайн  -
предполагаемое убийство  Мальби  молодого  Мерко  -  он  готов  был  хранить
исключительно ради блага самой Джоанны, чтобы избавить ее от страданий.  Что
же касается второй - гибели Ольтера Мальби от его собственных рук, -  ее  он
обязан хранить как ради Джоанны, так и ради себя самого, потому что если она
когда-нибудь узнает правду, то будет настолько потрясена, что никогда больш